Федеральное агентство по образованию

Ставропольский государственный университет

Кафедра истории России

Дипломная работа на тему:

Создание и функционирование Верховного тайного совета

Студентки 4 курса исторического факультета

Группа «В»

Дурдыевой Гузель

Научный руководитель:

Беликова Т.В. КИН, доцент

Ставрополь2007

Содержание.

Глава 1. Исторические обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.

1.1. Борьба за власть после смерти Петра I в 1725г.

1.2. Причины возникновения и состав Верховного тайного совета.

Глава 2. Политика Верховного тайного совета.

2.1. Корректировка петровских реформ.

2.2. Борьба за власть в Верховном тайном совете.

2.3. Попытка ограничения самодержавия.

Введение .

Актуальность проблемы:

Период дворцовых переворотов недостаточно изучен в отечественной историографии. Очень мало специальных исследований и о работе государственного аппарата в этот период, в частности различных государственных учреждений, в том числе Верховного тайного совета. Кроме того, существуют диаметрально противоположные оценки, направления сущности политики этого высшего органа власти в годы правления Екатерины 1 и Петра 2. Дискуссионность различных аспектов темы, слабая степень изученности проблемы функционирования государственных учреждений в период дворцовых переворотов диктуют необходимость дальнейшего комплексного исследования нашей темы.

Цель работы: изучить деятельность Верховного тайного совета

Задачи определяются поставленной целью:

-выяснить обстоятельства возникновения Верховного тайного совета;

-проанализировать его состав;

-выявить основную направленность конкретных мероприятий в Верховном тайном совете, их соотношение с петровскими реформами;

-рассмотреть ход борьбы за власть в Верховном тайном совете, определив причины и итоги;

-проанализировать попытки Верховного тайного совета ограничить самодержавие, при этом выяснить обстоятельства падения Верховного тайного совета.

Объект – история государственных учреждений России.

Предмет – политика Верховного тайного совета.

Степень изученности:

Анализ степени изученности проблемы я давала по проблемно-хронологическому принципу, то есть мною были предложены важнейшие проблемы, которые стояли в центре внимания дореволюционных, советских и современных исследователей темы и проследила, как пытались их решить в историографии. Это следующие проблемы:

1.Причины возникновения Верховного тайного совета;

2.Оценка «затейки верховников»,связанной с выработкой «Кондиций»;

3.Соотношение петровских реформ и политика Верховного тайного совета, ее эффективность и необходимость для дальнейшего поступательного развития России.

В исследованиях дореволюционных и советских историков на основе изучения официальных законодательных актов с достаточной полнотой изучена история создания и функционирования Верховного тайного совета.

По-мнению Ерошкина Петр 1, а вслед за ним и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо, не случайно в донесении Лефорта от 11 мая 1725 года сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах»об учреждении тайного совета», включавшего императрицу, герцога Карла Фридриха, А.Д. Меншикова, П.П.Шафирова и А.В.Макарова.

3 мая это сообщение почти дословно повторено в донесении Компредона. Истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екатерины. Сообщение от 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении совета как каком-то компромиссе с «родовой знатью»,олицетворяемой Д.М.Голицыным. Своего рода попыткой компромисса можно считать точку зрения Анисимова. Однако, позиция его весьма противоречива. Такие исследователи, как Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. считают, что на протяжении ряда лет, еще со времен Петра 1 «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной 1». Приведенный тезис наиболее адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит подтверждение в конкретном материале.

Градовский А.Д. считал, что «учреждение совета принадлежит к разряду самых неожиданных и внезапных государственных переворотов». Деятельность Верховного тайного совета привела к тому, что «скоро вся система, созданная Петром, разрушилась настолько, что уже с трудом можно было найти исходную точку администрации», а «всматриваясь в историческое значение Верховного совета, нельзя не заметить в нем сильной попытки доставить господство старому личному началу.

Ключевский писал, что, созданием Верховного тайного совета «хотели успокоить оскорбленное чувство старой знати, устраняемой от верховного управления неродовитыми выскочками». При этом изменялась не форма, а сущность правления, характер верховной власти: сохраняя свои титулы, она из личной воли превращалась в государственное учреждение.

Филиппов А.Н. в книге «История Сената в правление Верховного тайного совета и Кабинета» высказал мнение о том, что основным пороком созданной Петром системы органов власти была невозможность совмещения коллегиального принципа их устройства с характером исполнительной власти. Как орган исполнительной власти, «стоящий в непосредственном отношении к верховной власти», и был, считал Филиппов, основан Верховный тайный совет.

Таким образом, возникновение совета – не столько результат борьбы политических интересов, сколько необходимость, связанная с восполнением существенного пробела в петровской системе органов высшего управления. Результаты деятельности совета были незначительны, ибо ему «пришлось действовать непосредственно после той напряженной, деятельной эпохи, когда реформа следовала за реформой, когда во всех сферах народной и государственной жизни господствовало сильное возбуждение. Совету пришлось быть учреждением эпохи реакции... Совет должен был разобраться в сложных задачах петровской реформы, оставшихся для последующих эпох далеко не в разрешенном виде. Такая деятельность...показала ясно, что в петровской реформе выдерживало испытание временем и что должно было быть отставлено. Наиболее последовательно, полагал Филиппов, совет придерживался линии Петра в своей политике по отношению к промышленности, но в целом «общая тенденция деятельности Совета – примирить интересы народа с интересами...армии, не ведя обширных военных предприятий, не задаваясь никакими реформами по отношению к «войску». При этом, так же как и Ключевский, считал, что «совет отвечает в своей деятельности главным образом нуждам данной минуты,занимается теми делами, какие требуют немедленного решения.

В 1909 году вышла из печати книга Вяземского Б.Л. «Верховный тайный совет». Как и многих его предшественников, автора интересовала не столько проводившаяся советом политика, сколько его история как государственного учреждения. Однако нельзя согласиться с мнением Анисимова Е.В. о том, что выводы и наблюдения автора не отличались оригинальностью и являлись повторением идей Филиппова и Милюкова. В действительности многие суждения Вяземского были именно оригинальны, хотя бы потому, что его оценка деятельности совета была почти безоговорочно позитивной. Рассматривая причины возникновения Верховного тайного совета, Вяземский, как бы синтезировав идеи Градовского и Филиппова, пришел к заключению, что совет играл своего рода генерал-прокурора, приспосабливая систему петровских учреждений к самодержавию.

Исследователь Строев В.М. в Верховном тайном совете видел своего рода «коалиционное правительство», которое «оказалось на высоте своего призвания».

В 1975 году Анисимов Е.В. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Внутренняя политика Верховного тайного совета (1726 - 1730)». Создание Верховного тайного совета рассматривается в работе как «начальный этап перестройки системы управления, преследовавшей цель приспособления государственного аппарата к новым задачам, вставшим перед самодержавием в первые послепетровские годы».

Группа историков во главе с Ерошкиным считали, что оценка работы государственных учреждений периода дворцовых переворотов зависит от оценки личности монарха. Очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра в противовес значительности и масштабности политических преобразований самого Петра.

Другая группа исследователей под руководством Голиковой утверждают, что Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра в 20-е годы 18 века, органов с более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в дипломатической переписке того времени.

Падение Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство того, что появление органов, подобных ему, - нечто вроде призрака русского абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков 18 – 19 вв., начиная с ТатищеваВ.Н. и кончая Павловым – Сильванским Н.П., а отзвуки понимания проявились и советской историографии.

Сложившиеся в общественном сознании стереотипные представления о послепетровском времени нашли отражение в «записке о древней и новой России» Карамзина, который осудил попытки ограничения самодержавия членами Верховного тайного совета и всю проводимую им политику. Карамзин полагал, что Анна Ивановна «хотела правительствовать согласно с мыслями Петра Великого и спешила исправить многие упущения,сделанные с его времени», но «несчастная привязанность» ее к Бирону не позволила ей выполнить свою задачу. В сущности та же точка зрения была воспроизведена и в некоторых появившихся во второй половине 19 века работах историков – правоведов, в том числе и Градовского А.Д.

Первым, кто поставил перед собой задачу беспристрастно осветить историю послепетровской России, был Соловьев С.М., в 18 – 20 томах своей «Истории России с древнейших времен», давший подробный очерк событий этого времени. Рассматривая правительственную политику в царствование Екатерины 1, Соловьев в целом не отрицал вынужденности мер, предпринимавшихся Верховным тайным советом, однако общий его вывод состоял в том, что «программа преобразователя показалась слишком обширна, а «люди, оставленные России Петром, не имели его веры в способности русского народа, в возможность для него пройти трудную школу; испугались этой трудности и отступили назад». Деятельность Верховного совета представляет реакцию против как финансовой администрации, так и податной системы петровского времени.

Финансовая политика совета, по мнению Вяземского, была продиктована заботой о сокращении расходов государства. Осуществленная советом реорганизация местного управления, которая всеми предшественниками Вяземского трактовалась как полное разрушение петровской системы, была, как он полагал, вызвана тем, что и Петр «не решился окончательно разделаться с дореформенными учреждениями, вследствие чего реорганизация местного управления оказалась несовершенной и новому порядку приходилось приспосабливаться к старой почве, на которую он был перенесен» стремление Вяземского оправдать действия совета проявилось в трактовке судебной реформы. Он утверждал, что на деле реального разделения властей не существовало и при Петре, а меры Верховного тайного совета едва ли правосудие более доступным и действенным, поскольку воевода мог тотчас сам приводить в исполнение свои решения.

Говоря об историографии послепетровского времени, нужно упомянуть и о статье Н.А. Павлова – Сильванского «Мнения верховников о реформах Петра Великого», опубликованной в 1910 году. Главным противникам петровских преобразований он считал Меньшикова. Исследователь категорически опровергал суждение Милюкова о единстве методов Петра и верховников, утверждая, что вопросы остались, но изменились приемы их решения, так как в противоположность Петру верховники всегда уклонялись от сложного и трудного; они нередко пользовались в своих мероприятиях приемом точного воспроизведения допетровских порядков.

В 1949 году Е.С. Пархом была защищена кандидатская диссертация о торгово – промышленной политике Верховного тайного совета, в которой особо подчеркивалось иностранное влияние на нее и соответственно многие мероприятия оценивались резко отрицательно. Истории выработки в 1727 – 1731 годах таможенного тарифабыло посвящено исследование Ф.И. Козинцевой, промышленная политика нашла отражение в монографии Н.И. Павленко по истории металлургии. Детальному разбору финансовая, в том числе фискальная политика была подвергнута в монографии С.М. Троицкого.

По словам Анисимова, при Петре II Совет пре5вратился в «коллективного регента», а отставка Меньшикова расчистила «путь к власти родовитой оппозиции», и в этих условиях совет «стал орудием в ее руках». Осуществленная административная реформа носила черты централизации и концентрации управления и преследовала цели повышения эффективности, мобильности управления, приспособления деятельности государственного аппарата к специфике внутренней обстановки и внутри политических проблем послепетровского периода. Особое внимание уделил попыткам ревизии податной реформы. Именно в ней, по его мнению, видели верховники причины плачевного финансового состояния страны и разорения крестьянства.

В своей работе «Россия без Петра» автор так же критиковал политику Верховного тайного совета.

Из новейших работ по интересующей нас проблематике упомяну Я.А. Гордина «Меж рабством и свободой». Он полагает, что Верховный тайный совет в первый год своего существования выполнил главную тактическую задачу – бешеный галоп, которым вел измученную Россию Петр I, был приостановлен, обличено было положение купечества и крестьянства. Царствование Петра II доказало недееспособность государственной системы, полупостроенной Петра I. Поражение конституционной «затейки» верховников привело к тому, что с первых же месяцев нового царствования началось попятное движение к вульгаризованным петровским установкам.

Краткий обзор историографии послепетровской России достаточно ясно показывает, что на протяжении полутора столетий в ней шла постоянная борьба двух взаимоисключающих тенденций. С одной стороны, стремление изобразить всю послепетровскую эпоху как «мрачную страницу русской истории, а соответственно, и внутреннюю политику представить как попытку контрреформы». С другой – стремление доказать, что политика Верховного тайного совета была продиктована конкретными условиями разоренной петровской реформой страны и поэтому была вполне разумной и оправданной.

Источниковая база: при выполнении работы опирались на изучение разнообразных источников, позволяющих раскрыть различные аспекты возникновения и функционирования Верховного тайного совета. Источники по моей теме можно разделить на несколько групп.

1 группа – законодательная акты (8 февраля 1726 года – указ об учреждении Верховного тайного совета; «Мнение не в указ», 25 февраля 1730 года – «Кондиции», 4 марта 1730 года – указ об упразднении Верховного тайного совета), позволяющие рассмотреть процесс возникновения этого высшего органа, раскрыть содержание конкретных мер. Дают официальную фактовку необходимости тех или иных мероприятий.

