План
Введение…………………………………………………………………………...2
1. Славянофильство и западничество как попытки самоопределения русской культуры…………………………………………………………............3
2. Теория культурно-исторических типов…………………………………..5
3. Культурологический гуманизм Ф. Достоевского и Л. Толстого………..7
4. Культурологические традиции русской эмиграции…………………….10
5. Тенденция развития культурологи в современной России…………….11
6. Этногенетическая теория Л. Гумилева…………………………………..13
Заключение……………………………………………………………………….22
Список использованной литературы…………………………………………...23
Введение
Вся история России и русской культуры претерпевала многочисленные поворотные пункты, точнее – ломки социально- и культурно-исторического процесса.
В истории русской культуры таких «ломок» культурно-исторической парадигмы было гораздо более четырех: 1) Крещение Руси; 2) начало монголо-татарского ига; 3) создание Московского царства и утверждение русского самодержавия; 4) религиозный Раскол и начало Петровских реформ; 5) осуществление крестьянской реформы (отмена крепостного права); 6) Октябрьская революция 1917 г.; 7) «Великий перелом» - сталинский Термидор (начало советского тоталитаризама); 8) август 1991г. – крушение тоталитарного режима и начало либеральных реформ.
Если смотреть на историю культуры с точки зрения составляющих ее «больших линий», как бы пронизывающих весь культурно-исторический континуум – на протяжении десятилетий и столетий, - то, становится очевидным. Во-первых, что эти «большие линии» при всем своем отличии друг от друга – характеризуются некоторой ценностно-смысловой общностью, выражающей определенность и относительную неизменность духовных устоев данной культуры, ее идейно-образную специфику, национальный менталитет; во-вторых, что самое взаимодействие – сближение и расхождение – этих линий между собой на разных этапах исторического развития культуры способствует как раз ее изменению, выраженной динамике. Особенно характерна такая «двуединость» для русской культуры с ее внутренне противоречивым, двухполюсным менталитетом и слабо выраженной областью «срединной культуры».
Цель данной работы: показать некоторые тенденции развития русской культуры.
1. Славянофильство и западничество как попытки самоопределения русской культуры
Начало полемики между славянофилами и западниками пришлось на 1839 г., когда распространились в рукописях статьи А. С. Хомякова «О старом и новом» и И. В. Киреевского «В ответ А. С. Хомякову». При внешних разногласиях по ряду общемировоззренческих вопросов между этими направлениями дворянского либерализма существовала определенная общность.
Славянофилы выступали с обоснованием самобытности пути исторического развития России, который принципиально отличался от пути западноевропейского. Самобытность эта проявлялась, по их мнению, в следующем: отсутствие в истории России классовой борьбы; наличие поземельной общины; господство православия как единство истинного христианства. Эти особенности славянофилы приписывали и зарубежным славянам, за что так и были прозваны западниками.
Славянофильство было порождено в ходе дискуссии вокруг «Философских писем» П. Я. Чаадаева. Чаадаев выступил и теоретиком, фиксирующим противоречия в развитии русской цивилизации, и пророком, и благожелателем.
Основатель славянофильства А. С. Хомяков (1804-1860) объяснял духовные истоки национальной истории наличием в них «ассоциативности» и «соборности» (общности). Хомяков сводит все мировые культуры и религии к двум исходным началам – кушитскому и иранскому. Первое из них означает покорную необходимость, вещественную или логическую, а второе – свободную стихию духа, личности, стремление к творчеству. В «Записках о всемирной истории» Хомяков утверждает, что истинный характер русской истории заключается в православии как единственном источнике просвещения, а потому возвращение к исконным началам есть единственный путь к созданию самобытной национальной культуры.
И. В. Киреевский (1806-1856), соратник Хомякова, полагал, что усвоение Россией достижений «европейской образованности», этого «зрелого плода всечеловеческого развития», должно основываться на православии, изначально сохранившем в чистоте истину христианства. Киреевский утверждал консервативно-утопический идеал универсальной православной культуры, овладевающей «всем умственным развитием современного мира». Русская культура, полагал он, должна идти своей дорогой, не подражать слепо Западу, сохранять свою самобытности, не отрываясь от общего духовного наследия христианского мира. Россия способна внести «новое начало» во всемирную историю. Источники этого «начала» Киреевский сматривал в характере древнерусской общественной жизни и быта.
