Введение
Считается, что письменность родилась в виде клинописи на глиняных табличках у шумеров пять или шесть тысяч лет назад. Её развитие за тысячелетия привело к созданию наиболее доступного и экономного способа записи речи с помощью звуков, то есть к алфавитному письму.
Древнеосетинская письменность
До недавнего времени считалось, что у предков осетин не было своей письменности, что первый алфавит для осетин был составлен академиком Щегреном в середине XIX века на основе кириллицы. Изучая историю предков осетин, я усомнился в том, что такой древний народ мог не иметь письменности. Совершенно случайно мне попалась в руки книга Г.Ф. Турчанинова "Древние и средневековые памятники осетинского письма и языка", из которой я узнал много нового для себя. Проводя исследования по эпиграфике автор пришел к интересным выводам. Возможно, кто-то еще может заинтересоваться этим вопросом, поэтому решил представить здесь небольшую статью по вышеупомянутой книге, приводя в основном цитаты из предисловия к книге со своими комментариями.
Итак, вот что пишет Турчанинов:
«Осетинская эпиграфика - наука молодая. Ей каких-нибудь двадцать лет. Первая публикация памятников собственного осетинского письма была сделана нами в 1964 году.
... В ретроспективе она характеризует осетинскую речь в ее развитии с VIII в. до н. э. по XIV в. н. э., к сожалению, пока что со значительными лакунами по векам.
... Наличие письма у предков осетин, к какой бы археологической культуре они не относились, до сих пор науке было неизвестно. Скепсис и неверие в этой области увеличиваются тем, что археологи, как правило, оказываются неосведомленными в истории развития письменной культуры, а филологи и историки письма не всегда дружат с археологией и даже с эпиграфикой, хотя последняя - наполовину филологическая наука.
... В целом это письмо оказалось письмом арамейского дукта, но несколько своеобразной формы. Своеобразие его заключается в том, что письмо, за редким исключением, читается слева направо, буквы в нем не всегда занимают обычное положение в строке; в письме почти отсутствуют словоразделы, и при всех своих особенностях надписей в них преобладает скоропись.»
Турчаниновым замечена еще одна особенность письменности у предков осетин: это то, что носителем письменности был весь народ, а не какие-то отдельные его группы или классы:
«... процесс создания далекими предками осетин своего письма на арамейской графической основе был процессом творческим. Создателем и пользователем письма был простой народ, отсюда бытовой, житейский характер всех известных нам надписей древне-осетинского письма, независимо от того, относились ли они к срубной или скифо-сарматской культуре.»
В книге прослеживается, какие различия имела письменность разных ирано-язычных племен, как изменялась древне-осетинская письменность в процессе с течением веков, и как повлияла древне-осетинская письменность на становление письменности у соседних народов:
«Нам представляется, что тот языковой материал, который приведен нами выше в пользу существования если не иронского диалекта, то начатков его на Северном Причерноморье, вполне достаточен.
... иронство осетинской речи было тем переломным моментом, с которого начался новый, средневековый период осетинской истории и истории осетинского языка. Начался он в Северном Причерноморье, и немаловажную роль сыграл здесь Танаис. Новые буквенные знаки, которые мы встретили в дальнейшем в средневековом осетинском письме В. Салтова и Маяцкого городища VIII—X вв., а также в аланских надписях Надь-Сен-Миклоша X в., впервые появляются в Северном Причерноморье в осетинских надписях, выполненных красной краской на амфорах местного производства II—III вв. н. э. 46 Но самым любопытным оказывается тот факт, что эти оригинального ха-бита знаки тянут нас в Среднюю Азию, в Приаралье, в древнее аланское государство Яньцай, существовавшее здесь, по китайским" источникам, во II в. до н. э.— IV в. н. э. Как показала Таласская эпиграфическая находка, приаральские аланы имели свое,оригинального хабита письмо, существовавшее здесь еще в XII в. н. э. Свое государство приаральские аланы называли Ново-Асией, а себя асами/ясами.