2 группа – сочинения современников. К ним можно отнести: «Краткая повесть о смерти Петра Великого» Ф. Прокоповича «Записки Манштейна о России 1727 – 1744 года».

3 группа – мемуарная литература. Среди них: записки Миниха.

4 группа – дипломатическая переписка. Депеши иностранных послов.

Структура. Работа состоит из введения, 2х глав, заключения и списка источников и литературы.

1 глава – Обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.

2 глава – Политика Верховного тайного совета.

Глава I. Исторические обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.

1.1. Борьба придворных группировок за власть после смерти Петра I

16 января 1725 г. Пётр слёг и больше уже не встал. Силы оставили царя. За несколько часов до смерти, когда он уже потерял дар речи, слабеющей рукой Пётр успел написать только два слова : «отдайте всё». Но кому он завещал своё дело, кому он передавал российский престол, осталось неизвестным1 .

Дело царевича Алексея и ранняя смерть сыновей Петра от его второй жены Екатерины заставили Петра установить новый порядок престолонаследия, согласно которому государь мог назначить себе приемника по своему усмотрению. Новый закон (“Устав о наследии престола”), изложенный и истолкованный Феофаном Прокоповичем в “Правде воли монаршей во определении наследникадержавы своей”, был обнародован 5 февраля 1722 г.

Закон о престолонаследии предполагал наличие завещания и передачи престола по воле монарха, но Пётр не успел составить его при жизни.2

28 января 1725 г. Пётр скончался. И с этого момента русский престол становится объектом борьбы между различными группировками придворных, в которой огромную роль играет русская гвардия. Начинается время дворцовых переворотов.3

Что представляла собой та полоса дворцовых переворотов, которой ознаменовалась история Российской империи с 1725 по 1762 г. и даже позже (убийство Павла)?

В трудах В.И. Ленина имеются оценки на эволюцию самодержавия в России. Он подчёркивал, что “русское самодержавие XVII века с боярской думой и боярской аристократией не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами «просвещённого абсолютизма», что «монархия с боярской думой не похожа на чиновничье-дворянскую монархию XVIII века».^1.

В.И. Ленин определяет русское самодержавие XVIII века как чиновничье-дворянскую монархию с бюрократией и служилыми сословиями. Создание этой монархии, оформление абсолютизма, истоки которого восходят ко второй половине XVII в., является следствием преобразований в царствие Петра I. Период «просвещенного абсолютизма» в России падает на время Екатерины II, хотя элементы «просвещённого абсолютизма» характерны и для Петра I. Поэтому нельзя говорить об эпохе дворцовых переворотов как о чём-то принципиально отличном от предшествующего и последующего этапа в истории самодержавного строя в России. Однако новые концепции и подходы дали основание переосмыслить многие, ставшие уже постулатами, оценки и выводы.

Конечно, почти четыре десятилетия, отделяющие смерть Петра I от восшествия на престол «преемницы Петра». Екатерины II, представляют особый период в истории Российской империи, период, наполненный политическими событиями большой важности. В течение XVIII в. имела место дальнейшая (по сравнению с петровским абсолютизмом) эволюция самодержавия: особенно выделяются времена Верховного тайного совета как попытка существенного умаления самодержавия в пользу феодальной олигархии, «затейка верховников» начало 1730 г., преследовавшая цель поставить у власти феодальную аристократию и путём «кондиций» ограничить монарха.1 .

В течение всего этого периода шла борьба за власть между отдельными группировками «шляхетства», «верховниками» и «шляхетством», вельможами и рядовым дворянством, между различными группировками придворной знати. Но так как во время дворцовых переворотов дворянская природа самодержавия не менялась, то «перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть и отдать другой».1

Не успел смежить веки русский император, как вопрос о том, кто наследует его престол, стал предметом горячих споров. Давно уже при дворе сложились две группировки правящей знати. Одна состояла из вельмож, хотя и титулованных, но в большей своей части неродовитых, не знатного происхождения. Своими титулами и чинами, своим богатством и влиянием, своим местом в обществе они обязаны Петру. Среди этих вельмож ( Александр Данилович Меньшиков и Пётр Андреевич Толстой, Гавриил Иванович Головкин и Фёдор Матвеевич Апраксин, Павел Иванович Ягужинский и Иван Иванович Бутурлин.

Вторая группировка знати, представленная Голицыными во главе с Дмитрием Михайловичем, Долгорукими, Никитой Ивановичем Репниным и другими, состояла из вельмож, отцы и деды которых составляли ту самую боярскую аристократию, которая заседала в боярской думе в царствование деда и отца Петра I, Михаила Фёдоровича и «Тишайшего» Алексея Михайловича и правила русской землёй по привычному правилу: «Царь указал, а бояре приговорили», они были далеки от того, чтобы подобно Хованским и Соковниным, таким же представителям боярской знати Московской Руси XVII века, как их отцы и деды, цепляться за ветхозаветную старину; они понимали, что колесо истории повернуть вспять не удастся, да и незачем. Потому обученные Петром жить «с манеру немецкому», одетые в новое платье европейского покроя, с обритыми бородами и в париках они не только не были чужды петровским нововведениям, но и сами проводили их2 .

Если вельможи, составлявшие первую группировку придворной знати, отчётливо сознавали, что своими титулами «светлейшего князя» или «графа», «своей недвижимой собственностью», своей карьерой они обязаны Петру, петровским порядкам, в основе которых лежал дух «табели о рангах», то знать, входившая в состав второй группировки, считала своё право управлять Россией наследственным, завещанным отцами вместе с вотчинами правом, основанном на «породе» и передаваемом из поколения в поколение опыте» службы государевой.

Первые были порождением ими же проводимых реформ, вторые (и без петровских реформ, если бы всё оставалось в том же положении, что и во времена «Тишайшего», правили бы русской землёй.^1. Если для первых основой их положения в правящих кругах была личность самодержца, то вторые считали себя вправе занимать свои посты и владеть своим богатством в силу одного лишь происхождения. Эта феодальная аристократия с презрением смотрела на таких как Меньшиков, сделавший карьеру от царского денщика до светлейшего князя, петербургского губернатора и президента военной коллегии.

Смерть Петра вызвала столкновение и борьбу этих двух группировок правящей верхушки. Спор разгорелся по поводу о наследнике Петра. В покоях дворца, где умирал творец закона о престолонаследии, началось усиленное обсуждение духа и буквы этого закона. Сопоставляя его с указом о единонаследии, говорили о возможном наследовании этого престола дочерьми. В данном случае наследницей престола становилась старшая дочь Петра Анна. Но она ещё в 1724 году и за себя, и за мужа, и за своё потомство отказалась от притязаний на русский трон. Следовательно, престол должен был перейти ко второй дочери Петра Елизавете. Меньше всего прав на престол и по старым русским обычаям, и по указу о единонаследии, который мог считаться аналогом указа о престолонаследии, имела вдова Петра Екатерина. Но её кандидатуру выдвинули и упорно отстаивали неродовитые вельможи: Меньшиков, Толстой, Апраксин и др. Для них она была своим человеком, прошедшим сложный путь от служанки пастора Глюка до императрицы, путь, во многом напоминавший их собственный, являясь символом петровской породы, которая сделала их вельможами.

Сторонники восшествия на престол Екатерины, и в первую очередь Пётр Толстой, доказывали её права, ссылаясь на то, что коронацией Екатерины в 1724 г. Пётр как бы наметил её себе в преемники2 . Но противники Екатерины и её друзей были не менее активны. Дмитрий Михайлович Голицын и другие знатные вельможи выдвигали на престол малолетнего сына Алексея Петровича Петра. Они рассчитывали превратить беспомощного мальчика в марионетку, править так, как им хотелось, отстранив от управления Меньшикова, толстого и других неродовитых вельмож.1

Когда стала очевидной близкая кончина Петра I, Екатерина поручила Меньшикову и Толстому действовать в её, а, следовательно, и в их интересах. 2 Почти полтора года не получавший жалования петербургский гарнизон и другие полки получили, наконец, деньги, обещаны были и другие денежные выдачи, войска возвращались с работ на отдых и т.п.

В зал дворца, где собрались сенаторы, генералитет и духовенство из синода, начинают проникать один за другим гвардейские офицеры. Они внимательно слушают Толстого, который доказывает права Екатерины на престол, а когда говорят сторонники Петра Алексеевича, из их рядов доносятся угрозы в адрес «бояр», которым они грозятся «разбить головы», если они хоть пальцем тронут Екатерину. Через некоторое время командир Семёновского полка Н.И. Бутурлин привёл ко дворцу оба гвардейских полка, с барабанным боем выстроившихся под ружьё. Когда фельдмаршал Н.И. Репин спросил, по чьему приказу приведены полки, Бутурин внушительно ответил, что они пришли сюда по приказу императрицы, которой все должны подчиняться, « не исключая и тебя»1 .

Демонстрация гвардейцев сделала своё дело. Сперва согласился признать Екатерину законной правительницей Репнин, за ним, когда выяснили окончательно у статс-секретаря, Макарова, что никакого завещания Пётр не оставил, и другие вельможи.

1.2.Создание Верховного тайного совета.

Вступив на престол, Екатерина продолжала осыпать «милостями» гвардейцев. За спиной Екатерины стояли вельможи, вначале фактически правившие за неё, а затем и юридически закрепившие власть в стране.

Среди основных вельмож не было единства. Каждый хотел власти, каждый стремился к обогащению, славе, почёту. Все опасались «светлейшего»1 . Боялись, что этот «всесильный Голиаф», как называли Меньшикова, пользуясь своим влиянием на императрицу,, станет у кормила правления, а других вельмож, познатней и породовитей его, отодвинет на задний план. Опасались «всесильного Голиафа» не только вельможи, но и дворянство, шляхетство. Ещё стоял в Петропавловском соборе гроб Петра, а уже Ягужинский обратился к праху императора, громко, чтобы слышали, жалуясь на «обиды» со стороны Меньшикова. Сплачивались влиятельные Голицыны, один из которых, Михаил Михайлович, командовавший войсками, расположенными на Украине, казался особенно опасным для Екатерины и Меньшикова. Меньшиков открыто третировал сенат, а сенаторы в ответ на это отказывались собираться. В такой обстановке действовал умный и энергичный Пётр Андреевич Толстой, добившийся согласия Меньшикова, Апраксина, Головкина, Голицына и Екатерины (роль которой в этом деле фактически сводилась к нулю) на учреждение Верховного тайного совета. 8 февраля 1726 года Екатерина подписала указ о его учреждении. Указ гласил, что «за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел учредить Тайный совет…». В состав Верховного тайного совета указом от 8 февраля вводились Александр Данилович Меньшиков, Фёдор Матвеевич Апраксин, Гаврила Иванович Головкин, Пётр Андреевич Толстой, Дмитрий Михайлович Голицын и Андрей

Иванович Остерман2 .

Через некоторое время члены Верховного тайного совета подали Екатерине «мнение не в указ о новом учреждённом Тайном совете», которое установило права и функции этого нового высшего правительственного органа. «Мнение не в указ» предполагало, что все важнейшие решения принимаются только Верховным тайным советом, любой императорский указ заканчивается выразительной фразой «дан в Тайном совете», бумаги, идущие на имя императрицы, снабжаются также выразительной надписью «к поданию в тайном совете», внешняя политика, армия и флот находятся в ведении Верховного тайного совета, равным образом как и коллегии, их возглавляющие. Сенат, естественно, теряет не только былое своё значение высшего органа в сложной и громоздкой бюрократической машине Российской империи, но и титул «правительствующего». «Мнение не в указ»1 стало для Екатерины указом: она со всем согласилась, кое-что только оговорив. Созданный «при боку государыни», Верховный тайный совет лишь милостиво считался с нею. Так фактически в руках «верховников» сосредоточилась вся власть, а правительствующий Сенат, оплот сенаторской оппозиции Меньшикову и его окружению, став просто «высоким» надолго потерял соё значение, не перестав быть средоточием оппозиции «верховникам»2 .

