Московский государственный лингвистический университет.
Кафедра русского языка.
Реферат по книге Г. О. Винокура
“О языке художественной литературы”
студента 1 курса 101кор. - англ. учебной группы
Акимова Ильи.
Москва 2003 год. ПЛАН
Введение.
Основная часть. Нововведения Маяковского в литературный язык.
1 Слово и классы слов.
2 Слово внутри класса слов.
3 Слово во фразе.
4 Слово в предложении.
Заключение.
Известный языковед и литературовед советского периода профессор МГУ с 1942 года Григорий Осипович Винокур (1896-1947) на протяжении своей творческой жизни занимался вопросами истории русского литературного языка, текстологии, культуры речи. Основные труды его посвящены изучению языка и тваорчества А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова и В. В. Маяковского.
Книга Григория Осиповича Винокура“О языке художественной литературы” в разделе “Анализ” даёт представление о возможностях языка на примере творчества выдающегося поэта “серебряного века” В. В. Маяковского,широко использовавшего различные языковые средства.
Прежде всего нужно сказать, что свои новаторства Маяковский не считал годными для употребления в повседневной жизни. Но все его нововведения представляют большую ценность и материал для исследования с филологической точки зрения, что и находит отражение в книге Г. О. Винокура. Слово и классы слов.
Слова, как известно, делятся на изменяемые и неизменяемые, часть из которых выполняют такую же синтаксическую функцию: как и изменяемые. Маяковский изменяет правилам современного языка, делая из несклоняемых склоняемые существительные (чаще всего это - фамилии и иностранные слова). Интерес представляет то, по каким принципам он склоняет то или иное слово так, а не иначе. В основном Маяковский руководствуется звуковой формой слова : если слово заканчивается на твердый согласный то оно относится к мужскому роду, если на гласный - к женскому, если на “о”, то к среднему(хотя здесь попадаются исключения, например: “Ромеов”, “в бюре”). Этот стилистический прием придает тексту яркую фамильярную экспрессивность. Интересно, что Маяковский превращает в существительные транскрипцию иностранных слов даже не являющихся существительными - “каторза”(от фр. cators-14), “лимитеды” (от англ. limited-ограниченный).
Любопытны случаи образования существительных от наречий, происшедших когда-то от существительных. Синтаксически любое слово может выступать в роли существительного, но здесь происходит морфологическая переделка:”мир обложен сплошным долоем”, ”сиял в <. . . >нагише”(воскрешение слова “нагиш”, зарегестрированного у Даля как “бедный, голый человек”), “сыпало дребезгою звоночной” и т. д.
А так же случаи образования от прилагательных :
Идите голодненькие,
потненькие,
покорненькие,
закисшие
в блохастом грязненьке (новаторство подчеркнуто суффиксом “еньк”). Или только синтаксически:”смотрела, кривясь, в мое ежедневное “.
Применяется и способ субстантивизации, например от местоимения “всяк”:
Ведь глазами
видел
каждый всяк, где новаторство подчеркивается определением перед “всяк”.
Встречаются и случаи субстантивизации и целых выражений:”. . . разве былая массовость “отченаша” оправдывала его право на существование. . . ”(из статьи “Вас не понимают рабочие и крестьяне”), где часть выражения переходит из одного морфологического класса в другой (нашего-наша), что соответствует просторечному: “ в дом отдыхе “. Этот же прием был использован еще до Маяковского - в “Братьях Карамазовых” ;при включении в русский текст иностранных выражений:”. . . чувство сельского pater familias’а”(Герцен “Былое и думы”)
Следующим значительным явлением в творчестве Маяковского является словообразование и словотворчество, когда к основе одного класса он добавляет различные аффиксы. Эти процессы могут протекать как внутри одного класса так и между разными классами слов. Сначала рассмотрим второй вариант : образование существительных от глаголов-”рыд”, “фырком”, “ор”-безприставочным (непродуктивным в современном языке, но часто употребимом в старинном народном языке) способом. То же видим у Пушкина в “Евгении Онегине “-”топ, хлоп, шип”. Маяковский образует существительные от любых частей и частиц речи, например, от глагольных междометий “звяк”, ”теньк”; от действия добавлением суффикса “ло”-”заткните<. . . >орло”; существительные, обозначающие результат действия, - суффиксом “ево”:
Бродвей сдурел.
