Дипломная работа: Способы номинации персонажей в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. И.Н. УЛЬЯНОВА

Кафедра русского языка

Допущена к защите:

Зав. кафедрой русского языка

________________________

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

"Способы номинации персонажей в романе М. Булгакова

"Мастер и Маргарита"

Автор работы: Бережная Ирина Евгеньевна,

филологический факультет

Специальность "Русский язык и литература"

Руководитель работы: Кузьмина Н.А.

Оглавление

Введение

Глава 1. Персонаж как система номинаций

1.1 Понятие "номинация" в лингвистике и его использование в литературоведении. Номинации персонажа

Глава 2. Общая характеристика имен в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

2.1 Частотная характеристика имен в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

2.2 Проблема исследования имен в произведении.

2.3 Семантика имен

2.4 Поэтика названия романа.

2.5 Повторная номинация при организации текста.

Глава 3. Принципы и способы номинации персонажей в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

3.1 Типология имен персонажей в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

3.2 Традиции именословия в художественном творчестве М.А. Булгакова

3.3 Происхождение имен героев в романе Булгакова

Заключение

Список использованной литературы

Приложения

Введение

Художественная литература обладает рядом признаков. Один из них - создание персонажей (героев, лиц), чья "жизнь", действия, мысли и чувства составляют основу сюжета эпических, драматических, лиро-эпических произведений.

При определении персонажной сферы произведений необходимо учитывать условность искусства: ведь субъектами (лицами) здесь могут выступать и ветер, и солнце, и орел ("Колыбельная песня" А.Н. Майкова), Кузнечик-Музыкант в одноименной поэме Я.П. Полонского, восхищавшей B. C. Соловьева: "Полонский стянул и сжал обычное содержание человеческой жизни в тесный мирок насекомых" [45,90].

Но все-таки наиболее широкие возможности для раскрытия характера, личности открываются перед писателем при создании человеческих персонажей (именно о них пойдет речь в нашей работе). О силе художественной иллюзии, возникающей при сопереживании романным героям и героиням, пишет А.И. Белецкий: "... В фиктивности этих человеческих образов мы, за немногими исключениями, не сомневаемся. И в то же время эти призраки по временам приобретают для нас большую реальность, чем окружающие нас живые люди, мы считаемся с ними, как с подлинно существующими или существовавшими, воспринимаем себя и других в формах, созданных творческим воображением писателя. Нетерпеливые читатели осаждают дом Ричардсона, чтобы узнать от него или от его домашних, жива ли Кларисса Гарлов, героиня его обширного и еще не дописанного до последней главы романа; к могиле несчастного Вертера отправляются поклонники, готовые последовать его примеру. Эти наивные выражения непроизвольной веры в реальное бытие поэтических героев типичны, может быть, для определенного общественного возраста; но и более зрелое общество не перестает по-своему галлюцинировать литературными образами..." [9,89]

Одним из свидетельств такого "галлюцинирования литературными образами" является превращение собственных имен персонажей в нарицательные, чему немало способствуют и сами писатели, "оживляющие" литературных героев, и литературная критика, закрепляющая расширительное значение антропонимов: "Гамлет и Дон-Кихот" И.С. Тургенева, "Господа Молчалины" М.Е. Салтыкова-Щедрина, "Леди Макбет Мценского уезда" Н.С. Лескова, Обломов в трактовке Н.А. Добролюбова, затем Д.Н. Овсянико-Куликовского и др.

В русской классической литературе персонажи, в особенности главные, интересны читателю как определенные характеры, типы, личности (в русской критике, литературоведении для обозначения обобщения, которое заключено в образе-персонаже, используются разные термины, самый традиционный и семантически нейтральный из них, по-видимому, характер) [9,164]. Читатель проходит путь от образа человека к истолкованию его характера, и "в свете диалогичности литературы, ее обращенности к читателю особенно очевидна необходимость разграничения персонажа как характера и как образа" [17,172]. Ведь один и тот же персонаж может пониматься читателями, критиками по-разному (полемика Ф.М. Достоевского с В.Г. Белинским о характере Татьяны Лариной, Н.Н. Страхова и Д.И. Писарева - о типе Раскольникова); с другой стороны, в творчестве одного писателя можно часто проследить вариации одного типа ("лишний человек" у И.С. Тургенева, озаглавившего одно из своих ранних произведений - "Дневник лишнего человека").

У писателя много средств для раскрытия характера, для мотивировки его развития: поступки и высказывания персонажа, портрет, мнения о нем других героев и др. Выразительным стилистическим приемом, несомненно, и сильно влияющим на интерпретацию читателем образа-персонажа, являются его номинации, вычленяемые в тексте как некая цепь; часто можно говорить о системе номинаций.

Роман "Мастер и Маргарита", признанный одним из наиболее значимых произведений М.А. Булгакова, представляет собой оригинальное явление в русской литературе XX в. Его антропонимы, вобравшие в себя веяния разных эпох, поражают особой поэтичностью. Они приобретают обобщенно-символическую окраску, занимая ведущую позицию в вербальном воплощении художественной концепции произведения, в решении индивидуально-эстетических задач. Имена персонажей участвуют в раскрытии главных тем романа, выступают в качестве ключевых слов в сложной композиции текста. В этой связи актуальна постановка вопроса о художественном стиле автора и своеобразии его антропонимической системы.

Имена собственные, как известно, исследуются лингвистами и литературоведами в разных аспектах. В работах ономастов изучается ряд специфических проблем, обусловленных своеобразием антропонимии в языке и речи. В частности, стилистические функции антропонимов в художественной литературе исследовали Ю.А. Карпенко, В.А. Никонов, Н.К. Фролов, соотношение ономастикона поэтического и реального, системность поэтической ономастики и её роли в художественном тексте - С.И. Зинин, В.Н. Михайлов, Г.А. Силаева, О.И. Фонякова, поэтику имен собственных - Л.И. Андреева, В.М. Калинкин, Э.Б. Магазаник, В.А. Кухаренко, Л.М. Щетинин, процессы номинации - М.В. Голомидова, В.М. Калинкин, М.Э. Рут, А.В. Суперанская, Н.К. Фролов и др. Сегодня отсутствует целостное системное описание антропонимической системы романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" и всех черновых вариантов этого произведения. Антропонимия итогового текста подверглась лишь фрагментарному анализу. Среди немногочисленных лингвистических трудов, посвященных антропонимии М.А. Булгакова, следует выделить работы Г.Ф. Ковалева, А.В. Белой, Ю.В. Кондаковой и О.Ю. Устьянцевой.

Актуальность дипломного исследования определяется общими задачами изучения антропонимов, как одной из важных образующих лексических подсистем языка, помогающей целям постижения глубинного смысла художественного текста. Онимическая лексика предоставляет богатейшие возможности для исследования способов индивидуально-авторской организации вымышленного именника, системы контекстных связей, подтверждающих отбор тех или иных назывных единиц.

Исследование художественного антропонимикона, представленного в текстах разных редакций романа "Мастер и Маргарита", позволит проникнуть в авторскую лабораторию и выявить внутренние закономерности организации антропонимического пространства произведения. Описание динамики имен может способствовать систематизации не только лингвистических данных о своеобразии булгаковской антропонимии, но и сведений о культурных, социально значимых событиях, послуживших стимулом для творческого мышления.

Объектом исследования является роман М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита".

Предметом являются способы номинации, характеризующие образы основных персонажей.

Цель исследования - комплексное изучение антропонимического пространства романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита", помимо основного текста учитываются предшествующие основному варианту тексты (с опорой на материалы ученых).

Задачи исследования:

1. Выявить антропонимическую систему имен в романе.

2. Сопоставить варианты назывных конструкций разных редакций романа "Мастер и Маргарита".

3. Определить принципы наименования персонажей романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита".

4. Выявить приёмы наименования персонажей с учетом динамики их функционирования.

Материалом исследования послужили именования персонажей, извлеченные из романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" методом постраничной сплошной выборки разных печатных вариантов, а также имена персонажей в его черновых редакциях, рассмотренные в своих работах некоторыми учеными.

На разных стадиях исследования применялись традиционные в лингвистике и ономастике способы (наблюдение, лингвистическая интерпретация) и методы исследования, в том числе описательный, сравнительно - сопоставительный, этимологический и стилистический. Их использование продиктовано целью работы и характером интерпретируемого материала. Из общенаучных способов активно использовался прием наблюдения, а также статистический прием, основанный на интерпретации количественных данных материала исследования и заключающийся в простейшем подсчете имен и выделения наиболее употребительных в них.

Работа строится в соответствии с поставленными задачами. Общий объем квалификационной работы 66 страниц, в том числе 57 страниц основного текста. Работа состоит из введения, трех глав и заключения, списка использованной литературы и приложения.

Глава 1. Персонаж как система номинаций

1.1 Понятие "номинация" в лингвистике и его использование в литературоведении. Номинации персонажа

Важнейшая функция языка - наименование, обозначение предметов и явлений действительности. Лексикон того или иного естественного языка (русского, французского и т.д.) составляют прежде всего названия вещей, в широком значении слова "вещь", восходящем к латинской оппозиции res / verba. Для обозначения этой функции в лингвистике используются разные термины: номинативная (А.А. Реформатский); репрезентативная (К. Бюлер) референтивная (денотативная, или когнитивная) (Р. Якобсон).

Номинативная функция языка (мы будем употреблять первый термин) не является единственной и изучается в лингвистике в сопоставлении с другими его функциями, в частности с экспрессивной, т.е. выражением "эмоционального состояния говорящего, воли, желания, направленных как призыв к слушающему" (Л.Л. Реформатский). Так, междометия (аи! ой!) обычно выполняют только экспрессивную функцию, в отличие от знаменательных частей речи. Выделяют и другие функции языка. Для нашей темы в особенности важно разграничение собственно номинативной (назывной) функции и семасиологической, т.е. функции выражения понятий. Согласно А.А. Реформатскому, "слова могут называть вещи и явления действительности; это номинативная функция, функция называния; есть слова, которые в чистом виде выполняют эту функцию, - это собственные имена; обычные же, нарицательные, совмещают ее с функцией семасиологической, так как они выражают понятия" [42,94].

Слова номинативный, номинация - однокоренные. Термин "номинация" (от лат nominatio - наименование) имеет очень широкое значение. Приведем одно из определений номинации: "образование языковых единиц, характеризующихся номинативной функцией, т.е. служащих для называния и вычленения фрагментов неязыковой действительности и формирования соответствующих понятий о них в форме значений языковых единиц - слов, сочетаний слов, фразеологизмов и предложений. Этим термином определяют и результат процесса номинации - значимую языковую единицу" [42,174] Как видим, с номинацией связывается обозначение и вещей, и понятий о них.

Номинациям и принципам их классификации посвящено много исследований [24,59]. Выделим лишь те положения теории номинации (точнее, теорий, поскольку авторы и концептуально, и терминологически во многом расходятся друг с другом), которые особенно важны для литературоведения.

1. Номинации - это слова, относящиеся к самостоятельным (знаменательным) частям речи, а также словосочетания, фразеологизмы, предложения (отнесение к номинациям не только предложений, но и "текстов", как у Г.В. Колшанского [29,49], по-видимому, размывает границы понятия).Б. Рассел различает терминологически две лексические единицы, выполняющие номинативную функцию: слова {имена) и словосочетания {дескрипции). Значения дескрипций складываются из значений компонентов, причем основной смысл часто заключается в определении, а не определяемом слове.

Однако это не общепринятые термины (так, для Н.Д. Арутюновой номинации и дескрипции - синонимы) [2,107]. Посредством номинаций обозначаются предметы, признаки, процессы - словом, любые элементы действительности.

Если личные и указательные местоимения, выполняют только депктическую, т.е. "указательную", функцию, они не являются номинациями; как подчеркивает внутренняя форма слова, местоимения употребляются "вместо имени".

За исключением собственных имен, названные номинации не только обозначают вещи, но и выражают понятия; в терминах семиотики, референтом может быть и денотат, и / или сигнификат. Контрастным фоном для номинаций является речь, где слова имеют грамматическое значение, но не имеют значения лексического. Такова, например, знаменитая "педагогическая" фраза, придуманная Л.В. Щербой: "Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка". Соответственно, нет номинаций или они малочисленны в футуристической "зауми" (некоторые стихотворения В. Хлебникова, А. Крученых, В. Каменского и др.), в которой нашла свое крайнее выражение формалистическая оппозиция: поэтический практический язык. Неоднократно отмечалось, что ценность поэзии В. Хлебникова не в "зауми" как таковой, но в изобретении неологизмов на основе известных корней слов ("Заклятие смехом"), во введении экспериментальных звуковых комплексов в контекст, в целом коммуникативную функцию выполняющий. Так, стихотворение "Бобэоби пелись губы..." "построено, как двуязычный словарь: слева - "заумное" слово, справа - его "умный" перевод. Параллелизм правой и левой частей сам собою провоцирует читателя на поиск "каких-то соответствий", в которых собственно и заключена жизнь изображенного на "холсте" Лица". Иначе говоря, звуковые комплексы (бобэоби, вээоми, пиээо, лиээй, гзи-гзи-гзэо) семантизируются лишь благодаря правым частям строк, состоящим из слов-номинаций. [25,34]

В лингвистических работах отмечается, что личные и указательные местоимения в определенном контексте могут выполнять не только дейктическую, но и номинативную функцию. Вообще местоимения (всех разрядов) имеют определенную семантику, о чем пишет Н.Ю. Шведова: "В классе местоимений сосредоточены и абстрагированы понятия (смыслы, "идеи") живого и неживого, личности и неличности, движения, его начала и завершения, предельности и непредельности, частного и общего, количества, признака сущностного и приписываемого, собственности и несобственности, совокупности и раздельности, совместности и несовместности, элементарных и в то же время главных связей и зависимостей" [46,163] Этот потенциал реализуется в определенном контексте. По А.А. Реформатскому, "местоимения - слова ситуационные, т.е. их значение определяется знанием ситуации речи, когда местоимения связываются с понятием, они перестают быть местоимениями, а переходят в знаменательные слова: "Мое я", "внутреннее я". "Пустое Вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила" (Пушкин), "Сам пришел" - в старой купеческой среде - вес эти я, Вы, ты, сам - уже не местоимения, а существительные" [29,158].

В художественном тексте, где преодолевается энтропия смысла, свойственная - в той или иной степени - обычной речи, где "в принципе нет слов и форм немотивированных" [14,63], превращение местоимений в имена - нередкое явление (характерен приведенный пример из Пушкина).

"Он и она - баллада моя. / Не страшно нов я. / Но страшно то, что он - это я, / И то, что она - моя" (В.В. Маяковский. "Про это"). "В те ночи светлые, пустые, / Когда в Неву глядят мосты, / Они встречались, как чужие, / Забыв, что есть простое ты" (А.А. Блок. "В те ночи светлые, пустые... "). В строфах обоих поэтов местоимения он, она, они подчеркивают общечеловеческую суть ситуации: не все ли равно, какие имена носят влюбленные?

Аналогичная тенденция, свидетельствующая о мотивированности поэтического слова, - семасиологическая функция собственных имен: антропонимов (Молчалин, Репетилов, Самсон Силыч Большое); топонимов (уезд Терпигорев, город Глупое, Пошехонъе) и др. Причем "говорящие" имена (истоки этой традиции в европейской литературе исследователи усматривают в аттической комедии) [49,90] - самый явный, но далеко не единственный вариант семантизации антропонимов. В некомических жанрах новой литературы семантика и даже символика собственных имен обычно не лежит на поверхности: Лиза ("Бедная Лиза" Н.М. Карамзина), Светлана (одноименная баллада В.А. Жуковского), Евгений Онегин, Макар Девушкин, Настасья Филипповна Барашкова, Великатов и Мелузов ("Таланты и поклонники" А.Н. Островского), Жилин и Костылин ("Кавказский пленник" Л.Н. Толстого), Клим Самгин, Аннет Ривьер ("Очарованная душа" Р. Роллана), Тонио Крегер (одноименный рассказ Т. Манна). Подобные антропонимы являются предметом исследований, учитывающих разные факторы (этимологию, семантический ореол имени в определенных традиционных контекстах, соотнесенность с другими антропонимами в произведении и др.

При изучении антропонимов персонажей литературоведение опирается на данные лингвистики. Лингвистический комментарий позволяет судить о "степени соответствия имен персонажей реальной антропонимической норме" [50,184]. В художественной литературе широко используется социально-знаковая функция тех или иных имен, отчеств, фамилий, прозвищ, присоединяемых к антропонимам названий, титулов (князь, граф и т.п.), соответствующих форм обращений. Так, в России XVIII в. "крестьянских девочек часто называли Василисами, Феклами, Федосьями, Маврами. Девочка, родившаяся в дворянской семье, такого имени получить не могла. Зато в дворянских семьях бытовали тогда такие женские имена, которые были неупотребительны у крестьянок: Ольга, Екатерина, Елизавета, Александра; "со времени Екатерины II официально было узаконено, что особ первых пяти классов следовало писать с отчеством на - вич; лиц, занимавших должности с шестого класса до восьмого включительно, предписывалось именовать полуотчеством, всех же остальных только по именам"; "периодом окончательного "офамиливания" населения страны можно считать вторую половину XIX века" [33,78] (когда стали давать фамилии бывшим крепостным крестьянам). Принятые в обществе антропонимические нормы закреплены в пословицах: Наши вичи едят одни калачи; Без вотчины, так без отчества; Богатого по отчеству, убогого по прозвищу; По имени называют, по отчеству величают.

Точность воспроизведения в художественной литературе этих норм и обычаев способствует эффекту достоверности изображения; на этом фоне выделяются (как приемы) разного рода нарушения антропонимической нормы, этикетного узуса и пр.: Татьяна Ларина; Аркадий Долгорукий, но не князь, а "просто Долгорукий" ("Подросток" Достоевского); Евгений Васильев (так в "Отцах и детях" Тургенева представляется Николаю Петровичу Кирсанову Базаров, демонстративно подчеркивая свое недворянское происхождение).

1.2 Лингвистические проблемы номинации литературных персонажей

Явление номинации - это сложный феномен речи, при котором происходит вербализация мыслительного процесса, направленного на обозначение окружающей действительности путем выявления отличительных признаков реалий. Номинация в художественном тексте протекает в ментально-знаковой области и состоит из нескольких взаимообусловленных ступеней творчества: от предпосылок именования персонажа до их реализации в назывном слове. Структуру созданного номинативного знака образуют три составляющих - денотат, форма и значение. Форма и денотат соотносятся между собой не прямо, а через значение: денотат отражается в значении, значение придает знаковость форме. Следовательно, номинативный, в нашем случае антропонимический, знак символизирует связь экстралингвистического (личность именуемого), лингвистического (звука или звуковой последовательности, образующей слово) и логического (наших представлений о данном лице).