Обращает на себя внимание состав Верховного тайного совета, он целиком отражает то соотношение сил, которое сложилось в правительственных кругах. Большая часть членов Верховного тайного совета, а именно четыре из шести ( Меньшиков, Апраксин, Головкин и Толстой, принадлежала к той неродовитой знати или примыкала к ней, как Головкин, которая выдвинулась на первый план при Петре и благодаря ему заняла руководящие посты в управлении государством, стала богатой, знатной, влиятельной. Родовитая знать была представлена одним Дмитрием Михайловичем Голицыным. И, наконец, особняком стоит Генрих Иоганович Остерман, немец из Вестфалии, ставший в России Андреем Ивановичем, интриган, беспринципный карьерист, готовый служить кому угодно и как угодно, энергичный и деятельный бюрократ, покорный исполнитель царских повелений при Петре и правитель Российской империи при Анне Ивановне, «лукавый царедворец», благополучно переживший не один дворцовый переворот. Его появление в составе Верховного тайного совета предвещает то время, когда вслед за кончиной Петра, которого «заморские» авантюристы, смотревшие на Россию, как на кормушку, хотя они и не были приглашены в далёкую Московию именно им, боялись и не решались действовать открыто, на русском престоле оказались его бездарные преемники, и «напасть немецкая» развернулась на всю, проникнув во все поры российского государства. Таким образом, состав Верховного тайного совета при Екатерине I в феврале 1726 года отражал победу петровских питомцев и их опоры в январе 1725 года ( гвардейцев. Но править Россией они собирались совсем не так, как Пётр. Верховный тайный совет представлял собой кучку аристократов (а верховники действительно были феодальной аристократией, все без исключения, независимо от того, кем были их отцы и деды в Московском государстве), стремившихся сообща, маленькой, но могущественной и влиятельной группой править Российской империей в личных интересах.

Конечно, включение в состав Верховного тайного совета Дмитрия Михайловича Голицына отнюдь не означало его примирения с мыслью о том, что он, Гедиминович, имеет такое же право и основания править страной как и царский денщик Меньшиков, «худородный» Апраксин и др. Придёт время, и противоречия между «верховниками», т.е. те же противоречия между родовитой и неродовитой знатью, которые вылились в события у гроба Петра, найдут отражения и в деятельности самого Верховного тайного совета1 .

Еще в донесении от 30 октября 1725 года французский посланник Ф. Кампредон сообщает о «тайном совещании с царицею», в связи с чем им упоминаются имена А. Д. Меньшикова, П. И. Ягужинского и Карла Фридриха. Неделей позже он сообщает о «двух важных совещаниях», состоявшихся у Меньшикова.1 В одном из его донесений упоминается также имя графа П. А. Толстого.

Практически в это же время датский посланник Г. Мардефельд сообщает в донесениях о лицах, входящих в состав советов, «собираемых по внутренним и внешним делам»: это А. Д. Меньшиков, Г. И. Головкин, П. А, Толстой и А. И. Остерман.

При анализе данных известий нужно отметить следующие обстоятельства. Во-первых, речь идет о наиболее важных и «тайных» государственных делах. Во-вторых, круг советников узок, более или менее постоянен и включает людей, занимающих ключевые государственные посты, и родственников царя (Карл Фридрих – муж Анны Петровны). Далее: совещания могут происходить у Екатерины Iи с ее участием. Наконец, большинство названных Кампридоном и Мардефельдом лиц вошло затем в состав Верховного тайного совета. У Толстого назрел план обуздать своеволие Меншикова: он убедил императрицу создать новое учреждение – Верховный тайный совет. Председательствовать на его заседаниях должна была императрица, а его членами предоставлялись равные голоса. Если не умом, то обостренным чувством самосохранения Екатерина понимала, что необузданный нрав светлейшего, его пренебрежительное отношение к прочим вельможам, заседавшим в Сенате, стремление командовать всем и вся, могли вызвать распри и взрыв недовольства не только у родовитой знати, но и среди тех, кто возводил ее на престол.2 Интриги и соперничество, разумеется, не укрепляли позиций императрицы. Но с другой стороны, согласие Екатерины на создание Верховного тайного совета явилось косвенным признанием ее неспособности самой, подобно супругу править страной.

Было ли возникновение Верховного тайного совета разрывом с петровскими принципами управления? Для решения этого вопроса нужно обратиться к последним годам Петра и практике решения Сенатом наиболее важных вопросов. Здесь бросается в глаза следующее. Сенат может собираться не в полном составе; на заседаниях, разбиравших важные вопросы, зачастую присутствует сам император. Особенно показательно заседание 12 августа 1724 года, обсуждавшее ход строительства Ладожского канала и основные статьи государственных доходов. На нем присутствовали: Петр I, Апраксин, Головкин, Голицын. Примечательно, что все советники Петра – будущие члены Верховного тайного совета. Это наводит на мысль, что Петр I, а затем и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо, неслучайно в донесении Лефорта от 1 мая 1725 года сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах «об учреждении тайного совета», включающего императрицу, герцога Карла Фридриха, Меншикова, Шафирова, Макарова.1

3 мая это сообщение почти дословно повторено в донесении Кампридона.

Итак, истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екатерины I. Сообщение же о заседании 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении Совета как о каком-то компромиссе с «родовой знатью», олицетворяемой Голицыным.

Указ 8 февраля 1726 года, которым официально оформлялся Верховный тайный совет при особе императрицы, интересен как раз не следами борьбы лиц и группировок (их там можно разглядеть лишь с очень большим трудом):этот государственный акт – не что иное, как законодательное установление, в принципе сводящееся к легализации уже имеющегося совета.

Обратимся к тексту указа: « Понеже усмотрели мы, что тайным действительным советникам и кроме сенатского правления есть немалый труд в следующих делах: 1) что они часто имеют по должности своей, яко первые министры, тайные советы о политических и других государственных делах, 2) из них же заседают некоторые в первых коллегиях, отчего в первом и весьма нужном деле, в тайном совете, а и в Сенате в делах остановка и продолжение от того, что они за многодельством на могут вскоре чинить резолюции и названныя государственныя дела. Того за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный Совет, при котором сами будем присудствовать».пСпбю__________________________________________________________________________________________________________________________

Указ 8 февраля 1726 года трудно заподозрить в какой- то «недосказанности», маскирующей некую борьбу партий, группировок и т. п.: настолько ясно виден тот факт, что центр тяжести законодательного постановления лежит совершенно в другой плоскости, а именно в области задач функционирования государственной машины.

Не так давно четко сформулировано мнение, что на протяжении ряда лет, еще со времен Петра I «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной I». Приведенный тезис наиболее адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит подтверждение в конкретном материале.

Уже 16 марта 1726 года французский посланник Кампредон опирался на оценки, дошедшие из среды самого Совета. В так называемом «Мнении не в указ»1 мы находим, в частности, такой комментарий указа 8 февраля 1726 года: «а как ныне Ея императорское величество…для лутчаго успеху в росправе государства тож правление изволила разделить надвое, ис которых в одном важные, в другом протчие государственные дела, то как всем видимо есть, что с помощью Божиею не в пример лутче стало быть прежнего…» Верховный тайный совет, как негласные советы времен Петра I, - чисто абсолютистский орган. Действительно, какой-либо документ, регламентирующий деятельность Совета, отсутствует. «Мнение не в указ» скорее формулирует общие принципы независимости и полновластия, нежели как-то ограничивает их. Ведающий внешней и внутренней политикой, Совет является императорским, поскольку императрица в нем «первое президентство управляет», «оной совет толь наименее за особливое коллегиум или инако почтен быть может, понеже он токмо Ея величество ко облегчению в тяжком Ея правительстве бремени служит».

Итак, первое звено: Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра I в 20-е годы XVIII века, органов с более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в дипломатической переписке того времени.

Падение Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство того, что появление органов, подобных ему, - нечто вроде призрака прошлого, вставшего на пути только что родившегося русского абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков XVIII – XIX веков, начиная с В. Н. Татищева и кончая Н. П. Павловым-Сельванским, а отзвуки такого понимания проявились и в советской историографии. Между тем ни сами события 1730 года, ни их последствия для такого заключения оснований не дают. Необходимо учитывать, что к указанному времени Совет во многом утратил качество негласного реального правительства страны: если в 1726 году состоялось 125 заседаний Совета, а в 1727 году – 165, то, например, с октября 1729 года после смерти Петра II в январе 1730 года Совет вообще не собирался и дела были в значительной степени запущены.1 Кроме того, документы, вышедшие в 1730 году, причем документы программного, без преувеличения, значения, нельзя сводить к знаменитым «Кондициям». Не меньшего внимания заслуживает так называемое «Клятвенное обещание членов Верховного тайного совета». Он рассматривается как документ, составленный членами Совета после ознакомления с позицией столичного дворянства в отношении верховной власти. В нем говорится: «Целость и благополучие каждого государства от благих советов состоит… Верховный тайный совет состоит не для какой собственной того собрания власти, точию для лутчей государственной ползы и управления, в помощь их императорских величеств». Воспринимать эту декларацию, учитывая официальный характер документа как демегогический прием, видимо, нельзя: его направленность диаметрально противоположно положениям «Кондиций». Скорее всего это – свидетельство изменения первоначальной позиции Верховного тайного совета, с учетом пожеланий, выраженных в дворянских проектах, и настроений самого дворянства. Не случайно и программное требование «Клятвенного обещания»: «Смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии болше двух персон умножено не было, чтоб тем нихто не мог взять вышней для на селя силы».Это достаточно зримое подтверждение того, что, с одной стороны, традиции «монархии с боярской думой и боярской аристократией» были еще в памяти , а с другой - что политическое мышление верхушки господствующего класса в этот период напрямую отказывалось от них.

Указанная корректировка позиции Верховного тайного совета и послужила причиной того, что он не испытал в марте 1730 года никаких жестоких репрессий. Указ от 4 марта 1730 года, упразднивший Совет, выдержан в весьма спокойной форме. Более того, значительная часть членов Совета была введена в состав восстановленного Сената и лишь затем под различными предлогами отстранена от государственных дел. Члены Верховного тайного Совета А.И.Остерман и Г.И.Головкин 18 ноября 1731года были введены в состав вновь учрежденного Кабинета министров. Такое доверие со стороны новой императрицы к людям, бывшим, вне всякого сомнения, в курсе известной «затейки» с ограничением полномочий императрицы, заслуживает того, чтобы быть отмеченным. В истории событий 1730 года еще очень много неясного. Еще Градовский А. Д. обратил внимание на любопытную деталь первых шагов политики Анны Иоанновны: восстанавливая Сенат, императрица не восстановила должность генерал-прокурора. Как один из вариантов объяснения этого явления, историк не исключал и того, что «советники ея имели в виду поместить какой-нибудь новое учреждение между Сенатом и верховною властью…»1

Период 20—60-х гг. XVIII в. — отнюдь не возвращение или по­пытка возвращения к старым временам. Это — период «юноше­ского максимализма», который переживал в это время укрепляв­шийся русский абсолютизм, вмешиваясь во все и вся и при этом, видимо, не имея реальной опоры в Сенате этого времени в цент­ральных учреждениях, бывших «стройной системой» зачастую лишь на бумаге.

В противоположность укоренившемуся среди многих буржуаз­ных исследователей мнению, не до конца изжитому и в работах советских историков, именно «надсенатские» императорские сове­ты были проводниками новой, абсолютистской линии в управлении.

Обратимся к конкретному материалу. Вот лишь несколько до­статочно ярких и типичных примеров. Возникновение Верховного тайного совета вызвало довольно характерную реакцию со сторо­ны Сената, о которой мы можем судить по личному распоряжению Екатерины I: «Объявить в Сенате. Чтоб ныне по указам, прислан­ным из Верховного тайного совету исполняли так, как определе­но, а о местах не щитатся. Ибо еще не вступили в дела, да почали о местах щитатся»1 .

Именно Верховным тайным .советом была образована специ­альная Комиссия о подати во главе с Д. М. Голицыным, которой надлежало решить один из, самых больных вопросов — состояния финансов государства и.» одновременно — бедственного состояния податного населения России2 . Но Комиссии не удалось даже про­бить «информационный барьер» — из-за отрицательного отноше­ния нижестоящих инстанций. В своем доношении Совету 17 сен­тября 1727 г. Д. М. Голицын сообщал, что комиссией были посла­ны в Сенат и Военную коллегию указ «и притом пункты, по кото­рым требовано о присылке надлежащих к оной комиссии ведомо­стей, и по оны из Высокого Сената прислана ведомость об одной Киевской губернии, и та не на все пункты. А о Смоленской губер­нии объявлено, что в Сенат ведомости поданы, а о других губер­ниях ведомостей не прислано. А яз Военной коллегии ведомости присланы, точию не на все же пункты...» и т.д.2 Совет был вынужден своим протоколом от 20 сентябри 1727 г. пригрозить колле­гиям и канцеляриям штрафом в случае, если ведомости и впредь будут задерживаться, но насколько можно предполагать, это не возымело никакого действия. Совет смог вернуться к работам миссии лишь 22 января 1730 г., когда вновь слушалось ее доношение, но закончить работу Комиссии не удалось.