По своим общественным позициям и идейным соображениям к славянофильству были близки писатели В.И.Даль, А.Н. Островский, С.Т.Аксаков, Ф.И. Тютчев и др.
Другим влиятельным течением русской общественной мысли 40-50-х гг. XIX века было западничество. Его представители (историки Т.Н.Грановский, П.Н. Кудрявцев, С.М. Соловьев, писатели И.С. Тургенев, И.А. Гончаров. А.И.Герцен, В.Г. Белинский и др.) в той или иной форме выступали, как и славянофилы, за ликвидацию крепостничества. Однако, в отличие от славянофилов, западники ратовали за необходимость развития России по западно-европейскому пути. Основное средство для распространения и утверждения своих идей западники видели в просвещении и науке, т.е. во внесении в духовную жизнь рационального начала. В ходе подготовки реформы 1861 г. произошло сближение этих двух течений, в пореформенное время западничество как особое направление общественной мысли перестало существовать.
В идейном противостоянии славянофилов и западников получила оформление «русская идея».
В систематической форме русскую идею как своеобразную культурологическую концепцию изложил В. С. Соловьев (1853-1900) в докладе, прочитанном в 1888 г. в Париже. Русская идея, народно-религиозная по своей сути, должна, по Соловьеву, быть подчинена исходному принципу: «не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразовать его». (3; 489). Соловьев предложил объединить три разновидности христианства – католичество, православие и протестантизм, исходя из того, что все человечество представляет собой единый социальный организм. Следовательно, «органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенной жизни, - вот ее истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога». (3; 489).
«Русская идея» Соловьева получила развитие в трудах целой плеяды представителей «серебряного века»: В.В. Розанова, Н. А. Бердяева. С.Н.Булгакова, Е.Н. Трубецкого, Л.П. Карсавина и др.
Много внимания «русской идее» уделил Н.А. Бердяев (1874-1948). Ее отличительной чертой, полагал философ, является христианский мессианизм, наполняющий содержанием все стороны жизни общества, его историю, сознание, культуру. Бердяев прослеживает эту идею со средневековья («Москва – Третий Рим», через славянофилов и Достоевского до религиозных и нерелигиозных (включая марсксизм) течений ХХ в.
2. Теория культурно-исторических типов
Несколько особняком в эволюции русской идеи стоит культурологическая концепция Н. Я. Данилевского (1822-1885). Он был признанным идеологом панславизма, его знаменитый труд «Россия и Европы», по признанию современников, считался «катехизисом славянофильства». Несмотря на свою оригинальность и злободневность (книга «Россия и Европа» начала публиковаться с 1869 г. в журнале «Заря» как реакция панславизма на поражение России в Крымской войне 1853-1856 гг. и подавление Польского восстания 1863-1864 гг.), его теория цивилизации не стала знаменем социальных преобразований. В то время в России получает распространение марксизм.
Благодаря стараниями ряда последователей Данилевского его теория стала доступной зарубежным читателям, она стала прообразом широко известных в ХХ в. учений О. Шпенглера и А. Тойнби.
Согласно Данилевскому, развитие общества как естественно-исторический процесс подразделяется на культурно-исторические типы, или, что то же самое, цивилизации, которые, в свою очередь, подразделяются на этапы древней, средней и новой истории и охватывают основные сферы человеческой жизни – экономическую, социальную, политическую, духовную. «Основу естественной системы истории» образуют следующие культурно-исторические типы: египетский, китайский, ассирийско-вавилоно-финикийский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, ново-семитический (аравийский), германо-романский (европейский), мексиканский, перуанский и славянский.
Тем самым Данилевский обосновывает центральную идею своего труда: человеческая история не есть единая нить развития, а представляет собой историю отдельных «культурных типов». Из этой идеи вытекает определенная программная установка – прогноз. «Большей клятвы не могло быть наложено на человечество, - пишет Данилевский, - как осуществление на Земле единой общечеловеческой цивилизации. Всемирное владычество должно, следовательно, страшить не столько своими политическими последствиями, сколько культурными. Не в том дело, чтобы не было всемирного государства, республики или монархии, а в том, чтобы не было господства одной цивилизации, одной культуры, ибо это лишило бы человеческий род одного из необходимейших условий успеха и совершенствования – элемента разнообразия». (3; 492). Эта идейная установка. По сути дела, выражает суть открытого уже в ХХ в. одного из основных принципов организации больших систем (биологических, социальных, технических) – кибернетического принципа разнообразия как необходимого условия их функционирования, развития и управляемости.
