МОУ «Саранская средняя школа №8»
Городская научно-практическая конференция
Исследовательская работа
Проблема ритмики «Слова о полку Игореве»
Выполнила:
Ахметова Юлия, 10а
класс
Научный руководитель:
Караваева Ольга Олеговна
Рецензент: Колова С.Д.,
кандидат педагогических наук,
доцент кафедры литературы
МГПИ им. М.Е. Евсевьева
Саранск – 2005 г.
План работы
Введение
Глава первая «История вопроса»
Глава вторая «Родство «Слова о полку Игореве» с украинскими думами»
Глава третья « Проблемы ритмики «Слова»
Глава четвертая «Звуковая инструментовка «Слова»
Заключение
Введение.
Данная исследовательская работа посвящена изучению проблемы ритмики в памятнике древнерусской литературы «Слово о полку Игореве».
Предметом нашего исследования является ритмический строй вышеназванного произведения.
В процессе работы нами были поставлены следующие цели и задачи:
1) выявить особенности ритмической организации языка «Слова о полку Игореве»;
2) охарактеризовать средства, создающие данный тип ритмики;
3) определить эвфонии в ритмико-интонационном строе произведения.
Задачи:
1) анализ специальной литературы, раскрывающей особенности ритмико-интонационного строения произведения;
2) исследование звукового, синтаксического и лексического строя « Слова о полку Игореве»;
3) обобщение и формулировка выводов проведённого исследования.
Для достижения поставленных целей и задач мы использовали аналитический, сравнительно-сопоставительный и культурологический методы.
Актуальность работы мы видим, прежде всего, в том, что традиции древнерусской литературы вызывают всё больший интерес у исследователей. Это можно объяснить тем, что, возвращаясь к истокам нашей литературы, мы пытаемся не только понять прошлое, но и познать суть настоящего. Углубляясь в ритмический строй « Слова...», мы постигаем глубинный идейный замысел автора .
Приобретённый опыт анализа ритмики «Слова о полку Игореве» возможно использовать на уроках развития речи в старших классах, при аналитическом прочтении произведений современной литературы.
Глава 1
Найденное в конце XVIII столетия, «Слово» до конца не открыто до сего времени. Сколько поэтов стремились передать поэтическое совершенство «Слова», но никто из них, авторов переводов и переложений, не остался целиком удовлетворенным. «Слово» переводили В. Жуковский, А. Майков, Л. Мей, многие другие русские поэты.
Не было ни одного крупного русского учёного филолога, который не писал бы о «Слове». Это работы академиков Б.Д. Грекова, М. Д. Приселкова, С.П. Обнорского. «Слово» стало фактом русской науки и русской литературы: интерес к «Слову» стимулировал занятия русской литературой 11-13 вв., историей русского языка и палеографией. Поэтические элементы «Слова» отразились в русской поэзии и в русской литературе на протяжении полутораста лет.
Всего в исследовательской литературе насчитывается более 700 работ о «Слове». Оно было переведено на большинство западноевропейских языков (французский, английский, немецкий, голландский, датский, венгерский, итальянский) и на все славянские (чешский, болгарский, словенский, сербский). Дорогие, великолепно исполненные и тщательно комментированные издания «Слова», говорят о напряжённом интересе к произведению.
Поэтому попытки поэтических открытий, интерпретаций продолжаются и будут продолжаться так же, как будут продолжаться изыскания исследователей-литературоведов, критиков, несмотря на то, что о «Слове» написаны целые горы литературы.
На мой взгляд, одним из самых таинственных секретов поэтического мастерства автора «Слова» является характер ритмического строя его речи. Ритмичность поэмы для подавляющего большинства ее современных знатоков кажется несомненной. Но совсем другое дело— проникновение в общий характер и тончайшие оттенки реального ритма произведения. Это, оказывается, очень нелегко, а мнения по этому вопросу во многом расходились. А между тем решение подобной задачи не кажется непреодолимым. Ведь в конце концов все ритмообразующие факторы каждого поэтического произведения находят материальное воплощение в речевом потоке.
