Курсовая работа: 25 с., 15 источников
ОБЬЕКТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ данной работы являются особенности воспитания в Спарте.
При написании данной работы мы ставили перед собой такую ЦЕЛЬ:
- рассмотреть и выделить особенности воспитания в Спарте.
В ходе исследования предполагается решить следующие ЗАДАЧИ:
- рассмотреть особенности государственного образования в Спарте;
- рассмотреть особенности довоинского обучения в Спарте;
- выделить основные особенности воспитания юношей и девушек в Спарте;
- сделать выводы.
НОВИЗНА ИССЛЕДОВАНИЯ заключается в изучении и обобщении современного уровня проблемы.
МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ: анализ, синтез, сравнение.
СФЕРА ПРИМЕНЕНИЯ – уроки истории, культуры, педагогики в учебных заведениях.
РЕФЕРАТ
ВВЕДЕНИЕ
1 СПАРТА – МОГУЧИЙ ГРЕЧЕСКИЙ ГОРОД – ГОСУДАРСТВО
2 ВОСПИТАНИЕ В СПАРТЕ
2.1 История спартанского образования
2.2 Государственное образование в Спарте
2.3 Довоинское обучениев Спарте
2.4 Тоталитарная нравственность
2.5 Образование девочек
3 СПАРТАНСКОЕ ЧУДО
4 УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ
выводы
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Спартанские дети были, по общему мнению, самыми скромными и послушными, мужчины — самыми храбрыми, а женщины — самыми красивыми. И одеждой, и речью, и манерой поведения спартанцы удивительно походили друг на друга и, вместе с тем, были совершенно непохожи на остальных греков.
Спартанцы никогда не работали и почти никогда не отдыхали. Всю свою жизнь они готовились к войне, закаляя тело и душу тяжкими испытаниями, лишениями и муками. Весь день они проводили со своими боевыми друзьями и лишь поздно ночью возвращались домой к жене и детям.
И в будни, и в праздники, неприветливые и немногословные, спартанцы носили только бедную и грубую одежду, ходили косматыми и заросшими, ели за общим столом черную похлебку, которой побрезговал бы последний бедняк в любом другом греческом городе.
Зато в битву спартанцы шли, как на праздник: веселыми и радостными, под музыку, с песней на устах, расчесав свои кудри и украсив их венками, в своих самых дорогих и красивых нарядах.
В бою спартанцы никогда не отступали и не сдавались. В случае поражения спартанские воины обычно погибали на месте все до одного. Однако поражения у них случались очень редко. Спартанская армия заслуженно считалась в Греции непобедимой.
В отличие от других греков, спартанцы не любили путешествовать, не интересовались чужими порядками и нравами и неохотно принимали чужеземных гостей у себя дома. Своих писателей и историков у спартанцев долгое время не было, а чужим жить и работать в Спарте было очень трудно. Поэтому многое в жизни спартанцев и древним, и современным историкам представляется таинственным и загадочным.
Самым обширным и могучим из греческих городов-государств была Спарта, расположенная в южной Греции на полуострове Пелопоннес, вдали от моря и от других крупных городов. Спарту основали греки дорийского племени, переселившиеся в начале железного века из средней Греции на юг, в Пелопоннес. Город возник примерно за тысячу лет до н.э. на берегу реки Эврот, в центре плодородной пелопоннесской области Лаконики, окруженной со всех сторон горами.
Во времена Троянской войны в тех краях была другая, ахейская Спарта, но она каким-то образом погибла, и о ней напоминала лишь гробница прекрасной Елены и Менелая в окрестностях дорийского города.
Со временем земли, пригодной для обработки, стало не хватать, чтобы прокормить быстро растущее население. Тогда спартанцы начали завоевывать соседние земли. Сначала они захватили всю Лаконику, а затем находившуюся рядом с ней богатую и плодородную область Мессению. Большую часть населения Лаконики и Мессении спартанцы сделали своими рабами. Эти рабы назывались илоты. Они отдавали своим господам в качестве дани половину урожая. Жителей окраинных лаконских и мессенских городов, периэков («периэки» по-гречески — «живущие вокруг»), спартанцы оставили свободными: в их лице они хотели иметь опору против илотов. Периэки поставляли спартанцам вспомогательные военные отряды в тяжелом вооружении, имели общее со спартанцами имя — лакедемоняне, но не считались членами спартанского государства.
Илотов было но много раз больше, чем спартанцев, и они не раз восставали, чтобы вернуть утраченную свободу. Для сохранения власти над илотами спартанцам пришлось превратить свой город в военный лагерь, а своих граждан — в профессиональных воинов.
Древнее предание приписывает преобразование Спарты на военный лад легендарному мудрецу, царскому родственнику, Ликургу. Новое государство стали называть «Ликурговой Спартой» или «общиной равных».