Помимо того, что каждая цивилизацию подразделялась Данилевским на три этапа исторического развития. каждая из этих цивилизаций прослеживалась автором сквозь призму, расщепляющую человеческую деятельность на четыре категории: религиозную, культурную, политическую и общественно-экономическую. Преследуя цель теоретического обоснования славянофильства и сопоставляя славянский мир с деятельностью предшествующих культурно-исторических типов, Данилевский приходит к выводу о том, что «славянский культурно-исторический тип в первый раз представит синтез всех сторон культурной деятельности в обширном значении этого слова… Мы можем надеяться, что славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типов. Особенно оригинальной чертою его должно быть в первый раз имеющее осуществиться удовлетворительное решение общественно-экономической задачи». (3; 492).
Для современников культурологическая концепция Данилевского представляет ценность, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, в его книге обнаруживаем классический образец культурологического исследования человеческой истории, предполагающего способы предотвращения «социальной энтропии, рассеяния творческой энергии культуры» (Н. Бердяев). Во-вторых, в этой книге обнаруживаем мощный заряд оптимизма и уверенности в жизнеспособности славянской культуры в целом и русской, в частности.
3. Культурологический гуманизм Ф. Достоевского и Л. Толстого
Многие проблемы, впоследствии так волновавшие представителей человечества ХХ века, отразились в творчестве русских писателей-романистов и мыслителей второй половины XIX века – Л. Толстого и Ф.Достоевского, составляющих в своей художественной, философской и этико-религиозной взаимодополнимости своего рода смысловую «пару» - самоотображение бинарности русской культуры как целого.
Толстовский герои, выражая собой и своими внутренним миром открытие писателем «диалектики души», наглядно представляют собой процесс, в котором противоположности душевных состояний, социальных и философских позиций незаметно сменяют друг друга и воплощают, таким образом, идею бесконечности духовно-нравственных исканий человека на пути к другому человеку, к непостижимому совершенству, к Богу; их индивидуальную неповторимость и вариантность. Процессуальность не только каждого человека, но и мира в целом придает творчеству Л. Толстого исключительный динамизм и гибкость в понимании логики исторического процесса, личностного психологизма, нравственно-религиозных исканий, отвергающих казенный догматизм официальной церкви и грубые суеверия древней мифологии.
Герои же Достоевского демонстрируют свою изначальную и глубоко укорененную раздвоенность; психологические, социальные и философские противоположности сосуществуют в мире героев Достоевского одновременно, в том числе в душе каждого из них. Человек, по Достоевскому, есть бесконечная и едва ли не безысходная борьба: с самим собой и с другими, борьба личностей и их идей, нравственно-религиозных и философских позиций и поведенческих поступков, противоречивых влечений и страстей, ценностно-смысловых установок и оценок. Подобный сложный и противоречивый взгляд на мир привел писателя к созданию неизвестного до того мировой литературе и культуре «полифонического романа», в котором сюжетные линии, идеологические споры, противоборство персонажей между собой и т.п. сочетаются в виде бесконечного, незавершенного и в принципе незавершимого, открытого в жизнь диалога.
Если Л. Толстой стремился отразить бинарность русской культуры через временную последовательность противоположностей, через развитие человека от одного душевного состояния к противоположному – монологически, то Достоевский выражал бинарность русской культуры через пространственную и смысловую многомерность, через полифонизм идей и характеров, ситуаций и сюжетных линий, диалогизм поступков и слов. При этом Л. Толстой, тяготея к «всемирной отзывчивости», всечеловечности, как бы компенсировал свою явную центробежность монологизмом авторской оценки, авторскими «всеведением», подобным позиции создателя-демиурга; что же касается Достоевского, то его славянофильские, почвеннические симпатии к национальной специфике и национальному избранничеству России восполнились полифонизмом художественного мира, где приницп относительности, релятивности, распространенный не только на идейные позиции персонажей. Но и на авторские интенции. Тем самым безусловно размывал центростремительное начало в его творчестве – художественном и философском.