Появление термина ас/яс в степных просторах Северного Причерноморья и на Северном Кавказе мы связываем с экспансией среднеазиатских алан в эти места. Экспансия, вероятно, проходила время от времени, волнами. Самой большой волной, с которой сюда хлынули обильные массы среднеазиатских алан, было гуннское нашествие. Приаральские аланы принесли с собой свое письмо, здесь оно влилось в уже существовавшее древне-осетинское письмо на арамейской графической основе. Так получились новые изводы осетинского письма В. Салтова и Маяцка VIII—X вв. н. э.
Более чем вероятно, что эти графемы могли быть принесены ... среднеазиатскими приаральскими аланами, входившими в состав гуннских орд, или они были заимствованы из гуннского письма, о котором, мы, к сожалению, ничего не знаем, но которое, ... вероятно, существовало.
... Крым (Таврида) и северо-восточный угол Причерноморья в V-X вв., т. е. после гуннского нашествия, представляют для историка вообще и историка письменной культуры особый интерес. В этих местах в означенные столетия жизнь представляла собой многоцветный, сложный клубок межэтнических отношений. Здесь сталкивались интересы многих народов и племен: потомков причерноморских греков (танаидов, ольвийцев и др.), потомков скифо-сарматов - средневековых осетин, предков современных кабардино-черкесов - касогов, ранних восточных славян, мадьяр и тюрок (напр., хазар).
Кроме греческих колонистов, самобытной письменностью в этих местах обладали только потомки скифо-сарматов - средневековые осетины. Касожские, ранние восточнославянские и тюркские (хазарское) письмена были производными от средневекового осетинского.
... VIII-X века были тем временем, когда азбуки строились на основе уже готового чужого письма, приспособленного к своим нуждам. Путь приспособления был сложным и не непрерывным, так же, как сложными и не непрерывными были взаимосвязи населяющих Подонье и Северное Причерноморье народов. В VIII-X веках здесь в области письма над всеми довлела по-прежнему иранская струя. Средневековое осетинское письмо было уже не только исторически сложившимся, но и самым старым из всех других письменностей этого региона.
Находки новых памятников средневекового осетинского письма подтвердили нашу мысль, высказанную еще в 1964 году: "У средневековых осетин Крыма, Северного Кавказа и Подонья, независимо от того, именовались ли они аланами, асами или ясами, существовала единая письменная культура". Графическая диалектальность в данном случае не берется в расчет.
В 60 году IX в. Крым, Саркел и Нижнее Подонье посетил с религиозно-политической миссией Константин (Кирилл) Философ. Трудно поверить, что захваченный идеей создания славянской письменности, он не поинтересовался самым пристальным образом существовавшими здесь уже письменностями, тем более, что один народ из носителей письменности - осетины (ясы) - оказался христианским.
Достаточно взглянуть на сопоставительную таблицу букв осетинских, касожских, алекановской и других надписей, чтобы убедиться, что славянский просветитель не прошел мимо предоставившейся ему возможности увидеть письмо в практике повседневного использования.»
Исходя из вышесказанного можно заключить, что только слабая изученность вопросов истории и культуры предков осетин способствовала возникновению заблуждения о том, что у них не было своей письменности. Эта книга еще раз показывает, как много еще неизученных вопросов в истории древних осетин, и какое обширное поле деятельности открывается перед исследователем, взявшимся за эти вопросы, будь то филолог, или историк. Приходится только сожалеть о том, что наука наша сегодня находится в весьма плачевном состоянии, и при наличии в Северо-Осетинском государственном университете и кафедры истории, и кафедры филологии, не слышал ни о каких соль-нибудь значимых исследованиях в этих направлениях
Турчанинов Г.Ф. "Древние и средневековые памятники осетинского письма и языка" Владикавказ "Ир" - 1990г. (240 с.)
