Реферат: Реформы Петра: "герой" или "антихрист". Общественная мысль и мыслители XVIII века. Развитие науки и российское Просвещение

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. ДРАГОМАНОВА

РЕФЕРАТ

ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ

НА ТЕМУ:Реформы Петра: “герой” или “антихрист”. Общественная мысль и мыслители XVIII века. Развитие науки и российское Просвещение

Выполнила студентка 33 группы

Перетятько Алина

Киев 2009

Реформы Петра: “герой” или “антихрист”

В истории России на всем ее протяжении вряд ли найдется период спокойного и гармоничного развития. Обуреваема политическими раздорами, войнами и усобицами, она стремилась к некоему совершенству, которое, как горизонт, все отодвигалось по мере достижения каких-либо результатов. Но XVIII век в сравнении с прошлыми наполнен самыми бурными событиями и переменами, намного вперед предопределившими условия существования государства и его культуры. В этот период Россия совершила огромный рывок из средневекового своего состояния на уровень европейской культуры Нового времени, рывок, который не был результатом постепенного развития различных сторон культуры во взаимодействии друг с другом, а насильственно и жестоко осуществлен могучей и властной рукой Петра.

Ф. Я. Алексеев. Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости. 1794 год

Путь развития русской культуры уже вполне сформировал разделение общества на сторонников привычной старины, традиций, считающих свои привычки единственно правильными, и реформаторов, радеющих о движении к неведомым, но желанным переменам. Петр I (1672—1725) — олицетворение перемен, таких, которые, по мнению писателя и историка М. П. Погодина (1800—1875), не только наложили отпечаток на все без исключения стороны жизни в России, но и сохранились в ней, создав совершенно иной образ жизни, иной не по форме — по глубочайшей своей сути.

Погодин перечислил те изменения, которые надолго сохранились в жизни российского общества: новый календарь, предложивший начать отсчет лет от Рождества Христова, а не от сотворения мира, как было принято прежде; новый шрифт для печати книг, созданный Петром и им же собственноручно вырезанный; появление газет, новых форм светской жизни (ассамблеи), фасонов одежды и мундиров в армии и штатской службе. Были созданы новые виды военной и штатской службы, способы управления обществом, изменилось территориальное деление государства, многие отрасли промышленности, тяжелой и легкой, “место в системе европейских государств... Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство; садоводство, виноделие, торговля, внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академии...” [245, с. 341, 342]. Погодин также замечает, что нет практически ни одной проблемы в культуре и XVIII века, и последующего времени, над которой не возвышалась бы “колоссальная фигура” Петра, бросающая “длинную тень на все наше прошедшее” и простирающая руку над всем настоящим.

Но фигура Петра возвышается не только над теми сторонами российской культуры, которые ввели Россию в состав европейских государств и без которых не мыслится существование цивилизованного общества, но и над теми, которые усилили и даже закрепили бесправие отдельного человека перед государственной машиной, осуществляющей террор, уничтожающей одну часть общества во имя процветания другой, над тем клубком противоречий, который, пожалуй, отзывается в отечественной государственности и до настоящего времени. Жестокость, насильственное внедрение всех нововведений, категоричность, реформы церкви, поставившие ее в окончательную зависимость от государственности, бурные “всепьянейшие соборы”, ассамблеи с чуждыми знатным людям правилами — все это превращало Петра в глазах современников в “антихриста”.

Россия вошла в XVIII век с огромным грузом наболевших проблем и противоречий. Еще в прошлом веке Россия вплотную подошла к необходимости реформ, но тогда не было человека, способного их осуществить. Таким человеком стал Петр I. Сам сотканный из противоречий, он был во многом под стать веку. В нем сочеталось неумеренное буйство с желанием подчиняться по службе тем, кто был старше и мудрее: он, пожалуй, единственный из царей, “находясь при своей армии, до сих пор (1705 год.— А. Б. )не является ее начальником, он состоит только капитаном бомбардирской роты и несет все обязанности своего звания”, — писал английский посол Ч. Уитворт [8, с. 35]. Он был ярым (и яростным) сторонником просвещения, но насаждал его такими мерами, которые просвещенными никак невозможно назвать. Он был отчаянным патриотом, служение отечеству ставил превыше всего, и он же стал человеком, благодаря которому в Россию хлынула западная культура. В том, что это было необходимо, нет сомнения, но масштабы этого явления, по мнению многих, превышали самую необходимость. Царь желал быть для своих подданных примером ревностного служения обществу и одновременно поощрял столь буйное пьянство, что и европейцы тому дивились. Но именно этот человек смог ввести Россию в круг европейских держав, придать ей значение и вес в глазах Европы не только своими просторами и богатствами, но и своими техническими, научными, художественными достижениями.