Таким образом. Будучи во многом противоположными друг другу художниками и мыслителями, Толстой и Достоевский, каждый сам по себе, соединяли в своем творчестве – в каждом своем произведении – обе тенденции, характерные для русской классической культуры, - центробежную и центростремительную, причем делали это с таким философским и психологическим масштабом, который придавал им значимость выразителей национального своеобразия русской культуры и в то же время – вершинный явлений мировой культуры. При этом творчество обоих писателей отличалось редкой культурной универсальностью: это были не только произведения словесного искусства, но и философские трактаты, и нравственно-дидактические учения, и религиозная проповедь, и исторические, и социальные, психологические исследования человеческой природы и общества, и политическая публицистика, и авторская исповедь, и человеческий документ эпохи.
4. Культурологические традиции русской эмиграции
Можно говорить о том, что деятели русской культуры, даже кратковременно находясь за границей, чувствовали себя в какой-то мере эмигрантами; а становясь – хотя бы на короткое время эмигрантами, они тем самым освобождались от тяготивших их на родине условностей, политической и духовной цензуры, политической и моральной слежки, от экономической зависимости, от атмосферы официальности или идеологической скованности.
Эмигрантами по преимуществу были в своем огромном большинстве русские революционеры. Русская эмиграция рождала не только ностальгическую «странную» любовь к оставленной отчизне, но и мечтательные проекты, и утопические модели относительно желательных в ней изменений. Не случайно, например, ранние русские славянофилы, страстные патриоты России и русской культуры, родоначальники «Русской идеи», были людьми, получившими образование в германских университетах и подолгу жившими за границей (т.е. являлись в своем роде эмигрантами); потому они знали Запад гораздо лучше, нежели свою родину, и недолюбливали его за это, а Россию как свой высокий идеал выдумывали, художественно воображали, творили как произведение искусства особого рода, как высшую форму духовного творчества.
Пребывание на Западе, даже очень кратковременное, чрезвычайно изменяло видение России, достоинства и недостатки которой представлялись на расстоянии крайне преувеличенными и идеализированными, а революционный переворот – крайне легким и простым. Речь идет не о заимствовании каких-то черт или идей из западной культуры и затем – буквальном перенесении их на русскую почву, как это подчас представляется. Гораздо точнее говорить об эффекте сложного медиативного взаимодействия (своего рода сканирования) западной и русской культур в феноменах русской эмиграции и культуры русского зарубежья. Это русская культура в контексте западной культуры глазами русского человека, или ностальгическое видение русской культуры и России из дальнего, во многом неприемлемого и ненавистного Запада. Впрочем, так было не только у русских эмигрантов-революционеров, но и у белоэмигрантов-контрреволюционеров – монархистов и либералов, эсеров и меньшевиков, надевшихся на скорое падение большевисткого режима и саморазложение русской революции, на легкую и саморазумеющуюся реставрацию старой России.
Но у русской эмиграции была не только трагедия – отчуждения от родины и отрыва от реальности, ностальгии и одиночества. Во многих случаях инокультурный контекст, высвечивавший своеобразие русской культуры, выявлявший инновативное содежание тех или иных ее феноменов, позволял европейской и мировой культуре заново открыть для себя русскую культуру, придать ее достижениям значение и смысл, выходящие далеко за пределы национальной истории. Более того, некоторые открытия русской культуры в контексте отечественной культурной традиции не получили адекватной оценки, выпадая из системы ценностей и норм, общепринятых в данную эпоху.
5. Тенденция развития культурологи в современной России
Современная российская культура на рубеже XIX-XX веков оказывается одновременно включенной в рыночные механизмы и в процесс посттоталитарной стагнации; она насквозь монополизирована, ориентирована на государственный патернализм и в то же время пронизана конкурентной борьбой «на выживание»; она презирает «массовую культуру» (особенно западную) и жаждет сама стать столь же массовой, но без конкурентов, монопольно; она соприкасается с теневой экономикой и криминальной культурой (а подчас и прямо базируется на них) и в то же время открыто лоббируется правоохранительными органами, правительством, различными политическими партиями и движениями. Границы между естественным и искусственным стремительно размываются; культурная предметность легко переходит в социальную среду, и детективный сюжет органично размещается в действительности как некая «общая канва» исторических и житейских событий. Все это косвенный черты современного состояния российской цивилизации.
