Реферат: Сальвадор Дали - феномен ХХ века

Муниципальное общеобразовательное учреждение лицей

Научно-исследовательская работа по истории на тему:

«Сальвадор Дали ─ феномен ХХ века» .

Выполнила: ученица 9В класса

Смирнова Ольга.

Научный руководитель:

преподаватель истории

Охотникова Галина

Николаевна.

Сибай, 2005.

План.

1. Рождение «Спасителя».

2. Реальность и сюрреальность Сальвадора Дали.

3. Живопись без границ.

4. «Праздник» Сальвадора Дали.

5. Гений Дали.

а) Самореклама.

б) «Десять наставлений тому, кто хочет стать художником».

6. Дали после смерти Гала.

7. Россия и Дали.

8. Литература.

1. Рождение «Спасителя».

О Сальвадоре Дали известно многое, но еще больше остается неизвестным. Будучи самовлюбленным эгоцентристом, настоящим нарциссом, художник много говорил о самом себе, издал дневники, написал множество стихов, статей и прочих литературных произведений, но все это лишь сгустило туман вокруг его жизни. Отличить правду от нарочитой лжи во имя рекламы порой просто невозможно. Собственны ми руками Сальвадор Дали сотворил миф о себе. А, как известно, легенды ─ всего лишь легенды, в которых истина растворена в вымысле. Но все-таки, что известно точно?

Дали родился 11 мая 1904 года в семье нотариуса в небольшом испанском городке Фигерасе на северо-востоке Испании, неподалёку от Барселоны. Его полное имя звучит так: Сальвадор Хасинто Филипе Дали Доменеч Куси Фаррес. Длинно и путано. Совсем иное дело: Сальвадор Дали! Ярко, напористо и хорошо запоминается. Сальвадор по-испански означает «Спаситель» ─ так его назвал отец после того, как первый сын умер. Второй был призван продолжить древний род. И сразу цитата Сальвадора Дали из «Дневника одного гения», недавно изданного у нас, в России:

«В сущности, отец был для меня человеком, которым я не только более всего восхищался, но и которому более всего подражал ─ что, впрочем, не мешало мне причинять ему многочисленные страдания... Однако во времена моего детства, когда ум мой стремился приобщиться к знаниям, я не обнаружил в библиотеке отца ничего, кроме книг атеистического содержания. Листая их, я основательно и не принимая на веру ни единого утверждения убедился, что Бога не существует. С невероятным терпением читал я энциклопедистов, которые, на мой взгляд, сегодня способны навевать лишь невыносимую скуку. Вольтер на каждой странице своего «Философского словаря» снабжал меня чисто юридическими аргументами (сродни доводам отца, ведь и он был нотариусом), неопровержимо свидетельствующими, что Бога нет…».

Это один из парадоксов личности Сальвадора Дали ─ в католической стране мальчик рос неверующим и во всем сомневающимся (правда, позднее Дали вернется к религии). Но самомнение, вплотную граничащее с манией величия, было у него очень большим. Вот одно из характерных признаний:

«В шесть лет я хотел быть поваром, в семь ─ Наполеоном. С тех пор мои амбиции неуклонно растут. И сегодня я жажду стать не кем иным, как Сальвадором Дали. Что дьявольски трудно, ибо, пока я приближаюсь, Сальвадор Дали уходит».

Мать Дали умерла в 1920 году, когда ему было 16 лет. Он относился к ней с религиозным обожанием: ведь она была матерью Спасителя, а именно Спасителем ощущал себя художник с юности. Он утверждал, что гениальным стал уже в материнском чреве. Смерть матери была ударом для Дали, что не помешало ему в интересах рекламы на выставке в Париже на собственной картине начертать: «Я плюю на свою мать». Эта шокирующая выходка стоила художнику разрыва с семьей: отец запретил ему возвращаться домой. Впрочем, дом и семья Сальвадору Дали были уже не нужны, его домом и семьей стала живопись.

Одаренность в нем пробудилась очень рано: сохранился пейзаж, написанный им маслом в... 6 лет! Он мечтал иметь собственную мастерскую. В его распоряжение отдали бывшую прачечную на чердаке, где юный художник устроил рабочий стол прямо в ванне. «Многое из того, что я сделал после, я задумал и даже использовал в той первой мастерской», ─ утверждал Дали. И действительно, на протяжении всей жизни он черпал образы в ярких воспоминаниях детства. Так, почти лишенный растительности пейзаж Кадакеса ─ небольшого средиземноморского поселка, где мальчиком Дали проводил школьные каникулы и куда потом приезжал постоянно, ─ стал фоном многих живописных произведений (зрителям этот пейзаж казался фантастическим).

В 14 лет состоялась его первая персональная выставка в муниципальном театре Фигераса. Юный Дали упорно ищет свой собственный почерк, а пока осваивает все нравившиеся ему стили: импрессионизм, кубизм, пуантилизм. «Он рисовал страстно и жадно, как одержимый» ─ скажет о себе Сальвадор Дали в третьем лице.

«Рисунок ─ это честность искусства» ─ эта фраза из мемуаров Энгра становится для Сальвадора Дали девизом молодых лет. В 17 лет он поступает в Мадридскую Королевскую Академию художеств (еще ее называют Высшей школой изящных искусств), преподаватели которой высоко оценили совершенство его рисунков. И уже в 1918 году Дали представил две работы на выставке художников в Фигерасе.

Нельзя не признать, что высокая самооценка Сальвадора Дали была справедливой ─ он действительно был велик по своему природному таланту. Но ни один талант без работы не выживет. Способности хорошо работать так не хватает многим талантливым людям. В случае с Сальвадором Дали было по-другому. Маститый поэт Рафаэль Альберти вспоминал о годах своей юности и о друзьях-товарищах:

«Я испытываю огромную любовь к Сальвадору Дали-юноше. Его талант от Бога подкреплялся удивительной работоспособностью. Очень часто, закрывшись в своей комнате и неистово работая, он забывал спускаться в столовую. Несмотря на свою редкую одаренность, Сальвадор Дали каждый день посещал Академию художеств и учился рисовать там до изнеможения».

Дали без устали копировал Веласкеса, Вермеера Делфтского, Леонардо да Винчи, изучал античные образцы. Учился рисунку у Рафаэля и Энгра, боготворил Дюрера. В технике рисунка достиг классического совершенства, что и продемонстрировал позднее в иллюстрациях к «Божественной комедии» Данте и к Библии. Попросту говоря, Сальвадор Дали набил руку на классике и поэтому легко мог перейти в область экспериментов и новаций. За всеми его фантазиями и живописными изысками всегда стояла основательная школа рисунка. Тщательная и совершенная. Недаром в одной из книг Дали брошена афористическая фраза, вызов:

«Когда меня спрашивают: «Что нового?» ─ я отвечаю: «Веласкес! И ныне и присно».

Это еще один парадокс жизни СальвадораДали. Он заключен в раздвоенности его психики, в раздвоении жизненной цели. С одной стороны, он примерный и усердный ученик, сверхпочтительно относящийся к своим учителям по живописи и искусству. А с другой стороны, бунтует против всех и всего. Чисто юношеское стремление выделиться во что бы то ни стало. В 1926 году 22-летнего Сальвадора Дали изгоняют из стен Академии. Не согласившись с решением учителей относительно одного из преподавателей живописи, он встал и вышел из зала, после этого в зале началась потасовка. Конечно, Дали посчитали зачинщиком, хотя о случившемся он не имел ни малейшего понятия, на короткое время он даже попадает в тюрьму. Но к тому времени уже состоялась его первая персональная выставка в Барселоне, короткая поездка в Париж, знакомство с Пикассо. Имя и работы Дали привлекли к себе пристальное внимание в художественных кругах.

Изначально заложенную в Сальвадоре Дали дерзость развили и подогрели его друзья-бунтари: Федерико Гарсия Лорка, Луис Бунюэль, Рафаэль Альберти ─ будущие знаменитости, как на подбор!.. А теоретическую подготовку своего бунтарства Дали получил от духовных учителей ─ Фридриха Ницше и Зигмунда Фрейда.

Ницше ─ первая любовь, Фрейд ─ вторая. Вот две личности, которые оказали сильнейшее воздействие на формирование взглядов и систему мировоззрения художника. С их подачи Дали стал последовательным представителем радикального ницшеанства ХХ века, сверхчеловеком современного искусства, который решительно освободился от «рационального практического мира». Дали писал:

«Я хотел стать Ницше иррационального. Фанатичный рационалист, я один знал, чего хочу. Я погружусь в мир иррационального не в погоне за самой Иррациональностью, не ради того, чтобы, уподобляясь всем прочим, с самовлюбленностью Нарцисса поклоняться собственному отражению или послушно ловить чувственные ощущения, нет, моя цель в другом ─ я дам бой и одержу «Победу над Иррациональным». В то время друзья мои, подобно многим другим, в том числе и самому Ницше, поддавшись романтической слабости, позволили увлечь себя миру иррационального».

2. Реальность и сюрреальность Сальвадора Дали.

В нашем культурном багаже до недавнего времени существенное место занимал социалистический реализм ─ метод изображения полуреальной жизни, преображенной и отлакированной в угоду официальной идеологии. Книги и живописные полотна, сработанные по этому методу, отражают как бы подлинную жизнь, но текущую исключительно в русле коммунистических мечтаний, без греха, грязи и преступных помыслов и деяний. Вот что такое, по сути, социалистический реализм.

А что такое сюрреализм? В переводе с французского «сверхреализм». Такой супер, где явь и сон, бред и действительность перемешаны и неразличимы между собой. Сюрреализм раскрепостил мысли и взгляды. Все истины поставил под сомнение и почти все разрушил. Хронологическое течение сюрреализма возникло в 1924 году и завершило свое существование в 1969 году. Период его совпал с годами жизни Сальвадора Дали. Сюрреализм, можно сказать, пропитал Сальвадора Дали насквозь. Или иначе: Дали был благодатной почвой, на которой расцвел сюрреализм. Вся жизнь и все творчество Сальвадора Дали ─ это сплошной сюр.

Если ходить по залам музеев или рассматривать альбомы живописи дома, то бросается в глаза поразительный контраст мастеров прошлого с полотнами Сальвадора Дали.

Ясный и гармоничный Рафаэль. Изысканный и красивый Боттичелли. Уравновешенный и прелестный Франсуа Буше. Основательный и зрелый Рубенс. Полный достоинства Тициан. Румяный и жизнерадостный Ренуар. Негромкий и задумчивый Клод Моне… И рядом ─ Сальвадор Дали, как пришелец из другого мира и возмутитель спокойствия, как динамит среди бабочек и цветов на лужайке.

И всё же Дали возник не на пустом месте. У него были предшественники. Хиеронимус Босх со своими мрачными фантазиями. Альбрехт Дюрер ─ цикл «Апокалипсис». Мистически скорбный Эль Греко. Офорты «Капричос» и «Диспаратес» Франсиско Гойи. А любитель резни и пожаров Эжен Делакруа? А тяготевший к философскому осмыслению жизни Рембрандт?..

Во вступительной статье к «Дневнику одного гения» А. Якимович отмечает, что Сальвадор Дали «взял идеи сюрреализма и довел их до крайности. В таком виде эти идеи превратились действительно в динамит, разрушающий все на своем пути, расшатывающий любую истину, любой принцип, если этот принцип опирается на основы разума, порядка, веры, добродетели, логики, гармонии, идеальной красоты ─ всего того, что стало в глазах радикальных новаторов искусства и жизни синонимом обмана и безжизненности».

