РЕФЕРАТ
по дисциплине «Культурология»
по теме: «Культура Руси X века»
Оглавление
Введение
1.Языческая культура начала Х века
2.Русская христианская культура
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Первые полтора столетия исторической жизни Киевской Руси известны нам по скупым намекам источников, требующим пристального внимания и осторожности. Из суммы намеков и осмыслений выявляется все же процесс сложения государственности и государства.
Государственность, классовые отношения, окняжение земли начались еще на уровне племенных союзов, т. е. приблизительно в полутора десятках отдельных центров. Примером может служить племенной союз Вятичей на Оке, где, по данным восточных географов, существовали князья («главы» племен) и верховный князь союза («глава глав»), соответствующий «светлому князю» договора 911 года. Ежегодный объезд подвластных племен и сбор повинностей («приношений») – это уже оформленные узаконенные отношения господства и подчинения, осуществление реальной власти «светлого князя», окруженного конной дружиной в «превосходных кольчугах».
Однако политические границы Киевской Руси, «союза союзов» племен, были очень изменчивы: то один, то другой князь выходил из повиновения, отстаивал свою суверенность. На протяжении целого столетия Киеву приходилось вести повторные воины с землями Древлян, Уличей, Тиверцев, Радимичей, Вятичей, Волынян. Местная племенная феодализирующаяся знать противостояла киевским дружинам. Феодальная иерархия складывалась в Киевской Руси не столько путем пожалований, сколько путем вовлечения племенной знати в общий процесс.
Основной особенностью развития культуры Руси Х века, о которой сейчас можно говорить с уверенностью, была смена языческой культуры христианской.
1. Языческая культура начала Х века
Первым общегосударственным мероприятием, превосходящим по своей масштабности все внутриплеменные дела местных князей, было полюдье. Недаром это русское слово вошло и в язык греческого цесаря, и в язык скандинавских саг. Полгода в году киевский князь и его дружины посвящали объезду огромной территории ряда племенных союзов, проделывая путь около 1500 километров, а во вторую, летнюю, половину года организовывали грандиозные военно-торговые экспедиции, везшие результаты полюдья по Русскому морю в Болгарию и Византию в одном направлении и на Каспий – в другом. Во втором случае русские сухопутные караваны достигали Багдада и даже Балха по пути в Индию.
Систематические ежегодные экспедиции в Византию и Халифат сквозь степи, занятые воинственными хазарами, мадьярами и печенегами, требовали сложной и громоздкой системы осуществления. На Черном море появилась такая мощная база, как озерно-морской «остров руссов» в Добрудже и гирлах Дуная («Дунайцы» русских летописей).
Военная сила Киева и порождаемое ею внешнеполитическое могущество, закрепленное договорами с Византийской империей, импонировали «всякому княжью» отдаленных племен, получавшему под покровительством Киева возможность приобщения к мировой торговле, и частично ослабляли сепаратизм местной знати. Так обстояло дело к середине Х века, когда в результате хищнических поборов сверх тарифицированной дани князь Игорь киевский был взят в плен древлянами и казнен ими. Главой государства, регентшей при малолетнем Святославе, стала вдова Игоря Ольга, псковитянка родом.
В летописи, завершенной еще в конце Х века, содержится много сказаний, облеченных в эпическую форму, о трех поколениях киевских князей: Игоре и его жене Ольге, их сыне Святославе и внуке Владимире, которого церковники называли святым, а народ воспел как защитника Руси.
Первым действием княгини Ольги была месть древлянам за убийство мужа, месть, которой она придала государственно-ритуальный характер. Впрочем, этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины-назидания...
«Сказание о мести» является исключительно интересным литературно-политическим произведеннем, первым целенаправленным (первоначально, вероятно, устным) сказом о силе Киева. Включение сказания в летопись при внуке Ольги Владимире показывает ценность его для официального государственного летописания.
Спустя полтора столетия летописец конца XI века обратился к эпохе княгини Ольги и ее сына Святослава как к некоему политическому идеалу. Если в военном отношении идеал этого летописца-социолога – князь Святослав, то в отношении внутреннего устройства Руси, очевидно, Ольга, так как сразу же вслед за «Сказанием о мести» в летопись внесены сведения о новшествах, введенных княгиней. Месть местью, а государству нужен был порядок и регламентация повинностей, которая придавала бы законность ежегодным поборам...