Все спартанские семьи получили равные земельные наделы на завоеванной земле, все спартанцы носили одинаковую одежду, жили в одинаковых простых домах, получали одинаковое воспитание и образование, вели одинаковый суровый и простой образ жизни.
Всякий труд был спартанцу воспрещен: его кормили и снабжали всем необходимым илоты. Освободившееся время спартанцы посвящали обучению военному делу и гимнастическим упражнениям. С детства они готовились переносить тяготы и лишения, командовать и повиноваться, сражаться и побеждать.
Спартанская армия, состоявшая из закаленных, хорошо подготовленных и обученных воинов, не знала себе равных.
В VI в. до н.э. почти все города Пелопоннеса признали военное превосходство спартанцев. Спарта навязала им неравноправный союз, получивший название Пелопоннесского. Спартанцы играли в нем главную роль. Они командовали объединенными военными силами пелопоннесских городов. Союзники обязаны были поддерживать спартанцев во всех войнах и, прежде всего, — помогать подавлять восстания илотов.
Спартанцы стремились не допускать у себя никаких перемен, чтобы сохранить ликурговы порядки и удержать власть над илотами. Однако это оказалось им не под силу.
Расцвет «Ликурговой Спарты» приходится на VI-V вв. до н. э. Затем начинается кризис и разложение ликурговых порядков. В середине IV в. до н. э. Спарта терпит военные поражения, теряет Мессению и утрачивает значение великого и могучего государства.
Спарта, непревзойденный источник сведений об архаике, естественно составляет следующий этап нашей истории. На этом этапе мы наблюдаем, как гомеровское рыцарское образование, не прерываясь, начинает постепенно изменяться. Напротив, для нее делом чести будет оставаться городом полуграмотных. Хотя ее мелочное законодательство регламентирует практически все стороны жизни, включая супружеские отношения, орфография — замечательное исключение! — никогда не будет там унифицирована.
Спарта, наряду с Критом — также консервативным, аристократическим и воинственным государством, — занимает особое место в истории греческого образования и культуры в целом: она позволяет нам представить архаический этап античной культуры, ее преждевременный расцвет в эпоху, о которой Афины, к примеру, ничего не могут нам сообщить, поскольку никакой роли еще не играли.
С VIII века искусство уже процветало в Лакедемоне, VІІ век — век величия Спарты, а высшая точка приходится примерно на 600 год.
Это так, потому что это преждевременное развитие было резко остановлено: Спарта, некогда возглавлявшая прогресс, окажется в противоположной роли — теперь это Государство консервативное по преимуществу, упрямо придерживающееся древних обычаев, от которых все остальные уже отказались. Для всей Греции она становится краем парадоксов, легко возбуждая возмущение, а у теоретиков-утопистов — страстное восхищение.
В самом деле, оригинальность спартанских (и критских) обычаев и государственного устройства, так охотно подчеркиваемая античными источниками, объясняется, скорее всего, попросту тем, что эти государства сохраняли в классическую эпоху повсюду исчезнувшие черты архаической культуры, — а вовсе не особым гением народов дорийской «расы», как предполагает расистская теория К. О. Мюллера, уже более века чрезвычайно популярная в Германии.
Ксенофонт и Платон относятся к IV веку, причем их свидетельства менее внятны, чем сведения Плутарха и надписей, большая часть которых датируется I и II веками н. э. К тому же Спарта не была просто консервативна, она была реакционна: стремясь с IV века противостоять естественному развитию, идти против течения, восстановить «традиционные нравы Ликурга», она, в постоянном усилии возвращения и реставрации, прибегает к множеству произвольных восстановлений, к ложным псевдоархеологическим возобновлениям.
Несомненно, Спарта VIII-VI веков – прежде всего воинственное государство. Военная мощь позволила ей завоевать и удержать гегемонию, которая, будучи удвоена присоединением Мессении (735- 716), делала из нее одно из самых обширных государств Греции. Благодаря этой мощи Спарта пользовалась влиянием, которого никто до победы афинян в Персидских войнах не мог всерьез у нее оспаривать. Преобладание воинского идеала в ее культуре засвидетельствовано воинственными элегиями Тиртея, которым служат иллюстрацией прекрасные изобразительные памятники того же времени, также прославляющие воина-героя.
Поэтому позволительно предположить, что в эту архаическую эпоху воспитание юного спартанца уже, или, вернее, по-прежнему, было прежде всего воинским воспитанием, то есть прямым и опосредованным обучением военному делу.
Важно, однако, отметить изменения по сравнению с гомеровским средневековьем, затронувшим как техническую, так и этическую сторону образования: из рыцарского оно стало солдатским, его атмосфера — «политическая», а не сеньориальная.