Сальвадор Дали дискредитирует все стороны человеческого бытия, включая и крайние его проявления ─ религию и безбожие, нацизм и антифашизм, поклонение традициям и авангардный бунт против них, веру в человека и неверие в него.

«Первый манифест сюрреализма», написанный Андре Бретоном, появился в 1924 году, когда Дали было всего 20 лет. Первые сюрреалисты забавлялись «снами наяву». Бретон стал выпускать журнал «Сюрреалистическая революция».

«Сюрреализм вокруг нас... ─ определял Андре Бретон. ─ Когда я беру в руки номер газеты, я вижу, что на одной полосе здесь уместились и сообщения о свадьбе, и фото, и некролог. Чем же это не образчик сюрреалистического творчества?!».

Отсюда цель и задача сюрреализма: запечатлевать мгновения во всей их правдивой множественности, создавать на полотне коллаж из идей и предметов.

Среди истовых сюрреалистов были итальянец Джорджо де Кирико, бельгийцы Рене Магритт и Поль Дельво, француз Андре Массон, испанец Хоан Миро, англичанин Фрэнсис Бэкон и многие другие мастера кисти.

К сюрреалистам примкнул и Сальвадор Дали. В своем дневнике он признавался:

«Итак, я принял сюрреализм за чистую монету вместе со всей той кровью и экскрементами, которыми так обильно уснащали свои яростные памфлеты его верные сторонники. Так же как, читая отцовские книги, я поставил себе цель стать примерным атеистом, я и здесь так вдумчиво и прилежно осваивал азы сюрреализма, что очень скоро стал единственным последовательным, «настоящим сюрреалистом». В конце концов, дело дошло до того, что меня исключили из группы, потому что я был слишком уж ревностным сюрреалистом» (1 мая 1952).

Стремясь запечатлеть «сверхреальность», находимую в подсознании человека, в таких состояниях психики, как грёзы, сновидения, галлюцинации, бред, Дали нащупывает собственный метод творчества, строит собственную систему ментальности, своих от ношений с миром и свой стиль жизни…

«Когда Бретон открыл для себя мою живопись, он был явно шокирован замаравшими ее фекальными деталями. Меня это удивило. То обстоятельство, что я дебютировал в г..., можно было бы потом интерпретировать с позиций психоанализа как доброе предзнаменование... Напрасно пытался я вдолбить сюрреалистам, что все эти фекальные детали могут лишь принести удачу всему нашему движению. Напрасно призывал я на помощь пищеварительную иконографию всех времен и народов ─ курицу, несущую золотые яйца, кишечные наваждения Данаи, испражняющегося золотого осла, ─ никто не хотел мне верить. Тогда я принял решение. Раз они не хотят г..., которое я столь щедро им предлагаю, ─ что ж, тем хуже для них, все эти золотые россыпи достанутся мне одному...

Достаточно мне было провести в лоне группы сюрреалистов всего лишь одну неделю, чтобы понять, насколько Гала была права. Впрочем, они проявили известную терпимость к моим фекальным сюжетам, зато объявили вне закона, наложив табу, многое другое. Я без труда распознал здесь те же самые запреты, от которых страдал в своем семействе. Изображать кровь мне разрешили. По желанию я даже мог добавить ту да немного каки. Но на полную каку я уже права не имел. Мне было позволено показывать половые органы, но никаких анальных фантазмов. На любую задницу смотрели очень косо. К лесбиянкам сюрреалисты относились вполне доброжелательно, но совершенно не терпели педерастов. В видениях без всяких ограничений допускался садизм, зонтики и швейные машинки, однако любые религиозные сюжеты, пусть даже в чисто мистическом плане, категорически воспрещались всем, кроме откровенных святотатцев. Просто грезить о рафаэлевской мадонне, не имея в виду никакого богохульства, ─ об этом нельзя было даже заикаться...

Как я уже сказал, я заделался стопроцентным сюрреалистом. И с полной искренностью и добросовестностью решил довести эти эксперименты до конца, до самых вопиющих и несообразных крайностей. Я чувствовал в себе готовность действовать с тем параноидным средиземноморским лицемерием, на которое в своей порочности, пожалуй, я один и был способен...».

Так что даже среди сюрреалистов Сальвадор Дали оказался настоящим возмутителем сюрреалистического неспокойствия, он ратовал за сюрреализм без берегов, заявляя: «Сюрреализм ─ это я!» и, неудовлетворенный принципом психического автоматизма, предложенным Бретоном и основанным на самопроизвольном, не контролируемом разумом творческом акте, испанский мастер определяет изобретённый им метод как «параноидально-критическую деятельность».

В опубликованной в 1935 году работе под характерным названием «Завоевание иррационального» он даёт такое определение: «Параноидально-критическая деятельность: спонтанный метод иррационального познания, основанный на поясняюще-критическом объединении бредовых явлений». Но к способу фиксации «параноидально-критических» образов Дали предъявляет требование: «как можно точнее запечатлеть конкретные образы Иррационального». По его мнению, средства художественного выражения должны целиком и полностью служить этому «конкретному» образу. А в 1960-х годах, беседуя с французским критиком А. Боске, художник говорил: «Моим единственным устремлением в сфере живописи, даже до приезда в Париж, было оптическое правдоподобие… Я утверждал и продолжаю утверждать, что сюрреалистические идеи действенны только тогда, когда они запечатлены с совершенством и в традиционной манере».

Несмотря на разрыв с группой сюрреалистов, живописец вскоре становится одним из наиболее ярких представителей сюрреализма. Как отмечал Андрей Вознесенский: «Поколения прошли, нанизанные на шампуры его усов. Для его друзей сюрреализм был лишь школой, они прошли ее, сгинули в политику, Арагон стал сталинистом, Бретона увлек троцкизм, Дали остался верен сюру и тайне. Думаю, как художники, его друзья тяготились своей политической закабаленностью... Мне довелось беседовать и бывать у мэтров, основоположников движения ─ и у Пикассо, и у Арагона, и у Мура, и у Матты, ─ для них Дали был падший ангел сюра, исключенный из рядов, но его озарял свет их юности...».

Но сам Дали падшим ангелом себя не считал, о себе он говорит иначе: «Так и быть, признаюсь: я ─ бегемот, но с усами. Пока все разглядывают мои усы, я, укрывшись за ними, делаю свое дело».

3. Живопись без границ.

Когда я смотрю на Мадонну Рафаэля, всегда думаю: «Какое счастье, что, Дали родился в ХХ веке! Прежде на него и внимания бы не обратили».

Сальвадор Дали.

Наиболее интересные и своеобразные произведения Дали середины 1920-х годов писались с натуры. Портрет его друга, будущего режиссёра Луиса Бунюэля, портрет отца художника, многочисленные изображения сестры ─ «Сидящая девушка», «Девушка, стоящая у окна», натюрморт «Корзина с хлебом», пейзаж «Фигура на фоне скал» отличаются довольно убедительной, подчеркнуто натуралистической передачей увиденного. Однако в этих картинах реальность не просто фиксируется, её формы и цвета приобретают особое, тревожное звучание. Мир, запечатленный кистью молодого художника, холоден и бесстрастен, в нем словно нет воздуха ─ той вибрирующей световой среды, которая оживляет перенесённую на холст природу. Хотя в названных работах отсутствуют фантастические элементы и привычная логика ничем не нарушена, у зрителя возникает чувство, что перед ним лишь оболочка, за которой может скрываться иной, загадочный и неведомый мир.

После приезда в конце 1920-х годов в Париж Сальвадор Дали пишет картины «Аппарат и рука», «Первые дни весны», «Мрачная игра», в которых заметно влияние основоположников сюрреалистической живописи ─ Макса Эрнста, Рене Магритта, Ива Танги.

Образность картин Дали 1930-х годов просто ошеломляет зрителей, и они надолго запоминают их, хотя подчас и не понимая, что же хотел сказать художник в своей работе. Каждая картина становилась своеобразным интеллектуальным ребусом. На полотне «Постоянство памяти» (1931 г., Музей современного искусства, Нью-Йорк) мягкие, словно расплавленные циферблаты часов свисают с голой ветки оливы, с непонятного происхождения кубической плиты, с некого существа, похожего и на лицо и улитку без раковины. Каждую деталь можно рассматривать самостоятельно а все вместе они создают мистически загадочную картину.

Классическим примером живописи Дали тех лет служит картина «Окрестности параноидально-критического города; послеполуденное время на краю европейской истории». В отличие от его ранних сюрреалистических работ здесь перед зрителем предстаёт не просто причудливый пластический ребус, где зашифрованы фрейдистические символы, а своеобразный художественный мир. Этот мир по большей части конструируется из вполне привычных, почти не изменённых фрагментов реальности. Трансформируется не столько вид предметов, сколько характер их взаимоотношений: обыденные, привычные связи рушатся и заменяются алогичным, абсурдным сопряжением.

Как и большинство работ Дали 30-х годов, картина «Окрестности параноидально-критического города» лишена сюжета в его традиционном понимании. Персонажи не объединены общими действиями, существуют сами по себе. Пространство распадается на две зоны: в правом углу в лучших традициях бытового жанра XIX столетия написана бедная городская улочка, а в основной части композиции изображен мир, увиденный через призму параноидально-критического метода, обширные площади города почти безлюдны: лишь слева стоят две закутанные с головой таинственные фигуры, напоминающие персонажей метафизических композиций Де Кирико, а в проёме портала видна бегущая девочка, вызывающая фигурки старых мастеров. Странные архитектурные сооружения, похожие на театральные декорации, явно не приспособлены для человеческого обитания. Причудливый портал в центре полуразрушен, его руинированная стена опирается на деревянный костыль. Словно в подтверждение того, что в зданиях невозможно жить, на переднем плане громоздятся домашние вещи, нелепые и затерянные под открытым небом.

Пристально всматриваясь в полуфантастические сочетания разнородных элементов и мотивов, зритель замечает пронизывающие всю композицию навязчивые повторы отдельных форм. Очертания комода, стоящих на нем овального зеркала и предметов, напоминающих колокольчики, в точности повторяют очертания портика с ротондой и стоящих на портике фигурок людей. Силуэт бегущей девочки вторит очертаниям колокола, форма колокольни повторяется в вырезе портала, а гроздь винограда в руке, обращающееся к зрителю женщины (моделью для нее послужила жена художника Гала) напоминает абрис конной статуи и контуры лежащего на столе лошадиного черепа.

Находя неожиданное пластическое сходство несхожих на первый взгляд вещей, Дали демонстрирует и противоположный вариант, обыгрывает идею несходства схожего, когда абсолютно идентичные по форме и цвету элементы изображения могут причитываться по-разному в зависимости от их окружения. Одно и то же пятнышко черной краски, помещённое в разные места композиции, оказывается в одном случае крохотной фигуркой человека, стоящего в конце улочки, а в другом ─ отверстием для ключа в сейфе. Благодаря подобным приёмам граница между видимостью, мнимостью и сущностью, реальностью оказывается у Дали зыбкой, размытой.

Знаменитое полотно «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны в Испании» (Музей искусства, Филадельфия) было написано художником в 1936-м году. Когда началась гражданская война в Испании, Сальвадор Дали принял сторону фалангистов, видел в генерале Франко политика, который мог бы сделать для страны гораздо больше, чем любое новое правительство. «Но бесчисленные комментарии Сальвадора Дали обо всем и ни о чем, ─ как пишет А. Рожин, ─ не всегда следует принимать дословно. Поэтому его противоречивость, по словам Шниде, особенно очевидна, когда он одной рукой как бы прославляет диктаторскую власть, а другой в то же время создает одну из самых впечатляющих и устрашающих своих работ ─ «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны в Испании».