Развитие просвещения у осетин
Начало развития просвещения у осетин относится ко второй поло-кипе XVIII в. — к периоду развития русско-осетинских отношений. Одним из наиболее важных событий того времени явилось открытие в 1764г. в Моздоке первой осетинской школы, основанной Осетинской духовной комиссией. Эта школа предназначалась для подготовки миссионеров из коренных народов, вместе с тем она знакомила детей горцев-осетин с русской грамотой, способствовала появлению первых грамотных людей в самых отдаленных местах горной Осетии. Судя по ведомости за 1767 г., подавляющее большинство учащихся школы были и Центральной Осетии. Во время основания школы в ней насчитывалось 6 учеников, а в конце XVIII в. — уже 46. Ученики, успешно окончи нише школу, посылались для продолжения учебы в Астраханскую семинарию. Так, по данным П. Г. Буткова, в 1784г. в семинарии обучилось 9 осетинских мальчиков, в числе которых был и Павел Генцауров, позже один из составителей первой осетинской печатной книги.
В самом конце XVIII в. произошло преобразование Моздокской осетинской школы в городское училище, где обучение велось на русском и грузинском языках.
Говоря о развитии просвещения в Осетии того времени, нельзя не отмстить влияния соседней Грузии, стоявшей на значительно более высоком культурном уровне по сравнению с другими областями Северного Кавказа. Ряд памятников свидетельствует о том, что еще предки осетин делали попытки создать свою письменность. В послемонгольский период грузинская грамота продолжала распространяться среди южных осетин, для которых грузинский язык издавна стал вторым родным языком. Хотя нет точных данных, но можно предполагать, что главным источником распространения грузинской грамоты были монастыри, где воспитывалось немало осетинских детей. Так, известный просветитель Осетии XVIII в. Иван Ялгузидзе (Габараев) из сел. Залда в Юго-Осетии, прекрасно знавший осетинский, грузинский и русский языки, автор поэмы «Алгузиани» и других произведений и учебных пособий, первоначальное образование получил в грузинском монастыре. Дети некоторых влиятельных осетин находили приют даже при дворе грузинского царя, где они получали не только образование, но и навыки разбираться в сложных государственных делах. Известно, что_воспитание главы осетинского посольства в Петербурге (1749-1759 гг.) Зураба Елиханова (Магкаева) из сел. Зарамаг проходило в доме выдающегося государственного деятеля Грузии царя Вахтанга VI. В Грузии получил образование и другой сотрудник этого посольства, Елисей Лукич Хетагов (Елба Кесаев) из сел. Кесатикау.
Первоначальное знакомство осетин с русской грамотой относится только ко второй половине XVIII в., причем предания свидетельствуют о весьма незначительном распространении русского языка в этот период среди осетин. В осетинском фольклоре говорится, что куртатинцы, получив письмо от Екатерины II, якобы не смогли его прочесть сами и, собравшись всем обществом на ныхасе, решили послать его через выборных в Центральную Осетию Каразау Мамиеву, как единственному человеку, умевшему читать по-русски. Служба в русской армии в этот период, как и в дальнейшем, способствовала знакомству осетин с русской грамотой и русским языком. Однако это коснулось лишь не многих, большинство не знало вообще никакой грамоты. Широкое развитие школьного образования в Осетии на основе русского языка начинается только в первой половине XIX в., после переселения осетин на равнину.
Важную роль сыграл г. Владикавказ, ставший, по словам Кости Хетагурова, «умственным и административным центром осетин». Большое число школ и учебных заведений, основанных здесь, способствовало распространению среди осетин грамотности и появлению образованных людей в разных областях знаний. Однако подавляющее большинство школ осетин были духовными и до 1860 г. находились в ведении Осетинской комиссии.
В середине XIX в. начинает усиливаться влияние мусульманства на Северном Кавказе, в частности в Северной Осетии. В 1860 г. и Тиф лисе было создано Общество восстановления православного христианства на Кавказе, которое, по словам Коста Хетагурова, на протяжении многих десятилетий «ревностно продолжало дело насаждения в Осетии христианства и просвещения», начатое Осетинской духовной комиссией. Это общество открыло ряд новых церковноприходских школ и семинарий не только в Осетии и Владикавказе, но и в некоторых других городах Кавказа, например в Тифлисе и Ставрополе.