Некоторые реальные сдвиги в сторону размывания бинарности в русской культуре можно наблюдать уже сегодня. Так, один из характерных примеров культурной жизни последнего времени – дополнение тралдиционной для советской культуры антиномии «наука / искусство» (т.е. рационально-логическое/чувственно-образное) третьим компонентом культуры (интуитивно-субстанциональным) – религией, верой. Однако в отличие от тех цивилизаций, где познавательная и художественная культура давно – мирно и творчески – сосуществуют с культурой религиозной, в постсоветской России десекуляризация приобретает деструктивную направленность. Благодаря своему третьему компоненту современной российской культуре оказывается возможным апеллировать к эмоциям вместо аргументов, подменять логическое исследование образно-ассоциативным или непосредственно мистическим видением мира, в доказательствах или при проверке истинности – рассматривать веру равной знанию и вообще представлять культуру как непрерывную область размытых значений и смыслов, где наука превращается в особое искусство или религию; религия предстает как некое учение и непосредственное знание действительности, но одновременно и как специфическое искусство; искусство оборачивается, с одной стороны, специфически препарированным вненаучным знанием, а с другой стороны – эстетизированной верой. (2; 466).
6. Этногенетическая теория Л. Гумилева
Согласно теории Льва Гумилева этнос (народ) является природной системной целостностью и представляет собой "устойчивый коллектив людей, противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам, имеющий внутреннюю структуру, в каждом случае своеобразную, и динамический стереотип поведения". Он имеет свои сроки существования, измеряемые в целом в 1200-1500 лет, в течение которых этнос проходит ряд стадий своего развития "от рассвета до заката". В свою очередь, каждая из этих стадий-фаз этногенеза характерна только ей присущим тонусом пассионарности и, в зависимости от его (пассионарности) напряжения, стереотипом поведения людей, народов, наций, государств и даже цивилизаций. Этот базовый стереотип объективно изменяется в зависимости от фазы этногенеза, каждая из которых измеряется несколькими веками.
Характеристику самих фаз этногенеза мы будем приводить далее по тексту, в зависимости от рассматриваемых геополитических субъектов и их суперэтносов.
Принцип этногенеза - угасание пассионарного импульса вследствие энтропии, или (что то же самое) - утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей этнической и природной среды. При этом согласно Л. Гумилеву "пассионарный импульс - поведенческий импульс, направленный против инстинкта личного и видового самосохранения, другими словами, это избыток биохимической, жизненной энергии людей, дающий им способности к сверхнапряжению и жертвенности, ради часто иллюзорной цели".
Стратегия
Поскольку пассионарность есть энергия, то она, после пассионарного толчка, вызванного внезапной мутацией, имеющей природный или даже социальный характер, растрачивается в процессе этногенеза. Она уходит на создание культуры, строительство городов, на создание идеологий и политическую деятельность, на территориальную экспансию и войны, то есть на тот труд, результатом которого есть сегодняшняя человеческая цивилизация. Такой труд требует усилий сверх тех, которые необходимы человеку только для того, чтобы существовать в равновесии с природой. Этот значит, что без пассионарности и без ее носителей - пассионариев, человечество просто не состоялось бы. Лев Гумилев пишет о пассионарности так: "...пассионарность - это способность и стремление к изменению окружения... Импульс пассионарности бывает столь силен, что носители этого признака - пассионарии - не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность - атрибут не сознания, а подсознания и важный признак, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, то есть это признак не только индивидуальный, но и популяционный". Это значит, что не отдельные пассионарии делают великие дела, а тот общий настрой (общества), который можно назвать уровнем пассионарного напряжения". "... Работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения". "Хотя пассионарность - стихийное явление, тем не менее оно может быть организовано той или иной этнической доминантой.