Давайте же взглянем на сущность тех реформ, которые задумал и осуществил Петр I, создав принципиально новый облик России. Известно выражение, согласно которому он “сочинил российский народ”. Во всяком случае, пожалуй, первым деянием Петра, составляющим существенную сторону всех его реформ, было создание империи, принципиально иного государственного устройства, при котором наиважнейшим, священным становится служение государственным интересам, обязательное и для подданных, и для самодержца. Поэтому Петр, не рисуясь, бесхитростно состоял в армии капитаном бомбардиров, при строительстве флота считал для себя обязательным выполнять приказания адмирала и требовал такого же неукоснительного служения своему делу решительно от каждого. Петр считал, что ради государственных интересов можно пренебречь не только сочувствием к отдельному человеку, но и нормами морали.

Самыми первыми были реформы армии. Они коснулись способа набора рядовых: прием желающих, “волонтеров” и рекрутирование в армию крестьян. Государству нужна была постоянная и хорошо обученная армия, что доказали многие баталии, победы и поражения этого времени. В армию рекрутировался один человек от 20 дворов, причем если он убегал, то за это отвечали по принципу круговой поруки все эти 20 дворов, а также его родственники, обязанные в замену беглого выставить другого рекрута.

Обучаясь, солдаты не только приобретали необходимые воинские навыки, у них воспитывали чувство ответственности, верность долгу, инициативность, соблюдение не палочной, а сознательной дисциплины. Петр разработал и ввел уставы и присягу, или “обещание всякого воинского чина людям”. Как справедливо отмечает Е. Анисимов, такую присягу впоследствии приносили и Суворов, и Кутузов, и Лермонтов, и Лев Толстой. Помимо реорганизации армии, именно Петру Россия обязана созданием флота.

Другие реформы коснулись промышленности, и Петр добился практически полной централизации экономики. Государство монополизировало в области промышленности новую отрасль по добыче железной руды, развитие металлургического производства. Появились новые промышленные территории, распространяясь на Урал и далее, управление ими оказалось всецело в руках государства. Развивается и легкая промышленность — производство парусины, канатов, а затем сукна и других ранее ввозимых товаров, создаются мануфактуры — также объект внимания Петра. Торговля тоже постепенно становится сферой государственной деятельности, а не предметом частного предпринимательства. Как и многое иное, эти действия вызвали следствия не только позитивного характера. Монополия государства на торговлю многими товарами сократила частную инициативу купцов, иных вовсе разорила, затормозив на долгие годы развитие купечества в России. Однако это помогло пополнить государственную казну, что в свою очередь позволило развивать науки, образование, строить города и содержать образцовую армию. Петр предпринял территориальное деление России на губернии, что дало возможность “сосредоточить административную, судебную, а главное, финансовую власть в руках представителя царя — чиновника высокого ранга, каким был губернатор” [8, с. 147]. Со временем для управления губерниями и наиболее полного и оперативного осуществления самодержавия был создан Сенат, просуществовавший до 1917 года. Развитие бюрократической системы, стремившейся точно определить место каждого в государственной машине и его обязанности, увенчалось Табелью о рангах. Петр уподобил государство армии, введя в нем иерархическую систему отношений и даже принятие присяги.

