Танки в ВОВ
Немецкие танки в бою до 1941 г.
Крещение огнем немецкие танки получили в Испании. Всего в Гражданской войне на Пиренейском полуострове приняли участие 102 линейные и 4 командирские «единички». В Испании Pz.I довелось столкнуться с танками советского производства БТ-5 и Т-26, вооруженными 45-мм пушками. Пулеметы немецких танков могли пробить броню этих своих противников бронебойными пулями только на дистанциях менее 150 м. На большем расстоянии «единичкам» оставалось только постараться уклониться от снарядов вражеских танков энергичным маневрированием, поскорее найти укрытие или просто спастись бегством. Для того чтобы дать подразделениям Pz.I возможность бороться с пушечными танками республиканцев, каждой их роте были приданы по 5 противотанковых орудий. В 1938 г. в обоих имеющихся у франкистов танковых батальонах 3-ротного состава одна из рот была укомплектована трофейными танками советского производства, оснащенными пушками.
20 апреля 1937 г. во французской газете «L'Intransigent» была опубликована статья об опыте Гражданской войны в Испании. Там, в частности, говорилось:
«Немецкие танки стали большим разочарованием (экипаж в 2 человека, скорость 50 километров в час, 2 пулемета, почти бесполезная броня). Никакой защиты от огня противотанковых пушек или бронебойных пуль, выпущенных из ручного оружия. Этот опыт заставляет германское Верховное командование пересмотреть свою политику. Немецкую танковую дивизию постигла неудача еще до начала ее службы. Французские танки, пусть медлительные, но зато гораздо лучше защищенные, остаются «королями поля боя».
Всего через 3 года всесокрушающие танковые клинья Вермахта убедительно доказали французам ошибочность этой точки зрения. Ее авторы просто не поняли, что использование Pz.I в Испании вовсе не было испытанием немецкой тактики применения танковых дивизий. Прежде всего они были для этого слишком малочисленны и воевали группами не более ротного состава, сопровождая пехоту на поле боя в качестве мобильных бронированных пулеметных точек. Такие действия не имели ничего общего с массированием танков в составе танковых дивизий, где они тесно взаимодействовали со всеми родами войск.
Впервые тактика «блицкрига» была продемонстрирована на деле во время нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 г. В канун этого события на вооружении Вермахта состояли 3472 танка: 1445 Pz.I, 1223 Pz.II, 202 Pz.35 (t), 78 Pz.38 (t), 98 Pz.III, 211 Pz.IV и 215 командирских танков. Немцы бросили на поляков все имеющиеся у них тогда боеспособные танковые соединения и части: 7 танковых дивизий, 2 из которых даже не были еще полностью сформированы, 4 легкие дивизии, а также отдельный танковый полк и отдельный танковый батальон. В их составе числились 2690 танков, из них 973 Pz.I, 1127 Pz.II, 112 Pz.35 (t), 55 Pz.38 (t), 87 Pz.III, 198 Pz.IV и 138 командирских танков.
Бои завершились быстрой и убедительной победой Германии, но немецкая техника показала себя не столь блестяще, как немецкая тактика и оперативное искусство. Все танки Вермахта первоначально имели только противопульное бронирование. Их главной защитой на поле боя предполагались скорость и маневр, но этого оказалось явно недостаточно. За месяц боев было потеряно 819 немецких танков, из них 236 безвозвратно.
Польские противотанковые ружья оказались гораздо более опасным противником для танков, чем представлялось до войны. Это заставило немцев наладить производство собственных противотанковых ружей в Германии и усилить броневую защиту своих танков. «Единички» не имели резервов веса для дополнительного бронирования, поэтому их начали понемногу переделывать в транспортеры боеприпасов и самоходные орудия. На лоб «двоек» и штурмовых орудий устанавливались дополнительные 20-мм броневые плиты. А броню находящихся в производстве «троек» и «четверок» немцы утолстили до 30 мм еще раньше.