Этнической доминантой мы называем явление или комплекс явлений - религиозный, идеологический, военный, бытовой, который определяет переход исходного для процесса этногенеза этнокультурного многообразия в целеустремленное однообразие. Но она может и расплескаться, не слившись в единый поток..." Надо отметить, что поддержание высокого уровня пассионарности нации для обеспечения ее выживания настолько важно, насколько и не понято. Это понял тысячи лет назад один из, безусловно, великих народов - евреи. Они специально и искусственно поддерживали высокий пассионарный национальный модус путем создания специальных стрессовых и мобилизующих условий его исторического бытия, начиная от исхода древних евреев из Египта, кончая его жизнью в постоянном враждебном окружении. Образ всегда имеющегося врага, угрожающего самому существованию этноса так же является пассионарным стимулом, как им является "свобода", внешняя агрессия, специально культивируемые комплексы расовой, религиозной, национальной ненависти (фобии), комплексы национальной неполноценности. "Основной тезис этнологии диалектичен: новый этнос, молодой и творческий, возникает внезапно. Он ломает обветшалую структуру и обездушенный, утративший способности к творчеству, быт старых этносов. Он в грозе и буре утверждает свое право на место под солнцем.
В крови и муках он находит свой идеал красоты и мудрости, а потом, старея, он собирает остатки древностей, им же некогда разрушенных. Это называется "возрождением", хотя правильнее сказать "вырождением". И если новый толчок не встряхнет дряхлые этносы, то им грозит превращение в реликты. Но толчки повторяются, хоть и беспорядочно, и человечество существует в своем разнообразии".
Если этносы, а тем более их усложненные конструкции - суперэтносы живут в своих экологических нишах - вмещающих ландшафтах, то кривая этногенеза отражает их развитие достаточно полно и у них есть серьезные шансы прожить свои 1200- 1500 лет.
Если происходят крупные миграции, сопряженные с социальными, экономическими, политическими и идеологическими феноменами, да еще при различном пассионарном напряжении этносов, участвующих в событиях, то возникает проблема обрыва или смещения прямых направлений этногенеза, что всегда чревато неприятными или даже трагическими неожиданности для этих участников. При таких коллизиях проигравший (при этом совсем не всегда заведомо слабый) этнос, как правило, исчезает. Если он не исчезает, то процесс его этногенеза восстанавливается, но в теле его остаются рубцы и память об утратах, часто невосполнимых.
Суперэтнические контакты порождают нарушения закономерности развития. Их следует учитывать как объективные зигзаги и необходимые составные части этногенеза конкретного суперэтноса, так как никто из них не живет одиноко на нашей планете, а отношения между соседями бывают разнообразными. При взаимодействии двух суперэтнических систем задача может легко решаться противопоставлением "мы (наши) - они, не наши (враги)", но при трех и более, решение получить трудно.
Россия сегодня находится именно в такой ситуации, то есть практически в прямом соприкосновении с североамериканским суперэтносом, и в прямом непосредственном соприкосновении с суперэтносами Китая, Европы и Ислама.
По поводу этнических контактов Лев Гумилев отмечал, что "последствия смешения этносов всегда разнообразны, ибо зависят от ряда обстоятельств:
1. Характера взаимодействия того или другого этноса с окружающей географической средой, ибо от этого зависят способы ведения хозяйства, которые вызывают либо симбиоз, либо соперничество.
2. Соотношения фаз этногенеза обоих компонентов. Фазы могут совпасть или нет, а в последнем случае более пассионарный этнос давит на соседа независимо от личного желания его представителей, даже вопреки их воле.
3. От комплиментарности, проявляющейся при совмещении культурно-психологических доминант и которая может быть позитивной или негативной. Знак комплиментарности проявляется в безотчетной симпатии или антипатии на популяционном уровне.
4. Перспективности контакта, ибо он может вести либо к ассимиляции одного этноса другим, либо к элиминации, а проще - к истреблению одного этноса другим, либо к слиянию двух этносов в третий единый - это и есть рождение этноса". Уже только эти положения теории этногенеза заставляют нас глубоко задуматься по поводу того, что может ждать Россию в недалеком будущем в результате ее контактов с современными нам суперэтносами и "чего от кого надо ждать". Другими словами, оценка этого фактора должна дать нам выводы о стратегии России в XXI веке.
Необходимо сказать еще об одном важном свойстве этносов - о возможности их регенерации и о возможности "вторичной кристаллизации этногенеза". Лев Гумилев пишет об этом так: "Время врачует самые тяжкие болезни этносов. И наступает выздоровление, когда происходит процесс вторичной интеграции или, вернее, регенерации".