Так, начав с создания новой армии, Петр последовательно охватил новшествами все стороны государственной жизни: построил флот и сделал его победоносным, преобразовал городскую жизнь так, чтобы одновременно дать место купечеству и не потерять в количестве взимаемых налогов; создал систему образования, которая смогла отвечать нуждам развивающегося государства. Новая форма административного деления России способствовала оперативности в решении множества проблем на огромной территории государства. Чтобы иметь более полную возможность контролировать любую сторону российской жизни, Петр ввел фискальную службу, обязанную выявлять все формы неподчинения государству, всяческие “бунташные” настроения, “над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, также в зборе казны и протчаго” [125, с. 316] и карать людей, замешанных даже в разговорах, осуждавших царя и его реформы.

Можно со всей определенностью сказать, что благодаря деятельности Петра Россия как бы вырвалась из оков медленного и постепенного движения, обрела свое место рядом с европейской культурой, но сделала это лишь путем еще большей потери свободы, чем это было в прошлые века. Как бы ни были противоречивы пути русской культуры при Петре и особенно впоследствии при императрицах, Россия уже не была прежней, раздробленной, ищущей выхода из внутренних усобиц и военных конфликтов. Конечно, и в XVIII веке военных конфликтов было достаточно, но они уже имели иное качество и иные цели.

Общественная мысль и мыслители XVIII века

Если личность Петра I соединила в себе множество типичных для своего времени противоречий, то российская действительность именно в это время как бы выплеснула наружу все, что в ней копилось веками. Уже в период раскола и смуты стало заметно, что одна часть российского населения тяготеет к новому (и это была меньшая часть), другая же — стремится удержать прошлое, вернуться назад, к привычной старине, “древлему благочестию”. После Петра I это деление стало очевидным. На одном полюсе стоит Михаиле Ломоносов с его верой в то, что “науки юношей питают, отраду старцам подают”, на другом — героиня пьесы Д.Фонвизина, госпожа Простакова: “Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить”. Столь же противоположным было и отношение к самодержавию: А. Сумароков считал, что “самодержавие — России лучшая доля...” [152, с. 8], в то время как А. Радищев полагал, что “самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние” [253, т. 2, с. 282].

При Петре I обострились и без того серьезные разногласия церкви и государства. Церковь еще пребывала в состоянии средневекового отношения с миром, поэтому во многом тормозила прогресс развития страны. И здесь одна часть верующих стремилась к тому, чтобы не разрушить средневековый уровень существования церкви и веры, “древлее благочестие”, опираясь на традиции, другая — пыталась расчистить дорогу новому, в основном ориентируясь на западную культуру, третьи же искали путь компромисса между ними. Уже в эту пору в системе религии и церкви и в обществе закладываются основания для резких будущих противоречий между славянофилами и западниками. Однако в ту пору еще нет возможности категорически отнести какие-либо взгляды к определенной системе, поскольку трудно было найти столь цельное мировоззрение, которое бы вместило либо все только позитивные аспекты своего времени, либо — только негативные. Чаще всего мы сталкиваемся с причудливым соединением того и другого. Например, один из сторонников преобразований Петра, экономист и публицист И. Т. Посошков (1652—1726), выходец из среды крестьян и ремесленников, признавая, что в западных науках можно почерпнуть множество знаний, тем не менее выступал ярым врагом светского знания (он говорил, что Коперник — богу суперник), негодовал по поводу музыки и особенно почтовой связи с иностранными государствами; считая самодержавие наилучшей формой правления, он в то же время требовал от царя “беречи” крестьян [152]. А ближайший соподвижник Петра, Феофан Прокопович (1681 — 1736), хотя и был монахом, участвовал в проектах многих реформ, слыл европейски образованным человеком, явным сторонником не только религиозного, но и светского знания. Во время своих проповедей он прославлял царя, его деяния, основываясь не на идее богоданности, а на личных качествах самодержца, на его жизни, которую он, Феофан Прокопович, полагал образцовой, заслуженной своими трудами. Эта мысль о том, что лишь собственные заслуги, “труды” должны отличать человека и гражданина также связаны со временем петровских реформ.