Основное отличие номинации в языке от номинации в речи состоит в том, что в речевых актах требуется не два составляющих (денотат - имя), а, как минимум, четыре: номинатор (тот, кто создает наименование), номинант (именуемый объект), номинат (именование) и адресат (тот, для кого создается наименование). Известно, что важнейшим фактором актуализации различных смысловых компонентов слова в речи является наличие именующего субъекта, творческое начало которого проявляется в возможности выбора различных признаков объекта при его именовании. Слово выступает как посылка к смысловой интерпретации заданного писателем образа. Являясь результатом авторской рефлексии, оно, несомненно, ориентировано на адресата (воспринимающего текст), присутствие которого следует признать существенным элементом процесса номинации, обусловливающим характер её протекания. Не вызывает сомнения и тот факт, что именующий учитывает степень возможной осведомленности читателя о качествах называемого лица и стремится представить в номинации наиболее информативные из них, что способствовало бы его адекватному восприятию. Номинатор не может создавать произвольные номинативные единицы, поэтому, определяя их содержание (мотивировочный признак) и форму, он должен стремиться к тому, чтобы они были понятны реципиенту. Таким образом, в художественном тексте номинативный процесс, прежде всего, ориентирован на читателя, поскольку жизнь произведения в большей степени зависит от восприятия читающей личности, от того насколько понятен и доступен смысловой потенциал созданного имени. Следовательно, имя, как элемент текста, проецируясь на сознание воспринимающего субъекта, способно стать катализатором смыслообразующего процесса, результатом которого оказывается понимание произведения, то есть его смысловое воссоздание.

Анализ ономастического материала художественного текста позволяет восстановить этапы работы автора, направленной на наречение отдельных персонажей вымышленного им мира. Задача писателя состоит в том, чтобы назвать этих героев таким именем, посредством которого персонаж в сознании читателя будет связываться с определенным словесным портретом, чертами характера, поступками, мыслями, своеобразной речью. Следовательно, поэтоним может восприниматься как результат номинации, отражающей номинативные принципы писателя, особенности его языкового мышления. [53, 112]

Порождая литературное имя, автор стремится к сохранению в его семантике признаков мотивированности, поскольку они предопределяют восприятие образа персонажа. Мотивационная сторона выбора собственного имени, связанная с номинацией как процессом и номинацией как результатом этого процесса, должна отражать суть имени: для чего антропоним создается, как он создается, каким образом в информации, которую он несет, отражаются причины и цели его порождения.

Мотивированность поэтонима является одним из центральных постулатов в теории номинации. Отсюда анализ мотивированности имени собственного в художественном тексте связан с выделением в структуре онима мотивировочного признака и выявлением на его основе мотива номинации. Под мотивом номинации в ономастике принято понимать отраженную в антропониме экстралингвистическую причину выбора собственного имени для конкретного литературного героя.

Традиционно в антропонимике различают три вида мотивированности - фонетическую, морфологическую, семантическую. Фонетически мотивированные антропонимы обладают экспрессивностью, связанной с их звуковым оформлением. Звуковая огласовка онима с тонкой и бесконечно разнообразной игрой оттенков позволяет полнее, ярче, живее выразить в произведении и, соответственно, вызвать у читателя, определенные впечатления, переживания, размышления.

Благодаря семантической мотивировке в именовании прослеживается связь с семантикой мотивирующей лексемы. В онимах с семантическим типом мотивированности реализуется мотивационный признак, который находит свое отражение в лексическом мотиваторе номинативной единицы и является реальным признаком номинируемого предмета, то есть тем признаком, обнаружение которого служит начальным шагом появления того или иного именования. Морфологическая мотивированность антропонима проявляется в определенной структурной оформленности имени, что связывает антропоним с морфемикой языка, с определенными лексико-грамматическими разрядами слов. Морфологическая мотивированность, как правило, дает представление об особенностях создания общего смысла имени собственного на основе его конкретных составляющих - морфем.

В художественном произведении собственное имя, его смысл и форма, ситуации его употребления никогда не бывает случайным, так как имена собственные, вкупе с языком и стилем произведения, занимают особое место в системе художественно-изобразительных средств, служащих для выражения авторского замысла. Появление именования определяется сюжетно-тематическим содержанием произведения, его ведущими идеями, законами жанра и стилистической системой текста в целом. Поэтому литературный оним, будучи важным элементом художественной структуры, может активно продуцировать содержательно-концептуальную и подтекстовую информацию произведения. Конденсируя в своей семантике необходимые образные смыслы, поэтоним отображает индивидуально-авторское понимание событий и фактов, описанных в созданном воображаемом мире, передает читателю скрытую информацию, извлекаемую благодаря способности имени порождать ассоциативные и коннотативные значения. [42,93]

Однако основные способы номинации (деривация, семантический перенос, композитообразование и т.д.) являются универсальными и занимают центральное положение в системе номинативных средств любого языка.

Теория номинации и мотивации в современной лингвистике является одной из формирующихся и развивающихся теорий, находящихся в поле зрения многих исследователей. В лингвистике различают четыре вида номинаций:

1. Номинации, соответствующие нормам и образующиеся естественным путем, они называются нормальными или естественными номинациями.

2. Мутации, т.е. номинации, характеризующиеся стандартностью, но возникающие в языке незаметно для его носителей. Это номинации возникшие на основе метафоры, метонимии: кара алтын - нефть и т.д.

3. Номинации, создаваемые сознательно, номинации целеполагающего наречения, направленное введение названия в общественный лексикон, это - искусственные номинации: конгресс-холл <= дворец и т.д.

4. "Патологическая" номинация, представляющая отклонение от нормы, возникающая в результате влияния факторов экстралингвистического характера. [44,28]

Проблемы номинации, мотивации и мотивированности лексических единиц, вопросы соотношения мотивированного и мотивирующего слов, определение степени мотивированности производного слова, в том числе сложных слов, установление мотивационных связей лексических единиц получили освещение в ряде работ известных лингвистов, как О.И. Блинова, Е.С. Кубрякова, И.С. Улуханов, Е.А. Земская, Н.Д. Голев, Л.Б. Коржева и др.

Проблема отражения действительности языком является основой для исследования мотивации производного слова. Мотивация наглядно выражает основную гносеологическую функцию слова - языковую фиксацию знаний. Мотивация номинативной единицы обозначает конкретные свойства обозначения объектов действительности через ход общественной практики. Кроме этого, мотивация вводит наименование в систему языка как языковую единицу. Мотивация развивает языковую единицу и актуализирует её в процессе функционирования. Все эти проблемы мотивации не теряют своей актуальности по сей день.

Проблема мотивации восходит к концепции В. Гумбольдта о внутренней форме языка. Пытаясь охарактеризовать сущность языка, В. Гумбольдт дает несколько определений языка: "Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность - совершенно духовная и проходящая бесследно - посредством звука речи материализуется и становится доступной для человеческого восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство" [31, 78].В. Гумбольдт создал также знаковую теорию языка. Он отмечал, что язык есть одновременно и отражение, и знак. Слово - знак отдельного понятия, но нельзя себе представить, чтобы создание языка началось с обозначения словами предметов внешнего мира. Для того, чтобы слово стало словом, оно не просто должно быть облечено в звуковую оболочку, а должно представлять собой двоякое единство - единство звука и понятия. Таким образом, он отмечает, что слово как элемент языка мотивировано тем характерным признаком предмета, который лег в основу его наименования и был закреплен языковой практикой; таких характерных признаков может быть много. В. Гумбольдт затронул ряд лингвистических вопросов, в том числе проблему внутренней формы языка. Он указывает, что "форму языка составляет нечто постоянное и единообразное в деятельности духа, выражения мысли" [31, 81].

В учении А.А. Потебни была развита идея внутренней формы слова. Поскольку человек воспринимает тот или иной предмет сразу несколькими органами чувств, направленными на восприятие различных признаков предмета, то этот предмет в совокупности своих признаков образует для мысли постоянную величину, чувственный образ предмета, в котором однако какой-нибудь признак преобладает. Один из признаков, преобладающий над всеми остальными, по словам ученого, внутренняя форма [41, 122].

Мотивология в работах О.И. Блиновой, Н.Д. Голева получила развитие как самостоятельная дисциплина в лингвистике. "Мотивология - по словам Е.С. Кубряковой - это учение о мотивах номинации, которое имеет свой научный аппарат, свой объект исследования, особые методы анализа, свои цели и задачи, отграничивающие от наиболее близкого к нему учения - этимологии. Мотивология - молодой зарождающийся раздел языкознания, изучающий явления мотивации слов" [34,3-15]. Этот лингвистический раздел взаимодействует и соприкасается с другими отраслями языка - семасиологией и ономасиологией.

Казахстанские ученые в своих работах уделяют внимание вопросам, касающимся типов и видов мотивированности, учитывая научные работы в этом плане Е.С. Кубряковой, И.С. Торопцева, А.А. Уфимцевой, Т.К. Кияк и др. Особое внимание казахстанские ученые уделяют вопросам, связанным с внутренней формой слова. Как мы знаем, впервые концепцию внутренней формы слова ввел А.А. Потебня: "Внутренняя форма - то, что возвышает членораздельный звук до выражения мысли, взятой во всей совокупности своих связей и систематичности" [41, 116]. Исходя из этого, можно делать вывод, что внутренней формой слова - выступало первоначальное значение. А дальше значение слова углублялось и расширялось. Таким образом, внутреннюю форму можно определять как на уровне словообразовательного значения, где она выступает как мотивационное значение, так и на уровне лексико-словообразовательного значения, где к мотивационному значению добавляется дополнительная информация.

Современные ученые выделяют три типа мотивации: эксплицитную, лексикализованную, имплицитную и соответствующие им степени мотивированности. Мотивация в комплексе включает в себя:

1) мотивацию наименования и постижения закономерностей объективного мира (онтологическое свойство мотивации);

2) мотивацию наименования и внутренней формы слова (семантический аспект);

3) мотивацию и ее системную значимость, характеристику парадигматических и синтагматических отношений мотивированной номинативной единицы (организация системных отношений в лексике);

4) мотивацию и процесс коммуникации (функциональный аспект).

Одним из центральных в теории мотивации является понятие мотивированности слова. Наличие различных терминологических трактовок в метаязыковом континиуме мотивированности слов обусловлено предметом той науки, в рамках которой дается определение. Так, для словообразования - науки о законах и способах образования слов - свойственно определение мотивированности через соотношение производящего и производного слова, мотивированность - это обусловленность его значения значением другого слова, от которого оно образовано. [23, 26 - 137]

Понятие номинации широко используется в лингвистике, где оно выступает как родовое по отношению к любым обозначениям некого объекта [3, 134].

В соответствии со структурой мира литературных произведений как специальный предмет исследования выделяется номинация персонажа. Предпочтение той или иной номинации зависит от "точки зрения" говорящего, а также от формы речи, ситуации общения.

Глава 2. Общая характеристика имен в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

2.1 Частотная характеристика имен в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

Методом постраничной сплошной выборки имен в романе обеих редакций нам удалось выявить 254 антропонима. В Приложении А указан перечень имен персонажей в алфавитном порядке.

У исследователей разные данные по этому вопросу. В работах Лесскиса Г. указывается, что в произведении 256 поименованных персонажей. Багирова Е.П. в своих работах отмечает, что в тексте содержится 222 имени, а в черновых редакциях романа - 828 антропонимов.

Выборка имен в романе Булгакова - очень непростая задача, так как, как уже говорилось выше, имеются разные печатные варианты "Мастера и Маргариты". Соответственно, в них содержится разное количество поименованных персонажей.

2.2 Проблема исследования имен в произведении

Творчество М. А Булгакова стало в последние десятилетия предметом пристального интереса широкого круга исследователей. Однако не все грани художественного мира писателя изучены одинаково полно. К числу проблем, явно недостаточно исследованных, следует отнести проблему имен литературных персонажей в произведениях М.А. Булгакова и, в первую очередь, в романе "Мастер и Маргарита".

Имя является важнейшим моментом создания образа, его неотъемлемой частью. С.Н. Булгаков, исследуя философию имени, "учение о гармонии имен и их организации" [19,256], написал о природе имени следующее: "Имена суть <... > жилы, кости, хрящи, вообще части ономастического скелета человека" (Там же: 254). Этими словами можно определить и роль имени в художественном пространстве. П.А. Флоренский утверждал, что имена в художественном произведении являются не "случайными кличками", а "средоточными ядрами самих образов". [48,463]

М.А. Булгаков очень внимательно относился к подбору имен для персонажей, что давно было отмечено в литературоведении. [40,386; 27,51; 37,17]

Изучение природы имени в том или ином художественном произведении требует обращения к рукописям писателя. Как отметил Д.С. Лихачев, "текстологическое исследование - это фундамент, на котором строится вся последующая литературоведческая работа". [35,178] Рукописи свидетельствуют о тщательной работе Булгакова над каждым именем. В исследовании Багировой Е.П. на основании архива М.А. Булгакова в РГБ им.В.И. Ленина рассмотрена история каждого наименования, описаны все метаморфозы, произошедшие с именами персонажей на нелегком пути создания романа. Время возникновения некоторых наименований установить не удалось, так как в архиве отсутствует одна из последних тетрадей Булгакова. М.О. Чудакова пишет об этом факте следующее: "Необходимо отметить, что неизвестно местонахождение одной из двух тетрадей <... >, в которые Е.С. Булгакова вносила новые варианты отдельных сцен романа во время последней болезни писателя - под его диктовку. Текст тетради был ею использован при посмертной перепечатке романа, а также при подготовке журнального его варианта и зарубежных изданий, но тетрадь не была передана в ГБЛ вместе с другими рукописями романа" [52,101]. Во многих случаях рукописные материалы позволяют избежать ложных толкований имен. Объяснение происхождения имен некоторых персонажей потребовало обращения к записным книжкам Булгакова, книгам из его личной библиотеки. На всем протяжении создания романа "Мастер и Маргарита" Булгаков собирал фамилии и имена для персонажей, составлял целые списки и делал пометки по ходу написания текста. Приведем их полностью в хронологическом порядке.

Багирова Е.П. в своих трудах отмечает следующее.

В первом варианте главы "Дело было в Грибоедове" 1931 г.

вверху 10-й страницы записано и очерчено: "Беллетрист Шпуш-ко", вверху 12-й страницы - "Прусевич, Кимляков, Копейко и Авраам Бошкодиларский". На 16-й странице под названием лишь намеченной главы "Сеанс окончен" записаны фамилии: "Вордолазов. Актриса Варя Чем-бунчи".

В черновиках романа 1933 г. на 215-й странице есть небольшой список - "Фамилии: Манифест, Мундар, Минфет.

Стопка, Внучата, Архибаба

Унганский, Эполетов, Полубелый, Поротый, Качественный

Сеченый, Сам-Сановник, Гау гоголь".

В самом начале тетради, которую Булгаков начинает 12 июля 1934 г. в Ленинграде, в правом верхнем углу 3-ей страницы записана фамилия Штаншиникова с пометкой 1935.13 августа уже в Москве Булгаков записывает следующие фамилии: "Хнурдов, Сеяцкий, Лозовой, Босой, Пафнутьев, Богохульский, Маслицин, Бескудников". В конце этой тетради Булгаков пишет длинный список "Фамилии для романа":

Поплавский

Посланников, Маточкин-Шар, Павианов, Богохульский, Варенуха, Бутыркин, Сладкий, Босой

Семплеяров

Шпичкин Прилавкин Соловьев Локотков Абабков Семукович Юрцев Понырев Мозырев

Сампур

Могойтуй

<неразборчиво> Булак

Семейкин Галл -

Ленькин

Атлашкин

Базюкин

Близнецов

Бодрягин

Чиплев Хотунок Аксай Лихой Журавкин Избердей Дрязчин Подвислов

<неразборчиво>-Байгора Урбах Нахай Чапчачи Нежопа Пашкин Бескудников Констринский Свинский

Износков Бембей Храмкин Желдыбин Денискин

Шеломов Шкотов Шоссейный Шпичкин Избердей

Буздяк Докшукин Чапчачи

Бурдасов Доскин Нежопа

Водокачкин Доечатый Яшкин

Водопаев Драгунский Бескудников

Водопроводов Евдаков Соловьев

Выползов Ягнышев Абабков

Тадюкин Ерусланов Семукович

Дачкин Жукопов Юрцев

Глухарев Загривов Понырев

Пролейкин Зюзин Мозырев

Гринькин Зюкин

Двубратский Иглаков

Паприхин Кавунов

Цевылелов Комиссаров

Оптухин Шамхалов

Зигфрид Кефер Десятков

Бек Кноп Медяков

Рейнвальд Таль Харузин

Прейс Бриллинг Кобылкин

Кноблох Брун Проскуряков

Хазов Вормс Левитский

Виппер Залит <неразборчиво>

Кижнер Кренкель Фиников

Кравец Кафенгауз Щенков

Беркенчейли Камзолкин

Куфтик

Вульферт

'* Брандый

Гибшман Дрейер

ф Лейберг

Нулендер Поляков Цингер Тольцман Цируль

Дмитроковский Каваленский Свентицкий ^ Млобзеевский

Зернов л Вашков

Гомофский Вишняков Кистяковский Вышеславцев Верховский Синицкий Ставровский Ступин Лупандин

В тетради 1934-1935 гг. над названием главы 16 "Что снилось Босому" сделана следующая запись: "Фамилии: Китайцев, Аминь-Голова, По-кобатько, Радужный".

На титульном листе тетради, которую Булгаков начинает 6 июля 1936 г. в Загорянске, записано: "фамилии: Бидонников

и Гангренов". В этой же тетради есть два списка фамилий. "Двенадцать литераторов: Бескудников, Двубратский, Квант, Непременова, Загривов, Поприхин, Абабков, Глухарев, Денискин". На другом листе небольшой список: "Фамилии

Косяков, Эпохов, Шерстянников, Могарыч, Поплавский, Бидонни-ков".

В тетради с материалами к роману 1938-1939 гг. Булгаков составляет большой список наименований, в который вносит как уже оформившихся на тот период персонажей, так и намечает новые фамилии:

"Фамилии, имена, названия.

Лапшонникова, секретарь редакции

Покобатько Милица Андреевна, актриса

Пролежнев Мстислав Лаврович, литератор Ласточкин Латунский, критик

Скрипкин Д<неразб. > Ариман, критик

Пигмеев Радужный Борис Григорьевич, дядя Берлиоза" Бедненко Загривов Николай (во сне Босого)

Бедняжко

Китайцев

Поплавский

Аминь-Голова

Мышьяк

Лазурный

Гюго

Кристальный Хрустальный

Андрей Лукич Соков, буфетчик

Хустов-30 Двубратский - 31 Квант - 32 Бескудников - 33 Латунский - 34

Ламия, Гелла Мормолика

Пятнажко

Шелуха

Непочинишь

Ветчинкевич

Филармонов

Канонеркин

Птенчиков

Суховей

Петраков-Суховей".