И, действительно, два огромных существа, напоминающие деформированные, случайно сросшиеся части человеческого тела устрашают возможными последствиями своих мутаций. Одно существо образовано из искаженного болью лица, человеческой груди и ноги; другое из двух рук, словно исковерканных самой природой, и формы, уподобленной тазобедренной части. Они сцеплены между собой в жуткой схватке, отчаянно борющиеся друг с другом, эти существа-мутанты вызывают отвращение как тело разорвавшее само себя.

Существа эти изображены на фоне пейзажа, написанного Сальвадором Дали в блестящей реалистической манере. Вдоль линии горизонта, на фоне невысокой горной гряды, расположены миниатюрные изображения неких старинных по виду городков.

Низкая линия горизонта гиперболизирует действие фантастических существ на первом плане, одновременно она подчеркивает необъятность небосвода, заслоняемого огромными облаками. И сами облака своим тревожным движением еще больше усиливают трагический накал нечеловеческих страстей.

Картина «Мягкая конструкция с варенными бобами: предчувствие гражданской войны в Испании» небольшая, но она обладает подлинной монументальной выразительностью, которая рождается из эмоционального контраста, из масштабного представления безгранично живой природы и сокрушающей тяжеловесной ирреальности фигур-мутантов. Сам художник говорит, что «это не просто монстры ─ призраки испанской гражданской войны, а войны как таковой вообще».

Гражданская война 1936-1939 годов, расколовшая Испанию на два противоборствующих лагеря и взволновавшая весь мир, нашла у художника отклик и в картине «Осенний каннибализм», написанной в разгар войны (Галерея Тейт, Лондон). В ней борьбу республиканцев и франкистов живописец представляет как взаимное пожирание двух отвратительных чудовищ. Сам автор так комментировал заключенную в картине мысль: «Это иберийские существа, пожирающие друг друга осенью, которые воплощают пафос гражданской войны, рассматриваемой как феномен естественной истории».

За столом, на фоне пустынного каменистого пейзажа с теряющимися вдали крохотным белым домиком и деревьями, расположились два растекающихся тестообразных монстра. Соприкасаясь мягкими, лишёнными лиц голыми головами, они неторопливо поглощают друг друга с помощью ложек, вилок и ножа. Здесь нет яростной борьбы, перед нами скорее не враги, а сотрапезники, занимающиеся вполне естественным, привычным делом. Эта будничность, прозаичность происходящего подчеркивается натуралистично вписанными самыми обычными предметами: ящиками стола, фруктами, столовыми приборами. Анемичные, словно сонные от обильной пищи тела монстров контрастируют с проворными, не лишенными изящества руками, деловито и цепко зачерпывающими пищу. Для Дали борьба между республиканцами и франкистами ─ это взаимный каннибализм, где нельзя различить жертву и агрессора, где нет правых и виноватых. Представляя процесс взаимного пожирания двух равно отвратительных чудовищ в качестве метафоры происходящей в Испании борьбы, художник считает это явление совершенно естественным.

В увлечении испанского сюрреалиста визуальными парадоксами нередко можно усмотреть эффект ради эффекта, но в некоторых произведениях подобные приёмы художественно оправданы. Такова картина «Метаморфоза Нарцисса», написанная на традиционную тему европейского искусства, восходящую к античному мифу. По преданию, прекрасный юноша Нарцисс, увидев в реке своё отражении, влюбился в него и умер от любви, а боги превратили его в цветок.

В картине Дали действие происходит в полуфантастическом пейзаже, освещенном резким боковым красно-желтым светом. На берегу окружённого причудливыми красновато-коричневыми скалами озера высится одинокая фигура склонившегося над водой юноши. Всматриваясь в его прихотливо изломанную фигуру, зритель замечает, что она напоминает своими формами кисть руки, которая держит кончиками пальцев какой-то овальный предмет. Эта догадка подтверждается художником ─ на берегу он изобразил вырастающую из земли кисть руки, держащую яйцо. Её формы, словно эхо, повторяют очертания Нарцисса ─ и его фигуры, и её отражения в воде.

Но это не просто удвоение ─ река на берегу стала каменной, а из треснувшей скорлупы яйца растёт цветок нарцисса. Царящая в картине тревожная, зловещая атмосфера ─ её созданию способствуют резкая светотень, необычные фигуры персонажей, эффектно летящие по небу горизонтальные облака ─ ещё больше усиливается благодаря игре масштабами. Зритель теряется в догадках, каковы же истинные размеры Нарцисса и каменной руки. Невольно сравнивая руку с миниатюрными человеческими фигурками на заднем плане и со стоящей у её основания собакой, он начинает видеть это каменное изваяние гигантским, но, сопоставляя его с ползущими по нему муравьями, решает, что оно невелико и выглядит большим из-за близкого расположения к зрителю.

Если в 1930-е годы образы сюрреальности Дали отмечены печатью уродства, болезненности, патологии, то в последующие десятилетия запечатлённый им мир стал гармоничнее, яснее, спокойнее. В картине «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» (1944 г., Собрание Тиссен-Борнемисса, Лугано) фантастическое не пугает зрителя, оно носит бутафорский характер ─ летящие по воздуху кошмарные твари изначально поданы как эфемерные видения, возникающие в мозгу просыпающегося человека. Сюрреалистические мотивы служат здесь лишь тому, чтобы придать пряность, пикантность вполне академической штудии обнажённой натуры. Сюрреалистичность сюжета и отдельных выразительных средств в сочетании с красивостью обнажённой женщины, трактованной в духе салонных академистов, характерны и для многих других полотен Дали 1940 ─ 1950-х годов.

Ещё неожиданней кажется увлечение Дали классическими христианскими темами. Бывший некогда богохульником, в 50 ─ 70-е он афиширует себя в качестве правоверного католика. В 1951 году Дали пишет «Мистический манифест», провозглашающий изобретение параноидально-критической мистике, начавшей новою эпоху в истории живописи. Из-под его кисти выходит серия эффектных религиозных композиций: «Искушение св. Антония» (1946 г., Королевский музей изящных искусств, Брюссель), «Мадонна порта Льигат» (1949 г., Собрание Бивербук, Канада), «Распятие», «Тайная вечеря» (1955 г.), «Открытие Америки Христофором Колумбом» (1959 г., Музей Сальвадора Дали, Кливленд) и другие. Эти полотна создали ему славу «католического живописца». Сам он говорил, что в католической религии его пленило «редкое совершенство замысла». В 1949 году Сальвадор Дали даже удостоился аудиенции у Папы Римского Пия XII (позже его приглашал в Ватикан и Папа Иоанн XXIII). Но при этом Дали внимательно следил и за достижениями научной мысли. Он написал «Атомную Леду» (1949 г., Музей Сальвадора Дали, Фигерас), объявляя о множественности своих интересов, о попытках проникнуть в тайны Вселенной. Чуть позже художник пишет «Анатомический крест» (1952 г., частное собрание) ─ в центре креста, составленного из деталей атомного реактора, Дали написал ломоть хлеба ─ символ Тела Христова в таинстве крещения. Тем самым художник провозглашал возможность слияния научных открытий с религиозными истинами.

Трактовка христианских сюжетов у Дали поражает дерзкой нетрадиционностью. Во всех вариантах «Распятия» фигура Христа чудесным образом парит в воздухе, причём для каждой композиции художник находит новый, небывалый ракурс. Мистический, ирреальный характер небесного явления распятого Христа подчёркивается контрастом с нарочито натуралистическим пейзажным фоном.

Католический сюрреализм Дали, как, впрочем, и все его позднее творчество, были встречены в художественных кругах довольно прохладно: ведь в произведениях стареющего мастера уже не было творческих новаций, сопоставимых с его открытиями 30-х годов. Но для тысяч зрителей Сальвадор Дали продолжал оставаться самым интригующим легендарным представителем современной живописи и художественного мира.

Сальвадор Дали вобрал в себя все тревоги и всю боль предыдущих столетий, все безумства и весь абсурд социума и вывалил все это на свои холсты, заставляя зрителей вздрагивать перед ними, испытывать шок, корчиться от страха и застывать от ужаса. Короче, Сальвадор Дали ─ не для слабонервных. Это беспощадная живопись. Живопись-взрыв. Живопись-потрясение. Живопись ─ прощание по человеческому разуму. Похороны покоя, уюта и гармонии. Переход в другое измерение. Погружение в бездны подсознания.Сальвадор Дали говорил: «Я пишу картины потому, что не понимаю того, что пишу». Но это было всего лишь лукавство, кокетство и эпатаж. Он все отлично понимал и тщательно все проектировал и моделировал. Вот его признание:

«Великие художники, такие, как Веласкес, не заботятся о вдохновении, а работают, как повар на кухне, делают себе потихоньку свое дело, не впадая в экстаз. Мы, классики, должны иметь ясную голову. Только так делается то, что волнует зрителя, читателя, слушателя.

Меня совершенно не трогает, что пишут критики. Я-то знаю, что в глубине души они любят мои работы, но признаться боятся.

Музей ─ вот цитадель кретинизации. Посетители мечутся, картины висят, таблички перепутаны, искусствоведы что-то там исследуют, психоаналитики выясняют, когда я был на пределе помешательства, а когда за гранью... Обворожительное зрелище!..».

Следует отметить, что Дали ─ живописец фигуративный. Все его композиции состоят из предметов и тел самодовлеющих и подчас агрессивных, но они связаны между собой мощным своеволием автора. Картины насыщены до предела, и о них можно рассказывать долго и на любой лад. Большинство полотен Дали ─ это своеобразная иллюстрация к учению Фрейда о снах, сновидениях и о «вытесненных желаниях». Плюс первобытный страх современного человека перед ужасными обстоятельствами реальной жизни.

Коли вспомнили Зигмунда Фрейда, то заметим, что он не жаловал сюрреалистов, хотя и признавал, что Дали, которого ему представил в 1938 году Стефан Цвейг, произвел на него сильное впечатление.

Фрейд, в свою очередь, также не оставил Дали равнодушным. «Когда наша встреча произошла, ─ писал он в своей биографии, ─ говорили мы мало, но буквально пожирали друг друга глазами. Фрейд ничего обо мне не знал, если не считать знакомства с картинами, которыми восхищался. Но мне вдруг почему-то захотелось произвести на него впечатление мыслителя вселенского масштаба. Позднее я узнал, что произвел на него диаметрально противоположное впечатление».

Дали тщетно пытался всучить Фрейду журнал со своей статьей о паранойе, тот же словно не замечал художника и в, конце концов, воскликнул: «Какой классический образец испанца! Фанатик до мозга костей!».

Что на самом деле поразило Фрейда, так это то, что подсознательное, которое он мучительно отыскивал в картинах великих мастеров ─ Микеланджело, Леонардо, Энгра, в работах Дали было видно невооруженным глазом. Все, что так интересовало его в классической живописи ─ загадочные, тревожные, подсознательные идеи, ─ так и лезло в глаза с полотен Дали. «Ваша тайна, ─ сказал он Дали, ─ лежит на поверхности, картина ─ лишь механизм ее раскрытия».

Итак, психоанализ подсознательного ─ содержание живописи Сальвадора Дали. Не случайно, наверное, самый большой успех Дали имеет у невротической молодежи с неустоявшейся психикой, с ее эмоциональной амбивалентностью, изменчивостью настроения, постоянным чередованием чувств и их проявлений, от агрессии до апатии. А вот французский писатель Жюльен Грин уверяет, будто Дали «постигает обе бесконечности ─ макрокосмоса и микрокосмоса».