На 1 мая 1940 г. в германской армии имелось 3465 танков. Это число складывалось из 1077 Pz.I, 1092 Pz.II, 143 Pz.35 (t), 238 Pz.38 (t), 381 Pz.III, 290 Pz.IV и 244 командирских танков. Для кампании на Западе, начатой 10 мая 1940 г., Германия в составе 10 танковых дивизий сосредоточила 2582 танка, включая 554 Pz.I, 920 Pz.II, 118 Pz.35 (t), 207 Pz.38 (t), 349 Pz.III, 280 Pz.IV и 154 командирских танка.
Боевые действия продолжались 6 недель, и победа обошлась немцам недешево. Только безвозвратно были потеряны 839 танков – почти треть от всего количества задействованных в сражениях. Еще 11 пришлось списать после боев в Норвегии. Там воевали 54 немецких танка в составе 40-го отдельного танкового батальона, в который входили 29 Pz.I, 18 Pz.II, 3 Neubau-Pz. Ppfw.IV и 4 командирских танка. Кроме того, 5 танков погибли на транспортном судне, потопленном на пути в Норвегию.
Столь тяжелые потери заставили немцев принять экстренные меры по дальнейшему усилению защиты своих боевых машин. Последняя крупная серия «двоек» – Pz.IIAusf.F– получила лобовую броню толщиной 30–35 мм. Начиная с августа 1940 г. до самого 1942 г. полным ходом шла модернизация ранее выпущенных Pz.IIIAusf.E, F и G. Они перевооружались на 50‑мм пушки длиной 42 калибра. Лобовая броня их корпуса и подбашенной коробки была усилена дополнительными 30‑мм броневыми плитами. В результате суммарная толщина брони в этих местах доводилась до 60 мм, и они становились непробиваемыми для наиболее распространенных в то время 37-мм и 45-мм противотанковых пушек. Pz.IIIAusf.H модернизировался подобным образом еще на заводе в процессе выпуска.
В конструкции следующей серии «троек» – Ausf.J– недавний боевой опыт в полной мере был учтен с самого начала. Башня, подбашенная коробка и корпус спереди у них были защищены 50-мм цементированной броней, примерно равной по прочности прежней составной 60-мм. Дополнительные 30-мм броневые плиты спереди устанавливались как на ранее выпущенные Pz.IVAusf.D, так и на Pz.IVAusf.E, которые уже находились в производстве. Дальнейшая модификация «четверки», Pz.IVAusf.F, сразу получила 50-мм цементированную лобовую броню, непроницаемую для 37-мм и 45-мм бронебойных снарядов. Такой же броней были защищены спереди и немецкие штурмовые орудия.
На 1 июня 1941 г. в Вермахте имелось 5162 исправных танка, из них 877 Pz.I, 1074 Pz.II, 170 Pz.35 (t), 754Pz.38 (t), 350 Pz.III с 37-мм Яушкрй, 1090 Pz.III с 50‑мм пушкой, 517 Pz.IV и 330 командирских танков. Из них для проведения операции «Барбаросса» немцы сосредоточили 337 Pz.I, 756 Pz.II, 155 Pz.35 (t), 625 Pz.38 (t), 259 Pz.III с 37-мм пушкой, 707 Pz.III с 50-мм пушкой, 439 Pz.IV и 224 командирских, а всего – 3502 танка в составе 17 танковых дивизий. Из имеющихся в наличии 377 штурмовых орудий немцы выделили 272 для поддержки своих армейских пехотных частей и соединений, а еще 18 были включены в состав боевых частей СС.
Показательно, что морально устаревшие к тому времени «единички», не имевшие резервов веса для модернизации, большей частью были выведены из первой линии. Только недавно сформированные 12, 19 и 20-я танковые дивизии из-за нехватки лучших танков имели в общей сложности 126 Pz.I в своих танковых полках. Еще суммарно 26 таких танков были на вооружении танковых полков 9, 12 и 18-й танковых дивизий. Остальные 185 танков этого типа, принявших участие в войне на Восточном фронте, состояли на вооружении рот, которые были включены по одной в саперные батальоны каждой из немецких танковых дивизий. При этом все такие танки, кроме машин командиров рот, были оборудованы устройством на корме для перевозки и сбрасывания подрывного заряда весом до 50 килограммов. Их применяли для уничтожения препятствий и заграждений на поле боя, поэтому сбросить заряд в нужное место можно было изнутри танка.