Под этими цифрами, как нам кажется, подразумеваются номера квартир литераторов, мимо которых мчится Маргарита в поисках квартиры Латунского: "Вот налево - он 34-й номер! Карточка "О. Латунский"". Это строки из главы 21 "Полет" редакции романа 1937-1938 гг. - "Мастер и Маргарита". Здесь фамилии литераторов, жильцов Дома Драмлита, следуют точно в таком порядке, как в указанном списке. В главе 21 следующей редакции романа - машинопись 1938 г. - номера квартир перемещаются на 80-е: квартира Латунского - 84, Кванта - 82, что сохраняется в окончательной редакции романа.

В этих же материалах помещены три небольших списка фамилий и имен:

"Материал для фамилий

Свиное-Жито Павильон

Кечельбан Павук

Рыдванский Паклевкин

Разницын Паклун"

Реомюр

"Имена

Авдей

Аврелий

Аким

Амвросий

Бальтазар

Фабриций

Флавиан

Хризостом

Непомук

Фирс

<неразб. >"

"Женские имена для романа:

Агата

Адельфина

Дениза

Гертруда

Клара

Матильда".

Внимание Булгакова к именам персонажей, очевидно, было понятным и для его читателей-современников. В архиве Булгакова сохранилось письмо от некоего Алексея Николаевича (15 сент. 1932 г), который обратился к писателю с необычной просьбой: "Назовите, пожалуйста, одного из отрицательных персонажей какого-нибудь из Ваших будущих произведений Мордвиновым, Владимиром Васильевичем. Будет очень хорошо, когда весь мир услышит об этом величайшем из негодяев". В письме указаны даже адрес и телефон "мерзавца Мордвинова".

В дневнике Е.С. Булгаковой примечательна следующая запись (29 сент. 1937 г): ""Бег" с утра.

М.А. искал фамилию, хотел заменить ту, которая не нравится. Искали: Каравай... Караваев... Пришел Сережка и сказал - "Каравун".

М.А. Булгаков вписал.

По данным Багировой Е. П., вообще иногда М.А. объявляет мальчикам, что дает рубль за каждую хорошую фамилию. И они начинают судорожно предлагать всякие фамилии (вроде "Ленинграп". .) ". [32,169]

Если отношение Булгакова к наименованиям своих персонажей было столь чутким, то вопрос о роли имени в его творчестве давно должен был привлечь внимание исследователей. В 1976 г. М.О. Чудакова в обзоре материалов обработанного ею архива Булгакова, указав варианты имен будущих Римского и Варенухи в ранних редакциях романа "Мастер и Маргарита", отметила, что эти варианты дают интересный материал для изучения антропонимики Булгакова. [51,63] Имена отдельных персонажей "московских" глав романа "Мастер и Маргарита", имена "древних" глав, а также имена Воланда и его свиты так или иначе рассмотрены следующими исследователями: М.О. Чудакова, Л.М. Яновская, А.З. Вулис, В.Я. Лакшин, И.Ф. Бэлза, В.И. Лосев, Б.С. Мягков, Б.М. Гаспа-ров, В.А. Чеботарева, И.Л. Галинская, К.Л. Дульбе, В.И. Немцев, О. Кушлина, Ю. Смирнов, Б.В. Соколов, Г.А. Лесскис, О.В. Викторович, Nadine Natov, Lesley Milne. Имена отдельных персонажей романа "Мастер и Маргарита" рассматриваются в работах следующих исследователей: И.Л. Альми, Ф.Р. Балонов, М.В. Безродный, Л.Л. Вельская, С. Бобров, А.Н. Боголюбов, М.О. Булатов, Б. Бахтин, И. Волгин, Н. Гаврюшин, О Есипова, И. Золотусский, М. Золотоносов, Е.А. Иваныпина, В.А. Коло-таев, А. Кораблев, А. Королев, Н. Кузякина, О. Лекманов, Л.В. Лесков, Д.М. Магомедова, Г.В. Макарова, А.А. Абрашкин, В.П. Маслов, А. Мейер, Н.А. Пермякова, О.А. Подгаец, Т.А. Стойкова, Р.Д. Тименчик, Е.Д. Толстая, Л.Л. Фиалкова, В.В. Химич, Э. Шульман, Е.А. Яблоков. Политическая трактовка имен характерна для исследователей А.Н. Баркова, СВ. Никольского, М.В. Черкашиной. Имена в творчестве Булгакова стали предметом специального изучения в работах следующих исследователей:

Л.В. Белая, Г.Ф. Ковалев, Ю.В. Кондакова, В.Д. Кулешова, Т.И. Суран, О.Ю. Устьянцева.В.Д. Кулешова (1978) анализирует имена ершалаимских глав, Т.И. Суран (1991) - внутреннюю форму имен собственных отдельных персонажей романа "Мастер и Маргарита", Г.Ф. Ковалев - автобиографические имена в творчестве Булгакова на материале романов "Белая гвардия", "Театральный роман" и "Мастер и Маргарита", а также имена Воланда и его свиты.

Исследователь предлагает разделить имена персонажей "Мастера и Маргариты" на две группы: имена, обозначающие реальных исторических лиц, и многочисленные вымышленные антропонимы.

Л.В. Белая предлагает классифицировать имена персонажей романа "Мастер и Маргарита" на основании процесса "авторизации", т.е. творческого освоения писателем словесного материала [8,104]:

1) имена с нулевой степенью авторизации (Понтий Пилат, Пушкин, Ариман, Маргарита, Воланд и др.);

2) собственно авторизованные имена {Степан Богданович Лиходеев, Наташа, Афраний и др.);

3) косвенно авторизованные имена {Иешуа Га-Ноцри, Латунский, Михаил Александрович Берлиоз и др.).

Ю.В. Кондакова (2001) сравнивает некоторые имена в творчестве Булгакова и Гоголя, предлагая следующую классификацию:

1) "говорящие" имена {Соков, Рюхин и др.);

2) ономастические гибриды {Иероним Поприхин, Аделъфина Буздяк и др.);

3) фонетически "перегруженные" имена и фамилии {Чембукчи и др.);

4) интерономастические двойники {Иероним Поприхин и др.);

5) интроономастические двойники {Короткое - Колобков);

6) "двойные" имена {Виктор Викторович Мышла-евский и др.);

7) "двойные" фамилии {Семейкина-Галл и др.);

8) ономастические хамелеоны;

9) имена-близнецы {Петрусъ - Иванушка);

10) имена-отщепенцы {Августа Авдеевна и др.);

11) сочетание фамильного антропонима и апеллятива {мадам Иванова и др.);

12) имена-андрогины {Василиса и др.);

13) чужие имена {Берлиоз и др.).

О.Ю. Устьянцева кратко рассматривает имена всех персонажей трех романов Булгакова "Белая гвардия", "Театральный роман" и "Мастер и Маргарита".

Итак, в большинстве работ в поле зрения исследователей оказываются либо имена отдельных персонажей, либо беглый обзор многих имен без детального углубления в смысл каждого из них.

2.3 Семантика имен

Подобно своему любимому писателю Гоголю и друзьям и коллегам по газете "Гудок" Ильфу и Петрову, Булгаков придавал огромное значение выразительности фамилий персонажей как способу их мгновенной и запоминающейся характеристики.

На полях ранних рукописей и в черновых тетрадях можно найти целые списки фамилий, только лишь часть которых была использована в тексте романа. Но уж когда Булгаков находил удачную фамилию, он неохотно с ней расставался. В процессе многолетней работы над "Мастером и Маргаритой" многие персонажи обменивались фамилиями: Воланд назывался Азазелло, Могарыч - Богохульским, Римский - Поплавским, а Поплавский - Латунским… Такие персонажи, как Иванушка Бездомный, Берлиоз, Варенуха, в ходе работы над романом сменили несколько имен.

Утверждение И. Белобровцевой и С. Кульюс, что "имена в романе не повторяются, за исключением Пелагеи Петровны - обитательницы коммунальной квартиры, чью перепалку с соседкой прекращает невидимая Маргарита, и Пелагеи Антоновны, жены Босого", не точно: в романе, помимо двух Пелагей, три Анны - Чума-Аннушка, Анна Францевна, бывшая хозяйка "нехорошей квартиры", и Анна Ричардовна, секретарша Прохора Петровича, а также три Николая - Николай Иванович, сосед Маргариты, Николай, швейцар в "Доме Грибоедова", и Николай Канавкин, согласившийся добровольно сдать валюту, порождение сна Никанора Ивановича.

Многие имена - говорящие. Маргарита означает "жемчужина". Имя Семплеярова - Аркадий Аполлонович, т.е. "пастух Аполлона"; любопытно, что в списке персонажей редакции 1931 г. Семплеяров звался Пафнутий Аркадьевич, что, по сути, означало то же самое: Пафнутий - "принадлежащий богу". В дальнейшем Булгаков лишь пояснил, какое именно божество имеется в виду - Аполлон, покровитель искусств. Вслед за Семплеяровым еще ряд имен (Амвросий и Фока, Алоизий, Ида Геркулановна и др.), несколько неожиданных для жителей России, вводят в московские главы античную тему.

Семантика других имен ясна и без отсылки к латыни или греческому: Лиходеев, Бездомный, Павианов, Сладкий, Богохульский, Босой, Могарыч…

Подчас само звучание фамилии, даже лишенной четкого смысла, порождает комические или негативные ассоциации. Таково описание полночной пляски в "Доме Грибоедова", участники которой, названные лишь по имени и в большинстве своем не появляющиеся более на страницах романа, остаются пластическими образами в сознании читателей: Глухарев, Тамара Полумесяц, Квант, Жукопов, Драгунский, Чердакчи, Денискин, Штурман Жорж, Семейкина - Галл, Иоганн, Витя Куфтик, Павианов, Богохульский…

Особую группу составляют "музыкальные" имена. Л. Белозерская пишет об этом в "Воспоминаниях": "В заключение мне хочется отметить еще одну особенность в творчестве Булгакова: его тяготение к именам провославных музыкантов… В "Мастере и Маргарите" литератор носит фамилию Берлиоз. Фамилия врача - психиатра, на излечении у которого находится Мастер, - Стравинский".

В ершалаимских главах большинство имен было задано евангельским сюжетом. Но и здесь Булгаков отошел от привычных звучаний (Иешуа вместо Иисуса, Матвей вместо Матфея, Каифа вместо Каиафы, Тиверий вместо Тиберия). [36,363-364]

2.4 Поэтика названия романа.

По справедливому замечанию литературоведа В.И. Тюпы, "заглавие художественного текста (как и эпиграф, если таковой имеется) представляет собой один из существеннейших элементов композиции со своей поэтикой", "заглавие - это имя произведения, мыслимое в категориях имяславия, то есть манифестация его сущности". Попытаемся сформулировать, как название в данном случае манифестирует сущность произведения. [58]

Поданным исследований Лесскиса Г. и Багировой Е., название булгаковского романа напоминает нам о знаменитых в мировой литературе "Ромео и Джульетте", "Тристане и Изольде", "Дафнисе и Хлое"… Название романа М. Булгакова создано по той же модели, и оно активизирует схему "Он и она". Такое традиционное название сразу же предупреждает читателя, что в центре будут герои-любовники, что линия любовная - центральная. Причем "память" названия и текстов-предшественников нам подсказывает (скорее, на подсознательном уровне), что, очевидно, это повествование будет носить трагический характер, как то уже и было в истории мировой литературы. Вспомним, например, начальные строки средневекового романа "Тристан и Изольда": "Не желаете ли, добрые люди, послушать прекрасную повесть о любви и смерти?", или же финальные строки "Ромео и Джульетты": "Но нет печальней повести на свете, // Чем повесть о Ромео и Джульетте". Видимо, поэтичной, романтичной и вместе с тем трагичной должна быть и история, которая последует за названием предлагаемого романа. Надо думать, это будет история о новых Ромео и Джульетте в новом - ХХ веке. Название романа, таким образом, уже сразу заявляет тему любви - одну из главных для М. Булгакова.

Причем тема любви, и об этом тоже предупреждает название, здесь связана с другой темой - темой творчества. У Булгакова первая часть модели "Он и она" - Мастер ("Он") и вбирает в себя тот круг представлений, который существует в нашем бессознательном читательском восприятии и связан с героем-любовником (Ромео), и вместе с тем шире по содержанию. Все дело в необычности "имени": Мастер (в тексте это слово пишется с маленькой буквы) - это безымянное имя, имя-обобщение, означающее "творец, в высочайшей степени профессионал своего дела". Мастер - самое первое слово романа, им открывается произведение в целом, и открывается оно темой творчества. Однако очень важно, что у Мастера нет настоящего имени: имя выражает сущность личности (П.А. Флоренский), а у Мастера имени нет, и это означает расстройство, в последующем - трагедию личности, что и подтверждает текст романа. [34,93]

Отсутствие имени, "неопределенность" имени у главного героя придают неопределенность, нечеткость и непоследовательность самому герою и его любовному чувству к Маргарите в частности. В самом деле, Маргарита это характер цельный, самодостаточный и завершенный, лидирующий в любовном тандеме (что уже стало традицией в русской классической литературе в произведениях Пушкина, Гончарова, Замятина); сфера Маргариты это сфера, точнее стихия, любви, все в себя вбирающая и все себе подчиняющая. "Неоформленность" же возлюбленного Маргариты на уровне имени отражает его "неоформленность" на уровне характера и его несоответствие традиционной роли героя-любовника, образцовой "моделью" которого служит образ шекспировского Ромео. Все это выразилось в колебаниях, пессимистических настроениях Мастера, в его отречении от любви (и от романа тоже): "Нет, поздно, - говорит он Маргарите, - ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую - оставь меня. Ты пропадешь со мной".

Название романа удивительно гармонично. И так оно воспринимается потому, что использован прием анаграммы - повтора некоторых букв в обеих частях названия романа: "Мастер и Маргарита". Черновые варианты названия - "Великий канцлер", "Черный богослов", "Копыто консультанта" и др. - отвергнуты М. Булгаковым потому, что в ходе работы над романом изменилась архитектура и концепция всего произведения. Но окончательный вариант заглавия - "Мастер и Маргарита" (помимо большей его "точности") - еще и гармоничен, поэтичен, и его "поэтическое звучание" продолжает в тексте интонация лирико-романтических глав, прежде всего начало главы девятнадцатой второй части: "За мной читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?" Повтор букв (он бывает в словах, связанных анаграмматической связью, полным или неполным) указывает на то, что между словами существует и глубинная связь - на уровне характера, судьбы героев. Герои созданы друг для друга. Причем слово Мастер - короче по своему слоговому составу, и вследствие этого оно звучит более энергично, полновесно, в частности, еще и благодаря тому, что под ударением находится "а". Слово Маргарита более протяженное, менее энергичное, под ударением находится буква "и", что придает особую нежность, женственность имени героини.

Кроме того, явной отличительной фонетической особенностью имени Маргариты является двойное присутствие в нем звука [р] и тройное присутствие звука [а] - Маргарита. По традиционной цветовой классификации этим звукам соответствует красный цвет, цвет страсти, обладающий жизнетворящей и в то же время трагической символикой.

В отличие от имени героини, в "имени" героя [р] и [а] единичны (но они присутствуют, что важно подчеркнуть).

Как видим, в фоносемантическом плане имя героини является более выраженным, "целеустремленным", цельным. Имя же Мастера в этом смысле является менее "четким", более разнонаправленным, хотя находящийся в нем под ударением звук [а] и финальный звук [р] ("красные" по своей цветовой характеристике) сближают его с именем героини романа. И это еще раз подчеркивает гармоничность, "родство" имен, характеров и судеб Мастера и Маргариты. [43,157-161]

2.5 Повторная номинация при организации текста.

Семантико-структурная и коммуникативная организация текста осуществляется в результате следования некоторым правилам, среди которых немаловажную роль играет выбор способа повторной номинации, порядка слов, типа модальности и др. Прежде всего при создании связного текста неизбежно встает вопрос о повторной номинации, т.е. выборе средств словесной замены для уже названного субъекта или объекта. Так, во избежание повторения одних и тех же слов возникает необходимость лексических замен. Однако такие замены не всегда удобны и допустимы. В частности, трудности возникают при создании специальных текстов, где подыскать, скажем, другое наименование научному понятию не представляется возможным из-за четкой обозначенности его содержания. В таком случае повторение ключевых слов (терминов) неизбежно.

Тексты же художественные, публицистические обнаруживают стремление разнообразить наименования в потоке речи, обновлять словесный инвентарь. Однако возможность замен и здесь имеет определенные текстуальные ограничения. Кроме того, отсутствие замен (при лексическом повторе) может повысить семантико-стилистическую напряженность текста и, следовательно, усилить его выразительность. [53, 73]

Вот некоторые примеры на возможность (невозможность) или желательность (нежелательность) замен при повторной номинации.

1. Познакомились мы в одном санатории. Гуляли вместе, вспоминали новгородские леса, морошку, глухие деревушки. Семья наша жила тогда в районном центре, в Лычкове. Неподалеку от нашего дома стоял двухэтажный дом с железными решетками на окнах нижнего этажа. Мне интересен этот дом был тем, что по вечерам там всегда горел свет... Мы, мальчишки, почему-то обходили этот дом стороной, в окна не заглядывали, в сад не лазили и даже между собою не говорили про этот дом. Какая-то опасность окружала его. Тогда это учреждение называлось ОГПУ. Люди, которых туда привозили, исчезали. О них говорили шепотом. [30,6]

Пространное наименование "двухэтажный дом с железными решетками на окнах нижнего этажа" (первое представление объекта) заменяется в дальнейшем кратким "этот дом" (причем именно указательное слово "этот" отсылает нас к поименованному выше). И, наконец, в конце смысл "этого дома" раскрывается точным указанием адреса: появляется новая номинация "это учреждение называлось ОГПУ". Так от внешнего описания объекта текст ведет нас к раскрытию его внутренней сущности. В этом отрывке есть и другие указатели повторной информации - пространственного и временного характера (тогда, там, туда), однако доминирующим все-таки остается сочетание "этот дом", повторение которого усиливает впечатление о значимости данного объекта.

2. Вообще-то знать о Сковороде и питать какой-то интерес к легендарной жизни странствующего поэта и мудреца Булгаков должен был с детства: ведь оно прошло у него в Киеве, на Украине, где и сегодня в разговорах нет-нет да и услышишь шутку, поговорку или афоризм, приписываемые Сковороде. Кроме того, Сковороду особо почитали все, кто когда-нибудь учился после него в Киевской духовной академии, а отец писателя, Афанасий Иванович, был выпускником и преподавателем этого учебного заведения. [26,81]

Здесь мы имеем замены, Булгаков - писатель; детство - оно; Сковорода - он (после него), поэт и мудрец; Киевская духовная академия - это учебное заведение. Невозможной оказалась замена в одном случае: "Сковороду почитали все..." - повтор имени связан с тем, что замена могла бы быть отнесенной к Булгакову.