Ю. М.Лотман замечал, что главной общественной идеей этого времени, отмеченной и в высказываниях Петра, и в проповедях Феофана Прокоповича, было представление о том, что “все “общенародие”, во главе которого стоит сам император, трудится. Патриотизм определяется двумя словами: “труд” и “общенародие” [181, с. 236]. Противниками этой идеи и реформ Петра, по словам Прокоповича, были бояре, долгобородые, “кои по тунеядству своему ныне не в авантаже обретаются”. Идея труда как идея власти, как героическое начало прославляется у Г. Р. Державина:

Оставя скипетр, трон, чертог,

Быв странником, в пыли и поте,

Великий Петр, как некий Бог,

Блистал величеством в работе.

[Там же, с. 237]

Государству трудящемуся, строящемуся, как город, как флот, как общество, нужны были люди, обладающие знаниями, умениями и сметливостью. Государство Петра ставило себе цели развития образования до уровня европейского.

Развитие науки и российское Просвещение

Может быть, наибольшее значение с точки зрения культурного развития России имели реформы в области образования. Петр I понимал, что без образования, без профессионально подготовленных людей невозможно возвысить Россию, поднять ее удельный вес среди других государств и держав. Уже в 1701 году была открыта знаменитая Навигацкая школа, затем и Артиллерийская школа, где преподавание математики, астрономии, геодезии, инженерного дела заняло главное место. Армии и флоту были нужны обученные офицеры; обширное военное и гражданское строительство требовало людей, владевших техническими знаниями. Позже, в 1707 году открывается Медицинское училище, а в 1712 году — Инженерная школа. В городах, особенно в губернских, появились “цифирные” школы, где обучали арифметике и началам геометрии, преподавали здесь выпускники Навигацкой школы. Молодых людей отправляли за границу, вернувшись, они сдавали экзамены по навигации и фортификации, часто в присутствии царя.

С открытием школ появляется и обширная учебная литература: “Арифметика, сиречь наука числительная” Леонтия Магницкого (1669—1739), в которой помимо теоретических сведений давались чисто практические советы, например, как определить глубину колодца, высоту стен и так далее. Эту книгу М. В.Ломоносов назовет “вратами своей учености”. В 1708 году новым шрифтом была отпечатана “Геометрия славенски землемерие”, излагавшая труд немецкого ученого, переведенный генералом Я. В. Брюсом. В 1717 году выходит книга “Юности честное зерцало”, авторство которой приписывают самому Петру I, хотя известно, что в ее создании принимали участие писатель и переводчик Гавриил Бужинский и тот же Брюс. Книга предназначалась для воспитания хороших манер у детей (отроков) дома и в кругу других людей. В начале книги были азбука и упражнения для чтения, но главную часть составляли советы и практические рекомендации. Первый раздел создавал образ учтивого и трудолюбивого человека, отвечающего требованиям времени:

"Всегда время пробавляй в делах благочестных, а празден и без дела отнюдь не бывай, ибо от того случается, что некоторые живут лениво, не бодро, а разум их затмится и иступится, потом из того добра никакого ожидать можно, кроме дряхлого тела и червоточины, которое с лености тучно бывает. Младый отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен, подобно как в часах маятник..."

Или:

"Отрок должен быть весьма учтив и вежлив как в словах, так и в делах: на руку не дерзок и не драчлив, также имеет оный стретившего на три шага недошед и шляпу приятным образом сняв, а не мимо прошедши, назад оглядываясь, поздравлять. Ибо вежливу быть на словах, а шляпу держать в руках не убыточно, а похвалы достойно. И лучше, когда про кого говорят: "он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец", нежели когда скажут про которого: "он есть спесивый болван"...

Второй раздел назывался “Како младый отрок должен поступать, когда оный в беседе с другими сидит”. Отроку говорили:

"Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: в первых, обрежь свои ногти, да не явится, яко бы оныя бархатом обшиты, умой руки, сиди прямо и не хватай первой в блюдо, не жри как свинья и не дуй, чтоб везде брызгало"...

Петр I считал, что не только знания, но и “политес” — этикет, культура поведения должны быть присущи российскому человеку, чтобы он мог с успехом соперничать с европейской учтивостью.