Бегня и гулево.
“Стальной изливаются леевой” - “леева”(сущ. ж. р. от “лить”).
Любопытен способ образования притяжательных прилагательных : к основе присоединяется непродуктивный суффикс-”слонячий”, лаечный, квартирошный, трамвайский, легкомыслой головенке”, или :
Вот и вечер
в ночную жуть
ушел до окон
хмурый
декабрый (качественное
прилагательное).
Также в поэзии Маяковского наблюдаются неклассифицированные, но, безусловно, любимые им новообразования: ”серпастый молоткастый паспорт”, “штыкастый еж”. Или даже то чего в русском языке быть не может: “кафейные двери”, “поцелуйная сладость”, “мелочинным роем”, “слух ухатый”. . .
Притяжательные прилагательные имеют особое положение, способствуют персонификации: “ущелья кремлевы “”не дослушал скрипкиной речи” “губы вещины” “бумажкин вид”. В современном языке от этих существительных можно образовать только относительные прилагательные, но никак не притяжательные. У Маяковского рядом стоят выражения “ущелья кремлевы” и “вышки кремлевские”, следовательно, употребление той или иной формы зависит от стилистической задачи- притяжательная форма употреблена для уничтожения разницы между лицом и вещью (“что характерно для современного языка” Потебня). С другой стороны Маяковский воскрешает древнерусскую традицию типа “сын Владимиров”, “зуб зверин”. Притяжательное прилагательное обусловливает употребление существительного в значении особи, чего и пытался достичь Маяковский. Поэтому в творчестве поэта встречается множество притяжательных прилагательных на “ий”, ”ов”, ”ин”, определяющих не вещи, а людей и животных:”веселостью песьей”, ”человечьего мяса”, ”в лошажьи животы”, ”в компании ангельей”, ”тома шекспирьи”; и даже два суффикса притяжательности “на собачьевой площадке”. Замечателен факт образования притяжательных прилагательных от существительных и местоимений, когда-то произошедших от прилагательных:
Если ж он
старший усвоит
сменит мнение мненье старшино.
Под пером Маяковского начинают изменяться и неизменяемые иноязычные слова: “с настойчивостью Леонардо да-Винчевю”(хотя в данномслучае -тв. пад. , ед. ч. , ж. р. -формы на “-ин” и на “-чный” совпадают Винокур склонен считать, что употреблена притяжательная форма(“-ин”). В разговорном языке чста замена притяжательной формы качественной( “соль бертолетовая” вместо “бертолетова “).
Небезынтересна работа Маяковского над сравнительной степенью прилагательных, особенно произошедших от существительных. Например:”романнее”, “чем дальше - тем ночнее”;а когда указано исходное существительное пример становится нагляднее:
Взлетел,
простерся орел самодержца
черней, чем раньше,
злей,
орлинее. Образуются у Маяковского прилагательные и от наречий: “ гимн еще почтее “. Или: “Ну, а меня к тебе и подавней-я же люблю- тянет и клонит”. Интересно, что современная морфология не соотносят слова “давний” и “подавно”.
Ну и конечно, поэт не мог обойти своим вниманием глагол - образует его и от наречий, и от междометий, и от звукоподражаний:”расчересчурясь”, “размерсился”, “сердце изоханное”, “дундудеть”. Образование таких слов можно наблюдать в городской обиходной речи, хотя ей явно присуща форма на “-кать”(не “мерсить”, а “мерсикать”). Интересен случай со словом “дундудеть”, где современное звукоподражание наслаивается на древнее.