3. …В "Мастере и Маргарите" очевиднейшим образом художественно воплощена теория трех миров: земного, библейского и космического. Первый в романе представляют люди. Второй - библейские персонажи. Третий - Воланд со своими спутниками.

Теория же таких "трех миров" могла быть позаимствована Булгаковым только у того, кто является ее создателем, - у украинского философа XVIII в. Григория Саввича Сковороды. Последний, кстати сказать, часто подписывался под своими произведениями словами "любитель Библии"...

Теория "трех миров" Сковороды, изложенная им в трактате "Потоп змиин", представляет собой близкую к пантеизму объективно-идеалистическую концепцию. Согласно этой теории, самый главный мир - космический, Вселенная, всеобъемлющий макрокосм. Два других мира, по Сковороде, частные. Один из них - человеческий, микрокосм; другой - символический ("символичный", пишет Сковорода), т.е. мир библейский. [26,77-78]

Замены с помощью повторной номинации: три мира - первый, второй, третий; теория - ее создателем; у того, кто... - у украинского философа...; Сковорода - последний; Сковорода - он (изложенная им); два других мира - один из них, другой.

Неудачной представляется замена - "согласно этой теории": имеется в виду теория Сковороды, а грамматика текста, вследствие контактности расположения соответствующих сочетаний, свидетельствует об отнесенности этой замены к впереди стоящему упоминанию "объективно-идеалистической концепции".

4. А снизу, на лестнице показалась фигурка и медленно ползла по ступеням вверх. Фигурка шла на разъезжающихся больных ногах и трясла белой головой. На фигурке была широкая двубортная куртка с серебряными пуговицами и цветными зелеными петлицами. В прыгающих руках у фигурки был огромный ключ (М. Булгаков). [38,16]

Повторение одного наименования (ключевого слова "фигурка") в данном случае представляется вполне закономерным из-за "особости" самого наименования объекта субъектно-предметного мира: в основном высказывании уже произошла образно-метафорическая замена ("фигурка" не может быть изначальным наименованием субъекта), именно поэтому в последующем тексте прямое наименование уже исключено, в противном случае пришлось бы заменить заменителя (ср. невозможность: Фигурка шла... На этом человеке была куртка). Кроме того, при третьем упоминании "фигурки" замена невозможна еще и потому, что возникает чисто формальная необходимость разорвать цепную связь двух рядом стоящих предложений, а иначе "двубортная куртка" окажется на "белой голове".

Повторная номинация в художественном тексте может служить эффективным средством детальной характеристики персонажа. Вот как, например, М. Булгаков характеризует Азазелло, вначале прямо не называя его. Повествование ведется с точки зрения восприятия другого лица, Аннушки. Для нее наблюдаемое лицо было неизвестно, и постепенно по ходу наблюдения лицо обрастало рядом внешне определяемых признаков. И только в конце описываемой сцены автор называет его конкретное имя. Вот этот текст:

... Замыкал шествие маленького роста прихрамывающий иностранец с кривым глазом, без пиджака, в белом фрачном жилете и при галстуке. Вся эта компания мимо Аннушки проследовала вниз. Тут что-то стукнуло на площадке <... >. В руках у нее [Аннушки] оказалась салфеточка с чем-то тяжелым <... >.

Аннушка спрятала находку за пазуху, ухватила бидон и уже собиралась скользнуть обратно в квартиру, отложив свое путешествие в город, как перед ней вырос, дьявол его знает откуда взявшийся, тот самый с белой грудью без пиджака и тихо шепнул:

- Давай подковку и салфеточку <... >.

Белогрудый твердыми, как поручни автобуса, и столь же холодными пальцами, ничего более не говоря, сжал Аннушкино горло так, что совершенно прекратил всякий доступ воздуха в ее грудь. Бидон вывалился из рук Аннушки на пол. Подержав некоторое время Аннушку без воздуха, беспиджачный иностранец снял пальцы с ее шеи. Хлебнув воздуху, Аннушка улыбнулась <... >.

Получив подковочку и салфеточку, иностранец начал расшаркиваться перед Аннушкой, крепко пожимать ее руку и горячо благодарить в таких выражениях, с сильнейшим заграничным акцентом:

- Я вам глубочайше признателен, мадам. Мне эта подковочка дорога как память. И позвольте вам за то, что вы ее сохранили, вручить двести рублей <... >.

Щедрый иностранец в один мах проскользнул через марш лестницы вниз <... >.

... Аннушка еще долго по инерции продолжала кричать:

Мерси! Мерси! Мерси! - а иностранца уже давно не было.

Не было и машины во дворе. Вернув Маргарите подарок Воланда, Азазелло распрощался с нею <... > (Мастер и Маргарита). [11,10-36]

Так искусно "плетя" текст, М. Булгаков варьирует наименования персонажа, причем все варианты даны с точки зрения наблюдателя со стороны, не знающего, кто это на самом деле. И только в конце появляется собственное имя, но уже за пределами Аннушкиного восприятия.

Таким образом, выбор средства повторной номинации при конструировании текста подчиняется и структурно-семантическим правилам, и стилистико-композиционным. Ограничения при подборе замен могут быть лексико-грамматического свойства, когда цепная связь предложений при неудачном выборе повторной номинации смещает контекстуальную соотнесенность имен. Ограниченность выбора может ощущаться и при обращении к образным наименованиям. Наиболее безразличными к именуемому предмету оказываются местоименные слова, поскольку они имеют широкую тематическую отнесенность: "он, она, они" могут соотноситься с наименованием предмета, лица, качества; "этот, эта, эти" в сочетании с именами тоже в своей соотнесенности с другими наименованиями не ограничены. [55]

Однако при использовании местоименных замен учитывается строение сочетающихся фраз, контактность или дистантность в расположении соотносимых слов. Например, в следующем контексте местоимение "их" употреблено явно неудачно: Многие книги в библиотеке были старые, порванные. Надо сказать детям, что их надо беречь (получается, что беречь надо только порванные книги). Возможны смысловые смещения и при употреблении слова "который" (-ая, - ые): оно соотносится с контактно расположенным именем.

Повторные номинации выполняют текстообразующую функцию: они тематически и грамматически связывают компоненты высказываний, межфразовых единств. В качестве повторных наименований могут употребляться местоимения и местоименно-наречные слова (он, она; тот, этот, который; там, туда, оттуда); метафорически употребленные существительные; слова и сочетания указательного значения (этот вопрос; данные сведения; такие выводы); перефразы (Остап Бендер - великий комбинатор) и др. [10,54]

Характер повторных номинаций зависит от вида текста: они могут быть стилистически нейтральными или иметь экспрессивно-оценочную окраску; по объему информации точно соответствовать именуемому предмету или расширять, уточнять его содержание. Такое разнообразие приводит и к функциональному разнообразию. Номинативные единицы выполняют следующие основные функции: информативно-описательную (например, дефиниция полная или частичная при терминах; характеристика объекта: Бендер - молодой человек, лет двадцати восьми); ситуативную (характеристика в данной ситуации); экспрессивно-оценочную (характеристика объекта с оценкой его качеств); редуцирующую (сокращение объема текста).

Стилистически нейтральна, например, местоименная референция (он, она); экспрессивно-оценочные номинации, содержащие элементы характерологические (Сковорода - поэт и мудрец). В научном тексте предпочитаются нейтральные, редуцирующие и описательные номинации; в художественном - функционально более разнообразные и разветвленные.

Степень информативности средств повторной номинации, средств замещения, зависит:

1) от способности заместителя совмещать функцию замещения с функцией сообщения новой, характеризующей или классифицирующей информации;

2) от точности квалификации содержания именуемого;

3) от наличия у именуемого терминологического эквивалента и др. Например, среди заместителей обозначения предмета или лица большей информативностью обладают заместители, передающие классифицирующую информацию [7, 54-55].

Наиболее информативны обычно заместители в текстах художественных. В текстах нехудожественных, в частности в научном, чаще употребляются заместители, редуцирующие текст и стилистически нейтральные, например отвлеченные имена универсального типа "явление", "случай" и предложно-падежные сочетания типа "в этом отношении", "в этом смысле" и др.

Вот примеры нейтральных заменителей наименований в научном тексте. Они лишены характерологических признаков, это прямые, формальные отсылки к упомянутым прежде наименованиям:

В последние годы в целом ряде областей знания наметился интерес к так называемой "наивной картине мира". В частности, это понятие приобрело значительную популярность в лингвистике (а именно - в семантических исследованиях), где оно иногда конкретизируется, так что говорят о "наивно-языковой" (или просто "языковой") "картине мира". [56]

Глава 3. Принципы и способы номинации персонажей в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

3.1 Типология имен персонажей в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

На основе текста романа все имена героев можно разделить условно на 3 группы:

имена персонажей московского мира: Берлиоз Михаил Александрович, Иван Бездомный, Понтий Пилат, Марк Крысобой, Арчибальд Арчибальдович, Амвросий, Бескудников, Александр Рюхин, Степан Богданович Лиходеев, Римский Григорий Данилович, Стравинский Александр Николаевич, Босой Никанор Иванович, Алоизий Могарыч, Ласточкин Василий Степанович, Прохор Петрович, Соков Андрей Фокич и др.

имена персонажей исторического мира: Иешуа Га-Ноцри, Левий Матвей, Дисмас, Гестас, Вар-равван, Иуда из Кириафа, Иосиф Каифа, Валерий Грате и др.

имена персонажей фантастического мира: Воланд, Азазелло, Коровьев, Гелла, Фрида, Дунчиль Сергей Герардович, Ида Геркулановна Ворс, Куролесов Савва Потапович, Николай Канавкин, Тофана и др.

По частоте употребления имена можно классифицировать на:

часто употребляемые (Берлиоз, Бездомный, Воланд, Понтий Пилат, Иешуа Га-Ноцри, Левий Матвей, Арчибальд Арчибальдович, Лиходеев, Римский, Азазелло, Стравинский, Варенуха, Коровьев -Фагот, Мастер, Маргарита, Гелла и др.)

реже употребляемые (Аннушка, Крысобой, Бескудников, Дисмас, Гестас, Вар-равван, Двубратский, Жорж Штурман, Абабков, Денискин, Анна Францевна, Мстислав Лаврович, Анфиса, Груня, Ласточкин, Низа, Энанте, Софья Павловна и др.)

имена единичного употребления (Кирюшка, Федор Иванович, Подложная, Поклевкина, Фока, Непременова, Жукопов, Драгунский, Семейкина - Галл, Павианов, Богохульский, Пантелей, Беломут, Парчевский, Варенька и др.)

Имена романа можно сгруппировать по признаку полноты - неполноты имен:

фамилия, имя, отчество (Михаил Александрович Берлиоз, Иван Николаевич Понырев, Непременова Настасья Лукинична, Лиходеев Степан Бргданович, Анна Францевна де Фужере, Римский Григорий Данилович, Стравинский Александр Николаевич, Босой Никанор Иванович, Тимофей Кондратьевич Квасцов, Варенуха Иван Савельевич, Семплеяров Аркадий Аполлонович и др.)

исторические имена (Понтий Пилат, Левий Матвей, Малюта Скуратов, Боба Кандалупский, Дисмас, Гестас, Вар-равван, и другие)

фамилия, имя (Жорж Штурман, Иероним Поприхин, Тамара Полумесяц, Витя Куфтик, Адельфина Буздяк, Александр Рюхин, Жорж Бенгальский, и др.)

имя, отчество (Федор Иванович,, Арчибальд Арчибальдович, Федор Васильевич, Пелагея Антоновна, Мстислав Лаврович, Алоизий Могарыч, Прохор Петрович, Анна Ричардовна, Ксения Никитишна, Мария Александровна и др.)

только имена (Воланд, Аннушка, Кирюшка, Амвросий, Фока, Иоганн, Пантелей, Анфиса, Груня, Азазелло, Варенька, Ариман, Гелла, Дарья, Абадонна, Вьетан, Фрида, Низа, Иванушка, Николай и др.)

только фамилии (Поклевкина, Бескудников, Двубратский, Загривов, Абабков, Глухарев, Квант, Желдыбин, Сладкий, Шпичкин, Хустов, Карпов, Парчевский, Лапшеннокова, Пролежнев, Фанов, Косарчук, Бернадский и др.)

Синонимия имен персонажей.

Наталья Прокофьевна (Наташа)

Непременова Настасья Лукинишна (Штурман Жорж)

Павел Иосифович (Палосич)

Панаев (Коровьев - Фагот)

Понырев Иван Николаевич (Иван Бездомный, Иван, Иванушка)

Скабичевский (Кот Бегемот)

Подробнее перечень имен можно посмотреть в приложении А.

3.2 Традиции именословия в художественном творчестве М.А. Булгакова

На основе исследования онимического материала, извлеченного Багировой Е.П., из восьми черновых редакций романа "Мастер и Маргарита", устанавливается история становления и пути формирования антропонимикона окончательной редакции текста, выявляются узуальные и оригинальные приёмы наименования персонажей.

Исследование поэтонимов "реалистического" повествовательного плана позволяет судить о специфике авторской номинации. В первых редакциях романа М.А. Булгаков "экспериментирует", отбирая личные имена и фамилии героев, отражающие антропонимический новояз своего времени: Гинц, Избердей, Квинтер-Жабов, Картон, Нутон, Эндузизи. Благодаря звуковым ассоциациям онимы приобретают в тексте эмоциональную или юмористическую оценку, формируя тем самым общее представление об абсурдной действительности изображаемого мира. Искусственность, нереальность "земного" повествования подчеркивается введением в роман "чужого" слова: Бержеракина, Бобченко, Беатриче Григорьевна Дант, Гаугоголь. Литературные имена, чужие цитаты, аллюзии и пародии, будучи введенными в неродной им контекст, вызывают эффект отстранения и игровое развертывание сюжета.

В тетрадях, датируемых 1928 годом, активны онимы, характеризующие фоносемантическую несовместимость с живой антропонимией: Клох - Пелеенко, Мелузи, Рибби, Чембакчи (66% от общего числа антропонимов). В этот период идет накопление сатирической образности, жизненных наблюдений над социальными типажами, экспериментируется авторский тон. Поэтому на первом этапе формирования художественного антропонимикона важным фактором, определяющим выбор именования, становится ощущение феномена онима. На первый план выступают акустические ассоциации, музыкальность, необычность звуковой инструментовки назывных единиц. [10, 19-37]

Стремление к индивидуализации персонажа стимулировало выработку новых приемов номинации по двум направлениям. С одной стороны, наблюдается усложнение структуры назывных единиц и появление большого количества двух - и трехкомпонентных названий, с другой стороны, активизируется способ онимизации и к процессу номинации привлекается чрезвычайно разнообразный круг лексики. В рукописях 1932-1933гг. наряду с фонетически мотивированными антропонимами автором активно используются онимы, мотивированные семантически: Благовест, Безродный, Босой, Лиходеев, Покинутый, Сверчков. Информационно-стилистический план подобного имени позволял характеризовать носителя номинации, указывая на его коммуникативно-значимый признак. В текстах 1934-1937гг. спектр прозвищных имен сужается, появляется символико-обобщающая знаковость онима. [17,117-125]

Особенностью именослова рукописей 1930-1934гг. является значительное уменьшение фамилий, используемых автором при назывании персонажей. Если в редакции 1928 года фамилии составляли 60% от общего числа антропонимов, то в тексте, датируемом 1932-1933 годом, - лишь 39%. Многокомпонентные онимические модели становятся маркёрами возрастной и национальной характеристики носителя имени, речевой культуры среды, в которой он живет. Они позволяли приблизиться к образу персонажа, полнее очерчивали его, делали ярким, ощутимым: Неприменова Доротея Савишна, Циганкин Михаил Яковлевич, Гречкина Аннушка, Близнецов Григорий Максимович. [28,100-291]

В текстах четвертой и пятой редакции (1934-1937гг.) намеченная в предыдущих вариантах тенденция усложнения структуры антропонимов получает дальнейшее развитие. Однако на этом этапе автора привлекает не столько структура именования, сколько его смысловая нагрузка, задающая определённое направление ассоциациям в сознании реципиента. Образ персонажа формируется на основе семантической значимости всей суммы компонентов онимической формулы: Ида Геркулановна Косовская, Мстислав Лавровский, Савва Потапович Бурдасов (> бурдить - шалить, проказить), Тимофей Перелыгин (> перелыгать, перевирать), Степан Богданович Лиходеев.

В поздних вариантах романа "Мастер и Маргарита" наблюдается снижение числа многокомпонентных назывных моделей, преобладающей номинацией становится фамилия. Активизируется использование различных форм личных имен (Груня, Дашка, Иванушка, Наташа, Проша). [18,14-22] Значительно увеличивается число нейтральных именований, однако образная номинация по-прежнему занимает в "московском" мире романа главенствующие позиции. Активность подобных имен объясняется характером повествования, темой и жанровыми характеристиками текста.

Автор долго обдумывал имена будущих персонажей, чутко реагируя при выборе на звуковой и смысловой потенциал антропонима. Эффективность назывного знака определялась его способностью установить контакт между именем и его носителем, степенью соответствия его значения существенным признакам именуемого. [21,76-77]

Проблема отбора имен была часто связана с проблемой значимости героя. Чтобы познать его сущность, Булгаков прибегает к разным приемам имянаречения. Он выстраивает онимы в ряды и цепочки, которые отражают разные грани характера персонажа. Поиск максимально точного именования осуществляется путем сравнения найденного онима с исключенным из текста обозначением: Нутон - " Картон - " Благовест - " Варенуха; Суковский - " Робинский - " Близнецов - " Библейский - " Римский; Тёшкин - " Пешкин - " Палашов - " Попов - " Безродный - " Покинутый - " Понырёв. Первоначальный вариант имени может закрепиться, может подвергнуться некоторым модификациям: Бурдасов - > Бордасов - > Куролесов; Лаврович - > Лавровский - > Лаврович; Гаугоголь - " Чембукчи - " Чапчачи - " Чембакчи - " Альберт - " Покобатько; Фон Майзен - " Фон-Майзен - " Дон Майзен - " барон Майзен - > фон Майгель - " барон Майгель. Отказ от одних онимов и обращение к новым говорит об изменении авторского замысла, о создании иной концепции художественного образа. [54]

Исследования антропонимического материала показали, что первоначально роман задумывался как продолжение линии сатирического гротеска. Поэтому антропонимия первых редакций была нацелена на изображение хаоса жизни, абсурдной действительности. Писатель склоняется к выбору соответствующих имен, отражающих различные степени деформации реальности: Бержеракина, Варлаам Собакин, Трувер Рерюкович, Клавдия Парфёнов-на Гауголь. Однако в романе постепенно происходит философская символизация сюжетов и человеческих типов, что перестраивает первоначальный сюжет и требует новых реалий. Со сменой замысла, о чем свидетельствует фигура нового героя (мастера), в произведении появляется автобиографическая тема. В текстах позднего периода, на наш взгляд, соединилось два сюжетно-тематических направления творчества: сатирическое осмысление действительности и автобиографическая тема. [15,18-23]

Стиль "исторического" повествования вырабатывался автором постепенно, равно как и придающий этим сценам единство внутренний антропонимикон. Поэтонимы первой редакции романа значительно отличались от онимов окончательного текста. В первоначальном варианте произведения автор использует известные в библеистике имена (Иисус, Иисус Назарет, Jesus Na-sarenus, Искариот, Варрава, Pontium Pilatum, Пилат), что объясняется особенностью развертывания "исторического" повествования и степенью разработки темы, которая вначале не занимала в романе главенствующей позиции.