Но коль понимание ритмики «Слова» — вопрос сложный, противоречивый, по-разному решавшийся разными знатоками в разное время, то начнем с истории этого вопроса. Работая со статьей С.Пинчука «Поэтика «Слова о полку Игореве» мы выяснили, что уже во второй половине 19 века в статье «О «Слове о полку Игореве» в Гамбургском журнале «De Spectateur du Nord», выпущенном в 1797 году, было указанно на стихотворно-поэтический характер «Слова» там оно было названо «отрывком из поэмы» («Fragment d,
une poeme») Поэмой и героической песней назвали «Слово» его первые издатели России.
Один из первых исследователей «Слова» Шлецер написал, что памятник выполнен «поэтической прозой», и эта мысль имеет много сторонников в литературоведческой науке вплоть до наших дней. Грамматин, считавший «Слово» в принципе прозаическим произведением, вместе с тем отмечал, что «периоды его коротки и содержат в себе не только сами, но и их части, отдельное содержание; с этого возникает гармония, похожая на определенный размер». В «Слове» «слышны различные виды звучных кадансов и размеров».
А. Востоков склонялся к мнению, что «Слово» — произведение стихотворное, но вместе с тем, по его словам, этот вопрос вряд ли можно решить окончательно. С тех пор и до начала XX века было много попыток создать конкретные схемы ритмического строя «Слова», но их большинство было неудачным. Многие исследователи доискивались в «Слове» вполне определенных, к тому же литературных стихотворных размеров и, подводя под них памятник, по существу, искажали его. В 1887 году украинский ученый Е. Партицкий опубликовал книгу, в которой пытался доказать, что поэма написана ямбами и хореями. А немецкий переводчик «Слова» Зедергольм в 1925 году «открыл», что «Слово» написано хореями и амфибрахиями. Дубенскому казалось, что оно составлено гекзаметром.
Я считаю, что ряд исследователей искусственно сближали ритмику «Слова» с поэтическими структурами других литератур, полагая, что стихотворная форма нашего древнего эпоса заимствована из них. Например, профессор Абихт разбил «Слово» на 650 строк, которые, по его мнению, должны были объединяться в шести-восьмистрочиые строфы. Он же утверждал, что ритм
«Слова» — это не что иное, как метрика скандинавских скальдов. Б. Бирчак доказывал, что «Слово» написано по образцу византийских песен.
Он решительно признавал памятник стихотворным, а не прозаическим произведением. Заслуживает внимания сближение им ритмики «Слова» с ритмом латинской церковной прозы и польских религиозных песен. А. Мицкевич не считал, что верси - фиксационная система «Слова» является чем-то уникальным, свойственным только одному памятнику. Последние исследования полностью подтверждают эту мысль поэта. А. Мицкевич признавал, что ритм древнерусского памятника речитативен, держится на синтаксических кадансах.
Академик Ф. Корш посвятил большой труд обоснованию своей гипотезы о родстве ритмики «Слова» и стихотворных структур русских народных былин < 6 >. В этом труде имеется ряд интересных наблюдений, однако в целом ритмическая и языковая реконструкция Ф. Корша лишена надлежащих оснований. Ф. Корш разбил «Слово» на 647 былинных строк, но для того, чтобы достигнуть этого, ему пришлось сделать слогообразующими ъ
и ь
, заменить стянутые формы ра, ла полногласием и во многих случаях заменить обычное интонирование слов на реконструированное им праславянское. Вполне очевидно, что такое вмешательство в текст памятника произвольно и научно не обосновано, и когда отбросить стихи, выстроенные Ф. Коршем с помощью этого вмешательства, то настоящих былинных строк останется около 180, то есть меньше трети.
«Однако и это количество, - утверждает В. Ржига, - должно быть еще уменьшенным в процессе дальнейшего анализа, поскольку Корш был вынужден реконструировать стянутые строки, состоящие только из 8 слогов, намного чаще чем, это обычно для былинного эпоса. Кроме того, следует припомнить, что былинный стих вообще отличается свободой в употреблении разного количества слогов в строке и постановке второстепенных ударений на слогах, неударной и прозаической речи. А если так, то нахождение определенного количества метрических групп, похожих на былинный стих, возможно в какой угодно несложно построенной прозе».