Взаимоотношения суперэтносов
История человечества убедительно показывает, что контакты на уровне суперэтносов - дело совершенно обычное, объективное и необходимое. Но эта же история говорит нам о том, что эти контакты могут проходить по разным сценариям, а их результаты иметь разные последствия. Разность последствий таких контактов прямо зависит от степени комплиментарности самих суперэтносов. Если комплиментарность этносов позитивна, то наиболее вероятен контакт, приводящий в итоге к взаимному обогащению и даже слиянию этносов, а в идеале - и к образованию нового суперэтноса. Если комплиментарность негативна, то контакты суперэтносов могут носить, и, как правило, носят характер антагонистического столкновения. Это значит, что различия при контактах столь велики, что "чужое" кажется "противоестественным и диким", а возникающий в результате столкновения стереотип поведения суперэтносов формируется по линии брезгливого отторжения ценностей друг друга. Все это может привести к обоюдному уничтожению этносов (суперэтносов), так как они обоюдно считают своих оппонентов "нелю-дью" и отказывают представителям противоположного лагеря в праве на жизнь.
О химерах и антисистемах.
Еще одним примером и частью теории этногенеза, представляющейся нам важной в плане рассматриваемой проблемы, является учение о химерах и антисистемах, как феномене контактов суперэтносов и их культур.
Лев Гумилев отмечает, что при столкновении этносов с разной комплиментарностью может насильственно образоваться химерная целостность, которая всегда оказывается неустойчивой. В ареалах столкновения этих этносов, где базовые генетические национальные (суперэтнические) ценности, а значит, и поведенческие стереотипы неприемлемы с обеих сторон, повседневная жизнь теряет свою обязательную целеустремленность и люди начинают метаться в поисках смысла жизни, которого они никогда не находят, пока не определятся окончательно со своей личной и суперэтнической идентификацией. Для доказательства правоты и корректности тезиса вспомним наше собственное состояние национального унижения и растерянности от итогов "холодной" войны, "дикой демократизации" последнего десятилетия минувшего века, ельцинской "свободы" и приватизации национального достояния ворами от власти, насильственной вестернизации нашего бытия и национальной культуры.
Так могут родиться и геополитические антисистемы - химеры. Они являются результатом первоначально кажущихся успешными попыток насильственного слияния суперэтнических систем, когда этносы, принадлежащие к разным суперэтносам, живут в одном ареале, пронизывая друг друга, но практически не смешиваясь. Вспомним, что США, Россия, Китай, Европа и Ислам являются суперэтносами, взаимная комплиментарность которых неоднозначна. Лев Гумилев полагал, что: "Для появления устойчивой антисистемы необходимы два параметра: упадок, например момент перехода из фазы в фазу местного этногенеза, и внедрение чужого этноса. Пусть даже обе системы будут перед началом процесса положительными и творческими как в плане экологии, так и в аспекте культуры. Совмещаясь, они порождают антисистему, явление побочное, возникающее помимо воли участников". Сегодня в России наблюдается явный упадок, а внедрения чужого этноса мы можем ожидать (с учетом наших прогнозов развития Китая или действий радикального Ислама) уже довольно скоро. Правда, нас может утешать сознание того, что западные суперэтносы к нам не придут, а чуждые нам либеральные мировоззрения в российском суперэтносе не смогли укорениться.
Китай практически не несет никакой идеологии, так как не имеет ее сам (кроме Китаецентризма), а конфуцианство, несмотря на всю его этическую положительную мощь, у нас всегда будет восприниматься как экзотика. Китай смертельно опасен России только своим физическим (внешним) нашествием. Единственно серьезной и смертельной опасностью для России и ее суперэтноса является его внутренняя радикальная исламизация.
В случае столкновения Китая и (или) радикального Ислама с не готовым к этому контакту российским суперэтносом на пространствах России появится суперэтническая и геополитическая химера.
Химерность этого возможного образования может закончиться только аннигиляцией российского великого суперэтноса и исчезновением России как самостоятельной цивилизации. С точки зрения культуры феномен антисистемы, по мнению ученого, заключается в том, что "идеологическое воздействие иного этноса на неподготовленных неофитов действует подобно вирусным инфекциям, наркотикам, массовому алкоголизму. То, что на родине рассматривается как обратимое и несуественное отклонение от нормы, губит целые этносы, не подготовленные к сопротивлению чужим завлекательным и опьяняющим идеям".