Многочисленны и продуктивны случаи наращения приставки на обычную форму слова:”испешеходить”, “замашинив”, “вытелю”. Здесь возможны два варианта : либо от беприставочного глагола, либо, наращивая приставку на неглагол получаем приставочный глагол. Винокур подмечает, что и в общеупотребительном языке от есть случаи образования глаголов от имен наращением приставки “оформить” “укрупнить”, но этот способ не очень популярен в современном языке. У Маяковского этим способом производятся необычные образы:”обезночел”, “разбандитят”.
Подводя краткий итог, Винокур говорит об отсутствии семантической разницы для Маяковского от какой части речи образовывать глагол. Если образуется от имени, то обозначает деятельный признак, и все равно, абстрактные, конкретные или какие-либо другие существительные берутся за основу:”развеерился”, “иззахолустничается” “головастить”, “сгитарьте”, ”зарождествели”. Винокур отмечает образование глаголов от имен собственных: фамилий-”чемберлениться”, “муссолинит”, “убиганятся губы”(от парфюмерной фирмы houbigant);от географических названий- “миссисипиться”. Автор статьи считает недостаточно разработанной тему анализа связи семантики и морфологии этих новообразований. По его мнению в некоторых случаях промежуточные звенья словообразования пропущены:”озноенный”, “раскитаенные фамилии”.
Слово внутри класса слов.
Как только у слова появляется род, слово вступает в морфологические отношения с другими словами. Категория рода определяется по двум признакам - семантическому и морфологическому. Винокур замечает, что Маяковский обычно сохраняет существительным род, присущий им в общеупотребительном языке, хотя иногда, меняя суффиксы, влияет на категорию рода. Например:”пироженью рвотной”. Но так как Маяковский - новатор в рамках (хотя бы сколько-нибудь) употребительного языка, а языку это явление не свойственно, такие нововведения редки в творчестве поэта. Однако можно найти такие примеры:иностранные слова типа рояль -“фильм - фильма”, ”зал - зала - зало”; употребление явно подчинено рифме “муча перчатки замш”(далее идёт “замуж”); больший интерес с точки зрения Винокура представляет употребление таких вариантов с сатирической задачей (например, присвоение мужчине женского свойства):”взревел усатый нянь”(из поэмы “Хорошо” о Милюкове в иммитации сцены разговора Татьяны и няни из “Евгения Онегина”):
Её
утешает
усатая няня,
видавшая виды,
Пэ Эн Милюков. Другая мотивация изменения категории рода дляМаяковского - иммитация детского языка:
Обезьян.
Смешнее нет.
Что сидеть, как статуя?1
Человеческий портрет,
даром, что хвостатая.
Варианты нововведений в категории числа в поэзии Маяковскиого намного богаче - зачастую поэт, заменяя единственное число множественным создаёт образы никак не ассоциирующиеся в обыденной жизни с множественностью. Если имя собственное употребляется во множественном числе этим выражается обобщённость, подчёркивается риторичность и, конечно, свидетельствует об эмоциональности.
Это труднее, чем взять
тысячу тысяч Бастилий 1
Если ударами ядр
Тысячи Реймсов разбить удалось бы. . .
. . . сдохнут Парижи,
Берлины,
Вены1 Здесь, по мнению Винокура, ярко просматривается связь с гиперболизмом (особенно раннего ) Маяковского: “армиями Ромео и Джульетт”, “Ллоид Джоржи ревели со своих постов”.
Любопытно употребление абстрактных понятий во множественном числе. Этим автор подаёт это понятие в виде конкретизированного образа, олицетворения, овеществления. Употреблением названия вещества во множественном числе Маяковский добивается опрелмечиваемости, так как перед читателем сразу встают сорта(обычное употребление мн. ч. с сущ. веществ). Также употребление множественного числа в этих случаях придаёт тексту экспрессию фамильярной речи.