Все это и вынуждает исследователей отказываться от идентификации ритмики «Слова» с ритмикой былин и не возвращаться к гипотезе Ф. Корша.
Работая над данной проблемой, я выяснила, что еще в первой половине XIX века наиболее выдающиеся ценители и знатоки «Слова» — Пушкин, Максимович, Белинский — указывали на его родство с украинскими народными- думами. Так, Максимович считал, что поэма является началом той версификационной формы, которая позже развилась в украинском думовом эпосе. Он придерживался такого мнения потому, что, по его убеждению, строки думы не только имеют разное количество слогов, но им к тому же свойственна рифма, она там обязательна, в то время как в ритмических отрезках «Слова», отвечающих строкам дум, рифмы наблюдаются редко. Исходя из этих же фактических предпосылок, другие исследователи (П. Житецкий, П. Кулиш) считали, что форма «Слова» не совпадает с формой дум только потому, что памятник очень испорчен.
Глава 2
Важным этапом в дальнейшем изучении ритмики «Слова» в связи со стихотворной формой украинских дум была работа Ю. Тиховского «Прозою или стихами написано «Слово о полку Игореве». Оставив вне поля зрения вопрос о рифме, являющейся неотъемлемым признаком дум и очень слабо намеченной в «Слове», Ю. Тиховский доказал совпадение ритмико-мелодических, словесно-синтаксических единиц «Слова» с ритмом строк дум. Почти к каждой ритмической форме из «Слова» он привел целиком соответствующие своей ритмической конфигурацией отрывки дум. В зависимости от этого исследователь решал вопрос о прозаическом или стихотворном характере памятника.
Ю. Тиховский высказал очень правильную мысль о полном подчинении ритма «Слова» содержанию ритмической фразы, о единстве содержания и ритмической формы, а отсюда становится понятною - исключительная роль синтаксических приемов в создании ритма поэмы. В «Слове», как и в думах, но стих сковывает, связывает мысль, а мысль полностью покоряет себе стих, руководит размером. Отсюда понятно, что, чем больше будет выясняться текст «Слова», течение мысли в нем, тем точнее будет определяться его размер. Ю. Тиховский предложил также свой опыт расчленения «Слова» на строки.
Выдающемуся ученому Ф. Колессе принадлежит заслуга открытия промежуточного звена между украинскими народными думами и «Словом». Ведь дошедшие до нас думы — это народные произведения более позднего происхождения: XVI — XVII веков. «Слово» же — литературное произведение конца XII века. Поэтому ясно, что ни первые, ни последнее не могли взаимно влиять друг на друга («Слово» кобзарям не было известно). Таким образом, констатация факта общности дум и «Слова» еще ничего не доказывает, не раскрывает сути этой связи. Ф. Колессе исследовал происхождение народных дум и доказал, что они возникли на основе народных причитаний, бытовавших еще с доисторических времен. Ритмика «Слова» также основана на ритмике народных причитаний. Итак, народные причитания являются тем промежуточным звеном, которое связывает «Слово» с думами и указывает на общность происхождения их ритмики.
Сопоставление картин смерти со свадебным пиром имеется не только в «Слове», но и часто встречается в народных причитаниях. Вот одно из них:
Що ти co6i таких веесiль загадала сумненьких,
Що ти co6i таких старостiв прикликала пишненьких...
Отзвук причитаний чувствуется в плаче Ярославны и в «золотом слове» Святослава. Обращению Ярославны к Днепру, например, соответствует такая поэтическая тирада из народного причитания:
Та припливаiть, моя матiнко, до нас хоть водою,
та заберiть i сиршiток cix з собою,
та щоби ми, моя матiнко, не жили й не горювали.
С причитаниями сближается «Слово» и своим печальным тоном, а плач русских женщин по убитым воинам — это как будто непосредственно использованный автором, вставленный в текст произведения образец древ них причитаний.
Глава 3
«Слово» родственно думам и причитаниям своей речитативной формой. В нем также нет силлабо-тонических стоп, ритм достигается симметрическим размещением фраз, называющимся синтаксической параллельностью произведения. Эта симметричность построения часто усиливается так называемой риторической рифмой. Отдельные строки «Слова» размещены часто так, что представляют собой синтаксический параллелизм. Члены последующего предложения соответственно выполняют ту же синтаксическую функцию, что и члены предыдущего:
не десять соколовь на стадо лебедей пущаше,
нъ своя вещиа пръсти на живая струны въскладаше *...