Множество подобных казусов, видимо, и приводило членов Верховного совета к заключениям о необходимости сокращения штата различных инстанций. Так, Г. И. Головкин категорически заявлял: «Штат разсмотрит зело нужно, поскольку нетокмо люди есть лишния, бес которых можно 'пробыть, но целыя канцелярии внов сделанные, в которых нужды не видится».1

Позиция Сената в отношении ряда запросов Верховного совета была более чем уклончивой. Так, на соответствующий запрос о фискалах было получено следующее доношение: «А коликое число и где и все ли против указанного числа имеютца фискалы, или где не имеютца, и для чего, о том в Сенате известия нет»3 . Иног­да Сенатом предлагались слишком медлительные и архаические решения насущных вопросов. К таким можно отнести предложение Сената в разгар крестьянских выступлений 20-х гг. «Восстановить особые приказы для расследования разбойных и убивственных дел». В противовес этому Совет занялся крестьянскими выступле­ниями сам. Когда в 1728 г. в Пензенской губернии вспыхнуло до­вольно крупное движение, Совет специальным указом предписал воинским частям «разорить до основания» «воровские и разбой­ничьи станы», причем о ходе карательной экспедиции, назначенные М. М. Голицыным командиры должны были рапортовать непосред­ственно Совету2 .

Подводя итоги, отметим, что анализ деятельности высших го­сударственных учреждений России 20—60-х гг. XVIII в. ярко ил­люстрирует их одноплановость как необходимых элементов политической системы абсолютной монархии. Ясно прослеживается их преемственность не только в общем направлении политики, но и самой их компетенции, должностей, принципов формирования, сти­ля текущей работы и других моментов вплоть до оформления до­кументации и т. п.

На мой взгляд, все это позволяет дополнить в какой-то мере общее представление, существующее в советской историографии относительно политического строя России XVIII в. Видимо, сле­дует более отчетливо понять всю глубину и разносторонность, из­вестной характеристики В. И. Лениным «старого крепостнического общества», в котором перевороты были «до смешного легки», по­ка дело шло о том, чтобы передать власть от одной группы фео­далов—другой. Подчас эта характеристика получает упрощен­ную трактовку, а акцент продолжает делаться лишь на то, что все сменявшие друг друга в XVIII в. правительства проводили кре­постническую политику.

История высших учреждений 20—60-х гг. XVIII в. зримо по­казывает и то, что абсолютизм как система в эти годы неуклонно укреплялся и приобретал большую зрелость по сравнению с пред­шествующим периодом. Между тем еще очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра I в противовес значительности и масштабности политических преобра­зований самого Петра. Думается, такое перенесение центра тяже­сти с действительно важного фактора — функционирования вер­хушки абсолютистских правительств — на личные качества того - или иного монарха на данном этапе развития историографии яв­ляется просто архаизмом.1 Особенно важно осознание этого при написании учебников и учебных пособий, а также изданий, рас­считанных на широкие читательские массы.

Требуется, очевидно, определенная корректировка устоявшихся терминов для более правильного определения ключевых проблем истории России XVIII в., а также и наиболее перспективных пу­тей их решения. Чем больше накапливается фактов о высших го­сударственных органах, функционирование которых реально отра­жало состояние абсолютизма — политической надстройки на этапе позднего феодализма1 , тем яснее становится: неизменно употреб­ляющийся со времен Ключевского термин «эпоха дворцовых пере­воротов» отнюдь не отражает основной сущности периода 20— 60-х гг. XVIII столетия. Учитывая спорный характер высказанных в данной статье положений, вряд ли стоит предлагать конкретную точную формулировку для определения этого периода: это было бы преждевременным при настоящем состоянии разработки проб­лемы. Однако уже сейчас можно сказать однозначно: такая фор­мулировка и конкретный термин должны отражать главные тен­денции социально-экономического и политического развития стра­ны, а следовательно, включать и определение того, чем было дан­ное время для эволюции абсолютизма и степени его зрелости.

Обращаясь к вопросу о дальнейших путях развития проблемы, подчеркнем: до настоящего времени актуальным остается давно высказанный тезис С.М. Троицкого о необходимости «монографи­чески разрабатывать историю господствующего класса феодалов». При этом известный советский исследователь считал, что «следу­ет уделить особое внимание исследованию конкретных противоречий внутри господствующего класса феодалов и тех форм, кото­рые принимала борьба между отдельными прослойками феодалов в тот - или иной период»2 . Обращение к истории высших государ­ственных учреждений России XVIII в. позволяет дополнить и кон­кретизировать общий тезис С. М. Троицкого. Видимо, не меньшее значение имеют и проблемы «социальной стратификации» в среде государственного класса, факторы, влиявшие на формирование ад­министративной элиты, обладавшей реальным влиянием на внут­реннюю и внешнюю политику страны. Особым вопросом, несомненно, заслуживающим внимания, является вопрос о политическом мышлении этого периода, изучении социально-политических взглядов государственных деятелей 20—60-х гг., выяснении того, как складывались «программные» политические установки этого времени.

Глава 2. Политика Верховного тайного совета.

2.1. Корректировка петровских реформ.

Верховный тайный совет был создан именным указом от 8 фев­раля 1726 г. в составе А.Д. Меншикова, Ф.М. Апраксина, Г.И. Го­ловкина, А.И. Остермана, П.А. Толстого и Д.М. Голицына' . То обстоятельство, что в него вошли президенты Военной, Адми­ралтейской и Иностранной коллегий, означало, что они выводят­ся из подчинения Сената и их руководство оказывается подотчет­ным непосредственно императрице. Таким образом, высшее руко­водство страны четко давало понять, какие именно направления политики оно осознает как приоритетные, и обеспечивало приня­тие по ним

оперативных решений, уничтожая саму возможность паралича исполнительной власти из-за коллизий, вроде той, что имела место в конце 1725 г. Протоколы заседаний совета указы­вают на то, что первоначально в нем обсуждался вопрос о разде­лении на департаменты, т. е. о распределении сфер компетенции между его членами, однако реализована эта идея не была. Меж­ду тем фактически такое разделение в силу должностных обязан­ностей верховников, как президентов коллегий, имело место. Но принятие решений в совете осуществлялось коллегиально, а сле­довательно, коллективной была и ответственность за них.

Первые же решения совета свидетельствуют о том, что их чле­ны отдавали себе ясный отчет, что его создание означает карди­нальную перестройку всей системы органов центрального управле­ния, и стремились по возможности придать его существованию ле­гитимный характер. Не случайно их первое заседание было посвящено решению вопросов о функциях, компетенции и полномочиях совета, о его взаимоотношениях с другими учреждениями. В ре­зультате появилось известное "мнение не в указ", в котором оп­ределялось подчиненное по отношению к совету положение Сена­та, а три важнейшие коллегии фактически уравнивались с ним. по­скольку им предписывалось сообщаться между собой промемориями[1] . В течение всего февраля и первой половины марта 1726 г. верховники (вскоре в этой работе к ним присоединился включен­ный в совет по настоянию императрицы герцог Карл Фридрих Голштннский) вновь и вновь возвращались к регламентации дея­тельности нового органа. Плодом их усилий стал именной указ от 7 марта "о должности Сената", неделю спустя указ, переимено­вывавший Сенат из "правительствующего" в "высокий"(14 ию­ня того же года из "правительствующего" в "святейший" был пе­реименован Синод), а 28 марта еще один указ о форме сноше­ний с Сенатом).

В исторической литературе активно обсуждался вопрос о том, имели ли верховники изначально намерения олигархического харак­тера и не означало ли учреждение Верховного тайного совета фак­тически ограничение самодержавия. Мне в данном случае наиболее убедительной представляется точка зрения Анисимова. "По своему месту в системе власти и компетенции, — пишет он, — Верховный тайный совет стал высшей правительственной инстанцией в виде уз­кого, подконтрольного самодержцу органа, состоявшего из доверенных лиц. Круг дел его не был ограничен - он являлся и высшей законосовещательной, и высшей судебной, и высшей распорядительной властью". Но совет "не подменял Се­нат", ему "были подведомственны в первую очередь дела, не под­падавшие под существующие законодательные нормы". "Крайне важным, — замечает Анисимов, — было и то, что в Совете в уз­ком кругу обсуждались острейшие государственные проблемы, не становясь предметом внимания широкой публики и не нанося тем самым ущерба престижу самодержавной власти"¹ .

Что же касается императрицы, то позднее, в указе от 1 янва­ря 1727 г., она вполне четко объяснила: "Мы сей Совет учинили верховным и при боку нашем не для чего инако только, дабы оной в сем тяжком бремени правительства во всех государственных де­лах верными своими советами и беспристрастными объявлениями мнений своих Нам вспоможение и облегчение учинил"1 . Анисимов вполне убедительно показывает, что целым рядом распоряже­ний, обозначивших круг вопросов, которые должны были докла­дываться ей лично, минуя совет, Екатерина обеспечила свою от него независимость. На это же указывают и многие другие при­меры, как, например, история включения в состав совета герцога Голштинского, редактирование императрицей некоторых решений совета и пр. Но как следует трактовать учреждение Верховного тайного совета (а его появление, несомненно, было важным пре­образованием в сфере управления) с точки зрения истории реформ в России XVIII столетия?

Как будет видно из нижеследующего обзора деятельности со­вета, его создание действительно способствовало повышению уровня эффективности управления и по существу означало совер­шенствование системы органов власти, созданной Петром I. При­стальное же внимание верховников с первых дней существования совета к регламентации его деятельности указывает на то, что они действовали строго в рамках заданных Петром бюрократических правил и, пусть бессознательно, стремились не к разрушению, а именно к дополнению его системы. Стоит отметить и то, что со­вет был создан как коллегиальный орган, действовавший в соот­ветствии с Генеральным регламентом. Иначе говоря, само созда­ние совета, на мой взгляд, означало продолжение петровской ре­формы. Рассмотрим теперь конкретную деятельность Верховного тайного совета в важнейших вопросах внутренней политики.

Уже указом от 17 февраля была осуществлена первая мера, на­правленная на упорядочение сбора провианта для армии: генерал-провиантмейстер был подчинен Военной коллегии с правом доно­сить в Верховный тайный совет о неправильных действиях коллегии. 28 февраля Сенат распорядился закупать у населения фу­раж и провиант по цене продавца, не чиня ему никакого притес­нения.

Спустя месяц, 18 марта, от имени Военной коллегии была из­дана инструкция офицерам и солдатам, посылаемым для сбора по­душной подати, что, по-видимому, по мысли законодателей, долж­но было способствовать сокращению злоупотреблений в этом са­мом больном для государства вопросе. В мае Сенат реализовал прошлогоднее предложение своего генерал-прокурора и направил сенатора А.А. Матвеева с ревизией в Московскую губернию. Между тем Верховный тайный совет был озабочен прежде всего финансовыми вопросами. Решить его верховники пытались в двух направлениях: с одной стороны, путем упорядочения системы уче­та и контроля за сбором и расходованием денежных сумм, а с другой — за счет экономии средств.

Первым результатом работы верховников по упорядочению финансовой сферы стало подчинение Штатс-конторы Камер-кол­легии и одновременное уничтожение должности уездных рентмей-стеров, объявленное указом от 15 июля. Указ отмечал, что с вве­дением подушной подати функции рентмейстеров и камериров на местах стали дублироваться, и повелевал оставить лишь камери­ров. Учет прихода и расхода всех финансовых средств также бы­ло сочтено целесообразным сосредоточить в одном месте. В тот же день еще одним указом Штате-конторе было запрещено само­стоятельно выдавать средства на какие-либо чрезвычайные расхо­ды без разрешения императрицы или Верховного тайного сове­та.

15 июля стало поворотной датой в судьбе не только Штатс-конторы. В тот же день на том основании, что в Москве имеет­ся собственный магистрат, там была упразднена контора Главно­го магистрата, что стало первым шагом по преобразованию город­ского управления, а сама эта мера явилась одним из, как считали верховники, способов экономии средств¹ . Первый шаг был сде­лан и на пути к судебной реформе: был издан именной указ о на­значении п города воевод для исправления судных и розыскных дел. Причем, аргументация была такова, что уездные жители тер­пят большие неудобства от необходимости по тяжебным делам ез­дить в провинциальные города. Одновременно и надворные суды оказываются перегружёнными делами, что влечет за собой усиле­ние судебной волокиты. Впрочем, жаловаться на воевод разреша­лось в те же надворные суды.

Понятно, впрочем, что восстановление должности уездных во­евод имело отношение не только к судопроизводству, но и в целом к системе управления на местах. "А понеже, — считали вер­ховники, — прежде сего бывали во всех городах одни воеводы и всякие дела, как государевы, так и челобитчиковы, також по при­сланным из всех приказов указом отправляли одни и были без жалованья, и тогда лучшее от одного правление происходило, и люди были довольны"1 . Это была принципиальная позиция, вполне определенное отношение к созданной Петром системе ме­стного управления. Однако вряд ли справедливо видеть в ней но­стальгию по старому. Ни Меншиков, ни Остерман, ни тем бо­лее герцог Голштинский испытывать такой ностальгии не могли просто в силу своего происхождения и жизненного опыта. Ско­рее, за этим рассуждением был трезвый расчет, реальная оценка сложившейся ситуации.