Легло на город ргомадное горе
и сотни маленьких горь. “Чтоб природами хилыми не сквернили скверы. . . ”. А вот с веществами:”Есть ли наших золот небесней?”, или “товары, питья, еды. . . ”. Категория числа в русском языке менее формальна, чем категория рода, хотя формально любое существительное может стоять во множественном числе. Это и использует Маяковский: “. . . в мягких мебелях”. ( Любопытно, что во времена Пушкина форма “мебелях” была вполне употребительной. )Категория числа даёт Маяковскому богатую пищу для словотворчества:
Тащусь меж канавищ
канав,
канавок.
Хлеба!
Хлебушка!
Хлебца! А в стихотворении “Евпатория” поэт выстраивает целый ряд необычных форм от слова евпатория-”евпаторийскую - евпаторийцами - евпаторийки - евпаторьяки - евпаторьяне - евпаторёнки - евпаторьячьи - евпаторство”, и что интересно, к каждому из этих слов Маяковский находит рифму. Обилие подобных форм можно видеть и в других его стихах, например, в “Военно-морской любви”. Пристрастие к слову определяет частое употребление несвязанных морфем: кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходился народ в учреждения. Или: “на заседании А-БЕ-ВЕ-ДЕ-ЖЕ-ЗЕкома”. И ещё:”-идите и обрящете- иди и “рящь” её-”. Этот приём используется с разными стилистическими целями: для иммитации крика толпы, его истолкования; насмешки или сатиры; стилизации деской речи; и, по мнению Винокура, просто ради творчества (особенно в ранних футуристических работах)”как бы устраивая смотр словообразовательным средствам языка”. На этой почве филолог сравнивает Маяковского с Хлебниковым и, выявляя различия в принципах употребления нововведений, всё-таки признаёт, что Хлебников повлиял на оформление стиля молодого Маяковского.
Винокур также говорит о смещении обычных отношений слов с абстрактными и конкретными значениями. При этом слова отвлечённые превращаются в вещи или живые организмы. Морфологически это достигается присоединением суффиксов, характерных другому семантическому классу. Здесь возможно несколько вариантов:во-первых присоединение увеличительных суффиксов к отвлечённым существительным (“духотище”, ”красотищи”, ”войнищи”). Здесь наблюдается иммитация явлений фамильярной речи типа “силища”, ”хвостище”. Это и обусловливает понятность и экспрессивность подобных конструкций. Во-вторых - присоединение уменьшительных суффиксов (задача и принцип те же):”плачики”, ”нэпчик”, ”любовишки”, ”смертишек”. К этому же типу относятся случаи приращения увеличительных суффиксов к существительным материалов:”лучище”, ”водища”, “народина”. . . Есть и третий случай, когда увеличительные или уменьшительные суффиксы присоединяются к именам собственным:”Бродвеище”, ”декабрик”, ”поцелуишко”, ”потерийка”(любопытно, что здесь вычленяется новый суффикс “-ийк”, не существующий в языке). Все эти приёмы служат для материализации понятий.
Есть в произведениях Маяковского и работа обратная этой- создание обобщённых, отвлечённых, собирательных понятий от конкретных существительных:”бароньё”, “стоэтажие”, ”рыхлотелье”, ”мещанья”, ”доисторичье”.
Любопытно образование нового типа слов, женского рода, заканчивающихся на мягкий согласный ”рабкорь”, ”склянь”. Зачастую Маяковский берёт за основу действие или признак, вытесняет привычные суффиксы и получаются: ”нищь и голь”, “лёгочь”, ”ясь”, ”ёжью кожи”, ”в жадности и в алчи”. Автор стихов не ограничивается этим: ”трелёр”(тот, кто издаёт трели), ”читаки”, ”красавка”, ”калекша”, -все эти слова имеют значение действующего лица, ведь в рамках будничной речи ему тесно. Именно поэтому также создаются сложные слова. Винокур останавливается на четырёх классах таких новообразований:1)с суффиксом “-ье”: тупорылье, рыхлотелье, визголосие(интересно- не “визгоголосие”, как по правилам языка). 2)слова, основанные на принципе теле-, радио- : “радиосплетни”, ”звездомедведья”, ”молодолес” (прилаг. ).