Летопись сохранила нам драгоценнейшие сведения об организации княжеского домениального хозяйства середины Х века. Здесь все время подчеркивается владельческий характер установлений Ольги. В интересах безопасности предстоящего взимания дани Ольга устанавливает свои становища, опорные пункты полюдья. Кроме того, определяются границы княжеских охотничьих угодий – «ловищ», за нарушение которых три десятка лет спустя внук Ольги убил варяга Люта Свенельдича.
Самым интересным в перечне мероприятий княгини является упоминание об организации становищ и погостов. Становища указаны в связи с Древлянской землей, где и ранее происходило полюдье. Возможно, что при Игоре киевские дружины пользовались в качестве станов городами и городками местных древлянских князей (вроде Овруча, Малина, Искоростеня) и не строили своих собственных опорных пунктов в Древлянской земле. Конфликт с местной знатью и «древлянское восстание» потребовали новых отношений. Возникла необходимость строительства своих становищ для безопасности будущих полюдий. И Ольга их создала.
На севере, за пределами большого полюдья, за землей Кривичей, в Новгородской земле, киевская княгиня не только отбирает на себя хозяйственные угодья, но и организует сеть погостов-острогов, придающую устойчивость ее домениальным владениям на севере, в тысяче километров от Киева.
Различие между становищем и погостом было, надо думать, не слишком велико. Становище раз в год принимало самого князя и значительную массу его воинов, слуг, ездовых, гонцов, исчислявшуюся, вероятно, многими сотнями людей и коней. Поскольку полюдье проводилось зимой, то в становище должны были быть теплые помещения и запасы фуража и продовольствия. Фортификация становища могла быть не очень значительной, так как само полюдье представляло собой грозную военную силу. Оборонительные стены нужны были только в том случае, если в становище до какого-то срока хранилась часть собранной дани.
Погост, удаленный от Киева на 1-2 месяца пути, представлял собой микроскопический феодальный организм, внедренный княжеской властью в гущу крестьянских «весей» (сел) и «вервей» (общин). Там должны были быть все те хозяйственные элементы, которые требовались и в становище, но следует учесть, что погост был больше оторван от княжеского центра, больше предоставлен сам себе, чем становища на пути полюдья. В силу этого погост должен был быть некой крепостицей, острожком со своим постоянным гарнизоном.
Люди, жившие в погосте, должны были быть не только слугами, но и воинами. Оторванность их от домениальных баз диктовала необходимость заниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Что касается скота и коней, то здесь могли и должны были быть княжеские кони для транспортировки дани и скот для прокорма приезжающих данников. На погосте следует предполагать больше, чем на становище, различных помещений для хранения дани (воск, мед, пушнина), продуктов питания гарнизона и данников (мясо, рыба, зерно и т. п.), фуража (овес, сено)
Весь комплекс погоста нельзя представить себе без тех или иных укреплений. Сама идея организации погоста, внедренного в покоренный князем край, требовала наличия укреплений, «града», «градка малого»... Погосты были как бы узлами огромной сети, накинутой князьями Х-XI веков на славянские и финно-угорские земли севера; в ячейках этой сети могли умещаться и боярские вотчины, и общинные пашни, а погосты представляли собой те узлы прочности, при помощи которых вся сеть держалась и охватывала просторы севера, подчиняя их князю.
Каждый погост с его постройками, оборонительным тыном, примыкавшими к нему селами и пашнями, где вели свое хозяйство люди, поддерживавшие порядок в погосте, представлял собой как бы микроскопическое полусамостоятельное государство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервями местного коренного населения. Сила его заключалась не в тех людях, которые жили в погосте и окружавших его сельцах, а в его связи с Киевом (а позднее с местной новой столицей), с государством в самом обширном смысле слова.
Надо полагать, что каждый погост, каждый узел государственной сети был связан с соседними погостами, а все погосты в целом представляли собой первичную форму живой связи столицы с отдаленными окраинами: гонцы из Киева могли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать до следующего погоста; иные вести могли передаваться от погоста к погосту самими их жителями, лучше гонцов знающими дороги и местные топи и гати.
В наших средневековых источниках понятие «погост» вплетено в такой комплекс: погост, села, смерды. Смерды – это не все крестьянское население (которое именовалось «людьми»), а определенная часть его, близко связанная с княжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мере защищаемая им (смерда нельзя мучить «без княжья слова») и обязанная нести определенные повинности в пользу князя. Смерды платили дань. Наиболее почетной их обязанностью была военная служба в княжеской коннице, ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников. Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам.