Как показало дальнейшее, указы от 15 июля стали лишь пре­людией к принятию решений гораздо более кардинальных. Вер­ховники прекрасно понимали, что ликвидацией одной лишь мос­ковской конторы Главного магистрата проблему финансов не ре­шить. Главное зло они видели в чрезмерно большом количестве учреждений разного уровня и чересчур раздутых штатах. При этом, как ясно из вышеприведенного высказывания, они вспоми­нали, что в допетровское время значительная часть аппарата уп­равления вовсе не получала жалованья, а кормилась "от дел". Еще в апреле герцог Карл Фридрих подал "мнение", в котором ут­верждал, что "гражданский штат ни от чего так не отягощен, как от множества служителей, из которых, по рассуждению, великая часть отставлена быть может". И далее герцог Голштинский за­мечал, что "есть много служителей, которые по прежнему здесь, в империи бывшему обычаю с приказных доходов, не отягощая штат, довольно жить могли". Герцога поддержал Меншиков, предложивший отказаться от выплаты жалованья мелким служа­щим Вотчинной и Юстиц-коллегии, а также местных учреждений. Такая мера, полагал светлейший, не только сбережет государст­венные средства, но и "дела могут справнее и без продолжения решаться, понеже всякой за акцыденцию будет неленостно трудиться"1 . К концу мая решили жалованья "приказным людям не давать, а довольствоватца им от дел по прежнему обыкновению с челобитчиков, кто что даст по своей воле"2 . Следует иметь в ви­ду, что под приказными при этом понимались мелкие служащие, не имевшие классных чинов.

Однако показательно, что в вопросе сокращения штатов в первую очередь верховники обратили внимание на коллегии, т. е.

центральные, а не местные учреждения. Уже в июне 1726 г. они отмечали, что от их раздутых штатов "в жалованье происходит на­прасной убыток, а в делах успеху не бывает"3 . 13 июля члены совета подали императрице доклад, в котором, в частности, писа­ли: "В таком множественном числе во управлении лучшаго успе­ху быть не может, ибо оные все в слушании дел за едино ухо по­читаются, и не токмо, чтоб лучший способ был, но от многова разногласия в делах остановка и продолжение, а в жалованье на­прасной убыток происходит"4 .

По-видимому, почва для доклада была подготовлена заранее, ибо уже 16 июля на его основе появился именной указ, почти до­словно повторявший аргументацию верховников: "В таком множайшем числе членов во управлении дел лучшего успеху не нахо­дится, но паче в разногласиях в делах остановка и помешательст­во происходит". Указ предписывал оставить в каждой коллегии лишь по президенту, вице-президенту, двум советникам и двум асессорам, да и тем велено было присутствовать в коллегии не всем одновременно, а только половине из них, сменяясь ежегод­но. Соответственно, и жалованье предполагалось платить лишь находящимся в данный момент на службе. Таким образом, применительно к чиновникам была реализована мера, ра­нее предлагавшаяся для армии.

В связи с этой реформой А.Н. Филиппов писал, что "Совет весьма близко стоял к условиям тогдашней действительности и живо интересовался всеми сторонами управления... в этом случае он отметил... то, на что ему приходилось постоянно наталкивать­ся в деятельности коллегий". Однако принятое решение историк считал полумерой, которая "не могла иметь будущность". Верховники, полагал он, не озаботились изучением причин наблюдаемо­го ими порока, и сокращали число коллежских членов, "не реша­ясь ни отказаться прямо от коллегиальности, ни отстаивать пет­ровскую реформу в целом". В том, что чрезмерность числа кол­лежских членов не была выдумкой верховников и что она дейст­вительно отрицательно сказывалась на оперативности принятия решений, Филиппов, безусловно, прав, однако его оценка рефор­мы представляется чересчур резкой. Во-первых, то обстоятельст­во, что верховники не посягнули на принцип коллегиальности, ука­зывает, с одной стороны, на то, что они не замахивались на пет­ровскую реформу центрального управления как таковую, а с дру­гой, -- вполне понятно, что отказ от этого принципа означал бы гораздо более радикальную ломку, которая в конкретных исторических условиях того времени могла бы иметь непредсказуемые последствия. Во-вторых, замечу, что собственно аргументация, связанная с неэффективностью работы коллегий и в докладе со­вета, и затем в указе была по существу лишь прикрытием, в то время как цель носила чисто финансовый характер. И наконец, нельзя забывать и о том, что худо-бедно коллегии просущество­вали в России еще не один десяток лет после этого, в целом справляясь со своими функциями.

В конце 1726 г. верховники избавились еще от одной излиш­ней, по их мнению, структуры: указом от 30 декабря были унич­тожены вальдмейстерские конторы и сами должности вальдмейстеров, а смотрение за лесами было возложено на воевод. Указ отмечал, что "в народе от вальдмейстеров и лесных надзирателей великая тягость состоит", и пояснял, что вальдмейстеры живут за счет штрафов, взимаемых с населения, что, естественно, влечет значительные злоупотребления. Понятно, что принятое решение должно было способствовать ослаблению социальной напряжен­ности и, видимо, как считали верховники, повышению платеже­способности населения. Между тем речь шла о смягчении петров­ского законодательства о заповедных лесах, в свою очередь свя­занного с вопросами содержания и строительства флота, Это бы­ла еще одна острая проблема, где петровское наследие впрямую сталкивалось с реальной жизнью. Строительство флота требовало больших финансовых вложений и привлечения значительных люд­ских ресурсов. И то, и другое в условиях послепетровской Рос­сии было крайне затруднено. Выше уже говорилось, что в первый после смерти Петра год строительство флота, несмотря ни на что, продолжалось. В феврале 1726 г. был издан именной указ о про­должении строительства судов в Брянске1 . Однако впоследст­вии, уже в 1728 г., совет после долгих споров был вынужден прийти к решению не строить новых кораблей, но только содер­жать в исправности имеющиеся. Это произошло уже при Пет­ре II, что нередко связывают с отсутствием у юного императора интереса к морским делам. Соответственно и верховников обви­няют в пренебрежении любимым детищем Петра Великого. Од­нако документы свидетельствуют, что данная мера, как и иные по­добные, была вынужденной и диктовалась реальными экономиче­скими условиями того времени, когда, кстати, Россия не вела ни­каких войн.

Впрочем, и в 1726-м, как и в предшествующем, году был при­нят ряд узаконений, направленных на поддержание петровского

наследия. Важнейшее значение, в частности, имел акт от 21 апре­ля, подтверждавший петровский указ 1722 г. о порядке престоло­наследия и придававший силу закона "Правде воли монаршей". 31 мая именным указом была подтверждена обязательность ноше­ния немецкого платья и бритья бород отставными, а 4 августа -"обывателями" Санкт-Петербурга.

Между тем обсуждение в Верховном тайном совете вопроса о том, как примирить интересы армии и народа, продолжалось. По­иски в течение полутора лет паллиативных решений не привели ни к каким серьезным результатам: казна практически не пополня­лась, недоимки росли, социальная напряженность, выражавшаяся прежде всего в крестьянских побегах, которые угрожали не толь­ко благосостоянию государства, но и благополучию дворянства, не спадала. Верховникам становилось ясно, что необходимо принять более радикальные комплексные меры. Отражением этих настро­ений явилась записка Меншикова, Макарова и Остермана, подан­ная в ноябре 1726 г. Именно на ее основе был подготовлен и 9 января 1727 г. представлен в Верховный тайный совет проект указа, который после обсуждения в совете уже в феврале был ре­ализован несколькими изданными указами.

Указ от 9 января откровенно констатировал критическое со­стояние государственных дел. "По разсуждении о нынешнем со­стоянии нашего империя, - говорилось в нем, - показывается, что едва ли не все те дела, как духовныя, так и светския в худом порядке находятся и скорейшаго исправления требуют... не токмо крестьянство, на которое содержание войска положено, в великой скудости обретается и от великих податей и непрестанных экзеку­ций и других непорядков в крайнее и всеконечное разорение при­ходит, но и прочия дела, яко: коммерция, юстиция и монетные дворы весьма в разоренном состоянии обретаются". Между тем "понеже армия так нужна, что без нея государству стоять невоз­можно... того ради и о крестьянех попечение иметь надлежит, ибо солдат с крестьянином связан, как душа с телом, и когда кресть­янина не будет, тогда не будет и солдата". Указ предписывал верховникам "иметь прилежное рассуждение как о сухопутной армии, так и о флоте, чтоб оные без великой тягости народной содержаны были", для чего предлагалось создать специальные комиссии о податях и об армии. Предлагалось также до вынесения оконча­тельного решения о размере подушины отсрочить ее уплату за 1727 г. до сентября, часть подати платить натурой, сбор податей и рекрутов переложить на гражданские власти, перевести полки

из сельской местности в города, часть офицеров и солдат из дво­рян для экономии денег отпускать в долгосрочные отпуска, умень­шить число учреждений, упорядочить ведение дел в Вотчинной коллегии, учредить Доимочную канцелярию и Ревизион-коллегию, рассмотреть вопрос о поправлении монетного дела, увеличить раз­мер пошлин за продажу деревень, ликвидировать Мануфактур-коллегию, а фабрикантам собираться один раз в год в Москве для обсуждения мелких вопросов, более важные же решать в Ком-мерц-коллегии1 .

Как видим, верховникам (на основе их же собственного мнения) была предложена целая программа действий антикризисного харак­тера, которая вскоре стала претворяться в жизнь. Уже 9 февраля был издан указ об отсрочке платежа за майскую треть 1727 г. и возвращении офицеров, посланных для сбора подушной подати, в полки. Одновременно сообщалось об учреждении комиссии об ар­мии и флоте, "чтоб оные без великой тягости народной содержаны были"2 . 24 февраля было реализовано давнее предложение Ягужинского, повторенное в записке Меншикова, Макарова и Остермана, "две части офицеров, и урядников, и рядовых, кото­рые из шляхетства, в домы отпускать, чтоб они деревни свои ос­мотреть и в надлежащий порядок привесть могли". При этом ого­варивалось, что данная норма не распространяется на офицеров из беспоместных дворян.

В тот же день, 24 февраля, появился и комплексный указ, со­державший целый ряд важных мер и почти дословно повторявший указ от 9 января: "Понеже всем известно есть, каким неусыпным прилежанием блаженный и вечно достойный памяти Его Импера­торское Величество, наш любезный супруг и государь трудился в установлении доброго порядка во всех делах как в духовных, так и светских и в сочинении пристойных регламентов в надежде то­го, что уже весьма надлежащий порядок с пользою народною во всем том следовати будет; но по рассуждении о нынешнем состо­янии Нашей Империи показывается, что не точию крестьяне, на которых содержание войска положено, в великой скудости обре­таются и от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее разорение приходят, но и другая дела, яко коммерция, юстиция и монетные дворы весьма в слабом состоя­нии и все то скорейшаго исправления требует". Указ предписы­вал собирать подушную подать не непосредственно с крестьян, а с помещиков, старост и управителей, устанавливая, таким обра­зом, для крепостной деревни тот же порядок, который ранее был

установлен для дворцовых сел. Ответственность за сбор подуш­ной подати и его проведение надлежало возложить на воевод, ко­торым в помощь давалось по одному штаб-офицеру. А чтобы между ними не возникало разногласий из-за старшинства в чинах, решено было воеводам на время исполнения их должности давать чин полковника.

Указ от 24 февраля вновь повторял норму об отправлении ча­сти военных в отпуска, а также предписывал перевод полков в города. Причем, почти дословно повторялись аргументы, звучав­шие еще при обсуждении этого вопроса в 1725 г.: в городских ус­ловиях офицерам легче наблюдать за своими подчиненными, удер­живать их от побегов и других преступлений и гораздо быстрее можно собрать в случае необходимости; при выступлении полка в поход можно будет сконцентрировать остающихся больных и иму­щество в одном месте, что не потребует излишних затрат на мно­гочисленные караулы; размещение полков в городах приведет к оживлению торговли, причем и государство сможет получать по­шлину с привозимых сюда товаров, но "паче всего крестьянству великое от того будет облегчение, а и гражданству тягости никакои не будет1 .