Солнце светится на небесе,
Игорь князь въ руской земли...
На мой взгляд, ритм «Слова» меняется в зависимости от содержания. Он то медленный, минорный в строках с печальным смысловым значением, то бодр и порывист в местах, насыщенных жизнерадостными мотивами, как, например, в описании воинов-курян:
под трубами повити.
подъ шеломы възлелеяны,
конец копия въскръмлени.
пути имь ведоми,
яругы имъ знаеми,
тули отворени,
сабли изъострени.
И в одних, и в других случаях синтаксические, смысловые и ритмические единицы представляют собой единое и неразрывное целое.
Часто случается в «Слове» размещение в двух или нескольких строках подобных мыслей, сближающихся между собой до тавтологии. Приведем некоторые из них в порядке нарастания близости строк по смыслу:
Ту ся коплемъ приламати,
ту ся саблямъ потручяти
летятъ стрелы каленыя,
гримлютъ сабли о шеломы,
трещать копиа харалужныя.
Что ми шумить,
что ми звенить
...ни мыслию смыслити,
ни думою сдумати,
ни очима съглядати.
Различные виды синтаксических повторов только усиливают ритмическое звучание памятника. Значительную ритмообразующую функцию выполняют довольно многочисленные антитезы «Слова»:
...ретко ратаеве кикахуть,
нъ часто врани граяхуть.
Дети бесови кликомъ поля прегородиша,
а храбрый Русици преградиша чрълеными щиты.
Коли Игорь соколом полете,
тогда Влуръ влъкомъ потече.
Большое ритмообразующее значение имеют специальные синтаксические фигуры, в частности, всяческие повторения. Они придают речи «Слова» связность, симметричность, которая является неотъемлемым признаком стиха. Повторяемость отдельных слов и речений создает изобилие изначальных, внутренних рифм. Особенно это относится к эпифорам, анафорам. Очень часто автор пользуется анафоричными повторениями, выполняющими различные выразительные функции. Так, некоторая часть из них — это традиционные эпические формулы фольклорного происхождения. Например: «На реце, на Каяле тьма свет покрыла»; «Бишася день, бишася другый». Первая анафора придает повествованию эпическое спокойствие и размах, вторая — подчеркивает жестокость и затяжной характер битвы. Нередко в «Слове» повторяется соединительный союз и с целью более четко выделить отдельные однородные члены при перечне. Аналогичную функцию, на мой взгляд, выполняет повторение предлогов. Вот наиболее характерные изречения: «Велитъ послушати земли незнаеме, Влъзи, и Поморию, и По-сулню, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмутораканьский блъванъ
Часто повествование в «Слове» состоит из однотипных предложений с анафористическим повторением первого члена. Чаще всего повторяются наречия ту и уже: «Ту ся копиемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти»; «Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы, ту кровавого вина не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи».
Встречается в «Слове» и такой вид синтаксического повтора, как стык:
«Съ зарание до вечера, съ вечера до света летят стрелы каленыя». Его цель - подчеркнуть непрерывность действия.
Конечно же, высокую поэтичность и благозвучие придает отдельным местам «Слова» антология, встречающаяся в произведении восемь раз: «трубы трублятъ»; «светъ светлый»; «мости мостити»; «ни мыслию смыслити, ни думою сдумати»; «певше песнь»; «пеонь пояше»; «свычая и обычая».