Начало и середина Х века это завершающий этап развития языческой культуры Руси. По своей структуре и функциональным особенностям славянское язычество отличалось от античного уже тем, что не имело четкого пантеона богов, который обязателен у древних греков и римлян.
Неизвестный автор «Слова об идолах» (12 в.) выделил три основных этапа развития славянского язычества. Первый этап – славяне поклонялись и приносили жертвы упырям и берегиням, то есть почитали злых и добрых духов, управлявших стихиями (водными, воздушными, лесными и т.д.). Второй этап, по мнению историка и археолога академика Б. А. Рыбакова, связан с верованием славян в древнее земледельческое божество Вселенной – Род, рожаниц – богинь благополучия и плодородия. По представлению наших предков, Род находился на небе, распоряжаясь дождем, грозами, источниками воды и подземным огнем. От него зависел урожай. В честь Рода и рожаниц древние славяне устраивали праздники урожая. По мнению исследователя славянского язычества, поклонение Роду – это поиск пути перехода к монотеизму (единобожию).
С появлением Киева у славян происходит формирование чего-то подобного единому пантеону богов. Они молились Сварогу (богу неба и небесного огня), его сыновьям – Сварожичу (богу земного огня) и Даждьбогу (богу солнца и света, подателю всех благ), а также солнечным богам: Яриле, Хорсу, Коляде и Купале. Например, Стрибог – считался богом воздушных стихий (ветра, бурь и т.д.). В круге славянских языческих богов выделялся Велес (Волос), покровительствующий богатству и скоту. Среди княжеской дружины Велес почитался как бог песен и музыки. Об этом есть свидетельства в литературном памятнике XII века «Слово о полку Игореве», где певец Боян назван «велесовым внуком».
После захвата власти в стольном граде Киеве (978 г.) князем Владимиром Святославичем, примерно через два года (в 980 г.) им была проведена реформа языческой религии. Причины ее историки связывают с третьим этапом славянского язычества: верховным богом языческого пантеона становится Перун, а прежний культ поклонения Велесу как главе пантеона угасает и вытесняется на периферию обрядодействия. Бог – покровитель варяжской дружины Перун, возглавив пантеон у древних русичей, утверждал, прежде всего, государственный культ княжеско-дружинного бога войны, поклонение которому требовало кровавых жертв, в том числе и человеческих. Датой торжеств, посвященных Перуну, было 20 июля (червень). В этот день наши предки приносили жертвы и молились о прекращении дождей, гроз и о созревании хлебов.
Воплощение женского начала древние славяне видели в богине Мокошь (Мокша, Макошь, Мокма), которая была покровительницей домашнего очага, хозяйства и плодородия. Места, где совершались обрядовые ритуалы, назывались капища, требища, храмы. Здесь волхвы, жрецы языческой религии, приносили жертвы богам.
Еще задолго до официального крещения Руси в древнем Киеве существовали христианские общины. Поэтому не случайно над могилой князя Аскольда, в крещении Николая, княгиня Ольга воздвигла первый на Руси свято-Никольский храм. В таком необычном социокультурном пространстве языческий и христианский культы соотносились друг с другом. Любопытно то, что при заключении договора с греками в 945 г. князь Игорь и его дружина присягала на холме перед Перуном, а христианская Русь – в церкви св. Ильи, то есть, видимо, перед образом Ильи-пророка. Этот библейский персонаж и святой в народном сознании ассоциировался с Перуном-громовержцем. Христиане и язычники, таким образом, присягали как бы одному божеству – Громовержцу, выступающему в различных ипостасях. Можно предположить, что акт христианизации Киевской Руси не был столь трагическим и разрушительным для славянской языческой культуры, как это демонстрирует поздняя античность греко-римской цивилизации. В сознании наших предков одни боги сменялись другими. Языческие божества не были персонифицированы, они лишь олицетворяли собой природные силы, а не личностные начала человека.
2. Русская христианская культура
Время княгини Ольги было временем усложнения феодальных отношений, временем ряда запомнившихся реформ, укреплявших и юридически оформлявших обширный, чересполосный княжеский домен от окрестностей Киева до впадающей в Балтийское море Луги и до связывающей Балтику с Волгой Мсты.