В основе этой метаморфозы лежит переворот технического порядка: исход сражения зависит теперь не от поединков между отдельными бойцами, сошедшими с колесниц, а от столкновения двух линий пехоты, идущей сомкнутым строем. Отныне решающая роль в сражении принадлежит тяжеловооруженным пешим бойцам-гоплитам.
Эта тактическая революция имела, как отметил с редкостной проницательностью Аристотель, далеко идущие моральные и социальные последствия: на смену глубоко личному идеалу гомеровского рыцаря, царского дружинника, приходит отныне коллективный идеал полиса, преданности государству [1;79]. Последнее становится — в отличие от предшествовавшей эпохи — основным жизненным фоном, на котором развивается и осуществляется всякая духовная деятельность. Это идеал тоталитарный: полис — все для своих граждан, именно государство делает их людьми. Это рождает глубокое чувство солидарности, объединяющее всех граждан одного города, пылкую преданность каждого благу общей родины, готовность смертных пожертвовать жизнью для его бессмертия.
Перед нами — настоящий нравственный переворот. Обнаруживается новое понимание добродетели, духовного совершенства. Тиртей вполне сознательно противопоставляет новый идеал прежнему:
Я не считаю достойным ни памяти доброй, ни чести
Мужа за ног быстроту или за силу в борьбе.
Если б он даже был ранен Киклопам и ростом и силой,
Если фракийский Борей в беге им был превзойден,
Если б он даже лицом был прелестней красавца Тифона
Или богатством своим Мида с Киниром затмил,
Если б он был величавей Танталова сына Пелопа,
Или Адрастов язык сладкоречивый имел,
Если б он славу любую стяжал, кроме воинской славы.
Эта лишь доблесть и этот лишь подвиг
для юного мужа
Лучше, прекраснее всех смертными чтимых наград.
Общее благо согражданам всем и отчизне любимой
Муж приносит, когда между передних бойцов
Крепости полный, стоит, забывая
о бегстве постыдном [2;37].
Легко заметить, как решительно новый идеал подчиняет личность политической общности. Как удачно сформулировал В. Йегер, целью спартанского воспитания будет отныне не выделить героев, а сделать героями все население города. Героями, то есть солдатами, готовыми отдать жизнь за отечество [3;210].
Однако было бы значительным упрощением предполагать, что это образование уже тогда сводилось исключительно к военной подготовке. Благодаря своим рыцарским истокам оно было разнообразнее и богаче: прежде всего оно сохранило вкус и привычку к конному спорту и атлетике.
Летопись Олимпийских игр достаточно хорошо известна, так что можно оценить успех, закрепившийся за спартанцами в международных соревнованиях. Первая известная спартанская победа отмечена на XV Олимпиаде (720 г.); с 720 по 576 год из восьмидесяти одного известных олимпийских победителей сорок шесть — спартанцы. В наиболее престижном состязании — беге на стадий — из тридцати шести известных победителей двадцать один спартанец. Этот успех объясняется не только физической крепостью спортсменов, но и великолепными методами их тренировки. Фукидид сообщает, что спартанцам приписывались два нововведения, отличавшие греческую технику спорта: полная нагота атлета (в противоположность узким трусам, унаследованным от минойцев) и применение масла для растирания [4; 132].
Спорт не был привилегией мужчин: женская атлетика, о которой с таким удовольствием распространяется Плутарх засвидетельствована, начиная с VI века, прелестными бронзовыми статуэтками, которые изображают девушек-бегуний, приподнимающих одной рукой подол своей (и без того короткой) спортивной туники [5; 97].
Но спартанская культура не исчерпывалась культурой физической. В ней, как и в гомеровском образовании, духовная стихия представлена в основном музыкой. Эта последняя, будучи средоточием культуры, обеспечивает связь различных ее сторон: через танец она смыкается с гимнастикой, а через пение поддерживает поэзию— единственный вид архаической литературы.
Плутарх, излагая начальную историю греческой музыки сообщает, что Спарта в VII и в начале VI веков была настоящей музыкальной столицей Греции [5;39]. Именно в Спарте процветали две первых в этой истории школы: одна — школа Терпандра, для которой характерно вокальное или инструментальное соло, занимает две первые трети VII века; другая «катастаза» (конец VII — начало VI века), в основном приверженная хоровой лирике, гордилась Фалетом Гортинским, Ксенодамом Киферским, Ксенокритом Локрийским, Полимнестом Колофонским, Сакладом Аргосским. Но это — лишь имена, о которых известно одно: что некогда они были славными. Лучше известны поэты (лирики, то есть столь же музыканты, сколь и поэты), такие как Тиртей или Алкман, от которых дошли документы, позволяющие оценить их талант, скажем больше — их гений.