3)сложением основ, или, точнее говоря, сложением слов: “людогусь”, ”пролетариатоводец”, ”дрыгоножество”. . . 4)сложносокращённые слова (типа современного “хозрасчёт”): “млечпуть”, ”самокритик-совдурак”.
Автор филологического труда также отмечает большое количество сложных прилагательных. Причиной этого он видит ритмические особенности стиха а также “тяготение к “грандиозным” образам” (что характерно для классицизма):”быстролётный”, “мордой многохамной”, “стодомым содомом”, “тысяче-миллионо-крыший волжских селений гроб”. Принцип образования этих неологизмов - книжный, необычность и новизна - семантические. Занятны конструкции, часть основы которых составляет определение: “крикогубый”, “быкомордая орава”, “кудроголовым волхвам”, причём отношения в этих прилагательных сходны с отношениями существительного и приложения в предложении. Маяковский имеет в виду “с губами - криком”, ”мордой - быком” и т. д. Такое истолкование Винокуром этих конструкций является новым к ним подходом.
Также филолог отмечает, что поэт не избегал и обычного способа образования слов, например, “красноязыкий”, ”звонконогие”, “лазоревосинесквозные”. Иногда сложные прилагательные создают комический эффект: “эскадры верблюдокорабледраконьи”. Не обошёл своим вниманием Винокур и способа образования слов присоединением приставки “-раз”, которая усиливает признак. “Разужасная”, ”разувлекательный”, ”распробабкиной”, “время . . . распроститучье” и даже от united - разЬюнайтед. А когда эта приставка присоединяется к превосходной степени прилагательного получается как бы превосходная степень в квадрате, что характерно не только для творчества Маяковского, но и для разговорной речи: “пресволочнейшая штуковина”, ”распронаиглавнейший”. То же видим и с существительными: “рассоциализм”, ”архиразиерархия”…
Довольно много у поэта новообразований в приставочных глаголах. Подробно Винокур не описывает этот приём (в связи с освещённостью его в филологии), а останавливается на двух частных случаях:
1)”вторичное наращение приставок на глаголы, уже снабжённые ими”[1]
. Языковед выделяет здесь два случая: принцип - “испозолочено” (как в древнерусском “изурезались”, ”порастыкали”), где наращение возможно из-за потери первой приставкой свойств этой части слова:” изъиздеваюсь”. Маяковский тем самым воскрешает сложное слово, превратившееся в современном языке в простое.
2)отсечение дополнительных морфем (приставок и суффиксов) от глагола. Этим поэт обновляет восприятие слова: “ложите”, ”взвидишь”, ”Ну и сон приснит вам полночь-негодяйка”. Винокур отмечает, что анализ его, разумеется, не полный, но “общие тенденции намечены в некоторых существенных отношениях”.
Слово во фразе
Якобсон говорит, что поэзия Маяковского - это поэзия выделенных слов по преимуществу. Винокур в своей работе пишет о том, что с точки зрения версификационного анализа позиция Якобсона верна, но нужны синтаксические обоснования. Их он приводит в главе “Слово во фразе”. Дело в том, что стиль Маяковского - это разобщённые отрывки, связанные семантически, а не синтаксически. Поэтому при устранении синтаксической зависимости речь превращается из связанного потока в обрывки, которые превращаются в строй независимых синтаксических единиц, дополняющих друг друга своими семантическими значениями без опоры на форму слов. В то время как в языке приняты конструкции “уехал вчера”, "очень умён”, у Маяковского чаще встречается не “примыкание”, а “обособление”[2]
. Для поэта нет разграничений между “вы, с вашей добротой. . . ” и “вы с вашей супругой. . . ” т. е. обособление доходит до крайних пределов( слова, семантически составляющие одно целое, синтаксически разобщены и превратились в несколько синтаксических целых. Для того, чтобы понять детали нужен более тщательный рвзбор.