Переломный характер эпохи Игоря и Ольги, середина Х века, ощущается и в отношении к христианству. Официальное принятие христианства как государственной религии произошло позже, в 988 году, первое знакомство с христианством и эпизодическое крещение отдельных русских людей началось значительно раньше, в 860-е годы, но в середине Х века уже ощущается утверждение христианства в государственной системе. Сравним два договора с греками: при заключении договора 911 года русские послы клянутся только языческим Перуном (послы-варяги тоже клянутся чужим для них русским Перуном), а договор 944 года скрепляется уже двоякой клятвой, как Перуну, так и христианскому богу.
Церковь святого Ильи (сближаемого с Перуном-громовержцем) находилась в торговой части Киева, на Подоле. Важно отметить, что церковь названа соборной, т. е. главной, что предполагает наличие и других христианских храмов. Кроме крещеных русских, упомянуты крещеные хазарьг и варяги.
Христианство представляло в то время значительную политическую и культурную силу в Европе и на Ближнем Востоке. Принадлежность к христианской религии облегчала торговые связи с Византией, приобщала к письменности и обширной литературе. К этому времени ряд славянских стран уже принял христианство.
Для наших земель наибольшее значение имела христианизация Болгарии (864?) и изобретение славянской письменности Кириллом и Мефодием (середина IX века). К середине Х века в Болгарии создалась уже значительная церковная литература, что облегчало проникновение христианства на Русь. Вполне возможно, что одним из связующих звеньев между Болгарией и Киевской Русью был «остров руссов», земля «дунайцев», нередко находившаяся в политической зависимости от Болгарского царства. Древнейшая русская кириллическая надпись 943 года обнаружена именно там. Второй точкой соприкосновения древних русов с болгарскими культурными центрами был сгусток «русских» пристаней на болгарском побережье Черного моря, между Констанцией и Варной.
Князь Игорь был язычником: он и клятву давал не в Ильинской церкви, а Перуну, и похоронен был Ольгой по языческому обряду под огромным курганом. Но среди его боярства, его послов к императорам Византии была уже какая-то часть христиан, «крещеной Руси».
Вдова Игоря, княгиня Ольга, регентша малолетнего Святослава, впоследствии приняла христианство и, возможно, предполагала сделать его государственной религией, но здесь сразу резко обозначилось противоречие, порожденное византийской церковно-политической концепцией: цесарь империи был в глазах православных греков наместником бога и главой как государства, так и церкви.
Из этого делался очень выгодный для Византии вывод: любой народ, принявший христианство из рук греков, становился вассалом греческого императора, политически зависимым народом или государством.
Киевская Русь, спокойно смотревшая на христианские верования, предпочитала равноправные взаимоотношения с Византией, которые бы определялись взаимной выгодой, равновесием сил и не налагали на Русь никаких дополнительных обязательств, связанных с неубедительной для нее божественностью императора.
Объявленное Ольгой в 955 году желание креститься в христианскую веру следует расценивать не как эпизод ее личной жизни, а как политический поединок монархов, возглавлявших две крупнейшие державы того времени, поединок, в котором каждая сторона стремилась обусловить свою позицию в предстоящей ситуации.
Эпоха Ольги отмечена рядом новшеств: в дополнение к старому полюдью, проводимому князем совместно со своими мужами (и местными князьями), организуется собственно княжеский домен. Далеко на севере, в Новгородской земле, на бойких международных путях (Мсти) создаются погосты, новая форма окняжения земель вне зоны полюдья. К разряду охранительных государственных мер следует отнести и попытку введения христианства Ольгой.
Государство Киевская Русь выглядит уже вполне оформившимся и, в меру исторических условий, устроенным. Эпоха Ольги завершала собою большой, полуторасотлетний период истории Руси от «каганата руссов» начала IX века до Киевской Руси середины Х века, описанной авторами разных стран.
В самых восторженных тонах придворного панегирика описано русским летописцем короткое княжение Святослава Игоревича (964–972 годы). Страницы, посвященные этому князю, являются не столько хроникой событии, сколько воспеванием доблести, рыцарства и мудрости молодого князя, «славой», «хвалой» ему, где восхищение преобладает над добросовестным описанием.