Этим же указом был осуществлен ряд мер по реорганизации органов как центрального, так и местного управления. "Умноже­ние правителей и канцелярий во всем государстве, — отмечали верховники, — не токмо служит к великому отягощению штата, но и к великой тягости народной, понеже вместо того, что прежде сего к одному управителю адресоватца имели во всех делах, ны­не к десяти и, может быть, и больше. А все те разные управите­ли имеют свои особливые канцелярии и канцелярских служителей и особливой свой суд и каждой по своим делам бедный народ во­лочит. И все те управители и канцелярские служители пропита­ния своего хотят, умалчивая о других непорядках, которые от безсовестных людей к вящей народной тягости ежедневно происхо­дят"1 Указ от 24 февраля подчинил городовые магистраты гу­бернаторам и уничтожил конторы и канцелярии земских комисса­ров, ставшие ненужными при возложении обязанностей по сбору податей на воевод. Одновременно была осуществлена судебная реформа: ликвидированы надворные суды, чьи функции были пе­реданы воеводам. Верховники осознавали, что реформа влечет за собой усиление роли Юстиц-коллегии, и принимали меры к ее ук­реплению. При самом Верховном тайном совете учреждалась Доимочная канцелярия, структурно и организационно имевшая кол­лежское устройство. Этим же указом создавалась Ревизией -кол­легия, а Вотчинная коллегия переводилась и Москву, что должно было сделать ее более доступной для помещиков. О Мануфактур-коллегии в указе говорилось, что, "понеже оная без Сенату и на­шего Кабинету никакой важной резолюции учинить не может, то­го ради и жалованье напрасно получает". Коллегия ликвидирова­лась, а ее дела передавались в Коммерц-коллегию. Однако месяц спустя, 28 марта, было признано, что делам Мануфактур-колле­гии быть в Коммерц-коллегии "неприлично", и потому при Сена­те была учреждена Мануфактур-контора. Указ от 24 февраля содержал и меры по упорядочению сбора пошлин за выдачу до­кументов из различных учреждений.

Реорганизация управления была продолжена и в следующем месяце: 7 марта была ликвидирована Рекетмейстерская контора, а ее функции возложены на обер-прокурора Сената, "чтоб напрас­ного жалованья не происходило". В именном указе от 20 мар­та было вновь подвергнуто критике "умножение штатов" и связан­ное с ним увеличение расходов на жалованье. Указ повелевал вос­становить допетровскую систему выплаты жалованья — "как бы­ло до 1700 году": платить лишь тем, кому платили и тогда, а "где довольствовались от дел", также удовлетвориться этим. Где преж­де в городах у воевод дьяков не было, туда и теперь секретарей не назначать. Именно данный указ (повторенный затем 22 ию­ля того же года) явился своего рода апофеозом критики верховниками петровских преобразований. Показательно, что он от­личался от других резкостью тона и отсутствием привычной раз­вернутой аргументации. Указ как бы выдавал накопившуюся у верховников усталость и раздражение, ощущение ими бессилия изменить что-либо кардинальным образом.

Параллельно с работой по реорганизации управления и нало­гового обложения верховники немало внимания уделяли вопросам торговли, справедливо полагая, что ее активизация может быстро принести государству доход. Еще осенью 1726 г. русский посол в Голландии Б.И. Куракин предложил открыть для торговли Ар­хангельский порт и императрица велела Верховному тайному со­вету навести по этому поводу справки и доложить свое мнение. В декабре совет заслушал доклад Сената о свободной торговле и ре­шил создать Комиссию о коммерции во главе с Остерманом, которая начала свою деятельность с призыва к купцам подавать предложения о "поправлении коммерции". Вопрос же об Ар­хангельске был решен в начале следующего года, когда указом от 9 января порт был открыт и повелено "торговать всем позволить невозбранно". Позднее Комиссия о коммерции передала в сво­бодную торговлю ряд товаров, ранее отдававшихся на откуп, от­менила ряд ограничительных пошлин и способствовала созданию благоприятных условий для иностранных купцов. Но важнейшим ее делом стал пересмотр петровского протекционистского тарифа 1724 г., носившего, по выражению Анисимова, умозрительный, оторванный от российской реальности характер и принесшего больше вреда, чем пользы.

В соответствии с февральским указом и мнением верховников, высказанным ими в многочисленных записках, правительство ре­шило принять срочные меры и в сфере денежного обращения. Ха­рактер намеченных мер был аналогичен тем, что принимались при Петре: начеканить легковесной медной монеты на 2 млн. рублей. Как отмечал А. И. Юхт, правительство при этом "отдавало себе отчет в том, что данная мера отрицательно скажется на общем экономическом положении страны", но "другого выхода из финан­сового кризиса оно не видело". Посланный в Москву для органи­зации задуманного А.Я. Волков обнаружил, что монетные дворы выглядели, "как после неприятельского или пожарного разоре­ния", но энергично взялся за дело и в течение последующих не­скольких лет было начеканено на сумму около 3 млн. рублей пя­тикопеечников облегченного веса.

Рассмотрение в совете вопроса о подушной подати и содержании армии протекало не гладко. Так, еще в ноябре 1726 г. П.А. Толстой предложил вместо ревизии недоимок, на чем настаивал верный инте­ресам своего ведомства Меншиков, провести ревизию средств в Во­енной, Адмиралтейской и Камерколлегиях. Толстой удивлялся, что в мирное время, когда многие офицеры находятся в отпусках, армия ис­пытывает недостаток в людях, лошадях и средствах, и, видимо, спра­ведливо подозревал возможные злоупотребления. Еще в июне это­го же года был издан указ, по которому армейским полкам предпи­сывалось представлять в Ревизион-коллегию приходные и расходные книги и счетные выписи в исправном состоянии, что было вновь стро­жайше подтверждено в конце декабря. Военная коллегия предло­жила взимать с населения подати натурой, но по инициативе Тол­стого было принято решение дать возможность плательщикам са­мим выбирать форму уплаты.

Показательно, что при всех трудностях и неразрешимых про­блемах, с которыми сталкивался Верховный тайный совет, его де­ятельность высоко оценивалась иностранными наблюдателями.1 Теперь больше не подрываются финансы этого государства не­нужными постройками гаваней и домов, плохо усвоенными ману­фактурами и заводами, слишком обширными и неудобоисполнительными затеями или пиршествами и пышностью, а также не принуждают теперь силою их, русских, к подобной роскоши и празднествам, к построению домов и переселению сюда своих крепостных, - писал прусский посланник А. Мардефельд. - В Верховном тайном совете дела исполняются и отправляются быс­тро и по зрелому обсуждению, вместо того, чтобы, как прежде, пока покойный государь занимался постройкой своих судов и сле­довал другим своим влечениям, они залеживались на целые пол­года, не говоря уже о бесчисленных других похвальных переме­нах"1 .

В мае 1727 г. активная деятельность Верховного тайного со­вета была прервана смертью Екатерины I и вступлением на пре­стол Петра II. Последовавшая затем в сентябре опала Меншикова, как считают многие исследователи, изменила ее характер и привела к торжеству контрреформаторского духа, символом чего стал в первую очередь переезд двора, Сената и коллегий в Моск­ву. Чтобы проверить эти утверждения, вновь обратимся к зако­нодательству.

Уже 19 июня 1727 г. было подтверждено распоряжение о пе­реводе Вотчинной коллегии в Москву, а августе был ликвиди­рован Главный магистрат, ставший ненужным после ликвидации городовых магистратов. Одновременно в петербургскую Ратушу для суда купечества были назначены бургомистр и два бурмистра. Год спустя вместо городовых магистратов в городах велено было быть ратушам. В начале осени совет рассматривал вопрос о це­лесообразности сохранения торговых консульств в зарубежных странах, в частности, во Франции и Испании. Сенат, в свою оче­редь опиравшийся на мнение Коммерц-коллегии, полагал, что в этом "никакой пользы государственной не имеется и впредь содер­жать их к прибыли безнадежно, ибо посланные туда казенные и купеческие товары проданы многие с накладом". В результате было решено консульства ликвидировать. Вряд ли прав Анисимов, увидевший и тут еще одно свидетельство неприятия верховниками политики Петра, заботившегося о проникновении русских товаров в отдаленные уголки планеты, в том числе в Америку, даже если это было убыточно. Со смерти великого преобразователя прошло уже около трех лет — срок, достаточный для того, чтобы убедиться в безнадежности данной затеи. Принятая верховниками мера носила чисто прагматический характер. Они смотрели на ве­щи трезво и считали нужным поощрять русскую торговлю там, где имелись возможности и перспектива развития, для чего ими пред­принимались достаточно серьезные меры. Так, в мае 1728 г. был издан указ о заведении особого капитала в Голландии для внеш­них расходов, чтобы таким образом поддержать вексельный курс и увеличить объем русского экспорта за границу).

К осени 1727 г. стало ясно, что отстранение армии от сбора подушной подати ставит под угрозу получение казной каких-либо денег вообще, и в сентябре 1727 г. военные вновь были направ­лены в уезды, хотя и подчинены теперь губернаторам и воеводам; в январе 1728 г. эта мера была подтверждена новым указом. В том же январе было позволено каменное строение в Москве, а в апреле уточнено, что для него требуется получение какого-ли­бо специального разрешения полиции. 3 февраля следующего, 1729 г. каменное строение было разрешено и в других городах. 24 февраля по случаю коронационных торжеств император объя­вил о прошении штрафов и облегчении наказаний, а также о про­щении подушной подати за майскую треть текущего года. По-прежнему пристальное внимание уделялось контролю за доходами и расходами: указ от 11 апреля 1728 г. требовал немедленного пре­доставления коллегиями счетов в Ревизион-коллегию, а 9 декаб­ря было объявлено об удержании жалованья у чиновников, винов­ных в такого рода задержках. 1 мая Сенат напомнил о необхо­димости регулярной посылки в Академию наук ведомостей из уч­реждений центрального управления для их публикации. В июле Доимочная канцелярия, была выведена из ведения Верховного тайного совета и переподчинена Сенату с оговоркой, что она по-прежнему обязана ежемесячно подавать в совет сведения о своей деятельности. Однако, снимая с себя одни обязанности, совет принимал другие: 'в апреле 1729 г. была упразднена Преображен­ская канцелярия и дела "по первым двум пунктам" велено рассма­тривать в Верховном тайном совете.1

Важное значение для упорядочения управления имел изданный 12 сентября 1728 г. Наказ губернаторам и воеводам, довольно по­дробно регламентировавший их деятельность. Некоторые исследо­ватели обращали внимание на то, что Наказ воспроизводил от­дельные процедуры допетровского времени, в частности, сдачу го-

рода "по росписному списку". Впрочем, сам документ был напи­сан в традиции петровских регламентов и содержал прямую ссыл­ку на Генеральный регламент 1720 г. Такого рода ссылок на авторитет деда немало содержалось и в других законодательных актах времени Петра II.

В законодательстве этого периода можно обнаружить и уста­новления, прямо продолжающие политику Петра Великого. Так, 8 января 1728 г. был издан указ, подтверждавший, что главным торговым портом страны по-прежнему является Санкт-Петербург, а 7 февраля появился указ об окончании строительства там Пет­ропавловской крепости. В июне в Курскую губернию "для отыс­кания руд" был послан мещанин Протопопов, а в августе Сенат распределил по губерниям геодезистов, поручив им составление ландкарт. 14 июня было велено от каждой губернии прислать по пять человек из офицеров и дворян для участия в работе Уложен­ной комиссии, но, поскольку перспектива законодательной дея­тельности энтузиазма, по-видимому, не вызвала, в ноябре это рас­поряжение пришлось повторить под угрозой конфискации имений. Впрочем, спустя полгода, в июне 1729 г., собранных дворян рас­пустили по домам и вместо них было велено набрать новых. В ян­варе 1729 г. вышел указ, предписывавший продолжение строи­тельства Ладожского канала до Шлиссельбурга, а год спустя вспомнили об отмененном Екатериной штрафе за нехождение к исповеди и причастию и решили пополнить таким образом госу­дарственную казну.

Не совсем верно и часто встречающееся в литературе утверж­дение о полном забвении в царствование Петра II армии и фло­та. Так, 3 июня 1728 г. по представлению Военной коллегии бы­ли учреждены Инженерный корпус и минерная рота, утверждены их штаты. В декабре 1729 г. создана канцелярия лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков, подтвержден указ о ежегодном увольнении в отпуск одной трети офицеров и рядовых из дворян. Принимались меры по укреплению городов и острогов Уфимской и Соликамской провинций для "предосторожности от башкир".