Необходимо отметить, что именно саперные «единички» стали главным источником расхождений в численности немецких танков, собранных для операции «Барбаросса», которые нередко встречаются в исторической литературе. Некоторые историки не относят их к числу боевых танков на том основании, что они не входили в состав танковых полков, и считают специализированными инженерными машинами. С нашей точки зрения, это неверно – ведь установка вышеописанного устройства на Pz.I практически не отразилась на его боевых возможностях.
Советские танковые войска
В Красной Армии в предвоенный период развитие танковых войск шло гораздо более извилистым путем. Первоначально главной задачей танков РККА была непосредственная поддержка пехоты и конницы в бою. Танковые подразделения предполагалось включать в состав стрелковых и кавалерийских частей и соединений или держать в резерве Главного командования для использования на решающих участках фронта. В конце 20-х гг. в СССР была разработана теория глубокой наступательной операции. Такая операция состояла из прорыва обороны противника на всю ее глубину и дальнейшего развития успеха путем ввода в прорыв массы подвижных войск – танков, мотопехоты и конницы, которые выходили на оперативный простор. Их действия должна была поддерживать авиация, а в тылу противника планировалась высадка воздушных десантов с целью разгрома его резервов. В свете этой концепции появилась необходимость в организации самостоятельных соединений подвижных войск.
Первым таким соединением стала механизированная бригада, созданная в мае 1930 г. по инициативе К.Б. Калиновского. После его гибели в авиационной катастрофе в 1931 году бригаде присвоили его имя. Осенью 1932 г. в Красной Армии были сформированы первые два механизированных корпуса, а в 1934 г. к ним добавились еще два, один из которых был развернут на базе бригады имени Калиновского. Кроме них, в 1932 г. были сформированы 5 отдельных мехбригад, а к 1935 г. их число довели до 14. В 1938 г. в РККА существовали уже 26 механизированных и бронетанковых бригад, а также 7 танковых и запасных танковых бригад. В 1938–1939 гг. 28 мехбригад, имеющих на вооружение танки типа БТ и Т-26, назвали легкими танковыми, а 4 танковые бригады, оснащенные танками Т-28 и Т-35, – тяжелыми танковыми бригадами. Тогда же мехкорпуса переименовали в танковые и реорганизовали.
Но первый же практический опыт их применения во время похода в Польшу в 1939 г. оказался неудачным: выяснилось, что эти соединения получились громоздкими и трудноуправляемыми. Вместо совершенствования их структуры было принято решение расформировать танковые корпуса. Высшим соединением советских танковых войск снова осталась бригада.
Но впечатляющие результаты кампании 1940 г. на Западе заставили пересмотреть такое положение, и в июне 1940 г. началось формирование 8 мехкорпусов новой организации. Это было своевременное и правильное решение, которое имело подсобой солидную материальную базу. СССР тогда располагал достаточным количеством боевой техники, снаряжения и транспорта для их полного укомплектования. Хватало для них и обученного личного и командного состава. В октябре 1940 г. их формирование было в основном завершено, и нарком обороны С.К. Тимошенко вместе с начальником Генштаба К.А. Мерецковым предложили сформировать еще один мехкорпус.
Но 1 февраля 1941 г. Мерецкова сменил ПК. Жуков, и уже 12 февраля руководимый им Генштаб представил советскому руководству новый мобилизационный план, согласно которому число мехкорпусов доводилось до 30. Формирование всех недостающих корпусов началось немедленно, но для его завершения перед войной уже не хватало ни времени, ни техники, ни подготовленных кадров. Проблема усугублялась тем, что для оснащения этих многочисленных мощных соединений требовалось огромное количество танков – около 31 тысячи. Только танков нового типа было необходимо построить не менее 15 тысяч. При сохранении существовавшего в 1941 г. темпа выпуска танков полностью укомплектовать все мехкорпуса удалось бы только к концу 1943 г. Колоссальные ресурсы советской индустрии были до предела загружены изготовлением танков, а необходимость производства автомобилей повышенной проходимости и большой грузоподъемности, бронетранспортеров, тягачей, самоходных артиллерийских и зенитных установок недооценивалась, поэтому их выпускали очень мало или не делали вообще.