К учебным заведениям, находившимся во Владикавказе, следует отнести прежде всего Владикавказское осетинское четырехклассное духовное училище, открытое в 1836г., где обучалось на русском и осетинском языках 33 осетина; многие из них после окончания училищ, уехали продолжать обучение в другие города.
Большое значение для осетин имело также открытие в 1874г. Владикавказского реального училища, давшего возможность многим осетинам после его окончания поступить в высшие светские учебные заведения.
В сельских местностях наиболее распространенными были церковноприходские школы, появившиеся в начале 30-х годов XIX в. по всей Северной и Южной Осетии. По данным 1872 г., в Северной Осетии таких школ насчитывалось 16, в том числе три женских; во всех этих школах обучалось 446 мальчиков и 111 девочек. Характерно, что к концу XIX в. число таких школ увеличилось всего на пять, а общее число учащихся достигало 1163 (среди мальчиков) и 238 (среди девочек). Но уже перед Великой Октябрьской революцией в Северной Осетии было 51 одноклассная и 11 двухклассных церковноприходских школ.
Рост церковноприходских школ происходит и в Юго-Осетии; в 1864г., здесь было всего 11 школ, а в 1913 г.— 37. Несмотря на весьма ограниченную учебную программу, церковноприходские школы все же давали начальное образование. Однако эти школы не могли охватить всех желающих учиться, особенно в горах, где селения нередко располагались на очень большом расстоянии от них и где суровая и продолжительная зима совершенно лишала возможности детей из отдаленных сел учиться в них. Более того, эти школы находились в весьма тяжелых бытовых и материальных условиях. Многие из них не имели даже помещения и ютились в частных домах или же в небольших домиках, похожих «скорее на хлев, чем на просветительное учреждение». Труд учителей и особенно учительниц оплачивался «нищенским подаянием в 120 рублей в год».
Наряду с церковноприходскими школами в Осетии получили распространение, в основном со второй половины XIX в., и так называемые министерские школы, имевшие учебную программу с более повышенными требованиями. В Юго-Осетии первая министерская школа была открыта в 1881 г. в Цхинвали. Эти школы создавались по инициативе и при материальной поддержке крестьян. В конце XIX в. в Юго-Осетии их было восемь с общим числом учащихся 332, из них мальчиков 207 и девочек 125.
Как в церковноприходских, так и в министерских школах обучение велось на русском языке; лишь в некоторых дети обучались на осетинском.
Заметное распространение в Осетии получило и женское образование. Первая осетинская женская школа была открыта в 1862 г. священником Л. Колиевым в его же доме и была известна под названием «приют». В 1886 г. по инициативе А. Колиева школа была преобразована трехклассное женское училище с приютом и содержалась на средства, выдававшиеся Обществом восстановления христианства на Кавказе. В эту школу поступали учиться из самых отдаленных горных сел (Нар, Зарамаг, Мизур и др.) Осетии, в ней готовили учительниц для сельских школ. «Она насаждала, — писал Коста Хетагуров, — в отдельных уголках горной Осетии неувядаемые зародыши просвещении... давала неутомимых тружениц для сельских школ... Становилась насущной потребностью всего народа». В ней до 1890г. окончили полный куре 69 учениц. Почти все они работали в школах или давали частные уроки. Изучая рукоделие, воспитанницы школы способствовали распространению этого искусства среди осетинок. В 1890г. по произволу руководителей Общества школа была закрыта. Однако решительный протест, выраженный передовой осетинской интеллигенцией, в число которой входили Коста Хетагуров, братья Шанаевы, С. Кокиев и др., вынудил администрацию Общества отказаться от своего намерения.Начало женского образования в Юго-Осетии относится также к 60-м годам XIX в. Здесь первая женская школа была основана в 1866 г. в сел. Джави. Широко были известны также Цхинзальское и Ахальгорское женские училища, открытые в 80-х годах XIX в.