На последующих страницах летописи переплетаются голоса летописца-церковника, превозносящего Ольгу за принятие христианства, и певца-воина, славящего князя Святослава за верность своей языческой дружине, – он не поддался на уговоры матери последовать ее примеру. Христианство было отвергнуто Святославом, так как он и его бояре хорошо знали, что за крещением последует вассалитет по отношению к Византии, и очередной цесарь охотно назовет его «сыном» в феодальном смысле.
Под 964 годом в летопись включено эпическое описание начала самостоятельного княжения Святослава. Перед нами спартанец, привыкший к суровому походному быту, пренебрегающий жизненными удобствами ради быстроты движения войск без отягощающего обоза. Стремительный барс благороден: он заранее предупреждает противника о своем походе. Перед сражениями Святослав вдохновлял свое войско речами, ставшими позднее хрестоматийными. Об этих речах полководца, обращенных ко всем воинам, свидетельствуют и греческие писатели, современники событий.
Византийский хронист Х века Лев Дьякон приводит одну из речей Святослава: «...Проникнемся мужеством, которое завешали нам предки, вспомним о том, что мощь россов до сих пор была несокрушимой, и будем храбро сражаться за свою жизнь! Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством. Мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!». Летописная передача речей Святослава (около 969 года) близка к этой записи участника императорских походов.
Обстановка в 970 году была такова: в Переяславце на Дунае, княжил Святослав. В Киеве он оставил старшего сына Ярополка; другого – Олега – посадил в мятежной земле Древлян, а третьего – Владимира – направил в Новгород. Сам Святослав был весьма доволен той новой землей, куда он переместился в 967–969 годах. Это не было переносом столицы, но являлось переносом резиденции и закреплением новой, очень выгодной позиции на скрещении разных путей.
Как говорит «Повесть временных лет», в 986 г. явились к князю Владимиру послы-миссионеры: булгары-магометане, хазары-иудеи, «немцы» от папы и грек-философ. Только последний заронил в душу князя семена будущей православной веры. По совету приближенных князь снаряжает посольство для «испытания вер», и выбор пал на христианство восточной традиции (православие). Приближенные посоветовали князю Владимиру, чтобы он крестился по примеру его бабки княгини Ольги.
В 987г. княжеские дружины осадой и штурмом взяли греческий город Корсунь (Херсонис) в Крыму и князь Владимир принял решение, что его дружины не разграбят город, если будет разрешение императора Византии на брак его сестры Анны с киевским властелином. Согласие было получено, но при условии, что князь и дружина примут Святое крещение, так как брачный союз между христианкой и язычником был невозможен. Великий князь Владимир крестился и по прибытии принцессы Анны со священниками и иконами из Корсуни отправляется домой. Вернувшись в Киев, он разрушил языческие кумирни, идолы были сброшены в Днепр, а киевляне крещены. Эти факты взяты из «Корсунской легенды», входящей в «Повесть временных лет», хотя о достоверности событий и датировке до сих пор продолжаются научные споры.
В данном случае важно то, что в 988 г. князем Владимиром было осуществлено принятие Русью христианства, это стало эпохальным событием в культурном и духовном развитии нашего народа. Последствия крещения Руси велики. Крещение положило начало новой письменной культуре, сменившей традиционную (языческую). Возникла любопытная ситуация двоемирия, заключавшееся в том, что человек получивший «книжную» систему ценностей, уже никогда не возвращался в мир культуры своих предков. Это привело к трагическому столкновению «старого» и «нового».
Последствия приобщения к православной вере проявили себя во всех сферах культурного бытия. Киевская Русь вступила в активные политические и культурные контакты с христианскими народами Востока и Запада. Важно отметить, что культура, пришедшая вместе с христианством из Византии, прошла быстрый путь от ученичества до самостоятельного национального своеобразия. Это будет способствовать будущему формированию исторического самоопределения Киевской Руси и обретению ею собственного места в новом мировом цивилизационном процессе.