Иноземное происхождение большинства этих крупных художников (кажется маловероятным, чтобы Тиртей в самом деле был афинянин, но Алкман, судя по всему, действительно пришел из Сард) свидетельствуют не столько о творческом бессилии Спарты, сколько о ее притягательности (как судьба Генделя и Глюка свидетельствует о притягательности в их время Лондона и Парижа). Если творцы и виртуозы отовсюду стекались в Спарту, значит, были уверены, что найдут настоящую публику и возможность прославиться. И здесь ощутима новая роль полиса: художественная (как и спортивная) жизнь Спарты воплощается в коллективных действах, установленных государством больших религиозных праздниках.
Какое великолепие — календарь архаической Спарты! Жертвоприношения богам — покровителям города служили предлогом для торжественных процессийгде двигались под звуки песней девушки на колесницах и юноши верхом, равно как и для всяких состязаний, спортивных и музыкальных. Например, у алтаря Артемиды-Орфии мальчики 10—12 лет участвовали в двух музыкальных состязаниях и игре «в охоту» на дорийском национальном празднике Карнеи, кроме пиров, устраивался еще бег наперегонки; на Гимнопедиях, установленных Фалетом, выступали два хора - юношей и женатых мужчин. Некоторые обычаи изумляют, например, танцы в честь Артемиды, где танцоры надевали жуткие маски старух, страшные маски, по стилю напоминающие отчасти искусство маори.
Судя но всему, эти праздники проходили обыкновенно на очень высоком художественном уровне. Как ни плохо сохранились фрагменты Алкманова Парфения, они все же великолепно передают атмосферу юности, резвости, даже игривости.
Однако за ранним весенним расцветом пришло бесплодное лето. Историки почти единодушно отмечают ок. 550 года резкую остановку в доселе равномерном развитии Спарты. Все начинается с политической и социальной революции, в ходе которой аристократия, под руководством эфора Хилона, подавляет возмущение народных масс, вызванное второй Мессенской войной, и закрепляет свою победу соответствующими установлениями. Тогда и начинается расхождение между Спартой и прочими греческими городами, которые не только не стремятся вернуться к аристократическому правлению, но все направляются к более или менее выраженной форме демократии, причем тирания является в это время решающим этапом перехода к ней.
Спарта умышленно задерживается на той стадии развития, которая обеспечила ей в свое время место во главе прогресса. Она прекращает завоевательные войны после присоединения Фиреатиды (около 550 года); эфоры властвуют над царями, аристократия — над народом. Удушливая атмосфера тайны и полицейского произвола давит на граждан и, конечно, на чужеземцев, которые из желанных гостей превращаются в Спарте в подозрительных лиц, постоянно угрожаемых изгнанием.
Все это сопровождается последовательным обеднением культуры. Спарта отказывается от искусств и даже от спорта — занятия слишком непрактичного, слишком благоприятствующего развитию сильных личностей. Спартанцы перестают побеждать на Олимпийских играх. Спарта становится чисто военным государством: город находится в руках замкнутой касты военных, живущих в постоянной боевой готовности и крепко держащих тройную оборону — национальную, политическую и социальную.
Именно эта новая ситуация породила традиционное спартанское образование, обычно приписываемое Ликургу. На самом деле впервые встречаются характерные методы и обстановка лишь в IV веке, у Ксенофонта ш. Уже тогда в той среде, где вращался Ксенофонт, среде «старых спартанцев» [6;23], группировавшихся вокруг Агесилая, царит консерватизм, преувеличенный в силу реакции против свободы нравов, которая последовала, как за всякой победой, за торжеством Спарты над Афинами в 404 году после чудовищного напряжения Пелопоннесской войны. «Старые спартанцы» противопоставляют себя веяниям нового духа, воплощаемого, к примеру, Лисандром, во имя древней традиционной дисциплины, которая именно с этих пор связывается с именем Ликурга.
Эта тенденция еще усилится в упадочной Спарте IVвека, в полностью ослабленной Спарте эллинистической эпохи, в жалкой муниципальной Спарте времен Римской Империи. Именно тогда, когда от лакейского величия остались лишь воспоминания, спартанское образование окостеневает, цепляясь за присущие ему черты с усилием тем более отчаянным, что они отныне беспредметны.
2.2 Государственное образование в Спарте
В своей классической форме Спартанское образованиеимело совершенно определенную цель: «выучку» гоплита (именно тяжелая пехота создала военное превосходство Спарты, которая будет побеждена лишь в результате тактических нововведений афинянина Ификрата и великих фиванских полководцев IV века, продвинувших вперед военное дело). Организованное исключительно в интересах государства, это образование целиком находится в его руках. Быть образованным как положено, было необходимым, если и не достаточным условием пользования гражданскими правами.