Так или иначе, картины Дали завораживают своею странной пугающе-загадочной красотой и удивительно точными, реалистически выписанными деталями. В них есть все, кроме обывательского здравого смысла. Впрочем, против здравого смысла Сальвадор Дали боролся всю свою жизнь. Он пытался окончательно стереть границу между разумом и творческим безумием (или сверхразумом?). И это ему удалось в его удивительных живописных фантазмах.

«Что касается живописи, ─ напомним еще раз высказывание самого Дали, ─ то цель у меня одна: как можно точнее запечатлеть конкретные образы Иррационального».

4. «Праздник» Сальвадора Дали.

Самое главное на свете ─ это Гала и Дали.

Потом идет один Дали.

А на третьем месте ─ все остальное, разумеется, снова включая и нас двоих.

Сальвадор Дали.

Сальвадор Дали был анти-Казановой, хотя женщины и манили его. В Париже он посещал бордели, но как! «Если внутреннее убранство борделей очаровывало меня, то девушки ─ наоборот... К этим я не притронусь, пообещал я себе, увидев их появляющимися одна за другой, заспанных и перепуганных, как будто их только подняли с постели». Сальвадор Дали боялся контакта с женщинами, но мог говорить о них с точки зрения большого ценителя женской красоты. Вот одно из его рассуждений из авторской книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали»:

«В ту пору я возымел интерес к элегантным женщинам. А что такое элегантная женщина?..

Итак, элегантная женщина, во-первых, вас презирает, а во-вторых, чисто выбривает подмышки. Когда я впервые увидел чисто выбритую подмышку, меня потряс ее цвет ─ отдающий в голубизну: изысканный и чуть порочный. Я решил поглубже изучить проблему и изучил ─ досконально, ибо все, что я делаю, делаю основательно.

Я никогда не встречал женщины одновременно красивой и элегантной ─ это взаимоисключающие характеристики. В элегантной женщине всегда ощутима грань ее уродства (конечно, не ярко выраженного) и красоты, которая заметна, но не более того. Ее красота всего-навсего заметна, но не исключительна. Элегантная женщина может и должна обходиться тем немногим, что ей выделила природа: лицо ее не блещет красотой, настырной, как трубный глас. Лицо ее отмечено печатью уродливости, усталости и нервности (а уж элегантность возводит эти составляющие в качественно новую, возвышающую степень манящего и властного цинизма). Итак, лицу элегантной женщины не нужно красоты, зато руки ее и ноги должны быть безукоризненно, умопомрачительно красивы и ─ насколько возможно ─ открыты взору. Грудь же не имеет ровным счетом никакого значения. Если она красива ─ прекрасно, если нет ─ прискорбно, но само по себе это неважно. Что касается фигуры, то я предъявляю к ней одно непременное для элегантности требование ─ это рисунок бедер, крутых и поджарых, если позволительно так выразиться. Их угадаешь под любой одеждой, они словно бросают вызов. Вы, наверное, полагаете, что не менее важен рисунок плеч? Ничего подобного. Я допускаю любой, лишь бы волновал. Глаза? Это очень важно! Глаза обязательно должны хотя бы казаться умными. У элегантных женщины не может быть глупого выражения лица, как нельзя более характерного для красавицы и замечательно гармонирующего с идеальной красотой. Наглядным примером тому ─ Венера Милосская. В очертаниях рта элегантной женщины должна непременно сквозить отчужденность, высокомерная и печальная. Но иногда ─ не часто ─ в минуты душевного волнения лицо ее вдруг преображается, исполняясь неземной нежностью. Нос? У элегантных женщин не бывает носов! Это привилегия красавиц. А волосы у элегантной женщины должны быть, причем здоровые. Это единственное, чему в организме элегантной женщины надлежит быть здоровым. Элегантная женщина, единожды подчинившись ярму своей элегантности, должна с достоинством выносить ее гнет вкупе с нарядами и драгоценностями. Элегантность должна стать стержнем ее бытия и в то же время причиной ее изнеможения.

Потому элегантная женщина строга и не сентиментальна, и душа ее оттаивает лишь в любви, а любит она сурово, отважно, изысканно и жадно. Только такая любовь ей к лицу, равно как драгоценности и наряды ─ их роскошь рифмуется с высокомерной роскошью пренебрежения, которой она нас одаряет.

Никогда не довольствуйтесь элегантностью в первом приближении! Ничего хуже почти элегантной женщины и представить себе невозможно. Вообразите, что вам суют лекарство и уверяют, что оно почти сладкое ─ это то же самое, если не гаже».

Так считал и писал Сальвадор Дали. Кого он имел в виду под совершенной элегантной женщиной? Возможно, свою русскую музу, с которой Дали повстречался летом 1929 года, когда ему было 25 лет. Но свои первые воспоминания о ней он относит ещё ко времени его обучения в первом классе у сеньора Трайтера: «…Именно в чудесном театрике сеньора Трайтера я увидел то, что перевернуло мне всю душу, ─ я увидел русскую девочку, которую в тот же миг полюбил. В каждую клеточку моего существа от зрачков до кончиков пальцев впечатался в ту минуту ее образ. Мою русскую девочку, укутанную в белый мех, куда-то уносила тройка ─ почти чудом она спаслась от стаи свирепых волков с горящими глазами. Она глядела на меня, не отводя взора, и столько гордости было в ее лице, что сердце сжималось от восхищения… То была Гала? Я никогда в этом не сомневался ─ то была она».

Гала была женой Поля Элюара, французского поэта. Дали и Гала увидели друг друга ─ и после первой встречи не расставались 53 года: их разлучила смерть Гала в 1982 году. Гала по-французски означает «праздник». Она и впрямь стала праздником вдохновения для Сальвадора Дали. Главной моделью для живописца.

Жизнь Елены Дмитриевны Дьяконовой, вошедшей в мировую историю искусств как Гала, ─ захватывающий роман. Весной 1995 года во Франции в издательстве «Фламмарион» вышла первая биография Гала, написанная писательницей Доминик Бона.

Родилась Елена Дьяконова в Казани в 1894 году, стало быть, она была старше Сальвадора Дали не на 12, как утверждали некоторые, а ровно на 10 лет. Отец умер рано, он был скромным чиновником. Мать вторично вышла замуж за адвоката, и когда Елене исполнилось 17 лет, семья переехала в Москву. Она училась в гимназии вместе с Анастасией Цветаевой, которая оставила ее словесный портрет, и всмотреться в него будет весьма любопытно:

«В полупустой классной комнате на парте сидит тоненькая длинноногая девочка в коротком платье. Это Елена Дьяконова. Узкое лицо, русая коса с завитком на конце. Необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные. Темные густые ресницы такой длины, что на них, как утверждали потом подруги, можно рядом положить две спички. В лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими».

В юные годы Гала была болезненным подростком, и в 1912 году ее отправили в Швейцарию лечиться от туберкулеза. В санатории «Клавадель» русская девушка познакомилась с молодым французским поэтом Эженом-Эмилем-Полем Гранделем. Его отец, богатый торговец недвижимостью, отправил сына в санаторий, чтобы он излечился... от поэзии. Грандель (позднее он взял другое имя ─ Элюар) от поэзии не излечился, а вот Гала от туберкулеза избавилась, но обоих одолел другой недуг, куда более опасный, ─ они влюбились друг в друга.

Это был на стоящий страстный роман, закончившийся браком. Но сначала влюбленным пришлось расстаться, Элюар уехал во Францию, Гала ─ в Россию, но они продолжали свою любовь в эпистолярном жанре, посредством обмена письмами. «Мой дорогой возлюбленный, душенька моя, мой дорогой мальчик! ─ писала Элюару Гала. ─ Мне не хватает тебя, как чего-то незаменимого». Она обращалась к нему как к «мальчику», а иногда даже как к ребенку ─ это фрейдистское обращение говорило о том, что в Елене было сильно материнское начало, и она всегда любила мужчин моложе себя, хотела им быть не только любовницей, но и матерью. Опекать, наставлять, холить...

Отец Элюара был категорически против связи сына с больной и капризной девушкой из холодной и загадочной России. «Я не понимаю, зачем тебе нужна эта русская девочка? ─ спрашивал отец поэта. ─ Неужели тебе мало парижских?». Но в том-то и дело, что русская девочка была особенной.

Весной 1916 года Елена Дьяконова решила взять судьбу в свои руки и отправилась в вожделенный Париж. Ей шел 22-й год. Из-за службы жениха в армии свадьба задержалась, но все-таки состоялась (Гала до билась своего!) ─ в феврале 1917 года в церкви Святой Женевьевы, стены которой помнили Жанну д’Арк. Родители Поля Элюара преподнесли молодоженам огромную, из мореного дуба кровать. «На ней мы будем жить и на ней умрем», ─ сказал Элюар и ошибся: они умерли порознь.

Поль Элюар оказал большое влияние на Гала. Он превратил скромную русскую поклонницу Толстого и Достоевского в настоящую женщину, почти что роковую «вамп» (для этого у нее были все задатки), а она, в свою очередь, став ему музой, постоянно вдохновляла его на создание все новых и новых стихов.

И все же романтическая роль жены поэта ─ не в духе Гала. Она открыто признавалась: «Я никогда не буду просто домохозяйкой. Я буду много читать, очень много. Я буду делать все, что захочу, но при этом сохранять привлекательность женщины, которая себя не переутруждает. Я буду как кокотка сиять, пахнуть духами и всегда иметь ухоженные руки с наманикюренными ногтями».

Через год после бракосочетания родилась дочь Сесиль. Гала и Поль обожали дочь, но все равно нормальной семьи не получилось. Полю Элюару не сиделось на месте, разлуки и поездки за мужем не способствовали домашнему счастью. Возникло взаимное недовольство друг другом. Бурные ссоры сменялись не менее бурными признаниями в любви. «Мы вросли друг в друга» ─ так считала Елена. Но врастание все же оказалось не таким уж прочным. При этом не надо забывать, что Поль Элюар был поэтом, а, следовательно, смотрел на мир другими глазами, нежели обычные люди. Скажем так: он смотрел сумасшедшими глазами на сумасшедший мир. И соответственно отношения с женой так строил. Любил, к примеру, показывать фотоснимки обнаженной Елены своим друзьям, да и она постепенно вошла в роль не столь чистой, сколь грешной музы поэта. Не случайно вскоре образовался любовный треугольник: Елена ─ Поль Элюар ─ художник Макс Эрнст. Будущая Гала быстро усвоила, что означает свобода любви, и незамедлительно воспользовалась ее плодами. Так что перед встречей с Сальвадором Дали Гала была уже вполне знающей, что ей нужно, женщиной.

В августе 1929 года Поль Элюар с женой Еленой (ей 35 лет) и дочерью Сесиль (ей 11 лет) отправился из Парижа на автомобиле в Испанию, в рыбацкую деревню Кадакес, в гости к молодому испанскому художнику Сальвадору Дали (ему 25 лет). С Дали поэт познакомился в парижском ночном клубе «Бал Габарин» и получил приглашение отдохнуть в захолустье, вдали от шума.

По дороге в Испанию Элюар с восторгом рассказывал жене о необычном творчестве Дали и о его эпатирующем фильме «Андалузский пес». «Он не переставал восхищаться своим милым Сальвадором, словно нарочно толкал меня в его объятия, хотя я его даже не видела», ─ вспоминала впоследствии Гала.