Здесь Винокур выделяет несколько случаев: употребление изолированных именительных падежей (чаще поэт употребляет их несколько подряд, с опредедениями и без них, но обязательно без глаголов). Функции таких конструкций различны: а)картинное изображение места и обстановки действия, обрисовка аксессуаров сюжета:
Ночь.
Надеваете лучшее платье. Или: Бульвар
Машина.
Сунь пятак, -
что-то повертится,
пошипит гадко. Или такой яркий пример из стихотворения “Про это”: Лубянский презд.
Водопьяный
вид вот. вот
фон.
В постели она.
Она лежит.
Он.
На столе телефон.
б)достижение “кинематографического эффекта”:
Мотоцикл.
Толпа.
Сыщик.
Свисток. в)именительный падеж как исходный пункт для рассуждения. г)употребление для лаконизма (например в автобиографии “Я сам”): “Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. ” Как мы видим функции разные, но смысл один - разобщённость именительных падежей, которые превращаются в независимые синтаксические целые, связанные семантически. Это явление выделяется и в общеупотребительной речи, что отмечают Шахматов и Пешковский. Но они склонны толковать разобщённые именитльные падежи как сказуемые, а, следовательно, как педложения. Винокур считает иначе: в синтаксических целых (которыми являются разобщённые именитльные падежи) нет наклонения и времени, поэтоу они не предложения. Хотя филолог отмечает аналогичную с предложениями функцию этих конструкций, но только с оговоркой, что это достигается различными
средствами.
Другие именительные тоже не сказуемые.
Отличие от существительных синтаксических единств состоит в том, что они разобщены с текстом, что придаёт новую художественную ценность слову. Например, числительные обычно не употребляются без существительных, но:
Четыре.
Тяжёлые, как удар.
“Кесарево Кесарю - Богу богово”. Где именительный отделён от других определений. Наиболее ярко разобщение видно на примере конструкции “именительное ФРАЗА глагол”(Винокур склонен считать, что такая конструкция предложением не является).
Морган
.
Жена.
В корсетах.
Не двинется
. Или: Москва.
Вокзал
.
Народу сонм.
Набит
, что в бочке сельди. Изолированные именительные аналогичны по функции в тексте - т. к. любые синтаксические связи с текстом отсутствуют, то они несут лишь смысловую нагрузку, которая и позволяет относить их к тексту.
Май стоял.
Позапрошлое лето
.
Вещи
.
Всем по пять кило.
Лингвист говорит нам о сходных конструкциях, которые также встречаются в стихах Маяковского. Если бы у данного слова не было тире, его можно было бы принять за прямое дополнение. Кто-то предлагал
- сквозь Землю
до Вашингтона кабель
. Здесь нет вопроса в винительном или именительном падеже кабель, да это и не важно т. к. конструкция синтаксического смысла не имеет.
Или например: Обалдело дивились:
выкрутас монограмма
,
дивились сиявшему
серебром
полированным. . . Монограмма синтаксически равна
сиявшему !!! Атак же: Картина
третья.
Бытовая
.
Развёртывается
у трамвая. - ТРИ отдельные синтаксические целые, которые в обычном языке были бы подлежащим, дополнением и сказуемым ОДНОГО предложения.
Разобщённые именительные - частный случай “преодоления синтаксиса”(поэтому и короткая строка в творчестве поэта и разброс слов, обычно связанных).
Скушно Пушкину.
Чугунному ропщется.
Были времена - прошли былинные. - здесь одно существительное употреблено в двух местах - сначала без определения, а затем определением
. Поэтому повышается вес прилагательного, появляется возможность его субстантивизации. Вот и ещё пример своеобразия языка Маяковского.
Другое словесное разобщение достигается вытеснением зависимой формы независимой.
Пелагея,
что такое?