Педантичный закон озабочен ребенком еще до его рождения: в Спарте ведется настоящая евгеническая политика. Сразу по рождении ребенок должен предстать на Лесхе перед комиссией старейшин: будущего гражданина принимали только если он был красив, хорошо сложен и силен; хилых и увечных сбрасывали в пропасть Апотеты.
Пока ребенку не исполнится семь лет, государство доверяет свои полномочия семье: по представлениям греков, воспитание еще не началось - до семи лет речь идет только о «вскармливании» [2;41], спартанские женщины искони были в нем искусны. Лаконские кормилицы пользовались на рынке наибольшим спросом и особенно ценились в Афинах.
По достижении семи лет маленький спартанец переходил непосредственно в ведение государства — отныне он принадлежит ему беспредельно до самой смерти. Образование в собственном смысле слова продолжалось с семи до двадцати лет. За него непосредственно отвечало специальное должностное лицо, настоящий комиссар народного образования. Ребенка принимают в юношескую организацию, чья иерархия представляет некоторые аналогии со скаутизмом, а еще более – с юношескими движениями тоталитарных государств фашистского типа. Сложная и живописная лексика, служившая для обозначения годичных классов, привлекала внимание эрудитов как в древности, так и в новое время.
В двадцать или двадцать один год молодой человек, завершив свое образование, но еще не вполне удовлетворяя требованиям неумолимого тоталитарного государства, входил в формирования взрослых мужчин, прежде всего «игроков в мяч» [7;54].
Аналогию со скаутизмом можно продолжить: спартанские дети распределялись по единицам, аналогичным «стаям» или «отрядам». Во главе их стояли также взрослые юноши, двадцатилетние старшие из иренов. Эти отряды подразделялись на малые группы, аналогичные «шестеркам» или «патрулям», руководимые самым бойким из ее членов, получавшим завидное звание «начальник патруля» [8;310].
Итак, государственное образование — коллективное, оно изымает ребенка из семьи, чтобы поместить его в сообщество сверстников. Впрочем, переход происходит постепенно: первые четыре года «волчата» собирались только для игр и упражнений. Лишь с двенадцати лет юноша подчинялся более суровой дисциплине и оставлял отчий дом для интерната, вернее, казармы, которую уже не мог покинуть, даже женившись, до тридцати лет.
Чему же обучались в таких условиях юные спартанцы? Муштра имела основной задачей сделать их солдатами: все приносилось в жертву этой единственной цели, и прежде всего— интеллектуальная сторона образования, отныне сведенная к минимуму: «Спартанцы считают за благо, чтобы дети не учились ни музыке, ни грамоте. Напротив, ионийцы считают неприличным не знать всего этого» [2;43],— пишет около 400 года, сразу после победы Спарты, неизвестный автор, дорийский софист, ученик Протагора.
Cпартанцы не были полностью неграмотны, Плутарх заверяет, что в отношении чтения и письма они обучались по крайней мере «необходимому» [5;117]. Что-то от утонченности ума, присущей Алкману, сохранилось в практике «лаконизма» — речи, сочетающей нарочитую краткость с остроумием и зубастой насмешкой; а от славной традиции Терпандра и Тиртея спартанцы сохранили любовь к музыке и поэзии с дидактической направленностью.
Разумеется, менее чем когда-либо речь идет о занятиях искусством ради его эстетической ценности. Если элегии Тиртея по-прежнему широко исполнялись, это объясняется их высоконравственным содержанием и использованием в качестве походных песен. Технический уровень музыкального образования, судя по всему, сильно снизился по сравнению с блеском архаической эпохи. И речи не могло быть о следовании по изысканным путям «современной музыки»: рассказывали, будто эфоры приговорили к смерти Фриния (или Тимофея Милетского) за то, что тот добавил новые струны к традиционной лире. Кроме хорового пения, в употреблении была только военная музыка, аналогичная музыке наших военных оркестров (известно, что в античности флейта играла роль нашей трубы и барабана, задавая ритм общему движению): «Величественно и жутко, — говорит Плутарх , — было зрелище спартанской армии, идущей в атаку под звуки флейты» [5;119].
Поскольку все усилия были направлены на военную подготовку, очевидно, что физическое воспитание стояло на первом месте. Но занятия спортом, как и охотой, уже не связываются с изысканным образом жизни, а строго подчинены развитию физической силы. Вероятно, к гимнастике в собственном смысле слова очень рано присоединялась непосредственно военная подготовка: к владению оружием, фехтованию, метанию копья добавлялись движения в сомкнутом строю. Спартанская армия (единственная профессиональная армия в Греции, которая до IV века знала только импровизированное ополчение граждан) восхищала всех своей маневренностью, перестраиваясь из походного в боевой порядок с безупречной быстротой и правильностью, на поле битвы так же, как на плацу.