Поэтому историк А. И. Клибанов писал: «История духовной культуры понимается нами как история культуры Духа … вектор – духовное совершенствование человека и общества. Сила – по самой своей сути творческая, созидательная, однако убывающая в зависимости от жестокости или сохраняющаяся при гибкости и проводимости институтализационных форм, в которых она реализуется. Ей нужен простор – это ее воздух. Простор, но не беспредел». Соглашаясь, безусловно, с этим мнением, необходимо отметить и еще одну особенность русской духовной культуры. Проникновение православия в контекст человеческой жизни, где сохранилось присутствие языческих моментов, сформировало особый мир, который можно определить как народное христианство. Это характерно как для восточного, так и для западного христианства. Цель его, по мнению историков А. Я. Гуревича, И. Н. Данилевского и др., – создать собой единую систему веры, в котором могут присутствовать как христианские, так и ахристианские мотивы. Подтверждение этому можно найти и в памятниках литературы, и в различных фольклорных жанрах, и в деревянной архитектуре домов, и в прикладных видах народного искусства. Процесс охристианивания язычества сформировал национальный менталитет и русский культурный архетип, то есть возникло объединенное многообразие смыслов и значений, включавших в себе как языческие рудименты, так и христианские обряды. Как мудро сказано А.С. Пушкиным о русском человеке, «все мы немного язычники». Наши культовые обряды в память об умерших предках, носят до сих пор элементы и мотивы, считающиеся с точки зрения христианского вероучения языческими и нехристианскими.
С появлением книжности и новой культуры в Древней Руси зарождается письменность, которая называлась кириллицей. Поэтому древнерусскими называют все шрифты от возникновения на Руси письменности до конца XVII – начала XVIII вв. Считается, что при создании славянской азбуки братья-миссионеры Кирилл и Мефодий, уроженцы города Солуни (Солоники) в Македонии, использовали древнерусские письмена. Вначале, во второй половине IX в., ими был создан глаголический алфавит (глаголица), а на рубеже IX – X вв. появилась кириллица. Значимость духовного подвига Кирилла заключена в том, что он создал азбуку с четкой графикой букв, положив в основу греческое письмо. Все буквы алфавита были расставлены в определенном порядке, а это привело к их цифровому обозначению, что использовалось на протяжении многих веков. При помощи новой азбуки братья-просветители прежде всего перевели богослужебные книги. Можно привести пример, доказывающий, что новый книжный язык передавал особенности живой речи. Когда были найдены археологами новгородские берестяные грамоты, они-то и подтвердили, что письмо кириллицей было привычно для бытового общения русского средневековья.
Современному человеку, интересующемуся историей духовной культуры своего народа, любопытен будет круг чтения наших предков. Становление книжности приходится на XI в., время единой древнерусской культуры, но это и время княжеских усобиц. Внимание книжников привлекает период единого государства – идеализация первых русских князей. Выдающимся памятником литературы того времени можно назвать «Слово о Законе и Благодати» святителя Илариона, Митрополита Киевского (впервые избранного из русских священников, до него все первосвященники русской церкви были все греки). Иларион пишет о новом древнерусском народе, который выбрал «благодать» христианской веры и просвещенности. В среде книжников появилась «Похвала князю Русскому Владимиру», принадлежащая перу монаха Иакова, который предположительно считается и автором «Жития святого Владимира». Оно было обнаружено церковным историком митрополитом Макарием (Булгаковым) в первой половине XIX в.
Ученые спорят сегодня и спорили в прошлом веке о том, позитивно или негативно сказалось на дальнейшей истории России заимствование византийской культуры. Некоторые полагают, что тем самым она навсегда отгородила себя от католического Запада и, как следствие, отстала в экономическом развитии. Однако не стоит забывать и о том, что именно Византия дала человечеству христианство как высший религиозный закон и систему мировоззрения. Таким образом, выбрав православие, Древняя Русь черпала нравственно-религиозные принципы из первоисточника.
Византийское наследие означало для России способ приобщения к культуре эллинизма, а через нее – к истокам культуры латинского Запада, Ближнего Востока и Древнего Египта. Контакты с Византией продолжались и в более позднее время. На протяжении веков культура и образование в России в значительной мере строились по византийскому образцу.
Кроме того, излюбленным жанром древнерусских читателей было огромное количество апокрифических сочинений. К ним относились произведения, повествующие о библейских персонажах или святых, но не вошедшие в круг памятников, почитаемых как священное предание или официально признанных церковью. Существовали, например, апокрифические евангелия Фомы, Филиппа, Марии и др., рассказы об Адаме и Еве (о первой жене Адама – Лилит), о земной жизни Иисуса Христа, а также различные ахристианские трактаты – «Лунники», «Громовники», «Астрологии», «Лечебники», «Травники» и т. п. Апокрифы официальной церковью запрещались для чтения, так как отражали еретические представления о настоящем и будущем мире. Проблема запрета состояла еще и в том, что апокрифы отражали учение, согласно которому Богу противостоял Сатана. Согласно одной из апокрифических легенд, тело человека создано Сатаной, а Бог лишь «вложил» в него душу. Отношение церкви к подобной литературе было сложным, и поэтому существовали индексы (перечни) запрещенных книг; тех, кто читал, хранил и распространял подобные сочинения, преследовали цензурой как еретиков и государственных преступников.