где ещё кусок
жаркое
? Вместо двупланоаой конструкции “кусок жаркого”, этим и обусловлено такое разделение на строки. А вот ещё способ освобождения слова от синтаксических связей: слово, принудительно требующее дополнения, употребляется без него. “Я не могу на улицах!”.
Независимое употребление разных звеньев предложения приводит к отсутствию глагола там, где по норме он нужен. Но т. к. основанием высказывания, как правило, является независимый член речи, нет надобности в глаголе. Здесь нет предикации, а есть нерасчленённый способ выражения, которым обладает каждое слово.
“Доглагольное” синтаксическое построение делится на несколькослучаев. 1)восклицания:
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным. . . 2)Условные конструкции после если
Если б рот один
, без глаз, без затылка -
сразу могла б поместиться в рот
целая фаршированная тыква. 3) Целевые конструкциипосле чтобы
:
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришёл,
чтоб игрушек ворох.
Одно обдумывает
мозг лобастого,
чтобы вернее,
короче,
сжатее. 4) Иллюзия недоговорённости:
И когда говорят мне, что труд, и ещё, и ещё,
будто хрен натирают на заржавленной тёрке. . . (первоначально - “говорят про труд”).
Дальнейшим следствием этого принципа является отсутствие союзов: Замечали вы -
качается
в каменных аллеях
полосатое лицо повешенной скуки. . .
Иззахолустничается.
Станет - Чита. Иногда у Маяковского независимость получает грамматическое выражение:
Глаза у судьи - пара жестянок
мерцает в помойной яме. . . Сказуемое тяготеет к сравнению (что можно наблюдать в древнерусской литературе: “. . . а князь их - фота на голове. . . ”): красная
- клюквы воз - щека.
Любопытно, что между членами нет отношений подчинения, есть присоединение независимых членов. Синтаксическая самостоятельность уравнивает все слова и уничтожает иерархию: Маленькая,
но семья.
Хорошо
и целоваться,
и вино. Тот же смысл и при преобразовании других, менее свободных категорий: “Мы знаем, кого мети
!”, “Поэзия - это сиди и над розой ной. . . ”
Зачастую видим изменение ранга слова, например, превращение предлога в наречие (занимательно, что в древности эти предлоги скорее всего и были наречиями):
И за,
и над,
и под,
и пред
домов дредноуты. . . Иногда поэт производит инверсию и без перемены функции, например: Возрадуйтесь,
найден выход
из
положенья этого. . . Нередко он опускает предлоги, тем самым замедляя онаречивание существительного с предлогом: “По Красному морю плывут каторжане, трудом
выгребая галеру”. Или: “Склонилась руке. . . ”, где обозначение предмета, к которому обращено действие опять же подвержено древнерусской традиции (“. . . избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. ”).
Винокур отмечает, что Маяковский не любит подчинения, а предпочитает свободные присоединительные конструкции : Оскольких
можно
упразднить,
заменя
добросовестным “телевоксом”.
Испустит чих -
держусь на месте еле я. . .
Таким образом, особенностью языка Маяковского является ослабление синтаксической связи за счёт семантической; слово может быть синтаксическим целым без иерархических отношений с другими словами. Также в языке литературы этого неординарного поэта нет различия между словом и предложением (что, как отмечает Винокур, было присуще прародителю всего земного языка т. е. существовала одна единица общения – предложение -слово-звук-крик ). О чём это говорит? Нет, совсем не об архаизации или стилизации - Маяковского трудно представить человеком, берущим что-либо из прошлого, он жил самым современным; это говорит о сохранении некоторых черт праязыка, которые интуитивно оживил и пустил в литературу Маяковский.
4
Слово в выражении.
Фразеология Маяковского представляет соединение слов как носителей материальных значений. Выражение для него - фразеологический аналог синтаксического целого(т. е. предложения).