Развитие народного образования в Осетии было немыслимо без активного участия осетинской интеллигенции и особенно известных народных учителей А. Кайтмазова, С. Амбалова, С. Кокиева, М. Гарданова, А. Канукова, Ф. Гогиева и других составителей первых осетинских букварей.
В подготовке учительских кадров осетин особенно большую роль сыграла Ардонская духовная семинария, ставшая в конце XIX в. одним из крупных учебных заведений в Осетии. Основанная с целью подготовки священников-осетин и насаждения христианства, эта школа не выполнила возложенных на нее задач. Подавляющее большинство учащихся осетин, окончивших Ардонскую семинарию, становились учителями или же уезжали для продолжения учебы в другие города.
Рост национальной интеллигенции, благотворное влияние передовой русской культуры, наконец труды русских ученых, прежде всего Всев. Миллера и М. Ковалевского, способствовали появлению среди осетин еще в условиях царского режима большой тяги к образованию и науке. Это подтверждают не только многочисленные прошении осетинских обществ на имя местных властей об открытии новых школ, по и высказывания многих дореволюционных авторов. Вот что сообщалось в газете «Кавказ» за 1887 г.: «Осетины охотно берутся за книгу, все школы, училища и гимназии Северного Кавказа переполнены массой учащейся молодежи осетинского происхождения, которая благодаря природному уму своих отцов идет намеченными шагами по пути прогресса, служа ему честно и неуклонно». Почти то же самое отмечал Коста Хетагуров.
В послевоенный период в связи с общим подъемом всего хозяйства и укреплением материальной базы создались большие возможности для более успешного развития культуры и просвещения осетин. За сравнительно короткий период Осетия превратилась в страну высокой грамотности и культуры. По переписи 1959 г., общая грамотность населения достигла в Северной Осетии 98,8%, а в Юго-Осетии — 98,7%. Вся территория республики покрылась широкой сетью школ. В 1966 г. в Опорной Осетии функционировало 238 школ, из них 109 средних; число учащихся этих школ составляет 85,5 тыс. Кроме того, в республике и моются 14 школ-интернатов с общим числом учащихся 5519 и 12 специальных учебных заведений, в которых учатся 10,4 тыс. студентов. В Юго-Осетии насчитывается 237 начальных, 59 специальных, 14 восьмилетних, 37 средних школ, одна школа-интернат, три специальных учебных заведения с общим числом учащихся 19 415.
В Осетии редки теперь семьи, где бы не было человека со средним и высшим образованием. А в таких селах, как Коста, Дигора (ныне г. Дигора) и Джави, в каждой третьей семье имеется один или несколько человек с высшим образованием. В 1964г. на каждые 10 тыс. человек населения в Северной Осетии приходилось 269 студентов, что в 2 больше, чем в США, в 6 раз больше, чем в Англии, и в 24 раза больше, чем в Иране. Так, в сел. Коста, состоящем из 400 хозяйств высшее образование получили более 500 человек, работающих во многих отраслях народного хозяйства и культуры. В этом отношении не менее характерным является и сел. Дигора, давшее 3 лауреатов Государственном премии, 10 профессоров и 18 кандидатов наук.
Большая заслуга в распространении высшего образования среди осетин и в подготовке национальных кадров принадлежит старейшим вузам республики — Педагогическому и Сельскохозяйственному. В настоящее время подготовка высококвалифицированных специалистов проводится в Северной Осетии в четырех вузах, а в Южной — в одном, Педагогическом. В 1966 г. во всех вузах Северной Осетии обучалось около 25 тыс. студентов, среди которых 8 тыс. осетин.
Создание большого числа национальной интеллигенции дало возможность Осетии оказать братскую помощь соседним народам, особенно народам Дагестана и Чечено-Ингушетии, остро нуждавшимся в период культурного строительства в кадрах. Из Осетии посылали в сельские местности этих республик учителей, врачей, зоотехников и т. д.