Я считаю, что в поэтическом синтаксисе «Слова» большую роль играют повторы, построенные на подобии или одинаковости одних только синтаксических конструкций. Их в произведении очень много. Автор любит нанизывать одно за другим предложения одной и той же синтаксической конструкции: «Уже бо беды его пасетъ птиць по дубию; влъци грозу въсрожать по яругамъ; орли клектомъ зверы зовутъ: лисици бре-шутъ на чръленыя щиты»; «Длъго ночь мрькнетъ. Заря светъ запала. Мгла поля покрила. Щекотъ славий успе; говор галичь убуди» и т. п. Такие синтаксические повторы придают поэме своеобразное эмоциональное звучание, углубляют ее лиризм. Иногда автор похожие синтаксические конструкции размещает по принципу симметрии: объединяет в пары предложения, в которых последние слова имеют одинаковые морфологические окончания: «Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ нечестно одолеете, нечестно бо кровь поганую пролисте». Мастерски пользовался автор также асиндетоном, заключающимся в бессоюзном нанизывании однородных членов. С его помощью автор достигает впечатления вулканической динамики, широкого и стремительного размаха действия. Так, Святослав «наступи на землю Половецкую, притоптав хлъми и яруги, взмути реки и озера, иссуши потоки и болота». Этот же вид повтора автор использует и для характеристики непоседливости Всеслава, который: «людей судите, князем грады радяше, а сам в ночь влъкомъ рыскаше: изо Киева дорискаше до куре Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше».
Некоторую роль в организации и уточнении эмоциональной тональности «Слова» играет инверсия. Преимущественно она обычная, связанная с перестановкой имени прилагательного. Однако встречаются отдельные, довольно сложные глубокие инверсии, например, «ту баше успилъ отец их — Свяславт грозный великий киевский грозою».
Основным ритмообразующим фактором в поэме являются синтаксические кадансы, которые в то же время представляют собой речевую реализацию самой логики языкового изъявления. Таким образом, поиск соразмерных ритмических отрезков, составляющих ритм каждого стиха, сводится к определению междусигматических пауз. Размещение ударения и рифма не имеют в «Слове» принципиального значения, ибо ударения выполняют в нем приблизительно такую же роль, как в тоническом стихе, а рифмы существуют лишь в том случае, когда они грамматические, то есть обусловлены синтаксической параллельностью простых предложений. У большинства синтаксических кадансов рифмы отсутствуют.
Как оказалось, ближе всего подошли к решению проблемы адекватного перевода «Слова» те интерпретаторы, которые учитывали специфику ритмики поэмы и стремились сохранить ее в своих переложениях. Когда речь идет о русской поэзии, прежде всего следует назвать перевод В. Жуковского, среди украинских интерпретаторов выделяются М. Шашкевич, Л. Гребинка, Л.Махновец.
Однако правильный научный взгляд, по нашему мнению, на характер ритмики «Слова» является только ключом к решению проблемы адекватного перевода, а не ее фактическим решением. Во-первых, нужна кропотливая исследовательская работа по ритмическому членению текста памятника. Эта работа не завершена до сего времени, несмотря на то, что в нее вложили много усилий такие выдающиеся знатоки поэмы, как Н. Самцов и Д. Лихачев < 11 >. Во-вторых, после дешифровки ритмики не всегда остается преодоленной до конца проблема трансляции содержания произведения в новую речевую материю, то есть остается та проблема, которая возникает в связи со всяким другим переводом, - добросовестность и мастерство переводчика.
Глава 4
Постижение главного принципа ритмообразования в «Слове» еще не решает проблемы его ритмики полностью. В поэме чувствуется особая музыка реки, достигаемая с помощью различных фонетических средств благозвучания. Эта музыка усиливает ритмичность речевого потока.
Меня «Слово» впечатляет не только богатством семантико-смысловых, словесных средств художественного выражения. Оно отличается также мастерской внешней звуковой инструментовкой. Трудно с точностью определить какое смысловое впечатление вызывают те или иные повторения звуков, однако следует отметить что звукопись «Слова», очень сложное и разнообразное, тесно связано со всем национальным настроем произведения и является одним из важнейших средств его создания. Эта звукопись приобрела особое значение в связи с тем, что произведение было рассчитано не только на чтение, но и на устное провозглашение, возможно, в виде мелодико-декламационного речитатива в сопровождении гуслей. Вместе со словесными образными средствами звукопись «Слова» является свидетельством чрезвычайно высокой речевой культуры автора.