“Фразеологическими сращениями называются такие лексическо неделимые обороты, обобщённо-целостное значение которых не определяется значением составляющих его компонентов. ”[3]
У Маяковского наблюдаем борьбу с омертвением отдельного слова в фразеологическом сращении. Слова восстанавливают свои отдельные значения, т. е. происходит процесс, аналогичный тому, что прослеживался в синтаксисе. Поэт создаёт такие условия, что слово во фразеологизме должно ожить, чтобы фраза была понятна. 1) употребление слова в его буквальном и примитивном значении, что зачастую слышим в разговоре детей . (После того, как одна дама сказала, что в каком-то деле она собаку съела, мальчик перед её появлением стал прятать своего щенка. ) Совершенно так же Маяковский пишет:
Она(буржуазия)-
из мухи делает слона
и после
продает слоновую кость. Налицо разложение идеоматики: Если зуб на кого -
отпилим зуб. . .
Кто из вас,
из сёл,
из кожи вон
,
из штолен
не шагнёт вперёд?! Буквальность из кожи вон
подчёркивается параллельными конструкциями: из сёл, из штолен
. . .
И, конечно, разложение более слабых конструкций:
“Как трактир мне страшен
ваш страшный суд
”,
“Розданные Луначарским венки лавровые
сложим в общий товарищеский суп. ”
Или: Сегодня с денщиком:
ору ему
- Эй,
наваксь
штиблетину,
чтоб видеть рыло в ней!-
и конешно -
к матушке,
а он меня
к моей,
к матушке,
к свет
к Елизавете Кирилловне!
Такое употребление обусловливает двойное восприятие - и целого, и частей. С таким подходом поэт получает возможность подбирать слова в выражения не боясь омонимии с фразеологизмами. “Сплошной ливень вспенил белый океан, сшил белыми нитками небо и воду. ” В данном случае наличие фразеологического сращения “шито белыми нитками” просто игнорируется. Это я
попал пальцем в небо
, доказал: он - вор! Принципы Маяковского дают богатый материал для каламбуров:
На земле
огней - до неба
. . .
В синем небе
звёзд -
до чорта.
Метафора - это подмена одного значения слова другим[4]
; в общеупотребительном языке есть разграничение сочетаемости слов вообще и метафор в частности. Поэтому мы говорим: “духовные искания” но “поиски работы”.
А у Маяковского : Я
ногой, распухшей от исканий
обошёл. . . Тут оживает первоначальное значение (которое не зависело от контекста).
в сердце таком
слова ничего не тронут :
трогают их революций штыком. Это четверостишье напоминает полемику о слове трогать в эпоху Карамзина.
Дорога до Ялты
будто роман:
всё время
надо крутить. (от просторечного “крутить любовь”). Зачастую каламбур рождается при использовании чистого омонима: Чтобы суше пяткам -
пол
стелется,
извиняюсь за выражение,
прбковым матом.
Ещё одно нововведение - подмена части фразеологизма:
В этой теме,
и личной,
и мелкой, перепетой не раз
и не пять. . .
Или: Если кто кого ругает
особенно по общеизвестной матери
. . .
Та же природа в “Окнах роста” - пословицы: “нашла коза
на камень”, ”Колчак - не воробей, вылетит, не поймаешь”. . . ”Это написано 50 лет тому вперёд
”, ”Мы аж на тракторах пахали”(от мы пахали), “Облако в штанах” (по аналогии с “философ в юбке”).
Все эти нововведения не просто для эксперимента, цель поэта - максимально полно использовать экспрессивность языка вообще и разговорного языка в частности. Только такое слово могло всколыхнуть массы, сагитировать, убедить.
Как пишет сам Винокур, это не полный анализ творчества Маяковского, но он является полным, довольно интересным, освещающим те стороны творчества поэта, о которых не было сказано ранее. Филолог высказывает мысли, теперь ставшие основополагающими в исследовании языка Маяковского.
СПИСОК
ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Г. О. Винокур “О языке художественной литературы” (глава “Анализ”)
[1]
Тренин
[2]
в филологии эти термины употребляются применительно к другим конструкциям; Пешковский
[3]
М.И.Фомина
|