Однако в этом солдатском образовании нравственной подготовке придавалось не меньше значения, чем технической. Спартанское образование целиком направлено на формирование характера по совершенно определенной модели, той самой, которую на глазах у нас, в Европе XX века, вновь вызвало к жизни во всем ее диком и бесчеловечном величии воскрешение тоталитарного идеала.
Все приносится в жертву интересам национальной общности: это идеал патриотизма, преданности государству не на жизнь, а на смерть. И поскольку единственным критерием добра является интерес государства, справедливым оказывается только то, что служит возвышению Спарты. Поэтому в международных отношениях макиавеллизм становится правилом. И в особенности в IV веке спартанские полководцы дадут тому скандальные примеры; ввиду этого молодежь тщательнейшим образом приучают к скрытности, обману и воровству.
Что до внутренней политики, развивать стараются чувство коллективизма и дух повиновения. «Ликург, — пишет Плутарх , — приучал граждан не желать и даже не уметь жить поодиночке, но быть всегда, словно пчелы, объединенными вокруг своих предводителей для общего блага» [5;121]. В самом деле, основная и почти единственная добродетель гражданина тоталитарного государства— послушание; ребенка приучают к нему с особым тщанием: он никогда не бывает предоставлен самому себе, без присмотра старшего, он обязан повиноваться всем, кто стоит выше него в иерархии, от маленького до педонома (которому закон придает «розгоносцев» готовых исполнить его приговор) и просто всякому взрослому гражданину, который попадется ему навстречу.
Такая гражданская нравственность, состоящая в преданности родине и повиновении законам, воспитывается в суровой, аскетической атмосфере, равно характерной и для Спарты, и для современных государств, пошедших по ее пути: спартанская доблесть требует «суровой атмосферы», как говаривал Муссолини, — в ней есть явное пуританство, отказ от культуры и ее радостей [2;45]. Спартанский воспитатель стремится сделать ребенка выносливым к боли, он требует от него, особенно после двенадцати лет, сурового образа жизни, в котором нарастают элементы жестокости и варварства.
Плохо одетый, с обритой непокрытой головой, босой, ребенок спит на подстилке из камыша, растущего у берегов Эврота, которую зимой устилают пухом чертополоха. Кормят его плохо в расчете на то, что он воровством пополнит свой рацион.
В ребенке развивают мужество и воинственность, приучая его к побоям. Поэтому такую роль играют потасовки между шайками мальчишек в Платановой роще и у жертвенника Орфии. При этом воспитательная ценность раздора, которой дорожила древняя рыцарская этика, понималась в самом прямом и грубом смысле. Этим обусловлена и роль криптий, которые изначально были не столько террористической вылазкой против илотов, сколько полевыми учениями, имевшими целью приучить будущего солдата к войне и разбою.
Все это касается образования мальчиков. Образование девочек также было строго регламентировано, и музыка, танцы и пение отошли в нем отныне на второй план, теснимые гимнастикой и спортом. Архаическое изящество сменяется грубо утилитарными представлениями: как в фашистском государстве, спартанская женщина должна быть, прежде всего, плодовитой матерью здорового потомства. Воспитание подчинено евгеническим целям: ее стараются избавить от всяческой женской слабости и изнеженности, закаляя ее тело, приучая выступать обнаженной на празднествах и церемониях. Задача состоит в том, чтобы сделать из спартанских девушек могучих баб, свободных от излишней утонченности чувств и пригодных к совокуплению в целях улучшения породы [2;45].
Таково пресловутое спартанское образование, вызывавшее такой интерес, как в древности, так и в Новое время. Французскому историку трудно говорить о нем с полным беспристрастием. Немецкая наука от К.О. Мюллера (1824) до В. Йегера (1932) страстно им восхищалась: она видела в нем проявление нордического духа, присущего дорийской расе, и воплощение сознательно расистской, воинственной и тоталитарной политики — реальный и авторитетный образец мечтаний, неустанно питаемых немецкой душой со времен Пруссии Фридриха II, Шарнгорста и Бисмарка до нацистского III рейха. У нас их пример увлек Барреса, с восхищением увидевшего в Спарте «изумительный питомник». Греция предстала ему «объединением маленьких общин во имя улучшения эллинской расы». «Эти спартанцы старались изо всех сил, чтобы их выводки были лучшими» [8;199].