Создание именно 30 мехкорпусов было обосновано очень просто. Советское военное командование в то время оценивало число танков, состоящих на вооружении вероятного противника – германской армии – в 10 тысяч штук. Реально их было около половины этого количества, но в СССР тогда предполагали, что немцы примут на вооружение трофейные французские танки. На самом деле, как мы уже отмечали, они не соответствовали немецким требованиям и использовались в Вермахте очень мало, да и то в основном не на передовой, а втылу, для борьбы спартизанами. Но для планирования будущей за основу была взята цифра именно 10 тысяч вражеских танков, а дальше простым умножением на 3 получилось число своих, нужных для борьбы с ними. Отсюда и пришли к необходимости иметь в строю 30 мехкорпусов примерно по 1000 танков в каждом. Ведь общеизвестно, что для успешного наступления необходимо создать троекратное превосходство в силах и средствах.
Но это была простая арифметика, которой владел Жуков, а реальная действительность требовала гораздо более глубоких знаний, которыми он не обладал. Уровень его образования никак не соответствовал должности начальника Генерального штаба. В 1906 г. Жуков закончил 3 класса церковно-приходской школы, а из военного образования у него за плечами были четырехмесячная школа унтер-офицеров в 1916 г., полгода учебы на 1-х Рязанских кавалерийских курсах в 1920 г., годичные кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, законченные в 1925 г., и трехмесячные курсы усовершенствования высшего начальствующего состава в 1930 г. Руководство Генеральным штабом – мозгом Красной Армии – было доверено человеку, который проучился за всю свою жизнь в общей сложности немногим более 5 лет. Академии он так никогда и не закончил.
Больше того, 8 ноября 1930 года будущий Маршал Советского Союза К-К – Рокоссовский, командовавший тогда 7-й Самарской кавалерийской дивизией, в состав которой входила 2-я кавбригада Жукова, написал на него аттестацию с четким по-военному выводом: «Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения при условии пропуска через соответствующие курсы. На штабную или преподавательскую работу назначен быть не может – органически ее ненавидит». Эта рекомендация была выполнена с точностью наоборот: Жукова ни на какие курсы больше не посылали, зато через несколько лет назначили руководить штабом, и не простым штабом, а Генеральным.
Сам Жуков в своих послевоенных мемуарах был вынужден признать: «Однако мы не рассчитали объективных возможностей нашей танковой промышленности». Решение о массовом формировании мехкорпусов без соответствующей материальной базы и подготовленных кадров было огромной ошибкой, повлекшей за собой самые тяжелые последствия. В погоне за количеством в очередной раз пренебрегли качеством. Чтобы хоть как-то укомплектовать многочисленные мехкорпуса, боеспособные танки собирали отовсюду, откуда могли. Для ускорения создания новых мехкорпусов им передавались танковые дивизий из числа ранее созданных. Из стрелковых дивизий изымались их штатные танковые батальоны.,
Хуже всего, что расформировывались части и соединения, которые были более или менее сколочены и имели практический опыт совместных действий. Свежеиспеченные формирования просто не успели его приобрести и являлись соединениями лишь по названию. Особенно это относится к подразделениям, оснащенным новыми танками Т-34 и КВ. Почти никто из экипажей новых танков не проходил слаживания даже в составе взвода и роты, не говоря уже о большем. Согласно программе обучения пополнения, в мехкорпусах намечалось закончить подготовку: одиночного бойца и экипажа – до 1 июля, взвода – до 1 августа, роты – до 1 сентября и батальона – до 1 октября 1941 г. Начавшаяся 22 июня война скорректировала –планы…
Да и структура даже тех соединений, в которых количество танков удалось довести до штатной численности, была далека от оптимальной. Для выработки рациональной организации советских танковых войск потребовался свой собственный долгий и кровавый опыт большой войны. Такого опыта у советского руководства в то время не было, поэтому мехкорпуса оказались сильно перегружены ганками, и в то же время для успешных действий им сильно недоставало пехоты, артиллерии, транспорта, средств связи и ремонтных средств, а самое главное – квалифицированных кадров. Командного состава они имели только 22–40 % от потребного. Недоукомплектованным и недоученным советским соединениям пришлось вступить в войну, не будучи еще готовыми к ней. В результате многочисленные и грозные на бумаге мехкорпуса Красной Армии быстро погибли в приграничных сражениях, так и не сумев нанести ощутимого урона Вермахту.