Дом художника располагался за деревней, на берегу бухты, похожей на полумесяц. Он был выкрашен в белый цвет, перед ним рос эвкалипт и пламенели герани, ярко выделяясь на черном гравии.

Чтобы поразить новую гостю, о которой он кое-что слышал, художник решил предстать перед ней в экстравагантном виде, для чего располосовал свою шелковую рубашку, выбрил подмышки и выкрасил их синькой, натер тело оригинальным одеколоном из рыбьего клея, козьего помета и лаванды, чтобы задействовать и сенсорные эффекты. За ухо засунул красную герань и уже собрался в таком неотразимом виде выйти к гостям, на пляж, как увидел в окне жену Элюара. Она показалась художнику верхом совершенства. Особенно впечатлило его лицо Елены, строгое и надменное, а также мальчишеское тело и ягодицы, о которых Элюар писал: «Они удобно лежат у меня в руках». Поражали и глаза. Влажные и карие, большие и круглые, они, по словам того же Элюара, обладали способностью «проникать сквозь стены».

Дали смыл с себя всю краску и явился на пляж почти обыкновенным человеком. Он подошел к Елене и вдруг понял, что перед ним его единственная и настоящая любовь. Осознание этого пришло к нему как озарение, как вспышка, отчего он не мог нормально с ней разговаривать, ибо на него напал судорожный, истерический смех. Он не мог остановиться. Елена смотрела на него с нескрываемым любопытством.

Гала не была красавицей, но обладала большим шармом, женским магнетизмом, от нее исходили флюиды, которые околдовывали мужчин. Неслучайно Французский книгоиздатель, коллекционер живописи Пьер Аржилле, отвечая на вопросы журналистов, сказал: «Эта женщина обладала необычайной притягательностью. Ее первый муж Элюар до самой своей смерти писал ей нежнейшие любовные письма. И только после того как он умер в 1942 году, Дали и Гала официально поженились. Сальвадор без конца ее рисовал. Честно говоря, она была не так уж и молода для натурщицы, но художники, сами знаете, народ непростой. Коль скоро она его вдохновляла...»

В своей книге «Тайная жизнь» Дали пишет:

«Она призналась, что приняла меня за противного и невыносимого типа из-за моих лакированных волос, которые придавали мне вид профессионального танцора аргентинского танго... У себя в комнате я всегда ходил нагишом, но, если надо было отправиться в селение, целый час приводил себя в порядок. Я носил безукоризненно белые брюки, фантастические сандалеты, шелковые рубашки, колье из фальшивого жемчуга и браслет на запястье».

«Она стала рассматривать меня как гения, ─ признавался далее Дали. ─ Полусумасшедшего, но обладающего большой духовной силой. И чего-то ждала ─ воплощения ее собственных мифов. Считала, что я, может быть, смогу стать этим воплощением».

Версия Гала: «Я сразу поняла, что он ─ гений». Элюар был талантлив, а Дали ─ гениален, и это сразу определила Елена Дьяконова-Элюар. Она обладала врожденным художественным чутьем.

А что было дальше? А дальше Гала якобы сказала Сальвадору Дали «историческую фразу»: «Мой маленький мальчик, мы никогда не покинем друг друга». Она твердо решила связать свою жизнь именно с художником Дали и бросить поэта Элюара. По существу, она бросала не только мужа, но и дочь. Чего оказалось больше в этом решении? Авантюризма или глубокого расчета? Трудно ответить.

Что оставалось делать Полю Элюару? Он собрал чемоданы и покинул прибежище Сальвадора Дали, получив за потерю жены своеобразную компенсацию в виде собственного портрета. Дали так объяснял идею его создания: «Я чувствовал, что на меня возложена обязанность запечатлеть лик поэта, с Олимпа которого я похитил одну из муз».

Сначала Гала и Сальвадор жили вместе неофициально и лишь после смерти Элюара официально поженились. Это был, конечно, странный брак во всех житейских смыслах, но только не в творческом. Чувственная Гала, которая и во времена Дали не захотела оставаться верной женой, ─ и девственник-художник, который панически боялся близости с женщиной. Как они уживались друг с другом? Очевидно, Дали превращал свою сексуальную энергию в творческую, а Гала реализовывала свою чувственность на стороне. Как свидетельствует испанский журналист Антонио Д. Олано: «Она действительно была ненасытной. Гала неустанно преследовала юношей, которые позировали для Дали, и часто добивалась своего. Дали тоже был ненасытен, но лишь в своем воображении».

В быту же они оказались почти идеальной парой, как часто случается с совсем разными людьми. Сальвадор Дали ─ абсолютно непрактичный, робкий, закомплексованный человек, который боялся всего ─ от езды в лифтах до заключения договоров. По поводу последнего Гала однажды сказала: «Утром Сальвадор совершает ошибки, а во второй половине дня я их исправляю, разрывая легкомысленно подписанные им договоры».

Эта сюрреалистическая Мадонна в житейских делах была холодной и достаточно рассудочной женщиной, поэтому с Дали они представляли две разные сферы: лед и пламя.

Пьер Аржилле, которого я цитировала ранее, познакомился с Дали в 30-х годах. Он говорил: «Гала вела все дела Дали, вносила в них организованность. Она освободила его от всего, кроме живописи, и он имел возможность полностью отдаться творчеству. Это очень важно, особенно для такого беспомощного человека, как Дали. Представьте, он ни разу не сел за руль автомобиля, а простое дело ─ купить билет на самолет ─ превращалось для него в целую историю. Вообще, его отношения с механикой, назовем это так, были очень странными. Он даже стремился избегать вставлять ключ в замочную скважину: боялся того, что скрывается за дверью. Он всегда пропускал вперед кого-нибудь. Почему так? Не знаю, он вообще был очень пуглив. Ему казалось, что какие-то недобрые силы хотят ему навредить...».

«Гала пронзила меня, словно меч, направленный самим провидением, ─ писал Сальвадор Дали. ─ Это был луч Юпитера, как знак свыше, указавший, что мы никогда не должны расставаться».

До встречи с Гала художник стоял лишь на пороге собственной славы. Эта женщина помогла ему перешагнуть порог и насладиться сверкающими залами всемирной популярности. Появление Гала совпало с разрывом с группой сюрреалистов. Собственно говоря, именно Гала увела Сальвадора Дали из-под эстетического контроля Бретона и всей его компании. Но произошло это не сразу.

«Скоро вы будете таким, каким я хочу вас видеть», ─ объявила она ему, и художник ей поверил. «Я слепо верил всему, что она предсказывала мне».

Но Гала не только предсказывала, она самоотверженно и самозабвенно помогала ему, искала богатых спонсоров, организовывала выставки, продавала его картины. «Никогда мы не сдавались перед неудачами, ─ отмечал Дали. ─ Мы выкручивались благодаря стратегической ловкости Гала. Мы никуда не ходили. Гала сама шила себе платья, а я работал в сто раз больше, чем любой посредственный художник».

Из парижанки, находившей удовольствие в развлечениях богемы, Гала превратилась в няньку, секретаря, менеджера гения-художника, а затем и в хозяйку огромной империи, имя которой ─ Дали. Империя собиралась по кусочкам. Когда не шли картины, Гала заставляла Дали заниматься различными поделками: разрабатывать модели шляпок, пепельниц, оформлять витрины магазинов, рекламировать те или иные товары... Можно сказать, она держала Дали под постоянным финансовым и творческим прессам. И не исключено, что именно такое обращение нужно было для слабовольного и плохо организованного человека, каким был Сальвадор Дали. Конечно, это не осталось незамеченным, и в прессе частенько представляли Гала воплощением зла, упрекали за то, что она жестока, алчна и аморальна. По свидетельству Олано, Гала транжирила деньги направо и налево и делала это очень весело, но уже тогда, когда империя Дали стала процветать и деньги отовсюду потекли рекой.

Журналист Фрэнк Уитфорд в «Санди таймс» просто назвал музу Дали хищницей. Он писал в газете летом 1994 года:

«Семейная пара Гала ─ Дали в какой-то мере напоминала герцога и герцогиню Виндзорских. Беспомощный в житейском отношении, чрезвычайно чувственный художник был пленен жесткой, расчетливой и отчаянно стремящейся вверх хищницей, которую сюрреалисты окрестили Гала-Чума. О ней говорили также, что ее взгляд проникает сквозь стены банковских сейфов. Впрочем, для того чтобы выяснить со стояние счета Дали, рентгеновские способности ей были не нужны: счет был обидим. Она просто взяла беззащитного и, несомненно, одаренного Дали и превратила его в мультимиллионера и «звезду» мировой величины. Еще до бракосочетания в 1934 году Гала удалось добиться того, что их дом начали осаждать толпы богатых коллекционеров, страстно желавших приобрести реликвии, освященные гением Дали».

Так ли это было на самом деле?

Наш соотечественник, Николай Федоренко, который встречался с Дали и Гала в начале 60-х годов в Нью-Йорке, вспоминая о встрече, недоумевал: «Богатство? Зачем оно было Галине Дмитриевне? Ведь при Сальвадоре Дали она и без того была миллионершей!».

Его сомнения развеяла сама Елена Дмитриевна: «Мы все время охотимся за деньгами. Нам приходится содержать виллу в Испании, дом во Франции, квартиру в Нью-Йорке, да еще бесконечные отели. Одно разорение!..».

В 1934 году чета Дали отправилась в США ─ это был исключительно правильный ход, продиктованный поразительной интуицией Гала, она точно почувствовала, что именно американцам придется по душе и по карману талант Дали. И не ошиблась: в США Сальвадора Дали ждал сенсационный успех ─ страну охватила «сюрреалистическая лихорадка». В честь Дали устраивались сюрреалистические балы с маскарадами, на которых гости появлялись в костюмах, словно вдохновленных фантазией художника, ─ экстравагантных, провоцирующих забавных. Супруги вернулись домой богатыми и очень знаменитыми: Америка перевела талантливость Дали на высший уровень ─ в гениальность. Вторая поездка в США в 1939 году еще более укрепила первоначальный успех.

Быстрому росту популярности Дали за океаном способствовали два обстоятельства ─ непревзойдённое умение устраивать публичные скандалы и частичный пересмотр художественных принципов, сделавший произведения испанского сюрреалиста более доступными широкой публике.

В Америке супруги живут все военные и первые послевоенные годы. Дали с помощью, естественно, Гала устраивает выставки, выступает с лекциями, пишет портреты богатых американцев, иллюстрирует книги, сочиняет сценарии, либретто и костюмы для балетных и оперных постановок, оформляет витрины роскошных магазинов на Пятой авеню в Нью-Йорке и павильонов международных ярмарок, сотрудничает с Альфредом Хичкоком и Уолтом Диснеем, пробует свои силы в фотографии и устраивает сюрреалистические балы. Короче говоря, фонтанирует вовсю!..

«Во всем мире, ─ пишет Дали, ─ и особенно в Америке, люди сгорают от желания узнать, в чем же тайна метода, с помощью которого мне удалось достигнуть подобных успехов. А метод этот действительно существует. И называется он «параноидно-критическим методом». Вот уже больше тридцати лет, как я изобрел его и применяю с неизменным успехом, хотя и по сей день так и не смог понять, в чем же этот метод заключается. В общем и целом его можно было бы определить как строжайшую логическую систематизацию самых что ни на есть бредовых и безумных явлений и материй с целью придать осязаемо творческий характер самым моим опасным навязчивым идеям. Этот метод работает только при условии, если владеешь нежным мотором божественного происхождения, неким живым ядром, некой Гала ─ а она одна ─ единственная на всем свете...».