Определить обрядность и устройство церкви в Киевской Руси во второй половине Х века, к сожалению, можно только гипотетически. Как известно, христианская обрядность неразрывно связана с письменностью, так как христианское богуслужение не мыслится без церковных книг, без апостола, евангелия и т. д. На каком же языке составлялись эти книги? Есть предположения, что они были написаны на греческом языке, но нет никаких доказательств, что первоначальные киевские христиане по какой-то причине отвергали вошедшее уже в обиход богослужение на их родном языке. Предположение об этом тем более необоснованно, что в Х столетии усилились связи Киевской Руси с Болгарией, с ее уже достаточно богатой славянской письменностью.
Единственный пока памятник русской письменности Х века – надпись на сосуде, найденном в Гнездове у Смоленска и относящемся к первой половине Х века, написана кириллицей и имеет сходство с эпиграфическими памятниками Болгарии того же времени. В русскую летопись вставлены некоторые известия болгарского происхождения, а древнейшие месяцесловы русских святых знают не только греческих святых, но и Параскеву Пятницу, и Иоанна Рыльского, почитаемых в Болгарии.
На Руси были распространены многие рукописи болгарского происхождения, в том числе роскошные сборники (Изборник 1073 года, Златоструй), составленный при болгарском царе Симеоне в первой половине Х века.
Большинство исследователей древнерусской литературы прямо говорит о переносе болгарской письменности на Русь. Есть все основания предполагать, что русская церковная обрядность Х века опиралась на болгарскую письменность. Во всяком случае, никаких намеков на какую-либо другую письменность в русской церковной практике Х века мы не имеем.
Заключение
Во второй половине IX в. на территории Восточной Европы сложилось Древнерусское государство. Это было раннефеодальное государство, производственную основу которого составляло земледелие. Древнерусское государство не было однородным в отношении социально-экономического строя и культуры. В одних районах – в Поднепровье, в Новгородской земле процесс феодализации шел интенсивнее, в других – пережитки патриархально-родовых отношений сохранялись дольше. Это накладывало определенный отпечаток на развитие самобытной культуры Древней Руси. Однако существовали общие тенденции в развитии ее культуры. Они заключались в тесной связи с культурными традициями земледельческих скифских, а затем раннеславянских племен, во взаимодействии древнерусской культуры с культурой соседних народов, в складывании в рамках древнерусского государства единой древнерусской народности. Высокий уровень культуры, достигнутый в древнерусском государстве, обусловлен длительным предшествующим процессом развития культуры восточных славян. Подъем древнерусской культуры заложил прочные основы для развития в дальнейшем единства культуры русского, украинского и белорусского народов.
Политический строй древнерусского государства сочетал в себе институты новой феодальной формации и старой, первобытнообщинной. Во главе государства стоял наследный князь; киевскому князю подчинялись владетели других княжеств. Христианство присутствует в русской культуре Х века наподобие верхнего покрова, только припорошившего древний и многовековой пласт культуры; основным корневым стержнем, оставалась самобытная мифологическая культура восточных славян.
Список использованной литературы
1. Гуревич П.С. Культурология. – М.: Знание, 1998.
2. Гуревич П. С. Человек и культура – М.: «Дрофа», 1998г.
3. Ерасов Б.С.Социальная культурология: В 2-х ч. Ч.1 – М.: АО «Аспект Пресс», 1994. – 384 с.
4. Иллюстрированная история религий. Т.1,2 – М.: Изд-во Валаамского монастыря, 1992.
5. Культурология. Курс лекций под ред. А.А. Радугина – М.: Центр, 1998.
6. Культурология. /Под ред. А. Н. Марковой М., 1998г.
7. Муравьев А.В., Сахаров А.М. Очерки истории русской культуры IX–XVII вв. – М., 1984.
8. Поликарпов В.С. Лекции по культурологии. – М.: «Гардарики», 1997.
9. Рыбаков В.А. Язычество Древней Руси. – М., 1986.
10. Тысячелетие русской письменной культуры (988—1988). – М., 1989.
|