При дальнейшем редактировании произведения автор модифицирует известные в мировой литературе и библеистике номинации и вводит их в соответствующий контекст: Иуда Искариот - → Юда Искариот - → Иуда из Кариот - → Иуда из Кериот → Иуда из Кериафа → Иуда из Кириафа; Варрава → Иисус Варрава - → Вар → Равван - → Варраван→ Вар-Равван; Пилат - → Pontium Pila-tum → Пилат Понтийский - → Пилат Понтийский Всадник Золотое Копьё; Иисус → Jesus Nasarenus → Иисус Назарет из Эн-Назира → Иисус Назарет из Эн-Сарида → Иисус Га-Ноцри → Иешуа Га-Ноцри. Благодаря знакомому звукокомплексу имя, возникшее в первую очередь под воздействием культурного фактора, проступает в тексте ассоциативно и коннотативно нагруженным, что помогает адекватному восприятию персонажа. Модифицированные номинации становятся показателем индивидуально-авторского понимания персонажа, поскольку представляют собой творческое переосмысление известного образа, исторических фактов и событий, в которых он проявляется в созданном писателем воображаемом мире. Глубинный смысл романа, таким образом, постигается с помощью вербального стимула, который определяет направление читательского поиска. [4,13-22]

Анализ истории создания именослова "демонической" темы показал, что большая часть инфернонимов была сформирована на ранних этапах становления текста, однако в течение ряда лет автор экспериментировал со звуковой оболочкой уже созданного поэтонима, призванной наряду с семантикой внутренней формы имени выполнять экспрессивную функцию: Фиел-ло/Фьелло/Азазелло; Фаланд/Воланд. [13,4-7]

В первых вариантах текста герои, обозначенные известными дьявольскими именами, формировались в рамках традиционных представлений о персонажах инфернального мира. [16,44-64] С усложнением образа усложняется структура и семантика поэтонима. Писатель стремится модифицировать назывные единицы так, чтобы они, сохраняя связь с известным в мировой литературе персонажем, воспринимались как нечто новое: Азазелло - → Велиар→" Антес-Вельяр Вельярович → Theodor Voland → Фаланд → Воланд; Бонифаций → Фиелло → Фьелло → Азазелло. Созданные имена, с одной стороны, дают возможность провести аналогии с их литературными и мифологическими прообразами, а с другой - позволяют воспринимать носителей имен, как обновленный тип персонажа. Инфернонимы благодаря подтекстовой известности приобретают иной смысловой ракурс, открывают новые ассоциативные каналы, воздействующие на процесс восприятия текста. [54]

Таким образом, тексты ранних редакций дают представление о путях осмысления, особенностях употребления и производства онимов писателем. Антропонимы основного текста и их варианты, функционирующие в разных редакциях, позволяют установить, как отражалась в назывном знаке творческая деятельность именующего, становление его номинативного опыта. [52, 93-106]

3.3 Происхождение имен героев в романе Булгакова

В данной главе будем рассматривать происхождение некоторых имен. Опираемся на имеющуюся в научной литературе информацию по данному вопросу.

Азазелло

Азазелло - персонаж романа "Мастер и Маргарита", член свиты Воланда, "демон безводной пустыни, демон-убийца".

Имя Азазелло образовано Булгаковым от ветхозаветного имени Азазел (или Азазель). Так зовут отрицательного культурного героя ветхозаветного апокрифа - книги Еноха, падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря Азазелу женщины освоили "блудливое искусство" раскрашивать лицо. Поэтому именно Азазелло передает Маргарите крем, волшебным образом меняющий ее внешность.

В книге И.Я. Порфирьева "Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях" (1872), известной, скорее всего, автору "Мастера и Маргариты", отмечалось, в частности, что Азазел "научил людей делать мечи, шпаги, ножи, щиты, брони, зеркала, браслеты и разные украшения; научил расписывать брови, употреблять драгоценные камни и всякого рода украшения, так что земля развратилась".

Абадонна

Абадонна - персонаж романа "Мастер и Маргарита", демон войны.

В переводе с еврейского - "гибель, истребление; царство смерти; губитель"; в Новом Завете представляется особым духовным существом как ангел бездны; "имя ему по - еврейски Авадон, а по - гречески Аполлион" [36,11]

Своим именем он, очевидно, обязан повести писателя и историка Н.А. Полевого (1896-1946) "Абадонна" и особенно стихотворению поэта Василия Жуковского (1783-1852) "Аббадона" (1815), представляющему собой вольный перевод эпилога поэмы немецкого романтика Фридриха Готлиба Клопштока (1724-1803) "Мессиада" (1751-1773).

Герой стихотворения Жуковского - ветхозаветный падший ангел, возглавивший восстание ангелов против Бога и в наказание сброшенный на землю. Аббадона, обреченный на бессмертие, напрасно ищет гибели: "Вдруг налетела на солнце заблудшая в бездне планета; час ей настал разрушенья... она уж дымилась и рдела... К ней полетел Аббадона, разрушиться вкупе надеясь... Дымом она разлетелась, но, ах!. не погиб Аббадона!"

Александр Рюхин

Александр Рюхин - персонаж романа "Мастер и Маргарита", поэт, член МАССОЛИТа. Прототипом А.Р. послужил поэт Владимир Маяковский (1893 - 1930). С ним Булгаков нередко играл в бильярд. Об этом сохранились воспоминания друга Булгакова, драматурга С.А. Ермолинского (1900 - 1984): "Если в бильярдной находился в это время Маяковский и Булгаков направлялся туда, за ними устремлялись любопытные. Ещё бы - Булгаков и Маяковский! Того гляди разразится скандал.

Играли сосредоточенно и деловито, каждый старался блеснуть ударом. Маяковский, насколько помню, играл лучше.

От двух бортов в середину, - говорил Булгаков.

Промах.

Бывает, - сочувствовал Маяковский, похаживая вокруг стола и выбираю удобную позицию. - Разбогатеете окончательно на своих тётях манях и дядях ванях, выстроите загородный дом, и огромный собственный бильярд. Непременно навещу и потренирую.

Благодарствую. Какой уж там дом!

А почему бы?

О, Владимир Владимирович, но и вам клопомор не поможет, смею уверить. Загородный дом с собственным бильярдом выстроит на наших с вами костях ваш Присыпкин.

Маяковский выкатил лошадиный глаз и, зажав папиросу в углу рта, мотнул головой:

Абсолютно согласен.

Независимо от результата игры прощались дружески. И все расходились разочарованные".

Алоизий Могарыч

Алоизий Могарыч - персонаж романа "Мастер и Маргарита", журналист, написавший донос на Мастера и поселившийся впоследствии в его подвальчике в одном из арбатских переулков.

Образ Алоизия рифмуется с образом Иуды в ершалаимских главах романа. Сочетание латинского имени с русским вульгаризмом "могарыч" (выпивка после заключения сделки; "могарычить" - "промышлять срывом могарычей; бездельничать") - частый булгаковский прием, создающий комический эффект. [36, 19]

Прототипом А.М. послужил друг Булгакова, драматург Сергей Александрович Ермолинский (1900-1984). В 1929 г. Ермолинский познакомился с Марией Артемьевной Чимишкиан (1904 г. рождения), дружившей в то время с Булгаковым и его второй женой Л.Е. Белозерской. Через некоторое время молодые люди вступили в законный брак и сняли комнату в доме №9 по Мансуровскому переулку, принадлежавшем семье театрального художника-макетчика Сергея Сергеевича Топленинова, одного из прототипов Мастера. Этот деревянный домик стал прообразом жилища Мастера и Маргариты.

Аннушка

Чума - Аннушка, разлившая подсолнечное масло и тем самым косвенная виновница гибели Берлиоза. Излюбленное Булгаковым женское имя для персонажей из городского мещанства, кроме того, не последнюю роль в его выборе сыграло, вероятно, и то, что курсировавший по Бульварному кольцу трамвай "А" называли "Аннушкой". [36,29-30]

Аркадий Аполлонович Семплеяров

Аркадий Аполлонович Семплеяров - персонаж романа "Мастер и Маргарита", председатель "акустической комиссии московских театров".

Фамилия героя в переводе с французского - "простой", "заурядный", "глупый".

Фамилия "Семплеяров" произведена от фамилии хорошего знакомого Булгакова, композитора и дирижера Александра Афанасьевича Спендиарова (1871 - 1928). Вторая жена писателя Л.Е. Белозерская вспоминает о знакомстве со Спендиаровым и его семейством в начале 1927 г. и приводит дневниковый рассказ его дочери Марины (1903 - 1984): "Мы с папой были у Булгаковых. Любовь Евгеньевна спросила заранее, какое любимое папино блюдо. Я сказала: "Рябчики с красной капустой". С утра я искала папу, чтобы сообщить ему адрес Булгаковых... Помню его голос в телефоне: "Это ты, Марюшка? Ну, что ты? Ну, говори адрес... Хорошо, я приду, детка". Когда я пришла, Михаил Афанасьевич, Любовь Евгеньевна и папа сидели вокруг стола. Папа сидел спиной к свету на фоне рождественской елки. Меня поразило то, что он такой грустный, поникший. Он весь в себе был, в своих мрачных мыслях и, не выходя из своего мрачного в то время мирка, говорил, глядя в тарелку, о накопившихся у него неприятностях. Потом, как-то неожиданно для нас всех, перешел на восхваление Армении. Чувствовалось, что в сутолочной Москве он соскучился по ней".

Арчибальд Арчибальдович

Арчибальд Арчибальдович - персонаж романа "Мастер и Маргарита", директор ресторана Дома Грибоедова.

Прототипом А.А. послужил Яков Данилович Розенталь (1893-1966) (по прозвищу "Борода"), в 1925-1931 гг. - директор ресторанов Дома Герцена (в романе спародирован как Дом Грибоедова), Дома Союза писателей (ул. Воровского, 56) и Дома печати (Суворовский бульвар,

8).

О прототипе А.А. сохранились колоритные воспоминания создателя Клуба театральных работников Б.М. Филиппова: "Ресторан клуба ТР возглавлялся энтузиастом заведения, любимцем всех муз Я.Д. Розенталем, прозванным актерами Бородой: обильная растительность, окаймлявшая его восточное лицо, вполне оправдывала это. По воспоминаниям друзей и знакомых легендарного бессменного директора, проработавшего десять лет в ресторане до самой войны, он имел внушительный рост, представительную внешность, густую черную ассирийскую, конусом, большую, по грудь, бороду".

Афраний

Афраний - персонаж романа "Мастер и Маргарита", начальник тайной стражи, непосредственно подчиняющийся прокуратору Иудеи Понтию Пилату.

Прототипом А. послужил Афраний Бурр, о котором подробно рассказывается в книге французского историка религий Э. Ренана (1823-1892) "Антихрист". Выписки из этой книги сохранились в архиве Булгакова. Ренан писал о "благородном" Афраний Бурре, занимавшем пост префекта претория в Риме (это должностное лицо исполняло, в числе прочих, и полицейские функции) и умершем в 62 г. Он, по словам историка, "должен был искупить смертью, полной печали, свое преступное желание сделать доброе дело, считаясь в то же время со злом".

Банга

По мнению Л.Е. Белозерской, кличка собаки Пилата образована из ее имени: Любовь - Люба - Любан - Любанга - Банга (Л.Е. Белозерская - Булгакова. Воспоминания. .М., 1989, с.161). Окончание клички может сбить читателя с толку и неправильно указать на пол собаки. Однако в одном из мест романа о Банге говорится "он", а ближе к финалу он назван "остроухим псом". [36,54]

Барон Майгель

Барон Майгель - персонаж романа "Мастер и Маргарита", имеет несколько литературных и, по меньшей мере, одного реального прототипа из числа булгаковских современников.

Этот реальный прототип - бывший барон Борис Сергеевич Штейгер, уроженец Киева, в 20-е и 30-е годы работавший в Москве в качестве уполномоченного Коллегии Наркомпроса РСФСР по внешним сношениям. Одновременно Штейгер являлся штатным сотрудником ОГПУ-НКВД. Он следил за входившими в контакт с иностранцами советскими гражданами и стремился получить от иностранных дипломатов сведения, интересовавшие советские органы безопасности.

Бегемот

Бегемот - персонаж романа "Мастер и Маргарита", кот-оборотень и любимый шут Воланда.

Имя Бегемот взято из апокрифической ветхозаветной книги Еноха. В исследовании И.Я. Порфирьева "Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях" (1872), по всей вероятности, знакомом Булгакову, упоминалось морское чудовище Бегемот, вместе с женским - Левиафаном - обитающее в невидимой пустыне "на востоке от сада, где жили избранные и праведные".

Сведения о Бегемоте автор "Мастера и Маргариты" почерпнул также из книги М.А. Орлова "История сношений человека с дьяволом" (1904), выписки из которой сохранились в булгаковском архиве. Там, в частности, описывалось дело игуменьи Луденского монастыря во Франции Анны Дезанж, жившей в XVII в. и одержимой "семью дьяволами: Асмодеем, Амоном, Грезилем, Левиафаном, Бегемотом, Баламом и Изакароном", причем "пятый бес был Бегемот, происходивший из чина Престолов. Пребывание его было во чреве игуменьи, а в знак своего выхода из нее, он должен был подбросить ее на аршин вверх. Этот бес изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени".

В сцене игры в шахматы Воланд восклицает, обращаясь к коту Бегемоту: "Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный Ганс!"

Ганс - с немецкого "гусь, дура"; здесь - "дурак, или дурачок". При дворах царствующих особ или просто знатных лиц часто существовали официальные должности шутов. Таким образом, обращаясь так к Бегемоту, Воланд просто называет кота по его штатной должности придворного шута сатаны. [36,60]

Варенуха Иван Савельевич

Иван Савельевич Варенуха, администратор театра Варьете, превратившийся в вампира после поцелуя Геллы.

Слово "варенуха" означает "пьяный напиток из навара водки и меду на ягодах и пряностях", "взваренец", "душепарка". Сочетание смешной фамилии и простецкого характера этого персонажа со страшной ролью "вампира - наводчика" придает фарсовый характер "истории", в которую случайно попал недалекий администратор. Фарс усилен сравнением Варенухи с Купидоном, вылетающим в окно из кабинета финдиректора. [36,72]

Вар-равван

Имя отпущенного Каифой разбойника в форме "Варавва" (арамейск. "сын отца") названо во все6х канонических Евангелиях; у Фаррара это имя транслитерируется двояко: "Вар - Авва" и "Вар-равван"; последнее написание, ошибочное, использует Булгаков. [36,73]

Воланд

Воланд - персонаж романа "Мастер и Маргарита", возглавляющий мир потусторонних сил. Воланд - это дьявол, сатана, "князь тьмы", "дух зла и повелитель теней" (все эти определения встречаются в тексте романа).

Воланд во многом ориентирован на Мефистофеля "Фауста" (1808-1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749-1832), в том числе и на оперного, из оперы Шарля Гуно (1818-1893) "Фауст" (1859).

Само имя Воланд взято из поэмы Гёте, где оно упоминается лишь однажды и в русских переводах обычно опускается. Так называет себя Мефистофель в сцене Вальпургиевой ночи, требуя от нечисти дать дорогу: "Дворянин Воланд идет!". В прозаическом переводе А. Соколовского (1902), с текстом которого Булгаков был знаком, это место дается так:

"Meфистофель. Вон куда тебя унесло! Вижу, что мне надо пустить в дело мои хозяйские права. Эй, вы! Место! Идет господин Воланд!"

В комментарии переводчик следующим образом разъяснил немецкую фразу "Junker Voland kommt": "Юнкер значит знатная особа (дворянин), а Воланд было одно из имен черта. Основное слово "Faland" (что значило обманщик, лукавый) употреблялось уже старинными писателями в смысле черта".

Булгаков использовал и это последнее имя: после сеанса черной магии служащие Театра Варьете пытаются вспомнить имя мага: " - Во... Кажись, Воланд. А может быть, и не Воланд? Может быть, Фаланд". [20,48]

В редакции 1929-1930 гг. имя Воланд воспроизводилось полностью латиницей на его визитной карточке: "D-r Theodor Voland". В окончательном тексте Булгаков от латиницы отказался: Иван Бездомный на Патриарших запоминает только начальную букву фамилии - W ("дубль-ве").

Такая замена оригинального V ("фау") неслучайна. Немецкое "Voland" произносится как Фоланд, а по-русски начальное "эф" в таком сочетании создает комический эффект, да и выговаривается с трудом. Мало подходил бы здесь и немецкий "Faland". С русским произношением - Фаланд - дело обстояло лучше, но возникала неуместная ассоциация со словом "фал" (им обозначается веревка, которой поднимают на судах паруса и реи) и некоторыми его жаргонными производными. К тому же Фаланд в поэме Гёте не встречался, а Булгакову хотелось именно с "Фаустом" связать своего сатану, пусть даже нареченного именем, не слишком известным русской публике. Редкое имя нужно было для того, чтобы не искушенный в Демонологии рядовой читатель не сразу бы догадался, кто такой Воланд.

Третья жена писателя Е.С. Булгакова запечатлела в дневнике чтение начальных глав последней редакции "Мастера и Маргариты" 27 апреля 1939 г.: "Вчера у нас Файко - оба (драматург Александр Михайлович Файко (1893-1978) с женой), Марков (завлит МХАТа) и Виленкин (Виталий Яковлевич Виленкин (1910/11 г. рождения), коллега Павла Александровича Маркова (1897-1980) по литературной части МХАТа). Миша читал "Мастера и Маргариту" - с начала. Впечатление громадное. Тут же настойчиво попросили назначить день продолжения. Миша спросил после чтения - а кто такой Воланд? Виленкин сказал, что догадался, но ни за что не скажет. Я предложила ему написать, я тоже напишу, и мы обменяемся записками. Сделали. Он написал: сатана, я - дьявол. После этого Файко захотел также сыграть. И написал на своей записке: я не знаю. Но я попалась на удочку и написала ему - сатана".

Булгаков, несомненно, экспериментом был вполне удовлетворен. Даже такой квалифицированный слушатель как А.М. Файко Воланда сразу не разгадал. Следовательно, загадка появившегося на Патриарших прудах иностранного профессора с самого начала будет держать в напряжении большинство читателей "Мастера и Маргариты". В ранних редакциях Булгаков пробовал для будущего Воланда имена Азазелло и Велиар.