Усугубляла ситуацию недостаточная обученность, а зачастую и просто техническая безграмотность личного состава советских танковых войск. Большая часть населения СССР тогда жила в сельской местности, и уровень образования призывников оттуда оставлял желать много лучшего. В большинстве своем до прихода в армию они не пользовались даже велосипедом, не говоря уже о мотоциклах и автомобилях. Поэтому они не всегда соблюдали правила обращения со слишком сложной для них боевой техникой, не понимали важности ее своевременного техобслуживания и зачастую допускали в обращении с ней грубые ошибки. Например, в начале 1941 г. были случаи, когда танкисты по незнанию заправляли Т-34 бензином, выводя тем самым из строя его дизельный двигатель. Обучали их тоже явно недостаточно, механики-водители «тридцатьчетверок» имели практический опыт вождения в лучшем случае 11 часов. У механиков-водителей тяжелых танков KB этот опыт был не менее 30 часов, но приобретали они его большей частью на танкетках Т-27, которые были почти в 20 раз легче КВ.
Причину этого легко понять, если учесть принятую в РККА до войны систему сбережения моторесурсов техники. Согласно ей для боевой учебы танкистов использовались главным образом машины учебно-боевого парка, к которым относились наиболее старые и подлежащие скорому списанию танки. Только их разрешалось неограниченно эксплуатировать вплоть до полного износа. Примерно четверть всех танков составляли «боеготовый резерв», предназначенный для использования на учениях. За 5-8 лет такой службы разрешалось расходовать не свыше 50 % их моторесурса. Танки новых выпусков (не старше 5 лет) в большинстве своем стояли на консервации и предназначались исключительно для войны. Эксплуатировать их без распоряжения начальника военного округа категорически запрещалось во избежание порчи материальной части. За все время их службы допускалось израсходовать не более 20 % их моторесурса, да и то только во время проверки боеготовности частей. Снимать новые танки с консервации стали по приказу только после начала боевых действий.
Во главу угла была поставлена экономия материальных средств, при этом подготовка экипажей явно недооценивалась. А ведь любая самая лучшая техника мертва без людей, умеющих владеть ею в совершенстве. На 1 июня 1941 г. в учебно-боевых парках западных военных округов использовалось всего лишь 70 KB и 38 Т-34, а остальные стояли на консервации. В то же время на вооружении в этих округах состояли 545 KB и 969 Т-34! Больше того, инструкции по эксплуатации к новым танкам в подразделения не передавалась, ведь по распоряжению самого Генштаба KB и Т-34 считались «особо секретными» машинами. Поэтому документация на них хранилась в штабах мехкорпусов «за семью замками» и выдавалась танкистам только на время проведения занятий под роспись, а конспектировать ее строго запрещалось. Низкую степень обученности водителей советских танков в начале войны отмечал в своем дневнике начальник Штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер. Экипажи танков старых выпусков, как правило, владели своими боевыми машинами гораздо лучше, чем танкисты, воевавшие на Т-34 и КВ.