В конце 40-х годов супруги с триумфом возвращаются в Европу. Слава, деньги ─ все в изобилии. Все прекрасно, кроме одного: Гала стареет. Однако она не сдается и по-прежнему является моделью для многочисленных полотен Дали. Он постоянно рисовал ее в образе мифической женщины, эдакой «атомной Леды» и даже с ликом Христа. На знаменитой картине «Тайная вечеря» можно узнать черты Гала. И все по тому, что художник не уставал боготворить свою музу. Гала, Градива, Галатея, мой талисман, мой клал, мое золотце, оливка ─ это только малая часть имен, которые давал живописец своей музе и жене. Высокопарные титулы и изощренно-чувственные прозвища составляли как бы часть «сюрреальности», в которой жили супруги. На одной из картин художника Христофор Колумб, ступив на берег Нового Света, несет стяг с изображением Гала и надписью: «Я люблю Гала больше матери, больше отца, больше Пикассо и даже больше денег».

Насчет матери ─ это не обмолвка. Сальвадор Дали, рано лишившийся матери и недополучивший ее любви, подсознательно искал мать и нашел ее идеальное выражение именно в Гала, ну а она, в свою очередь, нашла в нем сына (свою дочь Сесиль она любила меньше, и не случайно ее воспитывала бабушка Поля Элюара).

Как написал Дали в своем дневнике:

«Словно мать страдающему отсутствием аппетита ребенку, она терпеливо твердила:

─ Полюбуйся, малыш Дали, какую редкую штуку я достала. Ты только попробуй, это ведь жидкая амбра, и к тому же нежженая. Говорят, ею писал сам Вермеер».

Сестра Гала Лидия, однажды навестившая супругов, отмечала, что никогда в жизни не видела более нежного и трогательного отношения женщины к мужчине: «Гала возится с Дали как с ребенком, читает ему на ночь, заставляет пить какие-то необходимые таблетки, разбирает с ним его ночные кошмары и с бесконечным терпением рассеивает его мнительность. Дали швырнул часами в очередного посетителя? Гала бросается к нему с успокоительными каплями ─ не дай Бог, с ним сделается припадок». Могла ли так держаться «женщина ─ воплощение зла», «алчная валькирия», как ее называли журналисты?

Отец и сестра Сальвадора Дали, строго исповедовавшие все каноны католической веры, никогда не могли простить ему выходки с портретом матери и брака с Гала, поэтому настоящей семьей для него стала итальянская семья Джузеппе и Мары Альбаретто, с которыми Дали связывала многолетняя дружба, их дочь Кристина стала крестницей Дали.

Мара Альбаретто: «Он был предельно эксцентричен, экстравагантен. Когда его спрашивали, почему он изобразил любимую жену Гала с двумя отбивными на спине, ответил просто: «Я люблю мою жену и люблю отбивные; не понимаю, почему не могу нарисовать их вместе»…».

Сальвадор Дали и Гала вместе организовывали свои нашумевшие «хэппенинги», эротические зрелища с привкусом скандала. Желающих принять в них участие было хоть отбавляй. Слава художника привлекала к нему многих женщин. Когда-то они проходили равнодушно мимо, а затем от них не было отбоя, так бывает довольно часто со знаменитыми людьми. Дамы, с именем или без оного, добивались свиданий с Дали. Зачастую он соглашался, но все эти свидания проходили по сценарию художника. Так, одну даму-датчанку художник любовно раздел, а потом долго украшал омарами и другой морской живностью. В итоге получилось красиво. Дали остался доволен и мило попрощался с женщиной. Осталась ли довольна она ─ вопрос.

Интимная жизнь супругов навсегда осталась тайной. В ней, по всей вероятности, отсутствовало такое понятие, как верность. Для Гала это был свободный брак, и она была вольна выбирать себе любовников. «Не бесплатно, дорогой мой, не бесплатно!». Но это относится к ее молодым и зрелым годам. Позднее ей приходилось платить уже самой. Когда ей было семьдесят, ее любовником стал молодой певец Джефф Фенхольт, один из исполнителей главной роли в рок-опере «Иисус Христос ─ суперзвезда». Говорили, что именно Гала стала причиной его разрыва с молодой женой, только что родившей ему ребенка. Гала приняла деятельное участие в судьбе Джеффа, создавала ему условия для работы и даже подарила роскошный дом на Лонг-Айленде. Это была последняя ее любовь. Разумеется, любовь к Сальвадору Дали не в счет.

У Антонио Д. Олано спросили:

─ Почему Дали никогда не хотел иметь детей?

─ Он боялся, что может родиться умственно неполноценный ребенок, ─ последовал ответ.

Дом, где жил Сальвадор Дали со своей музой Гала, был похож на несколько вложенных друг в друга коробок. Этот дом в Порт-Льигате пустует с 1982 года, с тех пор как здесь умерла Гала. С того самого дня Дали не переступал порога этой своей обители, столь близкой его сердцу. Многое в доме растащено на сувениры. Секретари, советники, закадычные друзья сменяли здесь друг друга как в калейдоскопе. «Это была куча шакалов», ─ заявил американский миллионер и ценитель художника Райнолдс Морс. Время роковым образом сказалось и на любимых вещах Сальвадора Дали. В саду разваливается на куски гипсовый верблюд, у ног которого тот рядился в восточные одежды для своих «арабских ночей». Наполовину сгнил деревянный шезлонг, воспроизводящий формы человеческой фигуры и сделанный по эскизам Дали. Световые рекламы фирмы «Пирелли», придуманные Дали, больше не горят. Сад медленно, но верно дичает.

Последние годы Гала были отравлены болезнями и стремительно надвигающейся старческой немощью. «День смерти, ─говорила она, ─ станет самым счастливым днем в моей жизни». Он наступил в 1982 году. Гала прожила 88 лет. Бурных и неповторимых.

5. Гений Дали.

Сальвадор Дали: «Рецепт взращивания гения».

«Для начала гения надо иметь. Затем ─ дать ему созреть. Не провороньте первый росток! Но не торопите события ─ успеете снять урожай. Не следует подстригать крону: пусть растет, как ей заблагорассудится; верное направление определится само собой. Когда придет время, соберите плоды. ПОДАВАТЬ, ПОКА НЕ ОСТЫЛИ!»

а) Самореклама.

Наше время ─ эра кретинов, эра потребления, и я был бы последним идиотом, если бы не вытряс из кретинов этой эпохи все, что только можно.

Сальвадор Дали.

Мало быть талантливым художником, надо еще уметь и подать себя, устроить шум, выгодно продать свои творения. Нужна, как мы говорим сегодня, большая раскрутка. В этом смысле Сальвадор Дали ─ не без помощи Гала, а может быть, именно благодаря ей ─ непревзойденный мастер.

«Меня никогда не покидает чувство, что все, что связано с моей персоной и с моей жизнью, уникально и изначально отмечено печатью избранности, цельности и вызывающей яркости» ─ записывает он в дневнике 17 июля 1952 года. Ощущение своей гениальности придало Дали изрядно большие рекламные способности.

А вот запись от 5 сентября 1953 года: «В грядущем году я стану не только самым совершенным, но и самым проворным художником в мире».

Однако не в одном проворстве дело. Сальвадор Дали родился и жил на Западе в обществе потребления, где реклама и деньги творят своих звезд и кумиров. Если обратиться к советскому периоду истории России, то нужно сказать, что многие наши писатели жили словно за железным занавесом, и здесь не имело никакого значения личное проворство. Никто и помыслить не мог о рекламе своих произведений. Государство само определяло рейтинг гениальных и талантливых. Обо всем этом смешно даже говорить. Сальвадор Дали же мог бесцензурно, без всякого страха за собственную жизнь, писать:

«Каждое утро при пробуждении я испытываю высочайшее наслаждение, в котором лишь сегодня отдаю себе отчет: это наслаждение быть Сальвадором Дали, и в полном восхищении я задаю себе вопрос: какими еще чудесами он нынче подивит мир, этот Сальвадор Дали?» (6 сентября 1953 г.).

Художник беспрепятственно проявлял свою манию величия, и не только проявлял, но и успешно реализовывал, к врожденному дару он прибавлял почти гениальную проворность. «Жить ─ это прежде всего участвовать», ─ пишет он в дневнике. Это значит ─ не сидеть сложа руки, не ждать, когда тебя заметят и оценят, как это свойственно многим российским интеллигентам.

Дали ─ высокопрофессиональный менеджер, рекламный агент самого себя, зазывала на улице и гид на выставке. Он постоянно устраивает «информационные оргии», чтобы привлечь к себе внимание и в очередной раз оповестить мир о существовании гения Дали. В доказательство приведу пространную выдержку из дневника (отмечу, что Дали свойственно говорить о себе в третьем лице):

«1958-й год. Сентябрь. Порт-Льигата.

Трудно удерживать на себе напряженное внимание мира больше, чем полчаса подряд. Я же ухитрялся проделывать это целых двадцать лет, и притом каждодневно. Мой девиз гласил: «Главное, чтобы о Дали непрестанно говорили, пусть даже и хорошо». Двадцать долгих лет удавалось мне добиваться, чтобы газеты регулярно передавали по телетайпам и печатали самые что ни на есть невероятные обо мне известия.

Париж. Дали выступает в Сорбонне с лекцией о «Кружевнице» Вермеера и своем «Носороге». Он прибывает туда на белом «роллс-ройсе» набитом кочанами цветной капусты и, приветствуемый вспышками бесчисленных фотокамер, сразу же проследовал в главную аудиторию Сорбонны, дабы, не теряя ни минуты, начать свое выступление. Публика, дрожа от нетерпения, ждала от меня эпохальных откровений. И я не обманул ее ожиданий. Я заранее решил приберечь для Парижа самые свои сногсшибательные заявления ─ ведь Франция недаром снискала себе репутацию самой разумной, самой рациональной страны мира. Я же, Сальвадор Дали, происхожу родом из Испании ─ самой что ни на есть иррациональной и мистической страны, которая когда-либо существовала на свете... Это были мои первые слова, и они потонули в бешеных рукоплесканиях ─ никто так не чувствителен к комплиментам, как французы. Разум же, продолжил я, никогда не является нам иначе, как в ореоле радужного тумана, окрашенного во всевозможные оттенки скептицизма, которые он, то есть разум, всячески стремится рационализировать, свести к коэффициентам неопределенности, ко всяким гастрономическим изыскам в прустовском стиле, неестественно желеобразным на вид и непременно с душком. Вот почему так полезно и даже просто не обходимо, чтобы испанцы вроде нас с Пикассо время от времени появлялись в Париже, дабы дать возможность французам воочию увидеть сочащийся кровью кус натуральной, сырой правды.

Тут, как я и ожидал, в публике началось совершенно невообразимое. Я понял, что победа за мной!..

Париж. На Монмартре, прямо напротив мельницы «Ла Галетт» Дали, стреляя из аркебузы по гравировальному камню, создает свои иллюстрации к «дон Кихоту». «Обычно ─ заявляет он, ─ мельницы делают муку ─ я же собираюсь из муки делать мельницы». Заполнив мукою и смоченным типографской краской хлебным мякишем два носорожьих рога, он с силой выстреливает всем этим и выполняет свое обещание.