Литературная родословная Воланда, использованная Булгаковым, чрезвычайно многогранна. Дьявол в "Мастере и Маргарите" имеет очевидное портретное сходство с Эдуардом Эдуардовичем фон-Мандро - инфернальным персонажем романа А. Белого "Московский чудак" (1925), подаренного Булгакову автором. По определению, данному А. Белым в предисловии к роману "Маски" (1933) из той же эпопеи "Москва", что и "Московский чудак", Мандро - это сочетание "своего рода маркиза де-Сада и Калиостро XX века". В предисловии же к "Московскому чудаку" автор утверждал, что "в лице Мандро изживает себя тема "Железной пяты" (знаменитого романа Джека Лондона (Джона Гриффита) (1876-1916), появившегося в 1908 г) (поработителей человечества) ". Белый инфернальность своего персонажа всячески маскирует, так и оставляя читателя в неведении, сатана ли Мандро. [55]

Гелла

Гелла - персонаж романа "Мастер и Маргарита".

Г. является членом свиты Воланда, женщиной-вампиром.

Имя "Гелла" Булгаков почерпнул из статьи "Чародейство" Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, где отмечалось, что на Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами.

Жорж Бенгальский

Жорж Бенгальский - персонаж романа "Мастер и Маргарита", конферансье Театра Варьете.

Фамилия Бенгальский - распространенный сценический псевдоним. Не исключено, что Булгаков ориентировался на одного из эпизодических персонажей романа Федора Сологуба (Тетерникова) (1863-1927) "Мелкий бес" (1905) - драматического артиста Бенгальского.

Непосредственным прототипом Ж.Б. послужил один из конферансье, выступавших в Московском мюзик-холле (с которого списан во многом Театр Варьете) Георгий (или Жорж) Раздольский.

Однако у Ж.Б. был и другой прототип, очень хорошо известный Булгакову. Это - один из двух руководителей МХАТа Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858-1943), в "Театральном романе" запечатленный в образе одного из двух директоров Независимого Театра - Аристархе Платоновиче, который почти безвылазно находился за границей. Булгаков Немировича-Данченко не любил и не скрывал этого, в частности, в письмах к третьей своей жене Е.С. Булгаковой, чья сестра Ольга Сергеевна Бокшанская (1891-1948) была секретарем Владимира Ивановича.

Иван Бездомный

Иван Бездомный (он же - Иван Николаевич Понырев) - персонаж романа "Мастер и Маргарита", поэт, становящийся в эпилоге профессором Института истории и философии.

В ранних редакциях: Антоша Безродный, Иванушка Попов, Иванушка Безродный и т.д., псевдоним, типичный для эпохи, образованный по популярному идеологическому шаблону: Максим Горький, Демьян Бедный, Михаил Голодный и т.п.

Одним из прототипов И.Б. был поэт Александр Ильич Безыменский (1898-1973), чей псевдоним, ставший фамилией, спародирован в псевдониме Бездомный. В редакции "Мастера и Маргариты" 1929 г. упоминался памятник "знаменитому поэту Александру Ивановичу Житомирскому, отравившемуся в 1933-м году осетриной", причем памятник располагался напротив Дома Грибоедова. Учитывая, что Безыменский был родом из Житомира, намек здесь был еще прозрачнее, чем в окончательном тексте, где комсомольский поэт остался связан лишь с образом И.Б.

Иешуа Га-Ноцри

Иешуа Га-Ноцри - персонаж романа "Мастер и Маргарита", восходящий к Иисусу Христу из Евангелий.

Имя "Иешуа Га-Ноцри" Булгаков встретил в пьесе Сергея Чевкина "Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины" (1922), а затем проверил его по трудам историков. В булгаковском архиве сохранились выписки из книги немецкого философа Артура Древса (1865-1935) "Миф о Христе", переведенной на русский в 1924 г., где утверждалось, что по-древнееврейски слово "нацар", или "нацер", означает "отрасль " или "ветвь", а "Иешуа" или "Иошуа" - "помощь Ягве" или "помощь божию".

Правда, в другой своей работе, "Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем", появившейся на русском в 1930 г. Древе отдавал предпочтение иной этимологии слова "нацер" (еще один вариант - "ноцер") - "страж", "пастух", присоединяясь к мнению британского историка библии Уильяма Смита (1846-1894) о том, что еще до нашей эры среди евреев существовала секта назореев, или назарян, почитавших культового бога Иисуса (Иошуа, Иешуа) "га-ноцри", т.е. "Иисуса-хранителя".

В архиве писателя сохранились и выписки из книги английского историка и богослова епископа Фридерика В. Фаррара "Жизнь Иисуса Христа" (1873). Если Древе и другие историки мифологической школы стремились доказать, что прозвище Иисуса Назарей (Га-Ноцри) не носит географического характера и никак не связано с городом Назаретом, который, по их мнению, еще не существовал в евангельские времена, то Фаррар, один из наиболее видных адептов исторической школы (см.: Христианство), отстаивал традиционную этимологию.

Большой интерес вызвал вопрос: как же правильно произносится имя Иешуа? В фильме В. Бортко отчетливо звучит: "Иешуа Га -Нозри", а в произведении М.А. Булгакова видим "Иешуа Га - Ноцри".

Исследователи романа Булгакова немало внимания уделяют разбору аспектов, касающихся как евангельских мотивов, так и личности Иисуса Христа. Приводятся самые разноречивые сведения из различных источников, якобы свидетельствующие об отходе Булгакова от евангельских традиций; однако к каким-либо результатам, хоть как-то приближающим к раскрытию булгаковского замысла, это не приводит.д.а и не может привести - оказывается, с точки зрения соответствия деталей фабулы "ершалаимских" глав литературным источникам, авторский вымысел в данном случае практически отсутствует.

Начать хотя бы с имени центрального персонажа "ершалаимских" глав. Александр Мень назвал Христа Иисусом Назарянином, Булгаков - непривычным для славянского уха именем Иешуа Га-Ноцри.В.Я. Лакшин, например, так откомментировал булгаковский выбор: "Само неблагозвучие плебейского имени героя - Иешуа Га-Ноцри, столь приземленного и "обмирщенного" в сравнении с торжественно-церковным - Иисус, как бы призвано подтвердить подлинность рассказа Булгакова и его независимость от евангельской традиции". Однако это не совсем так; из всех исследователей, занимавшихся этим вопросом, ближе всех к истине подошел С.А. Ермолинский, утверждавший, что имя Христа Булгаков взял из Талмуда: "Думаю, имя Иешуа тоже возникло оттуда - Иешуа Га-Ноцри ("изгой" из Назареи, кажется, так) ".

Действительно, имя "Иешуа" - подлинное имя Христа в арамейском языке; именно так Дева Мария назвала своего Cына. Только означает оно на родном языке Спасителя не "изгой", а "мессия", "спаситель". "Иисус" - версия этого имени в греческом языке, на котором писались Евангелия, и в котором отсутствует звук, соответствующий русскому "ш", арамейскому и на языке иврит - "шин". Так что ничего "неблагозвучного и плебейского" в этом историческом имени нет. Что же касается второго имени - "Га-Ноцри", то оно действительно появилось в Талмуде, в т. н. "антилегенде о Христе", причем в нескольких написаниях - "Ноцри", "Нозери", "Носри". Неожиданным оказалось то, что слово "ноцри" настолько распространено в иврите, что включается даже в самые маленькие по объему словари; более того, оно имеет непосредственное отношение не только к автору данной работы, но и к большинству ее потенциальных читателей, поскольку означает... "христианин". "Га" - определенный артикль в иврите.

Относительно этимологии самого слова "ноцри" существует два мнения. Многие, в том числе и Г.А. Лесскис, считают, что оно происходит от названия города Назарет в Галилее, где якобы родился Христос. Но все дело в том, что, скорее всего, самого города с таким названием в новозаветные времена еще не существовало, на что указывают историки христианства. Некоторые из них, в частности, А. Донини, весьма убедительно доказывают, что имя Га Ноцри происходит от названия секты назореев, а не города Назарет: "Ни имя Назорей, ни прозвание Назореянин ни в коей мере не могут быть связаны с названием города Назарет, который к тому же не упоминается ни у одного автора. Прозвище, которое дали Иисусу - Назорей или Назореянин, означает попросту "чистый", "святой" или даже "отпрыск" - так назывались различные персонажи Библии. Лингвистическая связь между словами "Назореянин" и "Назарет" на семитской земле невозможна".

Такой же вывод следует из анализа текста Евангелия от Иоанна, где, наряду с упоминанием о городе Назарете, о Христе говорится как о Назорее; из сопоставления текстов соответствующих стихов видно, что имя "Га Ноцри" происходит от слова "назорей", а не "Назарет" (и тем более не "Назарея", что является произвольным искажением).

О том, что словом "назорей" называли живших в пустынных местах иудеев-сектантов, не стригших волосы, не употреблявших вина и питавшихся акридами, написано немало. И, поскольку в булгаковедении принято ссылаться на труды Ф. Фаррара, можно привести примеры и оттуда: "Талмудисты называют Иисуса постоянно Га-Нозери; [...] палестинские христиане в это самое время известны были под названием Нузара (в единственном числе Нузрани) ". А вот место, где Фаррар говорит не о Христе, а об Иоанне Крестителе: "С ранних лет в молодом назорее оказалось стремление к одинокой жизни". И найденные в 1952 году в Израиле знаменитые рукописи Кумранских пещер содержат относящееся к 1 веку до н.э. упоминания о секте назореев.

В отношении варианта написания имени "Га-Нозери" наш отечественный ученый, доктор философских наук А.М. Каримский в своем комментарии к книге Д.Ф. Штрауса "Жизнь Иисуса" несколько уточнил данные Фаррара и поставил в этом вопросе последнюю точку. При этом завершение этого места настолько интересно для данного случая, что просто невозможно не процитировать его:

"Назореи (от древнеевр. "назар" - отказываться, воздерживаться) - в Древней Иудее аскеты-проповедники, дававшие обет воздержания от вина и стрижки волос. Впоследствии назорейство сблизилось с движением ессеев и, возможно, оказало некоторое влияние на христианский аскетизм. В ранней христианской литературе термин "назорей" без достаточного основания стал рассматриваться как обозначение жителя Назарета, назарянина. Уже в евангелиях и "Деяниях апостолов" он прилагается к Иисусу Христу (*). В этом смысл надписи на таблице, которую, согласно Иоанну, Понтий Пилат повелел прикрепить на распятии: "Иисус Назорей, Царь Иудейский". У синоптиков слово "Назорей" опущено, поэтому в художественных образах распятия обнаруживается расхождение: фигурирует либо, в соответствии с Лукой, трехъязычная - на греческом, латинском и еврейском - надпись "Сей есть Царь Иудейский", либо латинская аббревиатура "INRI", означающая Jesus Nazareus Rex Judaeorum и исходящая из свидетельства Иоанна".

(*) Здесь следует принять во внимание одну фонетическую неточность. Слово "назореи" правильнее произносить "ноцрим" (так в Талмуде именуется Христос и его последователи). Расхождение связано с тем, что еврейская буква "цаде" не имела греческого аналога и передавалась через "с" или "з" (Робертсон А. Происхождение христианства.М., 1959, с.110). Кстати, М.А. Булгаков был более точен, дав в романе "Мастер и Маргарита" Иисусу Назарянину имя Иешуа Га-Ноцри".

Кроме того, Иисус у Иоанна - вовсе не сын девственницы, как у Матфея или Луки. Он назван сыном Иосифа из Назарета [27, 45], о его матери и братьях Иоанну тоже было известно.

Многочисленные догадки строятся и по поводу такого отрывка из диалога Иешуа с Пилатом: " - Откуда ты родом? - Из города Гамалы". Поскольку само существование Назарета в 1 веке н.э. вызывает сомнения, Булгаков употребил название расположенного поблизости города, о котором упоминает, в частности, Ф. Фаррар: "Мятеж, под предводительством Иуды из Гамалы (в Галилее) и фарисея Саддока охватил всю страну, подвергши ее истреблению меча и огня". Далее Фаррар пишет о Христе: "Он говорил наречием родной Ему Гамалы, близкой от Назарета и принимавшейся за Сирийские Афины".

Как установлено киевским исследователем М.С. Петровским, все присутствующие в романе исторические реалии евангельского периода были взяты Булгаковым из комментария к вышедшей до революции отдельным изданием знаменитой пьесы "Царь иудейский", написанной членом царской семьи Великим Князем Константином Романовым.

Иосиф Каифа

Иосиф Каифа - персонаж романа "Мастер и Маргарита", иудейский первосвященник, президент Синедриона.

Образ И.К. восходит к упоминаемому Евангелиями председателю суда над Иисусом Христом, чье имя по-русски транскрибируется то как Иосиф Каиафа, то как Иосиф Каифа. Первый вариант принят в синодальном переводе и встречается в ранних редакциях булгаковского романа.

Угроза Понтия Пилата И.К. имеет своим источником работу французского историка Эрнеста Ренана (1823-1892) "Антихрист" (1866), где рассказывается о взятии и разрушении Иерусалима войсками будущего римского императора Тита (39-81) в 70 г. В архиве Булгакова сохранилась выписка из этой книги с перечислением легионов, участвовавших в осаде и штурме города. Ренан писал, что "с Титом были четыре легиона: 5-й Macedonica, 10-й Fretensis, 12-й Fulminata, 15-й Apollinaris, не считая многочисленных вспомогательных войск, доставленных его сирийскими союзниками, и множества арабов, явившихся ради грабежа".

Иуда из Кариафа

Иуда из Кириафа - персонаж романа "Мастер и Маргарита", восходящий к Иуде Искариоту Евангелий, предавшему за тридцать сребреников Иисуса Христа.

Булгаков превратил Иуду Искариота в Иуду из Кириафа, следуя принципу транскрипции евангельских имен, примененному в пьесе Сергея Чевкина "Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины" (1922) (см.: Христианство). У Чевкина был Иуда, сын Симона из Кериофа, а Булгаков сделал своего героя Иудой из Кириафа. В архиве писателя сохранилась выписка этого имени из книги английского историка епископа Фредерика В. Фаррара "Жизнь Иисуса Христа" (1873).

Чевкин дал весьма нетрадиционную трактовку поведения Иуды, во многом предвосхитив последующее развитие этого образа в литературе и искусстве XX в., в частности, в известной рок-опере "Иисус Христос - суперзвезда" (1969) (либреттист Тим Райе). Автор "Иешуа Ганоцри" подчеркивал: "История учит, что если из какой-либо заговорщицкой организации один из членов ее уходит на сторону врагов или просто покидает организацию, то здесь всегда или уязвленное самолюбие, или разочарование в идеях, целях организации или личности вожака, или древняя борьба за самку, или все это вместе в различных комбинациях. Иногда, правда, примешивается, и корыстолюбие, но не как причина, а следствие". В пьесе Чевкина предательство Иуды вызывается сочетанием всех вышеназванных причин, причем одним из основных мотивов измены здесь выступает ревность Иуды к Иешуа из-за сестры Лазаря Марии. [55]

Коровьев-Фагот

Коровьев-Фагот - персонаж романа "Мастер и Маргарита", старший из подчиненных Воланду демонов, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора.

В московских главах Коровьев, как и Бегемот, выступает в роли шута. Об этом говорит и его прозвище Фагот. Помимо ассоциаций с музыкальным инструментом, поддержанных общим внешним видом Коровьева, выражение "dire des fagots" по-французски означает "говорить нелепости", а слово "fagotin" - шут, по - итальянски - "неуклюжий человек". [36,216]

Фамилия Коровьев сконструирована по образцу фамилии персонажа повести Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) "Упырь" (1841) статского советника Теляева, который оказывается рыцарем Амвросием и вампиром. Интересно, что Амвросием зовут одного из посетителей ресторана Дома Грибоедова, расхваливающего достоинства его кухни в самом начале романа. В финале же визит в этот ресторан Бегемота и Коровьева-Фагота заканчивается пожаром и гибелью Дома Грибоедова, а в заключительной сцене последнего полета Коровьева-Фагота, как и Теляев у А.К. Толстого, превращается в рыцаря.

Коровьев-Фагот связан и с образами произведений Федора Михайловича Достоевского (1821-1881). В эпилоге "Мастера и Маргариты" среди задержанных по сходству фамилий с Коровьевым-Фаготом названы "четыре Коровкина". Здесь сразу вспоминается повесть "Село Степанчиково и его обитатели" (1859), где фигурирует некто Коровкин. Дядя рассказчика полковник Ростанев считает этого героя одним из близких себе людей. Полковник "вдруг заговорил, неизвестно по какому поводу, о каком-то господине Коровкине, необыкновенном человеке, которого он встретил три дня назад где-то на большой дороге и которого ждал теперь к себе в гости с крайним нетерпением". Для Ростанева Коровкин "уж такой человек; одно слово, человек науки! Я на него как на каменную гору надеюсь: побеждающий человек! Про семейное счастье как говорит!" И вот перед гостями появляется давно ожидаемый Коровкин "не в трезвом состоянии души-с". Костюм его, состоящий из изношенных и поврежденных предметов туалета, когда-то составлявших вполне приличную одежду, напоминает костюм Коровьева-Фагота.

Лаврович Мстислав

Мстислав Лаврович, литератор, член редколлегии того журнала, где Мастер показывал свой роман, участник травли Мастера. Предполагают, что "в фамилии Лавровича отозвалась дамилия драматурга Вишневского (лавр - вишня) ". [36,230]

Левий Матвей

Левий Матвей - персонаж романа "Мастер и Маргарита", бывший сборщик податей, единственный ученик Иешуа Га-Ноцри.

Л.М. восходит к евангелисту Матфею, которому традиция приписывает авторство "логий" - древнейших заметок о жизни Иисуса Христа, которые легли в основу трех Евангелий: Матфея, Луки и Марка, называемых синоптическими.

Булгаков в романе как бы реконструирует процесс создания Л.М. этих "логий" - первичного искажения истории Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата, умноженного затем в канонических Евангелиях. Сам Иешуа подчеркивает, что Л.М. "неверно записывает за мной". [55]

Мадам Петракова

Антонида Порфирьевна Петракова, супруга известного беллетртста Петракова - Суховея, находившаяся вместе с мужем в Грибоедовском ресторане в день пожара. Одна из стилевых особенностей прозы Булгакова - давать проходным, эпизодическим персонажам романа, которых можно было бы оставить вообще безымянными, колоритные, запоминающиеся имена, что усиливает колоритность даже беглого наброска - портрета. [36,250]

Маргарита Николаевна

Маргарита Николаевна - персонаж романа "Мастер и Маргарита", возлюбленная Мастера.

Главным прототипом Маргариты послужила третья жена писателя Е.С. Булгакова. Через нее Маргарита связана с героиней пьесы начала 30-х годов "Адам и Ева" - Евой Войкевич. Е.С. Булгакова записала в своем дневнике 28 февраля 1938г.: "М.А. читал первый акт своей пьесы "Адам и Ева", написанной в 1931-м году... В ней наш треугольник - М.А., Е.А. (второй муж Е.С. Булгаковой военачальник Е.А. Шиловский (1889-1952), я". Здесь Булгаков послужил прототипом академика Александра Ипполитовича Ефросимова, а Шиловский - мужа Евы инженера Адама Николаевича Красовского. Вероятно, поэтому и муж Маргариты сделан в романе инженером.