изменений в системе управления и судопроизводства, финансовой и налоговой сферах, торговле. Столь же очевидно и то, что совет не имел какой-либо определенной политической программы, пла­на преобразований и тем более такого, у которого была бы какая-либо идейная основа. Вся деятельность верховников была реакци­ей на конкретные социальные, политические и экономические об­стоятельства, сложившиеся в стране в результате радикальных ре­форм Петра Великого. Но это не означает, что решения новых правителей страны принимались сгоряча и носили бессистемный характер. Даже при том, что ситуация была действительно крити­ческой, все реализованные верховниками меры прошли через дли­тельный этап всестороннего обсуждения и первые серьезные ша­ги были предприняты спустя почти полтора года после смерти Пе­тра и полгода после учреждения Верховного тайного совета. При­чем в соответствии с уже налаженной на предшествующем этапе бюрократической процедурой почти всякое решение, принимавше­еся советом, проходило этап экспертной оценки в соответствую­щем ведомстве. Следует также принять во внимание, что люди, оказавшиеся у власти, не были людьми случайными. Это были опытные, хорошо информированные администраторы, прошедшие школу Петра. Но в отличие от своего учителя, который при всем своем жестком рационализме был еще отчасти и романтиком, имевшем определенные идеалы и мечтавшем об их достижении хо­тя бы в отдаленном будущем, верховники проявили себя откро­венными прагматиками. Впрочем, как показали события 1730 г., по крайней мере некоторые из них не были лишены способности мыслить масштабно и заглядывать далеко вперед.1

Возникает, однако, несколько вопросов. Во-первых, какова была реальная ситуация в стране и не старались ли верховники, как считает Анисимов, сгустить краски? Во-вторых, действитель­но ли осуществленные верховниками преобразования носили контрреформаторский характер и, таким образом, были направле­ны на разрушение созданного Петром? И если даже так, то оз­начает ли это поворот процесса модернизации вспять?

Что касается ситуации в стране, то для ее характеристики сто­ит обратиться к монографии П.Н. Милюкова "Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого". Даже при том, что многие его данные впослед­ствии были оспорены позднейшими исследователями, в целом на­рисованная им картина экономического кризиса, думаю, верна. Между тем столь детальная, основанная на числовых данных, как

в книге Милюкова, картина не была известна верховникам, осно­вывавшим свои суждения главным образом на доношениях с мест и сведениях о количестве недоимок. Поэтому для примера целе­сообразно обратиться к такому документу, как отчеты А.А. Мат­веева о его ревизии Московской губернии, где, как можно пред­положить, положение были не самым худшим. "В Александровой слободе, - писал Матвеев, — всех сел и деревень крестьяне податьми дворцовыми через меру их гораздо неосмотрительно от главных правителей слободы той обложены и отягчены; уже мно­жество беглецов и пустоты явилося; и в слободе не токмо в селах и деревнях не крестьянские, но нищенские прямые имеют свои дворы; к тому ж и не без нападочных тягостей к собственной сво­ей, а не ко дворцовой прибыли". Из Переславля-Залесского се­натор сообщал: "Непостижимые воровства и похищения не токмо казенных, но и подушных сборов деньгами от камерира, комисса­ров и от подьячих здешних я нашел, при которых по указам по­рядочных приходных и расходных книг здесь у них отнюдь не бы­ло, кроме валяющихся гнилых и непорядочных их записок по ло­скуткам; по розыску ими более 4000 налицо тех краденных денег от меня уже сыскано". В Суздале Матвеев казнил копииста камерирской конторы за кражу более 1000 рублей и, наказав мно­гих других чиновников, доносил в Петербург: "В здешнем городе великое со дня на день умножение из крестьян нищеты, человек по 200 и больше, и отовсюду их, крестьян, в низовые городы по­бег чинится многочисленный от всеконечной их скудости, подуш­ного платить нечем. Крестьяне синодальной команды подают про­шения об обидах и излишних сборах сверх положенного на них подушного1 оклада". "Облегчение в платеже подушных денег, вывод военных команд, - - писал, комментируя эти документы, С.М. Соловьев, — вот все, что могло сделать правительство для крестьян в описываемое время. Но искоренить главное зло -стремление каждого высшего кормиться за счет низшего и на счет казны — оно не могло; для этого нужно было совершенствование общества, а этого надобно было еще ждать"¹ ^.

В деятельности правительств Екатерины I и Петра II, главной целью которой, как уже говорилось, был поиск денежных средств для поддержания жизнеспособности государства, можно выделить следующие взаимосвязанные направления: 1) совершенствование налогообложения, 2) преобразования административной системы, 3) меры в области торговли и промышленности. Рассмотрим каж­дое из них в отдельности.

Как явствует из материалов обсуждения вопросов, связанных с подушной податью, в Сенате и Верховном тайном совете, чле­ны первых послепетровских правительств основной порок подат­ной реформы Петра видели не в самом принципе именно подуш­ного обложения, но в несовершенном механизме сбора подати, во-первых, не дающем возможности оперативно учитывать измене­ния в составе плательщиков, что вело к обнищанию населения и росту недоимок, а во-вторых, в применении воинских команд, что вызывало протест населения и понижало боеспособность армии. Критику вызывало также размещение полков в сельской местно­сти с возложением на местных жителей обязанности строить пол­ковые дворы, что также делало их повинности непосильными. По­стоянный рост недоимок вызывал серьезные сомнения в возмож­ностях населения платить подати установленного Петром размера в принципе, хотя эту точку зрения разделяли не все верховники. Так, Меншиков, как пишет Н.И. Павленко, считал, что размер подати не обременителен и "это представление прочно укрепилось в голове князя еще шесть лет назад, когда правительство Петра I обсуждало сумму подати". Меншиков "остался верен убеждению, что достаточно уменьшить число подьячих и рассыльщиков всяко­го рода,., ликвидировать в уездах полковые дворы, взимавшие по­душную подать, и разместить солдат в казармах городов, как сре­ди поселян наступит благоденствие". Поскольку именно Меншиков был наиболее авторитетным из членов совета, его мнение в конечном счете и возобладало.

Вместе с тем стоит заметить, что, поскольку первый опыт сбора подушной подати был осуществлен лишь в 1724 г. и его результаты не могли быть известны главному вдохновителю по­датной реформы, верховники имели все основания судить о ней по первым результатам. А как люди, взявшие на себя ответст­венность за управление страной, они, более того, были обязаны принять решительные меры по исправлению положения. Анисимов полагает, что в действительности разорение страны не было вызвано чрезмерным размером подушной подати, а было следст­вием перенапряжения экономических сил в ходе многолетней Се­верной войны, роста числа и размеров косвенных налогов и по­винностей. В этом он, несомненно, прав. Однако введение по­душной подати, на первый взгляд, весьма умеренного размера, в таких условиях могло оказаться той каплей, после которой раз­витие ситуации перешло критическую черту, и те меры, которые стали предпринимать верховники, были действительно единствен-

но возможными для спасения положения. Причем замечу, что на радикальное снижение размера подушной подати они так и не по­шли, справедливо полагая, что оно поставит под угрозу сущест­вование армии. В целом меры верховников следует признать вполне разумными: вывод воинских частей из сельской местнос­ти, освобождение жителей от обязанности строить полковые дво­ры, снижение размера подушной подати, прощение недоимок, ва­рьирование в сборе податей деньгами и продуктами с введением на них фактически свободных цен, переложение взимания пода­тей с крестьян на помещиков и управителей, сосредоточение сбо­ра в одних руках — все это должно было способствовать сниже­нию социальной напряженности и давало надежду на пополнение казны. Да и Комиссия о податях, во главе которой, кстати гово­ря, стоял Д.М. Голицын, т. е. представитель старой аристокра­тии, находившейся, по мысли некоторых авторов, в оппозиции к петровским реформам, проработав несколько лет, так и не суме­ла предложить чего-либо взамен подушного обложения. Таким образом, как бы ни оценивать критику верховниками податной реформы, их реальные действия были направлены лишь на ее со­вершенствование, корректировку, приспособление к реальным ус­ловиям жизни.

Гораздо более радикальный характер имели преобразования,

осуществленные верховниками в системе управления страной, и некоторые из них могут действительно рассматриваться как контр­реформаторские по отношению к петровским учреждениям. В пер­вую очередь это относится к ликвидации надворных судов, созда­ние которых было как бы первым шагом к реализации принципа разделения властей. Однако подобного рода теоретические рас­суждения были, безусловно, чужды и незнакомы верховникам. Для них надворный суд был лишь одним из многочисленных уч­реждений, появившихся на местах в ходе петровских реформ. К тому же при отсутствии в стране профессионального юридическо­го образования, а следовательно, и профессиональных юристов, при том, что само право еще не выделилось в качестве сферы са­мостоятельной общественной деятельности, существование на­дворных судов ни в коей мере обеспечить действительного разде­ления властей не могло. Забегая вперед, замечу, что и впоследст­вии, когда судебные учреждения были выделены в самостоятель­ные в ходе губернской реформы 1775 г., подлинного разделения властей все равно не получилось, ибо страна и общество были к нему попросту не готовы.1

Что же касается организации местного управления, то, оце­нивая деятельность верховников, надо помнить, что существовав­шая в то время на местах система учреждений создавалсь Пет­ром в течение долгого времени, и если ядро ее было создано па­раллельно с коллежской реформой, то одновременно оставалось немало различных учреждений, возникавших ранее, часто спон­танно и бессистемно! Завершение податной реформы и начало функционирования новой системы обложения неминуемо, даже если бы экономическое положение в стране являлось более бла­гоприятным, должно было привести к изменениям в структуре органов власти на местах, и эти изменения, конечно, должны бы­ли быть направлены на упрощение системы в целом и повыше­ние ее эффективности. Именно это и было осуществлено в 1726—1729 гг. Причем, обращает на себя внимание, что смысл осуществленных мероприятий сводился к дальнейшей централи­зации управления, к созданию четкой вертикали исполнительной власти и, следовательно, никак не противоречил и духу петров­ской реформы.

Нельзя не признать разумным и стремление верховников к удешевлению аппарата за счет его сокращения. Иное дело, что созданное или, вернее, воссозданное на местах воеводское уп­равление по сравнению с петровскими учреждениями по форме было более архаично, однако функционировало оно теперь ина­че, чем в допетровской России, хотя бы потому, что воевода подчинялся не приказу в Москве,, а губернатору, который, в свою очередь, был подотчетен органам центральной власти, ор­ганизация которых была принципиально иной. Не следует пре­небрегать и рассуждениями верховников о том, что населению легче было иметь дело с одним начальником, чем со многими. Конечно, и новые воеводы, как и их предшественники XVII в., ничем не брезговали, чтобы набить карманы, но уж для исправ­ления этого зла действительно, как писал Соловьев, требовалось прежде всего исправить нравы, что было верховникам не под силу.

Что касается центральных учреждений, то, как мы видели, все усилия верховников были направлены на их удешевление, с одной стороны, и повышение их эффективности за счет ликвидации дуб­лирования функций — с другой. И если даже согласиться с теми историками, которые в рассуждениях верховников видят непри­ятие ими самого принципа коллегиальности, никаких реальных действий по его разрушению они не предприняли. Верховники

уничтожили ряд ранее существовавших учреждении и создали другие, причем новые учреждения создавались на тех же принци­пах коллегиальности, а их функционирование основывалось на пе­тровском Генеральном регламенте и Табели о рангах. Коллегиаль­ным органом, как уже упоминалось, был и сам Верховный тайный совет. Всему сказанному не противоречит и сокращение числа коллежских членов, не изменившее сколько-нибудь принципиаль­но порядок принятия решений в учреждениях. Несколько иначе выглядит решение верховников отказаться от выплаты части чи­новников жалованья и перевести их на кормление "от дел". Здесь действительно можно усмотреть существенное отступление от пе­тровских принципов организации аппарата управления, заложив­ших основы русской бюрократии. Конечно, правы те, кто обвиня­ет верховников в непонимании сути реформы Петра, однако дей­ствовали они исходя не из каких-то идейных установок, а подчи­няясь обстоятельствам. В их оправдание нужно, впрочем, сказать, что в реальности чиновники и в то время, и позднее получали жа­лованье крайне нерегулярно, с большими задержками и не всегда полностью; практиковалась выдача жалованья продуктами. Так что в определенной мере верховники придали силу закона тому, что существовало defacto. Обширное государство нуждалось в разветвленном и отлаженном аппарате управления, но не имело ресурсов для его содержания.

Сам факт не только ликвидации верховниками некоторых пет­ровских учреждений, но и создания ими новых свидетельствует, на мой взгляд, о том, что и эти их действия носили вполне осмыслен­ный характер. Причем, их реакция на меняющуюся ситуацию бы­ла достаточно быстрой. Так, по указу от 24 февраля 1727 г. все обязанности, связанные со сбором податей в городах, были воз­ложены на городовые магистраты с личной ответственностью их членов за недоимки. В результате явились новые злоупотребления и поток жалоб на них посадских людей1 , что стало одним из факторов, предопределивших их ликвидацию. По существу это было разрешением противоречия между восходящей к иностран­ным образцам форме петровских городских учреждений и факти­чески закрепощенным состоянием населения российских городов,

при котором даже ничтожные элементы самоуправления оказыва­лись недееспособными.