В «Слове» встречаются аллитерации на разные согласные звуки. Например, в изречении «Немиге кро-ваве брезе не бологомъ бяхуть посеяни» чувствуется нарочное повторение звука б
. В «Слове» очень много аллитераций на согласный и: «то почнуть наю птици бити въ полъ Половецкомъ»; «камо, Туръ, поскочяше, своим златымъ шеломомъ посвечивая, тамо лежать поганыя головы половецкыя, поскепаны саблями калеными»;
Когда читаешь вслух эти строки, а мне это приходилось делать часто, то поневоле в воображении предстает выжженная половецкая степь (лето 1185 года было очень засушливое), по которой стремглав мчатся на конях русские и половецкие всадники. Копыта лошадей бьют в пыльную землю, поэтому звук их ударов мягкий, не цокающий. Слышится не звяканье подков (половецкие кони вообще не были подкованы), а приглушенный топот, так физически ощутимо передаваемый чередованием глухих согласных т
ип
, перемежающихся единообразным, монотонным гласным звуком о
.
Зловещие звуки, раздающиеся во время затмения солнца, крик и свист испуганных зверей и птиц передаются звукоподражательно с помощью нагромождения свистящих и шипящих с, з, ч, ш, щ
: «Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь стонущи ему грозою птичь убуди; свист зверинъ въста; збися дивъ». К тому же тревожное впечатление от этого отрывка усиливается ассонансом звука у. Здесь он повторяется 7 раз.
Труднее установить смысловое значение аллитераций на звук в
: «Чили въспети было вещей Бояне, Велесовъ внуче!», «се ветри, Стрибожи внуци веютъ».
Аллитерации на т
, часто сопровождающиеся повторением звука л
, используются, очевидно, для усиления благозвучия высказывания: «Не мыс-лию ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти»; «сыпахутъ ми тъщими тулы поганыхъ тлъковинъ»; «тугою имъ тули затче».
Еще более выразительную функцию выполняют повторения и чередования сонорных согласных р
ил
. Речь автора как бы переливается голосом горна. Отрезки текста, в которых встречаются эти аллитерации, преисполнены торжественного, окрашенного тоскливым оттенком возвышенного звучания: «Уже бо Сула не течетъ сребрепыми струями къ граду Перояславлю»; «влъци грозу всрожатъ по яругамъ»; «съ зарания до вечера, съ вечера до свъта летятъ стрелы каленыя, грьшлютъ сабли о шеломы, трещать коииа харалужныя въ поле незнаемо среди земли Половецкыи». Такие же аллитерации превалируют и в плаче Ярославны.
Аллитерация на к воспринимается как отдельная ассоциация к вязкости и ковкости металла: «А князи сами на себе крамолу коваху».
Чаще всего в «Слове» встречаются аллитерации на глухой с и соответствующий ему звонкий з: «Два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста, и съ нима молодая месяца Олегъ и Святоолавъ тьмою сяпеволокоста»; «единъ же Изяславъ, сынъ Васильков позвони своим острыми о шеломы литовскыя»; «уже понизити стязи свои, вонзите свои мечи кипи»; «тому въ Полотьске позвоншпа заутренюю рано у святыя Софии т. колоколы, а онъ въ Киеве звонъ слыша»; «тогда при Олзъ Гори-1мчи солшется и растяшеть усобицами»; «и стрелы по земле сеяше»; i.i иьступи Игорь князь въ златъ стремень»; «съ тоя же Каялы Свяшишло яти отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей щ, Киеву»; «А Святъславъ мутенъ сонъ виде въ Киеве па горахъ»; «Си ночь ел. вечера одевахуть мя»; «Тогда Игорь възре на светлое солнце»; и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго»; «сабли изострении»; «сами скачютъ акы серый влъци въ поле»; «ступаетъ въ златъ стремень»
Чем объясняется такая многочисленность аллитераций на согласный звук с и частое употребление этого звука в «Слове» вообще? Конечно, том либо "звукоподражании, если говорить о частотности этого звука в общем плане, не может быть и речи. В. Ржига обратил внимание на такую особенность: в «Слове» 26 раз употребляется прилагательное «русский». Кроме того, 30 раз встречается местоимение «свой». Очевидно, не везде оно нужно для определения принадлежности предмета, определенного к собственнику.
Автора привлекал звук с
, входящий в это слово. Этот же звук занимает центральное место в слове «русский», вызывавшем в авторе особенные эмоции и настраивавшем его на особый лад. Вот почему он так благоволил звуку с
.