Мадрид. Дали произносит речь, где приглашает Пикассо вернуться в Испанию. Начинает он со следующего заявления: «Пикассо испанец ─ и я тоже испанец! Пикассо гений ─ и я тоже гений! Пикассо коммунист ─ и я тоже нет!»…

Париж. Дали продефилировал через весь город во главе процессии, несущей батон хлеба пятнадцатиметровой длины. Хлеб был торжественно возложен на сцену театра «Этуаль», где Дали выступил с истерической речью о «космическом клее» Гейзенберга.

Барселона. Дали и Луис Мигель Домингин решили устроить сюрреалистический бой быков, в конце которого вертолет, наряженный Инфантою в платье от кутюр, унесет в небо жертвенного быка, который далее будет сброшен на священной горе Монсеррат и растерзан кровожадными грифами. Тем временем Домингин на импровизированном Парнасе увенчает короною голову Гала, одетой Ледою, а у ног ее выйдет голым из яйца Дали.

Лондон. В планетарии воспроизвели расположения звезд на небосводе ПортЛьигаты в момент рождения Дали. Согласно заявлению его психиатра, доктора Румгэра, Дали возвестил, что они с Гала воплощают космический и величественный миф о Диоскурах (Касторе и Полидевке). «Мы, Гала и я, являемся детьми Юпитера».

Нью-Йорк. Дали высадился в Нью-Йорке, одетый в золотой космический скафандр и находясь внутри знаменитого «овосипеда» его собственного изобретения ─ прозрачной сферы, нового средства передвижения, основанного на фантазмах, вызываемых ощущениями внутриутробного рая.

Никогда, никогда, никогда, никогда ни избыток денег, ни избыток рекламы, ни избыток успеха, ни избыток популярности не вызывали у меня ─ пусть даже хоть на четверть секунды ─ желания покончить жизнь самоубийством... Совсем наоборот, мне это очень даже нравится. Вот как раз совсем недавно один приятель, который никак не мог понять, как это весь этот шум не приносит мне ничуточки страданий, явно выступил в роли этакого искусителя, спросив меня:

─ Неужто же такой ошеломляющий успех и вправду не доставляет вам никаких страданий?

─ Никаких!

Уже с просительной интонацией:

─ Ну хотя бы какое-нибудь легкое нервное расстройство... (На лице было написано: «Ну пожалуйста, что вам стоит»).

─ Нет! ─ категорически отмел я.

После чего, зная о его неслыханном богатстве, добавил:

─ Дабы доказать вам свою искренность, могу тут же, не моргнув глазом, принять от вас 50000 долларов».

Там же, в дневнике он пишет: «Еще в отрочестве узнав о том, что Мигель де Сервантес, так прославивший Испанию своим бессмертным «Дон Кихотом» сам умер в чудовищной бедности, а открывший Новый Свет Христофор Колумб умер в не меньшей нищете, да к тому же еще и в тюрьме, ─ так вот, повторяю, узнав обо всем этом еще в отроческие годы, я, внимая благоразумию, настоятельно посоветовал себе заблаговременно позаботиться о двух вещах:

1. Постараться как можно раньше отсидеть в тюрьме. Это было своевременно исполнено.

2. Найти способ без особых трудов стать мультимиллионером. И это тоже было выполнено».

Дали просто обожал золото, оно было его манией. Он носил на шее золотой слиток ─ расставание с золотом приносило ему страдания. И все его эпатажные выходки помогали ему на расставаться с ним.

б) «Десять наставлений тому, кто хочет стать художником».

«Если бы я не работал, что бы я делал здесь, на земле? Скучал бы, как устрица. Поэтому я терпеть не могу устриц».

Сальвадор Дали.

Все же, как себя не рекламируй, тебя никто не заметит, если у тебя нет способностей. Но и одних способностей мало. Нужна работа, огромная работа, лишь тогда ты сможешь заработать и оставить след в памяти людей, кем бы ты не был ─ художником или сантехником. Человек никогда не будет жить хорошо, если все время будет пытаться заработать, что называется, на халяву.

«Мир часто судил о Дали по тому, что читал о нем в газетах и журналах. А те зачастую давали представление о нем как о, мягко говоря, странном человеке.

Но это же совершенно неверно. В противоположность тому, что можно было бы о нем подумать, если судить по публикациям в прессе, Дали являлся человеком мыслящим, скрупулезно и долго работавшим над своими картинами. Он обладал большим запасом терпения и мог провести целый день, выписывая на холсте какую-нибудь деталь. У Дали был вкус к работе, причем к упорной, и желание придать ей завершенность, что, на мой взгляд, отличает его от многих современных художников. Дали был великим тружеником...», ─ так писал Пьер Аржилле.

«Он был человеком живым, ─ продолжает Аржилле, ─ веселым и отличался стопроцентной честностью. Он всегда говорил только то, что думал, хотя это порой производило на окружающих странное впечатление, даже эпатировало их. Но ему не было дела до их мнения. Для меня это является образцом свободы. Был он прав или нет ─ он говорил то, что думал. Должен особенно подчеркнуть: художник не был злым. Напротив, я его помню предельно доброжелательным и незлопамятным. Злые люди глупы. У него на злобу не было даже времени ─ он всю жизнь проработал, работал много и легко. Знаете, без труда, без огромного труда нельзя достичь того уровня, которого добился Дали. Он писал что хотел и как хотел, и это доставляло ему удовольствие. Бывают живописцы, работающие тяжело, туго, и картины у них получаются вымученные. У Дали всегда был миллион идей, он ими сыпал как из рога изобилия. Мне самому с ним было легко, весело и приятно работать, это даже не было похоже на труд, одно сплошное удовольствие…».

Дали был трудягой, работал с утра до ночи ─ собственно говоря, работал всегда. Это качество проявилось у него еще с детства и осталось на всю жизнь. Когда Дали учился в Академии, сверстники его считали ретроградом, человеком без темперамента (его приняли «за своего» лишь после того, как случайно увидели его работы, выполненные в стиле кубизма»). На самом же деле он требовал от себя академической выучки, получив которую он мог экспериментировать и выстраивать свой, новый метод (этот метод, напомню, был назван впоследствии «параноидально-критическим»).

Вспоминает Кристина Альбаретто, крестница Дали:

«Ребенком я очень любила смотреть, как работал мой крестный отец, великий Сальвадор Дали. Вдохновение являлось к нему внезапно. Помню его горящий, почти магнетический взгляд, его загнутые кверху усики, его эксцентрическую манеру одеваться. Сидя в мастерской, я тоже пыталась что-то рисовать. Но чаще всего мыла его кисти ─ очень хотелось быть ему полезной. И в то же время требовала, чтобы мне за это платили. Он не отказывался и все норовил расплатиться со мной каким-нибудь рисунком, но я хотела только песеты. А еще он дарил мне подарки ─ помню, однажды преподнес детеныша оцелота, я назвала его Бабу, он жил у нас очень долго, и сегодня по дому родителей бродят его потомки ─ три огромные пятнистые кошки. Они тоже напоминают нам о Сальвадоре Дали, гении, который был нашим большим другом...

Ему нравилось играть со мной, ─ продолжала свой рассказ Кристина. ─ Может быть, он любил меня, как любил бы собственную дочь, если бы она у него была. Мы вдвоем ходили купаться в заливчик недалеко от его дома, и Дали вместе со мной карабкался на надувной матрасик. Если мне покупали новую игрушку, я старалась спрятать ее подальше ─ мой крестный отец очень любил игрушки и часто крал их у меня. Он был такой, Дали, ─ очень похожий на капризного ребенка. Уже тогда весь мир воспринимал его как гения, экстравагантного клоуна, а для меня многие годы он был незаменимым товарищем по играм».

Большинство художников поглощено только живописью, и в жизни они молчуны. Они говорят только кистью и красками. А есть художники, которым мало выразиться на своих полотнах, им подавай кафедру. Это учителя по натуре. Проявил себя в этой области и Сальвадор Дали. Надо сказать, очень неплохо проявил ─ его словам следовало бы внимать многим художникам, да и не только художникам.

Итак, «десять наставлений тому, кто хочет стать художником», сформулированных Дали в книге «Пятьдесят секретов магического искусства»:

1. Художник, лучше быть богатым, чем бедным; научись работать кистью так, чтобы из-под нее рождались золото и драгоценные камни.

2. Не бойся совершенства: тебе никогда не достичь его!

З. Перво-наперво научись писать и рисовать, как старые мастера. Потом сможешь писать так, как хочешь, все будут уважать тебя.

4. Не теряй глаз, руку, ни тем более голову, если станешь художником, они пригодятся тебе.

5. Если ты из тех, кто считает, что современное искусство превзошло искусство Вермеера и Рафаэля, не берись за эту книгу и пребывай в блаженном идиотизме.

6. Не будь небрежен в живописи, иначе после твоей смерти живопись сама пренебрежет тобой.

7. У лени шедевров нет!

8. Художник, рисуй!

9. Художник, не пей спиртного и за всю свою жизнь не кури гашиш более пяти раз.

10. Если живопись не полюбит тебя, вся твоя любовь к ней будет безрезультатна.

И еще несколько советов:

«Свою книгу «Пятьдесят секретов магического искусства» я начал так: «Ван Гог отрезал себе ухо. Прочти эту книгу прежде, чем сделать то же самое».

Не старайся идти в ногу с современностью, от времени никуда не денешься. Все мы, что бы ни вытворяли, поневоле современны...».

Что тут говорить, если некоторые современные художники придают значение только выражению своей воли, личности и своего темперамента, предъявляя вместо своих полотен себя, как произведение искусства.

Сам Дали всегда действовал в стопроцентном соответствии своими советами. Его книги ему самому служили учебниками.

«Сальвадор Дали ─ художник универсальный, он проявил себя практически во всех видах творчества. Не все черты его искусства могут быть одинаково приемлемы всеми. Но нельзя отрицать то, что, несмотря на все экстравагантные выходки и шокирующие художественные декларации Дали, его творчество оставалось верным определенным принципам. Выработанная им мифология распространилась на все проявления уникальной личности художника. Дали утверждал преимущество бесконтрольной игры ассоциаций, хотя каждое его произведение было тщательно спланировано...» (Е. Гордон. «Советская Культура», 14 апреля 1988).

Сальвадор Дали и художник, и литератор, и сценарист. Его книгу «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим» читаешь, словно детективный роман. Все события переплетаются, реальность неотделима от вымысла, но не поверить в вымысел очень трудно, даже в явный ─ настолько реально он описан, словно Дали и не придумывал ничего. А может быть и не придумывал? Он многое переживал в своих фантазиях, а потом воплощал это в своих полотнах и книгах. Одно несомненно: к Дали со стопроцентной уверенностью можно прикрепить утверждение ─ талантливый человек талантлив во всем.

6. Дали после смерти Гала.

Смерть, приходи! Но приходи незаметно, так, чтобы я не расслышал твоих шагов, а то удовольствие от сознания предстоящего ухода в другой мир придаст мне силы пожить еще.

Сальвадор Дали.

Гала скончалась 10 июня 1982 года. Алексей Медведенко передал для газеты «Советская культура» из Мадрида следующую информацию:

«Дали был намерен исполнить последнюю волю жены: похоронить ее в Пуболе, находящемся в 80 километрах от Порт-Льигаты, в замке, в свое время по даренном Дали своей возлюбленной. Однако древний испанский закон, изданный во времена эпидемии чумы, запрещал перевозить тело без разрешения властей. Дали ради Гала идет на нарушение закона. Обнаженное тело покойной завернули в одеяло и положили на заднее сиденье «кадиллака». За руль садится водитель Артуро. Их сопровождает сестра милосердия. Договорились, что, если их остановит полиция, они скажут, что Гала умерла по дороге в госпиталь. Знаменитый «кадиллак» Дали, свидетель многих счастливых путешествий по Франции и Италии, превратился в катафалк. Через час с небольшим он доставляет покойную в Пуболь. Там уже было все приготовлено для погребения. Гроб с прозрачной крышкой с телом Гала был погребен в склепе замка 11 июня в шесть часов вечера в присутствии самого Дали и немногочисленных слуг…».