Как вполне разумную и оправданную можно, на мой взгляд, охарактеризовать торгово-промышленную политику Верховного тайного совета. Всрховники исходили в целом из экономически верного представления, что именно торговля, скорее всего, может принести столь необходимые государству средства. Протекцио­нистский тариф 1724 г. нанес торговле значительный урон и вы­звал немало протестов со стороны как русских, так и иностран­ных купцов. Негативными были и последствия закрытия еще ра­нее Архангельского порта, что привело к разрушению веками складывавшейся инфраструктуры торговли и разорению многих купцов. Поэтому принятые верховниками меры были разумны и своевременны. Показательно, что и в этих вопросах они не спе­шили, а созданная ими Комиссия о 'коммерции завершила работу над новым тарифом лишь к 1731 г. В основу его были положены, с одной стороны, голландский тариф (что лишний раз доказыва­ет, что церковники были истинными "птенцами гнезда Петрова"), а с другой - мнения купцов и органов управления торговлей. Свою положительную роль сыграл новый вексельный устав, отме­на ряда торговых монополий, разрешение на вывоз товаров из Нарвского и Ревельского портов, ликвидация ограничений, свя­занных с постройкой торговых судов, введение отсрочек на недо­имки по таможенным пошлинам. Испытывая острый дефицит де­нежных средств, верховники, однако, считали возможной адрес­ную поддержку отдельных промышленных предприятий путем предоставления налоговых льгот и государственных дотаций. В целом их торгово-промышленная политика была относительно бо­лее либеральной и находилась в русле модернизационных процес­сов.

Итак, в первые пять лет после смерти Петра Великого про­цесс преобразований в стране не остановился и не был повернут вспять, хотя темпы его, конечно, резко замедлились. Содержа­ние новых преобразований было связано прежде всего с коррек­тировкой тех петровских реформ, которые не выдержали столк­новения с реальной жизнью. Однако в целом политика новых правителей страны отличалась преемственностью. Все основопо­лагающее в петровских реформах — социальная структура обще­ства, принципы организации государственной службы и власти, регулярные армия и флот, податная система, административно-территориальное деление страны, сложившиеся отношения собственности, светский характер власти и общества, нацеленность страны на активную внешнюю политику — осталось неизменным. Правомерно сделать, видимо, и еще один вывод: первые годы истории послепетровской России доказали, что реформы Петра в основе своей были необратимы, и необратимы именно потому, что в целом соответствовали естественному направлению разви­тия страны.

2.3. Попытка ограничения самодержавия

Идея создания совета впервые в приблизительном виде сформулирована была еще при жизни Петра Генрихом Фиком. Он был единомышленником князя Д.М.Голицына. Есть сведения, что формальный проект учреждения Верховного тайного совета составлен был двумя крупными дипломатами: бывшим петровским вице – канцлером Шафировым и голштинцем Бассевичем. Каждый из них преследовал свой интерес – Шафиров надеялся стать членом совета в качестве канцлера – министра иностранных дел – и вернуть утраченное влияние, а Бассевич рассчитывал, что его государь – как член русской августейшей семьи – возглавит Совет.

Оба они просчитались. Идею перехватил Меншиков, против кого она первоначально и была направлена.

Екатерину возникновение этого сильного и полномочного органа устраивало, поскольку он должен был согласовать интересы большинства персон и групп и стабилизировать ситуацию в верхах.

Полномочия, которые получил Совет, поразили как русских, так и иностранных дипломатов. Они увидели в происходящем решительный шаг к изменению формы правления – к ограничению самодержавия. Ибо третьим пунктом указа – после двух формальных – значилось: «Никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете совершенно не состоялись, протоколы не закреплены и ее величеству для всемилостивейшей апробации прочтены не будут».

Милюков так характеризует сложившееся положение: «После короткого торжества людей, державших власть в момент смерти Петра, оппозиции удалось заставить их поделиться властью с собою: фавориты и оппозиционеры заняли места рядом друг с другом во вновь учрежденном Верховном совете»1

С этой характеристикой нельзя согласиться только в одном: под оппозицией Милюков понимает аристократическую группировку, никак ее не дифференцируя. Между тем создание Верховного тайного совета было не просто объективной победой сил, противостоящих в этот момент Меншикову и Толстому ( хотя именно они более всего добивались создания Совета ), а сил вполне определенного толка. Толчком к возникновению Совета, к активизации всех групп и персон был слух о возможном походе князя М.М.Голицына на Петербург во главе дислоцированной на Украине армии. Слух был ложный, но весьма симптоматичный. Все знали, что предпринять подобный шаг знаменитый генерал, чуждый политическим интригам, может только по требованию старшего брата – князя Дмитрия Михайловича. Князь Дмитрий Михайлович уже в это время обсуждал с вышеупомянутым Генрихом Фиком проекты конституционного устройства России. А немаловажной частью слухов о заговоре было намерение гипотетических заговорщиков, возведя на престол малолетнего Петра 2, ограничить самодержавную власть.

Как абсолютно точно писал о Голицыне Ключевский, «исходя из мысли, субъективно или генеалогически у него сложившейся, что только родовитая знать способна держать правомерный порядок в стране, он остановился на шведской аристократии и Верховный тайный совет решил сделать опорным пунктом своего замысла».1 Но при всей несомненной ориентации князя Дмитрия Михайловича на родовитую знать как на гаранта и исполнителя конституционной реформы цель этой реформы была для него отнюдь не сословно – эгоистической. Многие противники именно такого развития государственного устройства не в состоянии были еще понять то, что понимал князь Дмитрий Михайлович и что они сами смутно ощущали в последнее десятилетие петровского царствования.

Вполне возможно, что ужаснувший окружение Екатерины слух пущен был с ясной целью – сдвинуть ситуацию, заставить Екатерину и всесильного в тот момент Меншикова пойти на принципиальный компромисс, открывающий возможности переустройства системы.2

То, что князь Дмитрий Михайлович стал одним из шести высших сановников в империи, было огромной победой именно той части оппозиции, которая ориентировалась на при принципиальную реформу системы. Реформу европейскую, но не антипетровскую.

Историки, считающие, что создание Верховного тайного совета предопределило возможность конституционного порыва 1730 года, на мой взгляд, совершенно правы.

Но в момент возникновения перед Верховным тайным советом стояла прежде всего чрезвычайно конкретная задача – предотвратить окончательное разорение страны. А все признаки близкого краха были налицо.

Заключение

В результате исследования пришла к следующим выводам:

- анализ источников и литературы позволяет рассматривать возникновение Верховного тайного совета как настоятельную необходимость в создании высшего органа власти для решения наиболее «важных дел» государства. В таком качестве Верховный тайный совет стал наследником «Негласных советов» Петра 1;

- состав Верховного тайного совета в официально сложившейся расстановке политических сил в обществе, в ходе борьбы за власть, носил компромиссный характер, объединив представителей двух враждующих придворных группировок: сторонников Екатерины – новую знать и сторонников Петра 2 – придворную аристократию;

- компромиссный характер Верховного тайного совета предопределил наличие постоянного противоборства между различными группировками знати в его составе, осложненной попытками Меншикова сосредоточить власть в Верховном тайно совете в своих руках;

- можно согласиться с мнением Анисимова, о том, что политика Верховного тайного совета носила черты централизации и концентрации управления и преследовала цели повышения эффективности, мобильности управления, приспособления деятельности государственного аппарата к специфике внутренней обстановки , внутриполитических проблем послепетровского периода;

- попытка верховников ограничить самодержавие, составив «Кондиции» для монарха, может свидетельствовать о наличии в «затейке верховников» планов изменения политического устройства в обществе, элементов конституционализма.

Список использованных источников и литературы.

Источники.

Законодательные акты:

1. «Мнение не в указ о новоучрежденном Верховном тайном совете»

2. Указ об учреждении Верховного тайного совета

3. Указ Верховного тайного совета, предоставлявший новоучережденной Академии наук монопольное право в сфере гражданского книгопечатания в стране

4. Указ о форме сношений Верховного тайного совета с сенатом и коллегиями

5. «Клятвенное обещание членов Верховного тайного совета»

6. «Кондиции»

7. Указ 4 марта 1730 года, упразднивший совет.

Сочинения современников:

1. «Краткая повесть о смерти Петра Великого» Ф. Прокоповича

2. «Записки Манштейна о России 1727 – 1744 годов».

Дипломатическая переписка:

1. Депеша английского посла Рондо.

Мемуары:

1. Записки Миниха.

Литература.

1. Андреев Е.В. Представители власти после Петра I. Минск, 1990.

2. Анисимов Е.В. Материалы комиссии Д.М. Голицина о подати. Т. 91. М., 1973.

3. Анисимов Е.В. Время петровских реформ. М., 1991.

4. Анисимов Е.В. Путники, прошедшие раньше нас // Безвременье и временщики. Л., 1991.

5. Анисимов Е.В. Смерть в конторке // Родина. 1993. № 1.

6. Белявский В.С. Золушка на троне России // На российском престоле. М., 1993.

7. Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» // Со шпагой и факелом: 1725 – 1825. М., 1991.

8. Бойцов М.А. «…Клии страшный глас» // Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России: 1725 – 1825. М., 1991.

9. Вяземский Б.Л. Верховный тайный совет – СПб., 1998.

10. Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. Система государственного управления // Очерки русской культуры XVIII в. Ч. 2. М., 1987.

11. Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII – столетия и генерал – прокуроры. СПб., 1966.

12. Гельбиг Г. фон. Русские избранники. М.: Воениздат, 1999.

13. Гордин Я. Меж рабством и свободой. М., 1997.

14. Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII – XVIIIвв. // Абсолютизм в России. М., 1964.

15. Ерошкин. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1989.

16. Иванов И.И. Загадки русской истории XVIII в. М., 2000.

17. Каменский А.Б. Российское дворянство в 1767 год. // История СССР. 1990. № 1.

18. Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999.

19. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914.

20. Костомаров Н.И. Государи и бунтари: господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.

21. Костомаров Н.И. Окно в Европу: господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.

22. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1990.

23. Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1989.

24. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983.

25. Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. М., 1989.

26. Мавродин В.В. Рождение новой России. Л., 1988.

27. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры.

28. Павленко Н.И. Александр Данилович Меньшиков. М., 1981.

29. Павленко Н.И. Полудержавный властелин: Историческая хроника. М., 1991.

30. Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1988.

31. Павленко Н.И. Страсти у трона: история дворцовых переворотов. М., 1996.

32. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993.

33. Соловьев История России с древнейших времен. М., 1963.

34. Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. М., 1974.

35. Черепнин Л.В. К вопросу о складывании абсолютной монархии в России. М., 1981.

1 Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле С. 71

2 Устав о наследии престола. С.45.

3 Прокопович Ф. Правда воли монаршей. С.18.

1 Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» //Со шпагой и факелом: 1725 – 1825. С. 312.

1 Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» //Со шпагой и факелом: 1725 – 1825. С.213.

2 Каменский А.Б. Российская империи в XVIII веке: традиции и модернизация. С.140.

1 Павленко Н.И. Страсти у трона. С.18.

2 Там же.С.24.

1 Гордин Я. Меж рабством и свободой. С.142.

2 Там же.С.43.

1 «Мнение не в указ о новоучреждённом Верховном тайном совете» С.14.

2 Вяземский Л.Б. Верховный тайный совет. С.245.

1 И. И.Иванов Загадки русской истории 18 в. М 2000 г. с. 590

2 Сборник Русского исторического общества. С. 46.

1 там же. С. 409.

1 Вяземский Б. Л. Верховный тайный совет. С. 399-413.

1 Градовский А. Д. Высшая администрация России 18-го столетия и генерал-прокуроры. С. 146.

1 Мавродин В.В. Рождение новой России.С.247.

2 Там же. С.287.

1 Ключевский В. О. Курс русской истории. С.191.

2 Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. С.224.

1 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. С.147.

[1] Каменский А.Б. Российская империя в 18 веке. С. 144.

1 Там же. с. 150

1 Там же

1 Указ о создании Верховного тайного совета.

2 Там же.

3 Каменский А. Б. Указ. Соч. с. 169.

4 Там же. С. 215.

1 Указ о строительстве судов.

1 Мавродин В. В. Рождение новой России. С. 290.

2 Там же. С. 293.

1 Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. С.68.

1 Андреев Е.В.Представители власти после Петра. С.47.

1 Ерошкин. История государственных учреждений дореволюционной России. С.247.

1 Записки Мардефельда А.С.24.

1 Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. С.52.

1 Иванов И.И. Загадки русской истории.С.57.

1 Милюков П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти 18 столетия и реформа Петра Великого.

1 Там же. С. 234.

1 Там же. С. 69.

1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры.Ч.3. Вып.2.С.184.

1 Ключевский В. О. Сочинения. Т.4. С.253.

2 Гордин Я. Меж рабством и свободой. С.101.