Эта закономерность тесно связана с аллитерацией, которую исследователь назвал «символической, не имеющей, как видно, характера звукоподражания и объясняющейся ассоциацией не к внешнему звуку, а к эмоциональному тону соответствующего места». К этим аллитерациям относятся такие, которые в звуковом отношении родственны именам русских князей. Княжеские имена Святослав, Всеволод, Ярослав, Ростислав, Всеслав, Ярополк и другие были для современников преисполнены особенного очарования, в них гремел звон славы, их окружал ореол власти и величия. Имена князей часто упоминались, когда речь шла о могуществе русской земли и ее победах над врагами. Автор «Слова» так же, как и составители летописей, не только повторял имена князей, но и другие слова подбирал так, что и них раздавались звуки этих имен. Так и возникла эта интересная разновидность символической аллитерации. Описывая встречу Игоря и Всеволода, автор подчеркивает, что они оба Святославичи, а дальше в тексте следуют слова, в которых имеются общие звуки с именем Святослава: «Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему буи туръ Всевоолдъ «Один братъ одинъ светъ светлый ты Игорю! оба есве Святъславлича! Седлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни сведоми къмети». С именами князей в «Слове», то есть в воображении его автора, ассоциировалось слово слава
, тоже часто встречающееся в поэме: «Един же Изяславъ, сынъ Васильковъ,позвони своими острыми мечи о шеломы литовскыя; притрепа славу деду своему Всеславу»; «ту немци и венедици, ту греци и морава поють славу Святославлю»; «расшибе славу Ярославу».
В «Слове» имеются также аллитерации на группы согласных. Чаще всего это бывают сочетания сонорных с каким-либо другим согласным звуком: «Дети бесови кликомъ поля преградиша, а храбрии русици преградиша чрълеными щиты»
По сравнению с аллитерациями ассонансы играют в «Слове» значительную роль. К тому же наличие ассонансов установить труднее, ибо во – первых, мы точно не знаем звучания некоторых гласных (ъ, ь, е
), а во-вторых, гласные претерпевали намного больше изменений в процессе переписывания памятника
Наиболее часто употребляемыми являются ассонансы на у
. Повторение этого звука создает минорное настроение. Поэтому автор использует его для усиления грустного эмоционального настроя в соответствующих отрывках.
Например, ассонанс на у
пронизывает элегически окрашенное описание гибели Ростислава в речке Стугна и плач о нем матери: «Не тако ти, рече, река Стугна; худу струю имея, ножръши чужи ручьи и струги, рцсрена къ устью, уношу князю Ростиславу затвори. Днепр темне березе плачется мати Ростиславля по уноши Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо съ тугою къ земли преклонилось». Приведем другой аналогичный пример: «уже лжу убудиста которою, ту бяше успилъ...»
Среди других ассонансов привлекает внимание ассонанс на о
: «Дремлетъ въ поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черъный воронъ, поганый половчине!» Этот ассонанс не является звукоподражательным. Он навевает впечатление монотонности, растянутости времени краткой передышки Игорева войска, подобно тому, как равномерные шумы природы — шелест листьев или скрип ветвей, или же удары часов (тикание) отражаются в нашем слухе, когда по тем или другим причинам мы начинаем наблюдать за течением времени. Следовательно, ассоциирующее о
является как будто аналогом к вышеназванным звукам, а весь художественный прием соответствует указанной здесь закономерности человеческих психологических восприятий.
Раздробленная в нашей статье на составные элементы звукопись «Слова» выступает в произведении как гармоническая, блестяще сочетаемая совокупность звуков, неотделимая от всего сложного художественного организма памятника. Умение автора воспринимать звук, владеть им подтверждает не только формальная эвфония памятника, но и то звуковое богатство, которым наполнено все произведение и которое прорывается в авторских описаниях. Ибо сколько же звуков, которыми насыщена природа, которые звенят на поле боя, раздаются в дни человеческих радостей и горя, уловил чутким ухом гениальный поэт и с помощью своего творческого воображения и непостижимого языкового мастерства оживил, перенесши в свою поэму.