Подобный энтузиазм существовал и в античности: ведь Спарта известна в основном в романтическом, идеализированном образе, созданном ее страстными приверженцами, и прежде всего уроженцами исконной ее соперницы, Афин. К концу V и в особенности в течение IV века, по мере того как становилась окончательной и упрочивалась победа демократических тенденций, правые консерваторы, как аристократы, так и олигархи, чьим уделом стала злобная и бессильная оппозиция, настоящая внутренняя эмиграция, перенесли в Спарту свой поверженный идеал. Нынешнему историку очень трудно разобраться, что представляло собой в действительности это «спартанское чудо». Реакционные круги в Афинах, в частности, тот, душою которого был Сократ, были так же привержены Спарте, как французские буржуа времен Народного Фронта — порядку и могуществу муссоллиниевской Италии.
Спарта была великой пока была прекрасной и справедливой, в золотые дни, когда там, по словам Терпандра, цвели «доблесть юношей, гармоническая Муза и справедливость, идущая широкой стезей, мать прекрасных подвигов» [2;47], когда гражданские добродетели и военная мощь уравновешивались улыбкой человечности, сиявшей в лукавой грации спартанских девушек и изяществе их украшений из слоновой кости. Спарта стала ожесточаться лишь когда начался ее упадок.
Беда Спарты в том, что она созрела до срока. Она хотела остановить благословенное мгновение преждевременнойи в результате застыла, кичась своей неизменностью, как будто жизнь не есть изменение и не одна лишь смерть неподвижна. Спарта лишь бессильно завидовала росту более молодых государств и культур.
Застыв в этой непримиримой оборонительной позе, она занялась бесплодным культивированием непреодолимых отличий. Это породило злобную потребность, заметную и в современном фашизме, идти наперекор общепринятому, непрерывно отмежевываться.
В результате удалось в лучшем случае замаскировать упадок, все более непоправимый от поколения к поколению. Спарта в 404 году победила Афины ценой неимоверных усилий, полностью истощивших все ее силы и исчерпавших все духовные богатства: следующие века она неуклонно теряла свое значение.
Лишь по мере упадка Спарты определяются и усиливаются в ее воспитании тоталитарные претензии. Строгая евгеника связана с растущей убылью населения в государстве, опустошенном падением рождаемости и эгоизмом правящего класса, смыкающего свои поредевшие ряды. Противоестественные усилия, направленные на воспитание в женщине силы, приводят лишь к появлению цариц-прелюбодеек, вроде Тимеи, любовницы Алкивиада, или деловых женщин, самовластно распоряжающихся землей и движимостью, какие появились в III веке!
Внимательный анализ источников показывает, что суровость не была присуща Спарте изначально, что с течением времени она постоянно усиливалась. В VI веке Гимнопедии были поводом для музыкальных церемоний; позже нагота детей потеряла свое ритуальное значение и стала поводом для состязаний в выносливости к солнечным лучам в палящий летний зной. Перед жертвенником Артемиды-Орфии разыгрывалась вначале невинная борьба между двумя группами детей за разложенные на алтаре сыры. В римскую эпоху — только тогда — этот обряд превратился в ужасающее испытание, где мальчики подвергались зверскому бичеванию, соперничая в выносливости — иногда до смерти — на глазах у привлеченной этим садистским зрелищем толпы. В конце концов, перед храмом пришлось соорудить полукругом зрительские места, чтобы вместить стекающихся отовсюду туристов. И все это когда же? В эпоху Ранней Империи, когда PaxRomana царит по всему цивилизованному миру, когда маленькой профессиональной армии достаточно, чтобы отражать варваров от надежно укрепленных границ, когда процветает культура, проникнутая идеалами гуманности, и Спарта мирно дремлет — маленькая, тихая муниципия безоружной провинции Ахайя!
Итак, можно сделать такие выводы:
· В Спарте ребёнок с самого своего появления на свет находился в распоряжении государства. Решение о его праве на существование или о его уничтожении не зависело от отца. Собиралась особая комиссия из старейшин и решала вопрос о его участи.
· До семилетнего возраста ребенок оставался в родительском доме, под наблюдением женщин. Когда ему исполнялось семь лет, его отводили к педоному (воспитатель в Спарте), наблюдавшему за воспитанием всей молодежи. Педоном собирал детей в различные группы, называвшиеся ила (группа спартанских детей в возрасте от 7 лет). Соединение нескольких таких групп составляло класс (буям). Во главе каждой группы стоял илархэс, а во главе каждого класса – буягор, и тот и другой избирались из среды более старших мальчиков; буягор избирался самими детьми. Эти лица были обязаны руководить играми и гимнастическими упражнениями под наблюдением педонома и так называемых бидеоимов (подчинённые педонома, наблюдавшие за гимнастическими упражнениями), при которых находились мастигофоры (блюстатель общественного порядка, помощник воспитателя, исполнитель телесных наказаний хлыстом или розгой) с розгами. Многочисленные присутствующие следили за зрелищем с живым интересом; они имели право побуждать детей к тому или другому трудному упражнению, подзадоривать их на состязания, давать им советы, делать им выговоры и даже наказывать их.