Каждая из реформ Петра открывала в российском просвещении новые горизонты знания. Выходят книги, посвященные различным вопросам промышленности: механике, металлургии, строительству военных укреплений (фортификации), горному делу и многим другим.

Географы и картографы этого времени составили множество карт, а собрание сведений о богатстве недр позволило определить, какими товарами “без вывозу из-за моря обойтись можно” [125, с. 337]. В этот период были открыты залежи угля на Дону, в Кузнецке, нефть в Поволжье. Уголь тогда еще использовали мало, лишь как топливо при выварке соли, а нефть применяли только в медицине.

Бурное развитие науки и образования привело к открытию в 1725 году по инициативе Петра Петербургской Академии наук. В отличие от западных академий, создававшихся на пожертвования, Петербургская Академия была на полном государственном обеспечении. При Академии был создан университет для подготовки научных кадров из русских “младых людей”.

В этот же период вместо буквенных обозначений цифр (“а” — 1, “б” — 2 и т. д.) ввели арабские цифры, появляется новый шрифт для печатания книг, поскольку прежний, церковнославянский был труден и в печати, и в чтении. С 1702 года в России издается печатная газета “Ведомости о военных и иных делах, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах”. Эта газета отличается от единственного органа — рукописной газеты “Куранты” времен Алексея Михайловича тем, что была предназначена для широкого круга подписчиков, публикуя материалы о новых указах, месторождениях, промышленных предприятиях.

В 1719 году открывается первый в России естественноисторический музей “Кунсткамера”, где были представлены различные минералы, изображения и чучела животных, “чудеса”; коллекция музея составлялась по указам правительства доставлять “каменья необыкновенные, кости человеческие и скотские, рыбы, старинное оружие и прочее все, что зело старо и необыкновенно” [там же, с. 339].

Столь бурное развитие просвещения в России требовало своих просветителей, и они явились. Это Феофан Прокопович, М. В.Ломоносов (1711 — 1765), читавший в Академическом университете курс “истинной физической химии”, поэт В. К. Тредиаковский (1703—1768), преподававший красноречие, математик и физик Г. В. Рихман (1711 — 1753), впоследствии погибший от удара молнии во время эксперимента, приглашенные из Швейцарии Леонард Эйлер (1707—1783), будущий петербургский академик, и Даниил Вернулли (1700—1782), один из трех братьев, прославивших свое имя в мировой науке. Русские ученые переводили труды Д. Локка, Ж.-Ж. Руссо и других по самым различным направлениям науки. Трудами Ломоносова был создан Московский университет, в котором в отличие от западных университетов не было богословского факультета.

По этой и другим, вполне типичным для России причинам Московский университет просуществовал недолго: он был закрыт во второй половине XVIII века. История этого университета показывает, что и в кругу науки продолжалось то же противостояние, что и в других сферах действительности. С одной стороны, огромная тяга к знаниям, которая давала возможность выходцам из самой различной среды достигнуть больших успехов, с другой — бедность и трудности учения. Иногда тяжкие условия жизни студентов отвращали их от занятий: Петр, посетивший Морскую академию, увидел, что ученики не ходили в нее “за босотою и неимением дневного пропитания”, другие же “кормились вольною работою” [152, с. 51]. Поэтому ученики убегали, их ловили, возвращали в школы, жестоко наказывали. (И здесь сказалось желание Петра насаждать науки насильственно!) Хотя примеры успешного прохождения всех ступеней академического образования выглядят почти героически, они давали превосходные результаты. Например, академик И. И.Лепехин “десятилетним мальчиком был принят на казенное содержание (12 рублей в год) в гимназию. Здесь он овладел немецким и латинским языками, прошел по ломоносовской программе курс русского языка, изучал математику. По отзывам учителей, Лепехин был “весьма понятен” и имел “особливую перед прочими охоту к учению”. В двадцать лет он был произведен в студенты. После двух с половиной лет обучения в Академическом университете Лепехина послали в Страсбургский университет, где менее чем через пять лет он был удостоен степени доктора медицины, После возвращения на родину Лепехина избирают адъюнктом, позднее — академиком Петербургской академии. Семнадцать лет он заведовал Академической гимназией, которую некогда окончил [там же, с. 67, 68].