Вполне справедливо выразился по этому поводу В. Ржига, указав, что автор «Слова» имел не только поэтический, но и гениальный музыкальный талант: «Во всемирной литературе вряд ли найдется другое произведение, в котором претворилось бы столько звуковых впечатлений. Автор «Слова» был, несомненно, высоко одаренной музыкальной натурой. В исключительности его дарования и нужно искать главное объяснение факта эвфонии, которую мы наблюдаем в «Слове». Много элементов этой эвфонии возникают, конечно, из поэтического замысла: таковы, наверное, отдельные, наиболее ясные случаи звукописных аллитераций. Но аллитерация в целом, сам способ употребления синтаксической параллельности и сама суть эвфонии «Слова» объясняются лишь одним музыкальным: инстинктом поэта».
Заключение
Можно было бы еще и еще вникать в глубины звукописи «Слова», но уже и из приведенных наблюдений становится ясно, что именно эти, на первый взгляд незаметные средства инструментовки речи придают ей необыкновенную художественную силу. К сожалению, до сих пор никто из переводчиков не пытался сознательно воссоздать их в системе. Таким образом, они ждут еще своих интерпретаторов. А различные виды аллитераций, в частности символических, заслуживают возрождения в качестве художественного приема и использования их для решения некоторых художественных задач современности.
И наконец, следует отметить, что «Слово» ритмично в своем общем ком-позиционном построении. Эта ритмичность проглядывается на уровне целостного восприятия произведения, а не отдельных его микроструктур. На эту общую ритмичность указывает хотя бы тричленность его построения (зачин, основная часть, окончание), равномерное чередование эпических элементов, картин настоящего и экскурсов в прошлое. Гармония композиции в нем столь же удивительная, как и гармония речи.
Таким образом, гибкий ритм «Слова» подчинен содержанию. Ритм «Слова» меняется, близко следует смыслу, содержанию произведения. В этом точном соответствии ритмической формы и идейного содержания «Слова»- одно из важнейших оснований своеобразной музыкальности его языка.
Список использованной литературы
1. Адрионова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятник русской литературы XI-XIII вв. – Л., 1968
2. Булахов М. Г. «Слово о полку Игореве»: в литературе, искусстве, науке: Краткий энциклопедический словарь.- Минск, 1989
3. Дмитриев Л.А. Автор «Слова о полку Игореве»: и анонимные авторы в древнерусской литературе// Русские писатели: Биобиблиографический словарь.- М., 1971
4. Дмитриев Л.А. Автор «Слова о полку Игореве»//Словарь книжников и книжности Древней Руси.-Л., 1987- Вып.I
5. Дмитриев Л.А История первого издания «Слова о полку Игореве».-М.;Л., 1960; Словарь - справочник «Слова о полку Игореве»: В 6 вып.- М.;Л 1965
6. Ф.Е. Корш О русском народном стихосложении Сб. ОРЯС АН Спб. , 1901, т.67, №8, с 75, 107-108, 120.
7. Дмитриев Л.А. К вопросу об авторе Слова о полку Игореве//Русская литература. – 1986.-№4
8. Лихачев Д.С. Исторический и политический кругозор автора «Слова о полку Игореве»// Слово о полку Игореве: Сб. исслед. и статей. – М.;Л., 1950
9. Лихачев Д.С. Размышления об авторе «Слова о полку Игореве»//Русская литература-1985- №3
10. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве»: и культура его времени. – Л., 1985
11. Лихачев Д.С Предположение о диалогическом строении «Слова». Русская литература-, 1984, №3-с. 130
12. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве»: Историко-литературный очерк. - М., 1982
13. Новиков И. А. Писатель и его творчество. – М., 1956.- С. 13-115
14. Пинчук С. Поэтика «Слова»/С. Пинчук// «Литературная учеба». – 1987 - №3.-стр.172-182
15. Ржига В.Ф. Автор «Слова о полку Игореве» и его время//Археографический ежегодник за 1961 г. – М., 1962
16. Робинсон А.Н Автор «Слова о полку Игореве» и его эпоха // Слово о полку Игореве. 800 лет.-М.,1986.
17. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. –М., 1971;
18. Чивилихин В. Память: Роман-эссе.- Гл. 41-44// Наш современник.- 1984-№ 3, 4;
|