· С двенадцати лет мальчики ходили еле прикрытые, с непокрытой головой и босые; зимой и летом они носили одну и ту же одежду, которой им должно было хватать на целый год. Им коротко обстригали волосы. Им было запрещено мыться и душиться, за исключением редких определенных дней. Они спали без одеял на сене, на соломе, на тростнике или на камыше. Их пища была самая простая и выдавалась в таком скудном количестве, что не могла их насытить, так что они были вынуждены воровать себе еду. Эти кражи не заслуживали ничего кроме похвалы, если совершались с ловкостью, но попавшиеся воришки подвергались наказанию.
· Кроме ежедневных упражнений, приучающих юношей терпеливо переносить боль, в Спарте практиковались испытания бичеванием, повторявшиеся ежегодно перед алтарем Артемиды Ортийской. При этом испытании юношей бичевали до крови, причем они не имели права стонать или просить пощады под угрозой бесчестия. Тот, кто более стойко переносил испытание, провозглашался «победителем у алтаря»; были случаи, когда жертвы умирали под ударами.
· Образование было очень ограничено. Исократ упрекает спартанцев даже в безграмотности. Чтение и письмо не входили в официальную программу, но большинство граждан выучивались этому самостоятельно. Но музыка входила в общественное обучение не только как развлечение, а как элемент нравственного развития; дети пели отрывки, соответствовавшие национальному духу, и играли на кифаре или на флейте.
· Молодым позволялось присутствовать при трапезах взрослых и слушать их беседы. Здесь они наслушивались то разговоров об общественных делах, о похвальных или достойных упрека поступках предков или современников, то были свидетелями веселых и едких шуток и острот, свойственных этому народу. Они могли принимать участие в этих разговорах, выражать свои собственные чувства, отвечать на насмешки и затруднительные вопросы с находчивостью, быстротой и сдержанностью; особенно старались приучать их высказываться как можно короче.
· Взрослые граждане имели право требовать уважения со стороны молодежи. Они находились по отношению друг к другу в положении учителя и ученика, начальника и подчиненного. Взрослые могли делать замечания мальчикам и юношам и даже их наказывать; если ребенок жаловался дома, отец еще сильнее его наказывал. Дети принадлежали столько же государству, сколько своим семьям. Все старцы почитались ими наравне с родным отцом. Скромность и сдержанность спартанской молодежи удивляли всю Грецию; они были молчаливы, как статуи, едва поднимали глаза, всегда сохраняли строгий вид и ходили степенно, с руками, прикрытыми плащом.
· С наступлением восемнадцатого года мальчики поднимались на следующую ступень общества и получали название кандидатов (девятнадцатилетние спартанские юноши, служившие в пограничных, разведывательных и вспомогательных войсках). Тогда они проходили службу аналогичную службе афинских эфебов. По истечению двадцати лет они переходили в регулярное войско и назывались эйренес (спартанские юноши от двадцати до тридцати лет, которые готовятся стать гражданами). Наконец, в тридцать лет они входили в разряд вполне взрослых людей и могли основывать себе собственное хозяйство.
1. Аристотель. Афинская полития. Перевод С.И. Радцига. – М.: Высшая школа, 1937. – 390 с.
2. Марру А.И. История воспитания в античности (Греция). – М.: Просвещение, 1998. – 410 с.
3. Сергеев В.С. История Древней Греции. – М.: Высшая школа, 1948. – 270 с.
4. Хрестоматия по истории Древней Греции. – М.: Просвещение, 1964. – 196 с.
5. Плутарх. Застольные беседы. Перевод М. Ботвинника.–Л.: Мысль, 1990.– 420 с.
6. Гаспаров М.Л. Занимательная Греция. – М.: Высшая школа, 1996. – 319 с.
7. Поль Гиро. Быт и нравы древних греков. – Смоленск, 2000. – 420 с.
8. Трухина Н.Н., Смышляев А.Л. Хрестоматия по истории Древней Греции. – М.: Знание, 2000. – 520 с.
9. Путешествие в Спарту. – М.: Просвещение, 1999. – 370 с.
10. куманецкий К. История культуры Древней Греции. – М.: Высшая школа, 1990. – 310 с.
11. Любимов Л. Искусство древнего мира. - М.: Просвещение, 1971. – 525 с.
12. Дьяков В.Н., Ковалев С.И. История древнего мира. – М.: Высшая школа, 1961. – 311 с.
13. Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. – М.: Мысль, 1986. – 270 с.
14. Полное собрание сочинений Ксенофонта в переводе Янчевецкого. Ч.1-5. – М.: Просвещение, 1887. – 408 с.
15. Ранов А. Древнейшие страницы истории человечества. – М.: Просвещение, 1988. – 387 с.
|