Не хватало в Красной Армии и запасных частей к имеющейся технике. В СССР всегда уделяли первостепенное внимание выпуску основной продукции и явно недостаточное – снабжению ее запчастями. В 1941 г. производство запчастей к танкам Т-28 и моторам М-5 и М-17 было полностью прекращено, а к танкам Т-37А, Т-38, Т-26 и БТ – сокращено. Это произошло потому, что их к тому времени уже не строили, а все ресурсы танковой промышленности были брошены на изготовление Т-40, Т-34 и KB, на подготовку производства Т-50, а также на выпуск запчастей к новым танкам. Накопленные ранее запасы запчастей к самым массовым советским предвоенным танкам Т-26 были практически полностью израсходованы во время Финской войны, поэтому в 1941 г. пришлось срочно начать строительство завода запчастей для Т‑26 в Чкаловске. В 1941 г. фонды на запчасти для танков были выделены в размере всего 46 % от расчетных потребностей. Не хватало не только запчастей, но и необходимых материалов, станков и инструментов, поэтому план по ремонту техники в первом полугодии 1941 г. выполнялся только на 45–70 %. А ведь это было еще мирное время, когда объемы ремонтных работ были куда меньше тех, с которыми пришлось столкнуться на войне.
Не лучше картина была и с техникой, необходимой для обеспечения действий танков. Предвоенная РККА имела только 41 % грузовиков, 34,7 % передвижных ремонтных мастерских, 18,5 % бензоцистерн и 28,2 % передвижных зарядных станций от положенных по штату военного времени. К ним, в свою очередь, тоже не хватало запчастей. Все имеющиеся у Наркомата обороны запасы шин были израсходованы во время боевых действий в Монголии, Польше и Финляндии, а на первое полугодие 1941 г. шин было выделено только 37 % от годовой заявки. Сократить нехватку грузовиков в армии с началом войны планировалось с помощью мобилизации их из народного хозяйства, но из опыта Польской и Финской кампаний было уже хорошо известно, что большинство автомашин прибудут в плохом техническом состоянии и с изношенной резиной – ведь гражданские организации по понятным причинам постараются оставить лучшую технику себе. На деле получилось еще хуже, потому что в связи со стремительным наступлением Вермахта значительная часть гражданской техники просто не успела попасть в армию, а много армейских автомобилей и спецмашин было потеряно в первые же дни войны.
Необходимо, конечно, учитывать, что, несмотря на огромное количество танков, состоящих на вооружении Красной Армии, оно все же было меньше потребного и составляло 61,4 % от штата военного времени. Таким образом, нехватка кадров и техники в расчете на имеющиеся танки была примерно в полтора раза меньше штатной, по общую безрадостную картину это улучшало ненамного.
Надо отметить, что в мехкорпусах были собраны далеко не все предвоенные советские танки, а только немногим более 70 % из них. Остальные находились в стрелковых, мотострелковых и кавалерийских дивизиях, воздушно-десантных корпусах, стрелковых бригадах, укрепрайонах, учебных заведениях, частях Военно-морского флота и наркомата внутренних дел. Но они были распылены на сравнительно мелкие группы и заметного влияния на ход боевых действий оказать не смогли.
Организаторы советских танковых войск рано оценили важность оснащения танков средствами радиосвязи. Еще в 1929–1930 годах приемопередатчики были установлены на 4 танка МС-1 отечественного производства и на трофейные танки: 2 французских «Рено» FT‑17 и 5 английских Mk.V, которые в Красной Армии именовали «Рикар-до» по названию их двигателя. Еще 16 МС-1 получили радиоприемники. Но к моменту начала войны развитие современных средств связи в армии не поспевало за быстрым ростом ее рядов. Например, в управлении 3-й армии, прикрывавшей западную границу в районе Гродно, было только 3 радиостанции, которые были разбиты в первый же день войны.
Нехватка радиостанций была не единственной бедой, потому что даже имеющимися часто не умели пользоваться. Многие связисты просто не могли толком освоить слишком сложную для них технику и при неумелой эксплуатации быстро выводили из строя рации или блоки питания к ним. Встречались случаи и сознательных поломок радиостанций танкистами, которые пытались скрыть свою собственную безграмотность ссылками на скверное качество доверенного им оборудования. При этом квалифицированных ремонтников радиоаппаратуры остро не хватало. В отчете об учениях, проведенных накануне войны, в мае 1941 г., были сделаны нелицеприятные выводы:
«Уровень подготовки связистов, работающих в радиосетях, не соответствует требованиям Я/СО… Выпускники военно-связных училищ современных средств связи не знают и пользоваться матчастью не умеют… Особенно сказываются все отмеченные недостатки при работе по обеспечению наступательных боев».