Россия, как и другие европейские страны, переживала эпоху Просвещения. Русское Просвещение, имея много общего с европейским, но не во всем совпадая с ним, прошло два этапа в своем развитии. Первый этап был связан с идеей пропаганды знаний, образования, доступного не только дворянству, но и простонародью, о чем мечтал Ломоносов и что в той или иной мере осуществлял не чуждый идей просветительства Петр. На этом этапе русской просветительской мысли сформировалось представление о просвещенном монархе, о правлении, основанном на разуме. И здесь весьма заметно влияние государственных реформ Петра. Идею об ответственности каждого за исполнение им своих обязанностей, о знатности, основанной на этой ответственности, выразил А. П. Сумароков (1717—1777):

Без крылья хочешь ты летети к небесам.

Достоин я, коль я сыскал почтенье сам.

А если ни к какой я должности не годен,

Мой предок дворянин, а я не благороден.

[121, т. 5, с. 374]

Аналогичные мысли звучат и у Державина (1743—1816) почти четверть века спустя:

Блажен народ, где царь главой,

Вельможи — здравы части тела,

Прилежно долг все правят свой,

Чужого не касаясь дела.

[Там же,“Вельможа”]

Но идеи просвещенной монархии, так же, как и идеи общества, построенного на началах Разума, оказались, как и в Европе, иллюзией. Кроме того, в Европе не существовало крепостничества в том виде, в каком оно было и все более усиливалось в России. Возможно, что не все из просветителей видели прямую связь самодержавия и крепостничества, но многие вещи они предчувствовали. Даже умеренный Державин (между прочим, участвовавший в организации подавления пугачевского бунта) писал:

Мучительства и бедных стои[1]

Смушают, потрясают царства

И в гибель повергают трон.

[Там же, с. 388]

Подобные мысли русских просветителей привели к второму этапу развития Просвещения в России, когда особенно сильно звучали голоса А. П. Сумарокова, Н. И. Новикова, Д. И. Фонвизина (1744/ 1745—1792) и особенно А. Н. Радищева.

Как и в Европе, в России усилилась тенденция к критическому взгляду на действительность. Эта критика прозвучала сначала в различных кружках и обществах, возникших во второй половине века. Кружки удовлетворяли потребность мыслящих людей в обмене мнениями, в распространении знаний, в издательской деятельности. Например, появляется “Общество друзей словесных наук” (само название говорит о характере занятий его участников), проникают и распространяются в России масонские ложи, предлагавшие особый, религиозно-мистический выход из тех жизненных драм, в которые были ввергнуты люди, чувствовавшие безысходность отношений между крестьянами и самодержавием. Так, писатель и журналист Н. И. Новиков (1744—1818) вступил в масонскую ложу, желая, по его словам, упражняться “в нравственности, самопознании и исправлении себя” [214, с. 608].

Именно нравственности искал в масонской ложе Новиков, да и другие просветители, бежавшие от двуличной морали светского общества, как об этом написал один из масонов А. М. Кутузов: “Отрицай бога, обманывай искусно, шути остроумно, разоряй своего ближнего, клевещи, злословь... и будешь в их глазах добрым и безопасным гражданином; но воздерживайся от всех сих модных качеств — неотменно заслужишь имя... преопаснейшего человека в обществе” [152, с. 29].

Направление в Просвещении, связанное с именем Н. И. Новикова, стремилось к воспитанию моральных качеств, рассматривало проблемы гражданского облика человека, общественных нравов, законности, долга перед обществом.