В литературном плане Маргарита восходит к Маргарите "Фауста" (1808-1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749-1832). Некоторые детали образа Маргариты можно также найти в романе Эмилия Миндлина (1900-1980) "Возвращение доктора Фауста" (1923) (см.: Мастер). Например, золотая подкова, которую дарит Маргарите Воланд, очевидно, связана, с названием трактира "Золотая подкова" в этом произведении (здесь Фауст впервые встречает Маргариту).

Имя "Маргарита" в переводе с латинского означает "жемчужина".

Мастер

Мастер - персонаж романа "Мастер и Маргарита", историк, сделавшийся писателем.

Мастер - во многом автобиографический герой. Его возраст в момент действия романа ("человек примерно лет тридцати восьми" предстает в лечебнице перед Иваном Бездомным) - это в точности возраст Булгакова в мае 1929 г. (38 лет ему исполнилось 15-го числа, через 10 дней после того, как Мастер и его возлюбленная покинули Москву).

Газетная кампания против Мастера и его романа о Понтии Пилате напоминает газетную кампанию против Булгакова в связи с повестью "Роковые яйца", пьесами "Дни Турбиных", "Бег", "Зойкина квартира", "Багровый остров" и романом "Белая гвардия". В булгаковском архиве сохранились выписки из газеты "Рабочая Москва" от 15 ноября 1928 г., где под заголовком "Ударим по булгаковщине!" излагались выступления в Московском комитете партии на собрании коммунистов, работающих в сфере искусства, состоявшемся 13 ноября. Во вступительном слове председатель комитета по делам искусств П.М. Керженцев (Лебедев) (1881-1940) обвинил тогдашнего председателя Главискусства в потворствовании Булгакову: "Тщетно пытался тов. Свидерский сложить с себя вину за постановку "Бега". Тщетно апеллировал он к решениям высших инстанций - они, мол, разрешали. Собрание осталось при своем мнении, которое еще более укрепилось, когда тов. Свидерский, припертый к стенке, заявил:

Я лично стою за постановку "Бега", пусть в этой пьесе есть много нам чуждого - тем лучше, можно будет дискутировать".

Имя героя как бы утеряно, остался только титул, или звание, присвоение которого по окончании его романа сопровождается своего рода коронацией - венчанием черной шапочкой с буквой "М".

Отсутствие имени у этого персонажа и замена его словом Мастер говорит о близости автора и его персонажа: свои ранние произведения Булгаков подписывал различными псевдонимами, в том числе "Эм", "М. Неизвестный", "Незнакомец", "Маг".

Само слово "мастер" вместо имени появилось не сразу: первоначально герой именовался Поэт. Было и "рабочее" имя Фауст.

Слово "мастер", удивительно емкое и многозначное, заключает в себе множество смыслов, и все они в какой-то мере приложимы к образу главного героя романа.

Первое и самое распространенное значение слова "мастер" - "человек, достигший высочайшего искусства на своем поприще". Величайших живописцев прежних времен называют мастерами. Такое наименование герой Булгакова вполне заслужил. [36,264]

Михаил Александрович Берлиоз

Михаил Александрович Берлиоз - персонаж романа "Мастер и Маргарита", председатель МАССОЛИТа.

МАССОЛИТ, располагающийся в Доме Грибоедова, по аналогии с объединением МАСТКОМДРАМ (Мастерская коммунистической драматургии) можно расшифровать как Мастерская (или Мастера) социалистической литературы.

Организация, которую возглавляет М.А.Б., пародирует реально существовавшие в 20-е - начале 30-х годов литературные и драматические союзы. Помимо МАСТКОМДРАМа, это РАПП (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей), МАПП (Московская Ассоциация Пролетарских Писателей) и другие, ориентированные на поддержку постулатов коммунистической идеологии в литературе и искусстве.

Некоторыми чертами портрета М.А.Б. напоминает известного поэта, автора антирелигиозных стихов, в том числе "Евангелия от Демьяна", Демьяна Бедного (Ефима Алексеевича Придворова) (1883-1945). Как и Бедный, М.А.Б. "был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе". К портрету автора "Евангелия от Демьяна" здесь добавлены роговые очки, а традиционная для Бедного шляпа пирожком из зимней по сезону превращена в летнюю (хотя летние головные уборы обычно так не называют).

Роговые же очки связывают М.А.Б. не только с подобным ему мнимым иностранцем в Торгсине (см.: "Мастер и Маргарита"), но и с еще одним реальным прототипом - председателем РАППа Леопольдом Леонидовичем Авербахом (1903-1939). Намек на эту фамилию в завуалированной форме, присутствует в эпизоде, когда Воланд угощает М.А.Б. И Ивана Бездомного именно тем сортом папирос, каковой желает Бездомный - "Нашей маркой". В связи с этим возникает ассоциация со сценой в погребе Ауэрбаха из "Фауста"

(1808-1832) великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гёте (1749-1832), где Мефистофель мгновенно предоставляет посетителям тот сорт вина, который они желают. Здесь надо иметь в виду практическое тождество фамилий Авербах и Ауэрбах.

Никанор Иванович Босой

Никанор Иванович Босой - персонаж романа "Мастер и Маргарита", председатель жилищного товарищества дома 302-бис по Садовой, где расположена Нехорошая квартира.

В ранней редакции романа Н.И.Б. звался Никодимом Григорьевичем Поротым, заставляя вспомнить автора апокрифического Никодимова Евангелия, особенно подробно излагавшего историю Понтия Пилата.

Н.И.Б. завершает длинный ряд управдомов-мошенников в булгаковском творчестве, начатый "барашковым председателем" в "Воспоминании... ", Швондером в "Собачьем сердце" и Аллилуйей-Портупеей в "Зойкиной квартире" и продолженный Буншей-Корецким в "Блаженстве" и "Иване Васильевиче".

Понтий Пилат

Понтий Пилат - римский прокуратор (наместник) Иудеи в конце 20-х - начале 30-х гг. н.э., при котором был казнен Иисус Христос. Понтий Пилат - один из главных героев романа "Мастер и Маргарита".

На первый взгляд, Понтий Пилат у Булгакова - человек без биографии, но на самом деле вся она в скрытом виде присутствует в тексте. Ключом здесь является упоминание битвы при Идиставизо, где будущий прокуратор Иудеи командовал кавалерийской турмой и спас от гибели окруженного германцами великана Марка Крысобоя. Идиставизо (в переводе с древнегерманского - Долина Дев, как и упомянуто у Булгакова) - это долина при р. Везер в Германии, где в 16 г. римский полководец Германик (15 до н.э. - 19 н. э), племянник императора Тиберия (43 или 42 до н.э. - 37 н. э), разбил войско Арминия (Германа) (18 или 16 до н.э. - 19 или 21 н. э), предводителя германского племени херусков (хеврусков).

Соков Андрей Фокич

Соков Андрей Фокич - персонаж романа "Мастер и маргарита", буфетчик Театра Варьете.

В уста Сокова вложены бессмертные в России слова об "осетрине второй свежести". Летом 1995 г. нам довелось прочесть объявление в одном из московских киосков: "Пиво второй свежести".

Эпизод, когда Соков узнаёт от Воланда и его свиты о своей болезни и близкой смерти, но отказывается от предложения потратить свои немалые сокровища, скопленные отнюдь не трудами праведными, а за счёт всё той же "осетрины второй свежести", на радости жизни, явно навеян книгой английского историка епископа Фредерика Фаррара "Жизнь Иисуса Христа" (1873), хорошо известной Булгакову.

Степан Богданович Лиходеев

Степан Богданович Лиходеев - персонаж романа "Мастер и Маргарита", директор Театра Варьете.

В редакции 1929 г.С. Б.Л. именовался Гарусей Педулаевым и имел своим прототипом владикавказского знакомого Булгакова кумыка Туаджина Пейзулаева, соавтора по пьесе "Сыновья муллы", история работы над которой изложена в "Записках на манжетах" и "Богеме".

Б. Соколов указывает, что в ранних редакциях Степа Лиходеев именовался Гарасей Педулаевым и имел прототипом владикавказского знакомого Булгакова. Изменение наименования этого персонажа Булгакова, возможно, вызвано оксюморонным противопоставлением фамилии Лиходеев и отчества Богданович, т.е. "данный богом". [36,242]

Стравинский

Стравинский - персонаж романа "Мастер и Маргарита", профессор, директор психиатрической клиники.

Одним из прототипов С. из числа современников Булгакова послужил профессор Григорий Иванович Россолимо (1860-1928) - директор клиники 1-го МГУ, возглавлявший лабораторию экспериментальной психологии при Неврологическом институте. Однако у С. был и литературный прототип - доктор-психиатр Равино из рассказа Александра Беляева (1884-1942) "Голова профессора Доуэля" (1925). Вероятно, фамилия Равино тоже произошла от Россолимо.

Относительно фамилии профессора, совпадающей с фамилией известного композитора Игоря Стравинского, Б. Мягков делает любопытное предположение: "Сам образ вымышленной лечебницы с ее настойчиво подчеркнутыми чудесами автоматизации приобретает сказочно - фольклорную интонацию, связанную явно также с фамилией И. Стравинского, автора популярнейших в 20-е годы балетов на русскую тему: "Весны священной", "Петрушки", "Свадебки, "Жар-птицы". То есть эта клиника - своего рода избушка на курьих ножках, где окно из небьющегося стекла, в которое тщетно пытается выпрыгнуть Бездомный (Иван - как сказочный Иванушка), и раздвигающиеся стены вместо дверей" (Б. Мягков. Булгаковская Москва. М., 1993). [36,384]

Тофана

Гостья Воланда на Весеннем бале полуночия, итальянская отравительница с острова Сицилия. Аква тофана - средневековый бесцветный и безвкусный яд, секрет которого утерян.

Тузбубен

Собака - ищейка, которую использовали в расследовании событий в театре Варьете. Исследователи полагают, что в имени пса содержится намек на знаменитую ищейку Треф, которую использовали для поимки Ленина в 1917 году. [36,399]

Фрида

Фрида - персонаж романа "Мастер и Маргарита", участница Великого бала у сатаны.

Ф. просит Маргариту, чтобы та замолвила за нее слово перед князем тьмы и прекратила ее пытку: вот уже тридцать лет Ф. кладут ночью на стол платок, которым она удавила своего младенца.

В булгаковском архиве сохранилась выписка из книги известного швейцарского психиатра и общественного деятеля, одного из основоположников сексологии Августа (Огюста) Фореля (1848-1931) "Половой вопрос" (1908): "Фрида Келлер - убила мальчика. Кониецко - удавила младенца носовым платком".

Фрида Келлер, послужившая прототипом Ф., - это молодая швея из швейцарского кантона Сен-Галлен, родившаяся в 1879 г. Первоначально она зарабатывала всего 60 франков в месяц. Как отмечает Форель: "В погоне за большими заработками она по воскресным дням исполняла обязанности помощницы в кафе, где женатый хозяин упорно приставал к ней со своими ухаживаниями. Она вскоре перешла в новый магазин с ежемесячным окладом в 80 франков, но, когда ей было 19 лет, хозяин кафе, который давно уже на нее покушался, увлек ее под благовидным предлогом в погреб и здесь заставил ее ему отдаться, что повторялось еще раза два. В мае 1899 г. она разрешилась от бремени мальчиком в госпитале в Сен-Галлене". Ребенка Фрида Келлер поместила в приют, откуда, однако, его необходимо было забрать по достижении пятилетнего возраста.

М.А. Булгаков творчески применял приемы имянаречения персонажей, учитывая традиции русской классической литературы, веяния современного ему новояза, пропуская через призму собственного восприятия антропонимическую действительность своего времени. Выбор антропонимической единицы регулировался этикой, прагматикой, эстетическими правилами художественного творчества, характером описываемого события, отношением автора к выбору имени литературного героя.

3.4 Эволюция антропонимикона в романе "Мастер и Маргарита"

Особый интерес вызывает антропонимикон произведения: именам в своих произведениях Булгаков придавал огромное значение, они подчас являются смыслообразующим центром, который дает ключ к пониманию того, или иного образа. "Личное имя человека - это почти необходимое средство видения его и волхования над ним. Достаточно сказать имя, и волнение направлено в круговорот мира… имена выражают природу вещей. Познание имен дает и познание вещей". [47, 112-113] Особенно это актуально для художественной литературы.

Анализ антропонимического пространства романа "Мастер и Маргарита" дает возможность показать, что имя для Булгакова - это ключ к пониманию многих образов произведения, выявлению авторской позиции.

Характер антропонимического пространства исследуемого произведения детерминирован его жанром, идейно-художественным содержанием, пространственно - временной организацией. В этой связи следует говорить об особенностях имятворческой деятельности автора в разных по сюжетике и жанру главах романа (московских, евангельских, демонических).

Ономастическое пространство "московского" мира задано в традициях отечественного именословия (личное имя, отчество и фамилия). Автором используются все возможные варианты комбинаторики назывных знаков в рамках известной антропонимической формулы. Выбор формы зависит от отношения к именуемому автора или другого персонажа, коммуникативной ситуацией, возрастными и социальными критериями именования. Употребление традиционных формул способствует реалистическому, типическому изображению литературных героев. [4, 20-21] Элементы антропонимической формулы с разной степенью частотности используются в антропонимиконе московского мира. Наиболее частотны фамилии - 52%: Драгунский, Желдыбин, Карский. Словообразовательные особенности фамилий персонажей соответствуют регулярным моделям именования:

простые фамилии, не имеющие в своем составе антропонимических формантов (Могарыч, Босой)

фамилии, имеющие в своем составе антропонимические форманты (Карпов, Денискин, Петраков, Володин)

фамилии - композиты (Беломут, Лиходеев, Богохульский)

использование двойных имен (Семейкина - Галл, Петраков - Суховей)

Фамилии и личные имена в "реальном" повествовании концентрируются с разной степенью частотности: фамилии, в отличие от 15% поименованных личным именем героев, составляют 43%. Подобное соотношение, вероятно, связано с тем, что фамилия в русском ономастиконе является весьма актуальной знаковой репрезентацией человека.

Узусное употребление фамилий является одной из предпосылок реалистичности и художественной достоверности создаваемых писателем образов.

В "московском" антропонимиконе зафиксированы фамилии, образованные вне традиций русского именослова: Ариман, Берлиоз, Буздяк, Дунчель, Куфтик, Майгель. Нестандартные для русского языка назывные модели становятся особенно выразительными в художественном тексте. Эффект экспрессивности обусловливается либо внутренней формой, либо экзотическим звучанием онима. Антропонимикон, построенный на основе разрушения нормы русского именослова, отклонения от общепринятого и устойчивого, воссоздает абсурдный, "неправильный" мир, что нацелено на отстранение художественной действительности. [31, 326]

Имена, по сравнению с фамилиями, используются в тексте достаточно редко - 12% и носят зачастую деминутивный (Варенька, Кирюша) или пейоративный (Наташка) характер.

Многословные антропонимические формулы именования Булгаков использует достаточно редко. Возможно, по причине того, что такие именования функционально связаны с официальным этикетом, документально-канцелярским стилем и малой употребительностью в живой разговорной речи. Антропонимические модели "имя + отчество", "имя + фамилия" составляют соответственно 17% (Арчибальд Арчибальдович, Анна Ричардовна, Николай Иванович) и 10% (Николай Канавкин, Тамара Полумесяц), а формула - "имя + отчество + фамилия" - 13% (Тимофей Кондратьевич Квасцов, Аркадий Аполлонович Семплеяров) от общего числа именований, представленных в тексте.

Многочленные антропонимы более полно раскрывают образ носителя имени, делают его ярким и ощутимым, информируя реципиента об отношении автора к именуемому лицу.

Мотивированность онима является одним из центральных аспектов в теории номинации. Таким образом, мотивированность имени собственного в художественном тексте связана с выделением в структуре онима мотивировочного признака и выделением его на основе мотива номинации. Под мотивом номинации в ономастике принято понимать отраженную в антропониме экстралингвистическую причину выбора собственного имени для конкретного литературного героя [31, 10].

Известно, что в антропонимике различают три вида мотивированности - фонетическую, морфологическую, семантическую. Фонетически мотивированность антропонимов проявляется в особом звуковом оформлении онима, благодаря которой имя становится значимым и ярким. В онимах с семантическим типом мотивированности реализуется мотивационный признак, то есть признак, обнаружение которого служит начальным шагом появления того или иного наименования. Морфологическая мотивированность антропонима проявляется в определенной структурной оформленности имени, что связывает антропоним с морфемикой языка.

Антропонимы "московских" страниц романа делятся на имена, характеризующиеся фонетической, морфологической или семантической мотивировкой. Подавляющее большинство поэтонимов, по нашим наблюдениям, мотивировано семантически (62%). Максимальной информационно-экспрессивной и семантической емкостью обладают фамилии. Число сем, участвующих в образовании фамильных знаков, достаточно велико, причем они могут отражать личностные качества именуемого, а могут употребляться и вне связи с ним. В романе превалируют фамильные имена, отражающие в номинации субъективную оценку (39%). Одни онимы этой группы называют какую-то черту характера или характерную примету носителя (Пролежнев, Лиходеев, Богохульский), могут отражать личностные качества именуемого (Сладкий, Глухарев), другие же - семантически расплывчаты, не исключают различные ассоциации и толкования, не связанные с характеристикой носителя имени: Жуколов, Желдыбин, Загривов, Поклевкина. Мотивирующее слово способствует общей эмоциональной оценке имени, которая затем "накладывается" на восприятие образа. Подобные антропонимы не выражают главных идей произведения, но отражают субъективное, как правило, неодобрительное отношение писателя к персонажу.