В довершение ко всему многие советские командиры в то время просто не доверяли радиосвязи, считали, что она только демаскирует их командные пункты, и предпочитали по старинке пользоваться привычными им проводными телефонами и делегатами связи. Но в маневренной войне эти средства коммуникации были очень ненадежны и не могли обеспечить необходимую оперативность и бесперебойность передачи и получения жизненно важной информации.
Особенностью советских радиофицированных танков выпуска 30-х гг. была установка поручневой антенны на башню. Она была видна издалека и сразу выдавала командирские машины. Опыт боев в Испании и на Халхин-Голе показал, что противник в первую очередь старается вывести из строя танки с антеннами и таким образом лишить танкистов управления. Поэтому в 1939 г. было принято решение убрать поручневые антенны со всех танков и заменить их штыревыми, имевшими и меньшую заметность, и меньшую стоимость. Но полностью осуществить это мероприятие до начала войны не успели.
Еще одной «ахиллесовой пятой» Красной Армии в Приграничном сражении была разведка – вернее, совершенно неудовлетворительная ее организация. Командование часто не имело сведений о противнике или. получало их с большим опозданием, когда они уже безнадежно устаревали. Зато в большом количестве приходили сообщения о несуществующих немецких десантах и о мифических немецких танках там, где их никогда не было. На основании этой ложной информации зачастую принимались неверные решения, распылялись силы, бесполезно расходовался ограниченный моторесурс техники и ГСМ к ней, забивались немногочисленные дороги, а нередко возникала и настоящая паника.
Мы уже отмечали недостаточную бронепробиваемость советских 45-мм снарядов. С 76-мм бронебойными снарядами была другая проблема: их катастрофически не хватало, ведь долгое время считалось, что 45-мм пушек вполне достаточно для борьбы с любыми вражескими танками.
Производство 76-мм бронебойных снарядов в СССР было налажено лишь незадолго до начала войны, и накопить их достаточных запасов просто не успели. Если обеспеченность Красной Армии перед войной 45-мм бронебойными снарядами достигала 91 %, то для 76-мм она составляла только 16 %. На каждую 76-мм дивизионную или танковую пушку в среднем приходилось всего-навсего 12 бронебойных снарядов. В некоторых пограничных военных округах положение было еще хуже. Например, в Западном Особом на одну 76-мм пушку приходилось 9 бронебойных снарядов, а в Ленинградском – даже менее одного. Зато Одесский военный округ почему-то получил 34 76-мм бронебойных снаряда для каждой пушки этого калибра.
Таким образом, большинство дивизионных пушек и танков Т-34 и KB не были обеспечены бронебойными снарядами даже по минимальным потребностям. Вскоре после начала войны, 2 июля 1941 г., Главное Автобронетанковое управление (ГАБТУ) РККА подало заявку на 292 тысячи 76-мм бронебойных выстрелов для укомплектования танков в период июль – сентябрь 1941 г. Но найти такое количество тогда было просто негде, и не только из-за отсутствия необходимых резервов. Промышленность тоже была еще не в состоянии обеспечить колоссальные нужды фронта. Перед войной производство 76-мм бронебойных снарядов велось только на трех заводах: в Москве, Ленинграде и Донбассе. Завод из Донбасса в начале войны был эвакуирован в тыл и временно прекратил выпуск, а московский сумел развернуть массовое изготовление только в декабре 1941 г. К производству этой важнейшей продукции были подключены и другие заводы, но наладить его им удалось не сразу. Острая нехватка 76-мм бронебойных снарядов усугублялась огромными трудностями доставки их на фронт из-за общего расстройства транспорта в начале войны.
По всем этим причинам до августа 1941 г. танкам Т-34 и KB часто приходилось вести огонь по танкам противника старыми снарядами со стержневой шрапнелью, взрыватель которых был поставлен «на удар». На дистанции 300 м такие снаряды были способны пробить броню толщиной до 35 мм и годились для борьбы с легкими немецкими танками. Чешские Pz.38 (t) с усиленным бронированием и немецкие средние танки они могли успешно поражать только в борт.
|