Наиболее выдающимся просветителем, ярким и яростным борцом против крепостничества стал А. Н. Радищев (1749—1802), в чьем творчестве соединились философский ум, талант писателя и обличительная сила сатирика. Именно он особенно остро почувствовал и выделил в своих трудах одну из главных проблем Просвещения, характерную и для Европы, и для России,— проблему человека. И если для французских энциклопедистов она звучала как проблема “естественного” человека, то для Радищева это была проблема “гармонизации” человека с его природными отношениями, со всеми элементами среды и “обстоятельствами жизни” [332, с. 82]. Для Радищева главное обстоятельство существования человека — его личная свобода. При этом Радищев лишен идиллических представлений о “просвещенном” монархе, он не был сторонником ни “народного” царя, ни крестьянского бунта. Он полагал, что свободу может принести революция разумных людей: “...Скоро бы из их среды (крестьянской.— А. Б.) исторгнулися великие мужи... но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены” [152, с. 34]. В роли великой просветительницы пыталась выступить и Екатерина II (1726—1796). Она провозгласила задачей просвещения в России создание “новой породы людей”. Предполагалось “преодолеть суеверие веков, дать народу своему новое воспитание и, так сказать, новое порождение...”, о прошлом говорилось с пренебрежением: “Много употреблено иждивения”, но “мало, буде совсем ничего, существительных плодов от того собрано”. Главным недостатком прошлого считалось то, что прежде заботились только об украшении и просвещении разума науками. Но тому, кто не воспитан в добродетелях, просвещение только вредит: “Корень всему злу и добру Воспитание”.

Поэтому необходимо сначала воспитать “новую породу, или новых отцов и матерей”. Отцы и матери воспитают в тех же правилах своих детей, те — своих, “и так следуя из родов в роды в будущие веки”. Это достаточно иллюзорное представление вылилось в конце концов в то, что образование стало сугубо сословным, для дворян предлагались привилегированные кадетские корпуса, “училища для благородных девиц”, для разночинцев— училище при Академии художеств, воспитательные дома в губерниях. Крестьян никуда не принимали, об их образовании ничего не говорилось [там же, с. 68, 69].

На словах программы воспитания, рекомендуемые училищам, были великолепны: запрещалось бить и тяжко наказывать детей, предлагалось находить среди них способных и т. д. Но сочинять теории оказалось легче, поскольку для их внедрения необходимы были способные и любящие свое дело специалисты, а таковых в России было не так уж много, а кроме того, в официальной жизни России после Петра слова стали значить больше, чем дела. Женское образование, которое осуществлялось в Смольном институте благородных девиц, тоже не смогло вырастить “новую породу людей”. В. В. Капнист (1758—1823) в комедии “Ябеда” писал о воспитанницах Смольного института:

Возможно ль дурочку в монастыре с шести

Годов воспитанну почти до двадцати,

Которая приход с расходом свесть не знает.

Шьет, на Давыдовых лишь гуслях повирает.

Да по-французски врет, как сущий попугай.

А по-природному лишь только: ай! да ай!

Возможно ли в жену такую взять мне дуру!

[152. с. 75]

При Екатерине II стало особенно заметным стремление выдавать желаемое за действительное. Можно сказать, что два великих государя XVIII века в России были в этом отношении полной противоположностью: насколько Петру важно было, чтобы слово и дело не расходились, настолько “просвещенная” государыня придавала главное значение слову, причем дело могло даже противостоять ему. Переписка с Вольтером, где затрагивались темы образования и просвещения, предложение издать знаменитую “Энциклопедию" в России, благодушные утверждения о том, что “...в 60 лет все расколы исчезнут; коль скоро заведутся и утвердятся школы, то невежество истребится само собой; тут насилия не надобно” [310, с. 1], никак не вязались с усилением гнета крепостных и жестоко подавляемыми восстаниями крестьян.

Создание системы школ и народных училищ шло так же насильно, как и введение посадки картофеля, вызвавшее “картофельные бунты” удельных и государственных крестьян. С одной стороны — Академия художеств, учрежденная государыней, с другой — “благородные невежды, ветреные щеголи, модные вертопрашки”, которых бичует сатира этого времени.

Не только науки и образование, но и литература, обличавшая зло крепостничества, вырабатывали в России новую систему взглядов на мир, новый “духовный климат” [332], вобравший в себя критическое отношение к действительности: юмор, сатиру, иронию, сарказм.

Использованная литература

1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.

[1] Положение.— прим. авт.