Особого внимания заслуживают имена главных героев романа, которые не случайно вынесены Булгаковым в название. Они особо значимы, так как являются связующим звеном трех миров антропонимического пространства романа. Эти онимы прекрасно вписываются в каждую из номинативных подсистем. Мастер в романе стоит особняком, так как вообще не обладает именем в общепринятом понимании. Традиционно в художественной литературе не обладают именами второстепенные незначительные персонажи, в "Мастере и Маргарите" происходит все ноборот: имени не имеет главный герой. Таким образом Булгаков оппозиционирует главного героя всем остальным персонажам московского мира, которые, в отличие от мастера, имеют внешнюю оболочку, не имея внутреннего стержня. Имя Маргарита (лат. жемчужина) связывает восприятие булгаковского образа с героиней "Фауста" Гретхен (Маргаритой), мы видим общее начало не только в имени, но и судьбе обеих героинь (Фауст и Маргарита находят свою любовь в свете, на небесах; булгаковская Маргарита своей любовью помогает обрести покой Мастеру). Булгаков подчеркивает также связь Маргариты с французскими королевами, носившими имя Маргарита. "Да потом вы сами - королевской крови. - Почему королевской? - испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву. - Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире". [25, 245]

Второй принцип номинации персонажей (23%) определяется по отличительному признаку именуемого лица (физическая, моральная, социальная, поведенческая характеристика): Богохульский, Босой, Бездомный, Лиходеев, Пролежнев. Полагаясь на семантику "говорящего" онима, реципиент получает сведения об оригинальных чертах конкретного персонажа, важных для понимания литературного образа. Основная информация о герое, таким образом, закладывается в сознание читателя с помощью антропонима. [5,95-98]

Морфологически мотивированными являются онимы (13%), созданные путем присоединения к основе словоизменительных и словообразовательных морфем (Варенька, Дашка, Иванушка, Сашка) и сокращенные формы антропонимов, характерные для фамильярной речи (Дуся, Миша, Проша). Использование подобных имен мотивировано стремлением автора запечатлеть нюансы межличностных отношений персонажей, употребляющих ту или иную форму обращения. Деминутивы, являясь маркёрами доброжелательного отношения, создают положительный эмоциональный фон повествования: "Она сказала тихо и весело: "Кирюшка! Бросьте трепаться!", "... перед приходом следователя Иванушка дремал". Пейоративы привносят оттенок уничижительности или фамильярности в именовании персонажа: "Нашелся, наконец, один нормальный среди идиотов, из которых первый - балбес и бездарность Сашка!",

"-Наташка! - пронзительно закричала Маргарита. - Ты намазалась кремом?".

Фонетически мотивированные антропонимы (25%) обладают экспрессивностью, основанной на звуковых ассоциациях с апеллятивной лексемой. Речь идет о вымышленных именах, не имеющих семантически прозрачной внутренней формы, но связанной с экзотичной звуковой огласовкой имени: Джулли, Майгель. Фонетическая мотивированность таких антропонимов обусловлена благозвучной/неблагозвучной экспрессией, вызывающей, судя по контексту, отрицательные ассоциации: Чердакчи, Шпичкин. Положительные коннотации получают имена, оформленные мягкими согласными и сонорными звуками: Вольман, Дунчиль.

Звуковая инструментовка является существенным фактором, создающим эмоциональное содержание, как самого имени, так и произведения в целом.

Звуковые повторы сегментов номинации позволяют запомнить имя, создать акустическую симметрию и ритмичность текста в целом. Широкое использование фоносемантических средств преследуют следующие цели:

а) достичь эвфонии;

б) создать звуковые образы;

в) сформировать общий эмоциональный колорит романа.

При описании "ершалаимского" мира писатель использует:

1) имена реально существовавших в истории лиц - Тиберий, Валерий Грат,

2) антропонимы, заимствованные из разных литературных источников - Дисмас, Гестас,

3) создает новые имена - Иешуа Га-Ноцри, Вар-равван, Левий Матвей.

Последние отражают лингвистическую трансформацию известного образа в образ совершенно новый, но построенный по общей семантической модели с первоисточником.

Новые формы и варианты, как и новые значения, вписываются в сознание читателя и становятся привлекательными и "понятными", обеспечивая возможность углубления в понимании смысла произведения. Имена известных исторических личностей и имена, заимствованные из разных литературных источников, связаны с культурным тезаурусом описываемой эпохи и выполняют в произведении хронотопическую функцию.

Имена персонажей "библейских" страниц романа "Мастер и Маргарита" аккумулируют идейно-художественный смысл произведения, понимание которого необходимо для постижения авторского замысла всего текста: роман мастера о Пилате - это не свободное пересказывание Библии, а описание реальных событий, которые когда-то стали основой повествования евангелистов.

Инфернонимы (онимы инфернального мира) являются результатом вторичной номинации - антономазии, суть которой заключается в приложении наименования конкретного референта к другому, окказиональному. Антропонимы, участвующие в процессе переосмысления, принадлежат к литературным (Бегемот, Воланд), мифологическим (Гелла), религиозным (Абадонна) и реальным историческим (Вьетан, Малюта Скуратов) именам. Номинативные единицы, будучи закрепленными за культурным тезаурусом определенной эпохи, имеют кодовый характер, поскольку предполагают знание связанного с ними прецедентного текста или исторического контекста. [6,34]

Характер номинативной деятельности М.А. Булгакова на страницах демонической темы имеет определенные особенности. Автор предпочитает не придумывать имена, а отбирать из уже известных, обновляя лишь их звучание: Абадонна (>Аваддон), Азазелло (>Азазел), Гелла (>Гелло; Геллия). Инфернонимы обладают необычной структурно-фонетической оформленностью и имплицитной внутренней формой, поскольку ориентированы на создание колорита времени и пространства ирреального мира, построенного на основе контекстов мировой культуры. Создавая реальную картину вымышленного мира, автор отбирает антропонимы по принципу странности. Необычный мир маркируется в романе нетрадиционными для реального именника онимами, сообщающими о сдвигах конкретных пространственно-временных рамок. Поэтому большая часть онимов ирреального мира являются вымышленными именами, не имеющими прозрачной внутренней формы и типовых формантов социальной коннотации. [15,62-105]

Назывные единицы ирреального мира могут характеризоваться как фонетически мотивированные, поскольку дают представление о денотате не только через семантику онима (Абадонна > аббадон - "бездна, разрушение"; Фрида > freedom - "свобода"; friеden - "мир"), но и посредством своего звукового комплекса. Фонетическое оформление онима Воланд, позволяющее соотнести его с именованиями дьявола в средневековой литературе (Ваал, Велиал, Вотан, Вельзевул), дает возможность автору "заложить" в текст установку на ассоциативный тип восприятия, который при соответствующей культурной памяти реципиента, обеспечивает возможность углубления в смысл произведения. Другой формой звукописи в ономастиконе ирреального мира являются звуковые повторы, которые, базируясь на использовании различных комбинаций звуков, являются ярким средством фонетической выразительности: Абадонна, Азазелло, Гелла. [12,17-56]

Таким образом, в процессе имянаречения персонажей в романе "Мастер и Маргарита" писатель исходил из идейно-тематического своеобразия художественного произведения, в котором имена являются важной частью его образной системы, слагаемым стиля писателя. Функционирующие в произведении имена сосуществуют не в качестве составных частей, а в качестве, по Б. Гальперину, "смысловых феноменов", открывающих путь к пониманию всего текста. [39,12-18]

Заключение

Особое место в семантических исследованиях последнего времени занимают проблемы эмоциональной семантики, тесно связанные с так называемым эмоциональным аспектом человеческого фактора в языке.

Переключение внимания лингвистов с того, как устроен язык, к тому, как он функционирует в процессе речевой деятельности, как представлен при этом

человеческий фактор и какие смысловые компоненты текста и высказывания являются коммуникативно значимыми, сформировало новое направление - коммуникативно-ориентированную лингвистику.

Язык пронизан субъективностью, потому субъективный, то есть человеческий фактор всё больше и больше перемещается в центр современных лингвистических исследований.

Субъективно-оценочный аспект языка возможен в том числе в исследовании номинации художественного текста и, в частности, при анализе образов персонажей.

Литературные антропонимы, являясь стилистически значимой и информативно нагруженной константой художественного текста, играют существенную роль в его восприятии, усиливают его экспрессивность и эмоциональную выразительность, актуализируют обширный пласт сведений экстралингвистического характера.

Роман М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" предоставляет богатейшие возможности для исследования способов индивидуально - авторской организации вымышленной антропонимии. Основы творческой лаборатории писателя заложены в ранних черновых набросках романа, комплексный анализ которых дает возможность установить определенные закономерности создания литературного имени, выявить специфику номинативных процессов в его ономастической деятельности.

Автор стремится ввести в текст имена, которые, представляя художественное пространство, становятся его неотъемлемым элементом. Как правило, Булгаков отдает предпочтение тем онимам, которые обладают "исторической" памятью, содержат информацию, связанную с культурным пространством своей эпохи.

В романе запечатлены имена, так или иначе отражающие авторскую биографию. Биографический контекст актуализирует в произведении необходимые ассоциации, что позволяет исключить при интерпретации образа персонажа смысловую неопределенность, увидеть его новые грани.

Результаты анализа фактического материала показывают, что М.А. Булгаков бережно относился к имени, чувствуя его потенциальные возможности и скрытые резервы, которые можно использовать, обыграть, заставить в том или ином контексте отражать актуальную идею. Разнообразные способы интерпретации онимической лексики подтвердили: писатель создал свой тип антропонимической системы не только эстетический и оригинальный, но и духовно-эмоциональный, утверждающий общечеловеческие ценности - добро и любовь, как субстанциально значимые величины бытия.

Список использованной литературы

1. Аристотель. Античная литература, М.: Наука, 1978.

2. Артюнова Н.Д. Функции языка // Русский язык. Энциклопедический справочник, М.: Знание, 1990.

3. Бабайцева В.В. Явления переходности в грамматике русского языка, М.: Дрофа, 2000.

4. Багирова Е.П. Эволюция антропонимикона в текстах разных редакций романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита": Автореф. дисск. филол. н. - Тюмень, 2004.

5. Багирова Е.П. Имятворчество М.А. Булгакова // Изучение родного языка в полиэтнической Тюменской области. Тюмень, 2004.

6. Багирова Е.П. Имя и время в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" // Традиции славяно - русской культуры в Сибири. Материалы Всероссийской научно - практической конференции. Тюмень, 2004.

7. Балхия К. Способы номинации и мотивации композитообразований / К. Балхия, А. Таттибаева // Бодуэновские чтения: Бодуэн де Куртене и современная лингвистика: Междунар. науч. конф. (Казань, 11-13 дек. 2001 г): Труды и материалы: В 2 т. / Под общ. ред. К.Р. Галлиулина, Г.А. Николаева. - Казань: Изд-во Казан. Ун-та, 2001. - Т.2.

8. Белая Л.В. Лексико - семантические и функциональные особенности антропонимики Булгакова: На материале "Мастер и Маргарита": НДВШ. Фил. науки. - М., 1990. - № 5.

9. Белецкий А.П. В мастерской художника слова // Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы, М.: Высшая школа, 1964.

10. Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер, М.: Наука, 1962.

11. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Избранное. - Ташкент. - Узбекистан, 1990.

12. Булгаков М.А. Князь тьмы // Неизвестный Булгаков, М.: Книжная палата, 1992.

13. Булгаков М.А. Великий Канцлер // Слово. - 1991. - № 4-10.

14. Булгаков М.А. Из первой редакции "Мастера и Маргариты": фрагменты реконструкции // Литературное обозрение. - 1991. - № 5.

15. Булгаков М.А. "Черный маг", "Копыто инженера" // Булгаков М.А. "Мастер и Маргарита", М.: Памир, 1999.

16. Булгаков М.А. Копыто инженера // М.: Памир, 1984. - № 7.

17. Булгаков М.А. Якобы деньги: Из черновых тетрадей романа "Мастер и Маргарита" // М.: Даугава. - 1983. - № 10.

18. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: ранние фрагменты // Наше наследие. - № 1991. - № 3.

19. Булгаков М.А. Великий Канцлер // Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита", М.: Памир, 1999.

20. Булгаков М.А. Великий Канцлер (черновые редакции романа "Мастер и Маргарита"), М.: Книжная палата, 1992.

21. Булгаков М.А. Последний полет // Наше наследие. - 1991. - № 3.

22. Булгаков М.А. Последний полет // Слово. - № 9.

23. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики), М.: Языки русской культуры, 1997.

24. Виноградова Н.В. Имя литературного персонажа: материалы к библиографии // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. Вып.4. Отв. ред. И.В. Фоменко. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 1998.

25. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1997.

26. Галинская И.Л. Загадки известных книг. М.: Просвещение, 1986.

27. Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" // Гаспаров Б.М. Литературные леймотивы. М.: Восточная литература, 1993.

28. Главы из романа "Мастер и Маргарита" (1938-1939 гг.) // Неизвестный Булгаков, М.: Книжная палата, 1992.

29. Горбаневский М.В. В мире имен и названий. Изд.2-е.М., 1987.

30. Гранин Д. Анатомия страха. Лит. газ. - 1997 (12 марта).

31. Гумбольдт В. О влиянии различного характера языков на литературу и духовное развитие // В. Фон Гумбольдт Избранные труды по языкознанию/ Под ред. Г.В. Рамишвили, М.: Прогресс, Ю 1984.

32. Дневник Елены Булгаковой. М.: Книжная палата, 1990.

33. Златоусова Л.В. Фонетическая специфика спонтанной речи // Общая и прикладная фонетика: МГУ. - 1997.

34. Кубрякова Е.С. Лузина Л.Г., Демьянков В.З. Парадигмы научного знания в современной лингвистике: Сборник научных трудов / Под ред.Л.Г. Лузиной. Изд.2-е, доп. Новосибирск: ИНИОН РАН, 2008.

35. Лихачев Д.С. О филологии. М.: Наука, 1989.

36. Лесскис Г., Атарова К. Путеводитель по роману Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". - М.: ОАО Издательство "Радуга", 2007.

37. Минералова И.Г. Детская литература: Учебник и практикум: Т.2. - М., 2002.

38. Николаева Т.М. О функциональных категориях линейной грамматики // Синтаксис текста. М.: Наука, 1979.

39. Никонов В.А. Имя и общество. М.: Наука, 1974.

40. Петровский М., Киселев В. Писатели из Киева: Куприн и Булгаков. К.: Радуга, 1988. - № 10.

41. Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Фрагменты // Потебня А.А. Слово и миф: Теоретическая поэтика. - М.: Правда, 1989.

42. Реформатский Л.А. Введение в языковедение, М.: Учебник, 2000.

43. Роль заглавия в восприятии художественного текста // История и перспективы этнолингвистического и социокультурного взаимообогащения славянских народов. Материалы международной научно - практической конференции, посвященной году Украины в России. Тюмень, 2003.

44. Русская грамматика / Под ред.Н.Ю. Шведовой. Т.2. - М., 1980.

45. Соловьев В.С. Поэзия Я.П. Полонского // Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика, М.: Искусство, 1991.

46. Телия В.Н. Номинация // Лингвистический энциклопедический словарь, М.: Наука, 1998.

47. Флоренский П.А. Имена, М.: "Издательство АСТ", 2001.

48. Флоренский П.А. Логос против хаоса, М.: Знание, 1993.

49. Хализев Д.Е. Теория литературы, М.: Высшая школа, 2002.

50. Чернец Л.В. "Как слово наше отзовется…" Судьбы литературных произведений, М.: Высшая школы, 1995.

51. . Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. Изд.2-е, доп. М.: Книга, 1988.

52. Чудакова М.О. Опыт реконструкции текста М.А. Булгакова // Памятники культуры: Новые открытия. Ежегодник, 1977. - М., 1977.

53. Языковая номинация: общие вопросы / Под ред.Л. Л. Уфимцевой, Б.Л. Серебреникова, М.: Наука, 1997.

54. Булгаковская энциклопедия. "Мастер и Маргарита" http://www.buigakov.ru/m/mim/

55. Булгаковская энциклопедия. - Персонажи http://www.bulgakov.ru/p //

56. Казанская лингвистическая школа http://www.kls. ksu.ru/ boduen/ bodart_1. php? id=9&num=6000000/

57. Номинация героев в романе М. Булгакова http://www.volgogradinfo.ru /readyi2a1a2. asp? id=19613

58. Путеводитель по хорошим книгам. - Тексты книг http://vjanetta. narod.ru/slav.html

Приложения

Приложение А.

(справочное)

Антропонимический словарь поименованных персонажей в романе

М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

Абабков

Абадонна

Августа Авдеевна

Аврилакский Герберт

Азазелло

Алоизий Могарыч

Амвросий

Анна Ричардовна

Аннушка

Анфиса

Ариман

Арчибальд Арчибальдович

Афраний

Банга (пес)

Бегемот (Кот)

Беломут

мадам Беломут

Бенгальский Жорж

Берлиоз Михаил Александрович

Берлиоз (композитор)

Бернадский

Бескудников

Боба

Богохульский

Босой Никанор Иванович

Буздяк Адельфина

Буре

Варенька

Варенуха Иван Савельевич

Вар-равван

Воланд

Володин

Ворс Ида Геркулановна

Вьетан

Га - Ноцри Иешуа

Гелла

Гессар

Гестас

Глухарев

Грате Валерий

Груня

Дарья

Двубратский

Денискин

Де Фужере Анна Францевна

Джулли

Дисмас

Драгунский

Дунчиль Сергей Герардович

мадам Дунчиль

Жак

Жан - Батист де Голден де Сен - Круа

Желдыбин

Жукопов

Загривов

Зельскова

Иванова

Иоганн

Ирод Антипа

Иуда

Каифа Иосиф Калигула Гай Кесарь

Канавкин Николай

Кандалупский Боба

Кант

Карский

Карпов

Квасцов Тимофей Кондратьевич

Квант

Кирюшка

Китайцев

Кесарь Тиверий

Клодина

Коровьев - Фагот

Косарчук

Крысобой Марк

Ксения Никитишна

Кузьмин

Куролесов Савва Потапович

Куфтик Витя

Ласточкин Василий Степанович

Лапшенникова

Латунский

Лиходеев Степан Богданович

Левий Матвей

М.З.

Майгель

Манечка

Маргарита Николаевна

Маркиза

Марья Александровна

Мастер

Минкина Настасья Федоровна

Михаил Александрович

Мессалина

Мстислав Лаврович

Мышлаевский Виктор Викторович

Н.Э.

Наталья Прокофьевна (Наташа)

Низа

Николай

Николай Иванович

Непременова Настасья Лукинишна (Штурман Жорж)

Павианов

Павел Иосифович (Палосич)

Панаев (Коровьев - Фагот)

Пантелей

Парчевский

Пилат Понтий

Пелагея Антоновна

Пелагея Петровна

Петракова Антонида Порфирьевна

Петраков - Суховей

Подложная М.В.

Поклевкина

Покобатько Милица Андреевна

Полумесяц Тамара

Понырев Иван Николаевич (Иван Бездомный, Иван, Иванушка)

Поплавский Максимилиан Андреевич

Поприхин Иероним

Порховникова Клавдия Ильинична

Прасковья Федоровна

Пролежнев

Прохор Петрович

Пушкин

Пятнажко

Римский Григорий Данилович

мадам Римская

Роберт

Рудольф //

Рюхин Александр

Синедрион Малой

Ситник

Семейкина - Галл

Семплеяров Аркадий Аполлонович

Скабичевский Александр Михайлович (кот Бегемот)

Скуратов Малюта

Сладкий

Соков Андрей Фокич

Софья Павловна

Стравинский Александр Николаевич

Толмай

Тофана

Тузбубен (пес)

Фанов

Федор Васильевич

Федор Иванович

Фока

Фрида

Хустов

Чердакчи

Шпичкин

Штраус Иоганн

Энанте