Сальвадор Дали пережил Гала на 7 лет. В своем одиночестве он написал всего одну ─ и то очень слабую ─ картину. Она называлась «Мы придем позднее, к пяти часам» (1983). Вместе с Гала от Дали ушло и вдохновение. Психологическое состояние его было ужасным.

Дали навсегда оставил Порт-Льигату и поселился в Пуболе. Испытывая муки сам, Дали мучил и других. Однажды после бессонной ночи он решил больше не вставать с постели и не есть. Его пытались кормить насильно, он вырывался, кричал, разгонял врачей и прислугу. Его вес уменьшился до 46 килограммов. Иногда он пытался брать в руки кисть, но тут же бросал ее. И за все это время ни разу не произнес имя Гала, хотя, по всей вероятности, думал только о ней. Дали сознательно разрушал себя.

30 августа 1984 года таинственным образом произошел пожар (а может быть, виной тому всего лишь короткое замыкание электропроводки). Личный секретарь Дали нашел художника на полу рядом с кроватью и вытащил его из объятой пламенем и наполненной дымом комнаты, когда тот уже получил серьезные ожоги правой руки, ног и спины. Дали остался жив, но состояние его стало еще хуже. В барселонской клинике «Эль-Пилар» художнику сделали пересадку ткани. Постепенно Дали пришел в норму. Выйдя из клиники, он отправился в Фигерас, в свой прижизненный дом-музей. Здесь, на своей роскошной и уникальной вилле, художник становится добровольным изгнанником, отказываясь принимать кого-либо. Медсестра, ухаживающая за ним, говорит, что «он давно уже не в своем уме». Журналисты пытаются заглянуть в последние годы его жизни, а то и просто строят догадки.

Вероника Прат писала во французском «Фигаро»: «Пять лет назад Дали еще работал без устали в своем дворце Пуболь, в ателье, где царил невообразимый беспорядок, где стояло чучело льва, валялись диковинные раковины, краски, кисти, холсты, листы плотной бумаги. Нередко он писал несколько картин сразу, переходя от одной к другой, делая точные, мягкие мазки. Но это был уже старик. Однако меня потрясла не сама его старость, а худоба и крупные коричневые пятна на коже лица. Усы подкрашены и подкручены, седые волосы ─ длинные и не очень послушные ─ ниспадали на открытую шею. Гордый и измученный, он не выпускал из рук кисти.

─ То, что я пишу сейчас, ─ самое важное в жизни, самое значительное. Этим картинам суждена долгая судьба. Они имеют вечный смысл.

Затем наступила медленная агония. Художник оказался прикованным к креслу. Он сидел в нем всегда в длинной белой шелковистой робе, с трубкой для питания через нос. Его руки дрожали, словно ему хотелось дотянуться до холста, но он сдерживал себя. Впрочем, после смерти Гала, которую он боготворил, Дали во многом отказывал себе. Он подвергал мучениям себя и тех немногочисленных людей, что были рядом. Мир приобрел тогда для него новое измерение, которое нам незнакомо. Он жил во власти видений иррациональных, на грани безумия...».

Луи Пауэлс в том же «Фигаро» описал свою последнюю встречу с Сальвадором Дали:

«Боже мой, я не видел Дали 18 лет! В кресле передо мной сидит высохший старик... Дали заговорил, звуки исходят откуда-то из глубины тела. Слова звучат неразборчиво.

─ Душа бессмертна...

Мы обмениваемся еще несколькими короткими фразами. Дали дает мне свою холодную руку, и я понимаю, что пора расставаться. Он безучастно смотрит на то, как мы уходим. Его большая белая блуза скрывает тело, с которым Дали не желает больше знаться.

─ Моя душа, мой разум уже покинули его, ─ говорит мне угасающий старик, экстравагантность которого десятилетиями будоражила людей.

И вдруг он припомнил, как лет двадцать тому на зад я читал ему строки из Блан де Сен-Бонне: «Однажды миры растворятся, и останутся лишь души. И земной человек превратится в негаснущую звезду, которая будет вечно горсть на небе».

─ Так и будет, ─ негромко говорит Дали нам вслед».

23 января 1989 года Сальвадор Дали умер в возрасте 84 лет. Он завещал похоронить себя не рядом со своей сюрреалистической Мадонной, в усыпальнице Пуболь, а в городе, где он появился на свет, в Фигерасе. Набальзамированное тело Сальвадора Дали, облаченное в белую тупику, похоронили в музее-театре Фигераса, под геодезическим куполом.

7. Россия и Дали.

В молодые годы Дали привлекала революционная Россия. Она была для него «притягательной и таинственной страной», как и ее лидеры, которых он включил в свою сюрреалистическую иконографию. В 1931 году художник создал картину с характерным для него и непочтительным для коммунистов названием «Видение Ленина на рояле». До этого он носился с идеей написать «лирическую ягодицу Ленина».

Дали всегда мечтал побывать в нашей стране и утверждал: «Глупо враждовать с Россией. Незнание русской истории и культуры, которым на Западе нередко бравируют, ─ признак дурного тона, недостаток культурности. Списывать со счетов русскую культуру просто несерьезно».

Летом 1953 года он предложил своим друзьям и домашним совершить путешествие в Россию. Свое прибытие на яхте к русским берегам Дали виделось так: «...встречать меня выйдут 80 юных девушек. Я немного поломаюсь. Они будут упрашивать. В конце концов, я уступлю и сойду на берег под оглушительный взрыв аплодисментов». Но для Советского Союза Сальвадор Дали был персоной нон грата. Власти долгое время не показывали его картины советским людям, опасаясь за художественную девственность своих граждан: это, мол, их нравы, это, мол, их загнивающее искусство, это, мол, их сумасшедший гений. Нам, разумеется, такие гении не нужны!

Пропаганда от искусства, искусствоведы в штатском клеили ярлыки: «декадентская живопись», «болезненное восприятие мира», «извращенная буржуазная эстетика» и т. д. И долгие годы имя Дали служило у нас неким зловещим символом современного буржуазного лжеискусства.

Впервые выставку работ художника (графика и гобелены, но без всяких живописных полотен) в СССР организовал Аржилле ─ она открылась 15 апреля 1988 года в Музее им. Пушкина. Многие зрители, отравленные многолетним ядом пропаганды, конечно, вздрогнули от ужаса, однако нашлось и немало таких, которые воздали должное художнику ─ главным образом за его неожиданные фантазии, великолепный артистизм и изысканную технику.

О смерти художника в советской прессе было сообщено так:

«Скончался Сальвадор Дали ─ всемирно известный испанский художник. Он умер сегодня в больнице испанского города Фигераса на 85-м году жизни после продолжительной болезни. Дали был крупнейшим представителем сюрреализма ─ авангардистского направления в художественной культуре ХХ века, бывшего особенно популярным на Западе в 30-е годы. Сальвадор Дали был членом испанской и французской академий художеств. Он ─ автор многих книг, киносценариев. Выставки произведений Дали проходили во многих странах мира, в том числе не давно ─ в Советском Союзе».

Затем появились небольшие заметки типа «Дали умер, Дали жив» в газете «Советская культура» с невинным признанием, что «после его смерти появилось много добрых, честных статей. Многие полюбили Дали, поняли его значительность и человечность».

Сальвадора Дали наконец-то заметили и отметили в СССР. Но ведь незадолго до того, в конце 1988 года, умер другой великий каталонец, Хоан Миро, «самое красивое перо на шляпе сюрреализма», как назвал его Бретон. О нем в советской печати ни слова. Судя по всему, в тот период хватило пороху на признание одного Сальвадора Дали. Его одного с трудом переварили, а тут еще какой-то Хоан Миро.

После распада СССР наступили совсем иные времена. Коммунистическая партия перестала играть роль идеологической силы, подавляющей инакомыслие и инаковкусие. Все запреты и табу разом рухнули, и на этих берегах неограниченной свободы Сальвадор Дали предстал уже во всем своем блеске и сумасшедшем великолепии. Стали появляться в печати статьи и исследования о некогда запретном художнике, издаваться его книги и альбомы с картинами. Сальвадору Дали прекратили вменять в вину «реакционные представления о бессмысленности бытия».

В конце лета 1994 года в Центральном доме художника прошла выставка-продажа «Dali без границ». У касс выстроились длинные очереди москвичей и гостей столицы, несмотря на высокие цены билетов. Пришедшие на выставку с жадным любопытством и удовольствием взирали на присланные дары. Всем надоело ясное и чистое искусство социалистического реализма, всем вдруг захотелось чего-то остренького, и Сальвадор Дали со своими картинами ─ безумными снами и видениями ─ был весьма кстати.

Различные предметы, не представляющие особой ценности, но связанные с Дали ─ оттиски, копии, афиши, отпечатки на шелке, ковры, «сюрреалистические объекты», портреты художника и прочее, ─ все было раскуплено вчистую. Сальвадор Дали вошел в массовое сознание россиян. В конце ХХ века русские интеллигенты стали бредить Дали, как в 50-60-е годы упивались Хемингуэем. По этому поводу даже появилась газетная заметка «Дали беспредела» в рубрике «Затемнение».

В заметках «Сюр» Андрей Вознесенский писал:

«Молодая Москва становится в очередь на Дали...

«Сюр» зеркально читается как «рюс». И тогда, когда возникло это самое креативное сердцевинное движение века, Россия была проблемой для мира. Она восхищала, ужасала, как и сейчас, кто с сочувствием, кто с презрением, но все обсуждают нас. И на всех композициях присутствует Россия в образе его русской жены Гала, в виде ее профиля, улыбки, взгляда. Нос Гоголя принюхивается к носу парфюмерного флакона.

Испания и Россия ─ два симметричных окончания Европы, у них много общего в менталитете, в понимании поэзии и живописи как религии.

Рюс ─ сюр...» («Известия», 4 августа 1994).

«Вот уже пятьдесят лет я развлекаю человечество», ─ когда-то написал Дали. Развлекает и по сию пору и будет развлекать дальше, если не исчезнет человечество и не погибнет под техническим прогрессом живопись.

8. Литература.

1. Ю. А. Безелянский «Улыбка Джоконды», 1999 г.

2. Н. А. Ионина «Сто великих картин», 2000 г.

3. Энциклопедия Аванта. Том 7, часть 2, 1999 г.

4. М. А. Лифшиц «Искусство и современный мир», 1978 г.

5. С. Дали «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим», журнал «Ино-
странная литература», №12, 1991 г., №5, 6, 8, 9, 1992 г.

6. А. М. Дали «Сальвадор Дали глазами сестры», журнал «Дружба народов», №8, 9,
1999 г.

7. М. Бусев «Реальность и сверхреальность Сальвадора Дали», журнал «Юный
художник», №7, 1993 г.

8. О. Кандауров «ГАЛАктика Сальвадора Дали», журнал «Наука и религия»,
№3, 4, 7, 1995 г.

9. А. Генис «Модернизм как стиль ХХ века», журнал «Звезда», №11, 2000 г.

10. А. Петряков «Дали ─ литератор», журнал «Звезда», №5, 2004 г.