Лев Гумилев считал, что для антисистемы как "системы негативной экологии" характерны:
- неприятие действительности, тот есть метафизический нигилизм;
- возведение лжи в основной принцип действий ("истина и ложь не противопоставляются, а приравниваются друг к другу");
- сектантство, конспиративность и абсолютная внутренняя дисциплина;
- принцип - "цель оправдывает средство";
- жизнеотрицающее мироощущение, патологическая жестокость и наслаждение самим фактом насилия и разрушения;
- ненависть к иным;
- безальтернативность существования их адептов, для которых их личная смерть "во имя" есть только условие попадания в рай, и так далее. К исторически известным антисистемам ученый относил секты катар, бо-гомилов, павликиан, карматов, ис-маилитов, манихеев, иезуитов, а также учение гностицизм как философию и логику жизнеотрицания. Надо сказать, что история доказала бессмысленность компромиссов с антисистемами, попыток договориться с ними или исправить их. История дала нам только один эффективный способ борьбы с ними. Это полное и бескомпромиссное физическое уничтожение антисистем, их инфраструктур и носителей идеологии. Современной антисистемой является международный терроризм. Лев Гумилев считает, что пассионарная (биохимическая) энергия, как и всякая энергия, имеет два полюса. На этногенезе биполярность сказывается тем, что поведенческая доминанта может быть направлена в сторону усложнения систем, то есть в сторону созидания, или в сторону упрощения систем, то есть в сторону стагнации и их снятия, саморазрушения.
Представляются корректными некоторые аналогии с природой и естественными науками. Мы имеем в виду неслучайное природное разнообразие живых существ и видов жизни, так как очевидно, что только наличие этого разнообразия и делает биосферу биосферой, а утрата даже одного вида жизни не только обедняет природу, но и может поставить всю систему на грань выживания. Математика и физика говорят нам, что любая система теряет устойчивость при переходе к одномерности. Чем в каждой системе больше точек, узлов, системообразующих стволов и самих систем, тем устойчивее метасистема. Мир должен быть маневренным, иметь много измерений и возможно большее число степеней свободы, так как от этого прямо зависят его возможности развития и качество выживания. Тогда при утрате или исчерпании одних возможностей у него всегда останутся или будут существовать новые, непройденные пути.
Это значит, что любая "однополярность" просто противоречит логике существования природы, социума и цивилизации. Мир и его новая архитектура не должны выстраиваться как система "полюсов", или "центров силы". Он должен стать миром "равно уважаемых миров". Этот тезис является сегодня особенно актуальным, так как мы живем в то время и присутствуем (участвуем) при геополитическом процессе, сутью которого является настойчивая попытка США насильственно установить "собственную однополюсность" мира.
Таким образом, мы постарались изложить основные положения теории этногенеза.
Заключение
Как бы ни отличались друг от друга относительно «законченные», замкнутые в себе парадигмы российского культурно-исторического опыта между всеми ими есть нечто общее, узнаваемой. Сколько бы ни насчитывалось «Россий» в истории русской культуры, - это именно история русская, а не какой-либо иной культуры, несмотря на все всю несомненную ее «прерывность», дискретность, несмотря на все свои резкие, подчас весьма драматические «разрывы».
Тысячелетняя история русской культуры убедительно свидетельствует: сущность национального менталитета русской культуры заключается именно в двухсоставности ее ядра, являющего собой буквальное «единство противоположностей», или, может быть, точнее – «раздвоение единого». Диалогизм отношений двух «центров» порождает постоянную конфликтность противоположных тяготений, потенциальную нестабильность системы, непредсказуемость ее развития, ее исключительный динамизм и внутреннюю напряженность, «пассионарность» - как культуры, постоянно существующей в метакультурном контексте – многозначном, противоречивом, принципиально многосоставном.
Список использованной литературы
1. Кондаков И. В. Введение в историю русской культуры: учеб. пособие. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 687 с.
2. Кондаков И. В. Культурология: история культуры России. – М: ИКФ Омега-Л, Высш. Шк., 2003. – 616 с.
3. Культурология. Основы теории и истории культуры : учеб пособие / Под ред. проф. И. Ф. Кефели. – Санкт-Петербург: Специальная литература, 1996. – 592 с.
|