Развитие народного образования у осетин было связано непосредственно с зарождением у них письменности (вторая половина XVIII в.). Однако попытки создания своей письменности, как свидетельствуют эпиграфические памятники (в частности, Зеленчукский, Нузальский и найденный нами в 1959 г. в Трусовском ущелье), предпринимались еще предками осетин.
Важным событием второй половины XVIII в. является составление в г. Моздоке архиепископом Гаем Такаовым и священником Павлом Генцауровым первой осетинской печатной книги — «Начальное учение человеком, хотящим учиться, книга божественного писания», напечатанной в Московской типографии в 1798 г. древними славянскими буквами. Издание такой книги преследовало цель обучения учеников Моздокской осетинской школы на родном языке, что давало возможность более успешной подготовки их в священники и миссионеры и отправки их в горы. Еще раньше попытки создания осетинской письменности (на грузинской графической основе) делались и грузинскими миссионерами, напечатавшими, по данным Джанашвили, в 1753 г. первую осетинскую книгу.Значительную роль в развитии осетинской письменности сыграл ш вестный осетинский просветитель конца XVIII — начала XIX в. Иван Ялгузидзе, о котором уже упоминалось выше. Ему принадлежит также ряд переводных книг с грузинского и русского языков, которые несомненно способствовали развитию культурных связей между этими народами. После смерти Ялгузидзе, в 1830 г., прекратилось издание осетинских книг на грузинском шрифте. «Замена грузинского алфавита русским объективно открывала более благоприятные условия для приобщения осетин к русской культуре». Большое значение в этом отношении имело переселение значительной части осетин на равнину и близкое общение их с соседними народами, в частности с русскими посол гидами, а также открытие во Владикавказе и других городах Сонорного Кавказа учебных заведений, где многие осетины обучались на русском: языке.
Первая половина XIX в. ознаменовалась началом научного изучения осетинского языка русским академиком А.М. Шегреном, который после двухлетнего пребывания (1836 — 1837) в Осетии напечатал в издании Академии наук «Осетинскую грамматику с кратким словарем осетино-российским и российско-осетинским». Эта книга способствовала но только развитию осетинской письменности на русской основе, но и сближению осетин с другими народами, в частности с русским.
С 80-х годов XIX в. начинается новый этап в изучении осетинского языка, связанный с деятельностью другого русского ученого, В. Ф. Миллера, внесшего крупный вклад в развитие всей осетинской культуры. Он занимался изучением осетинского языка в сравнительном плане с другими иранскими языками. В. Ф. Миллер, много сделал также в области осетинского фольклора, этнографии, археологии, лексики и т. д. Большая заслуга этого ученого заключалась и в том, что он, в совершенстве владея двумя диалектами осетинского языка, внес существенные изменения и дополнения в шегреновский алфавит, стараясь достичь большей точности в передаче осетинских звуков. В целом созданная Шегреном и Миллером осетинская письменность послужила мощным толчком для развития культуры и просвещения в Осетии. Она «разбудила,— как отмечает В.И. Абаев,— дремавшие силы одаренного народа» Действительно, почти вся вторая половина XIX в. и последующий предреволюционный период в Осетии характеризуются непрерывным ростом национальной интеллигенции, воспитанием кадров в самых различных отраслях хозяйства. Среди передовой части осетинской интеллигенции пробуждается большой интерес к истории своего народа, его культуре и быту.
В советское время начался новый этап всестороннего исследования осетинского языка и развития осетинской письменности. Неоценимая заслуга в разработке многих проблем осетинского языка — его истории и родства со скифским языком, а также определения в нем наличия кавказского субстрата, его диалектных различий и т. д. — принадлежит В.И. Абаеву, заслужившему широкое признание своими фундаментальными трудами в области осетиноведения и иранистики в советской и зарубежной науке. Большой вклад в изучение языка осетин внес известный грузинский иранист проф. Г. С. Ахвледиани, а также некоторые осетинские лингвисты.
В ходе культурного строительства у осетин, как и у других народов, были свои трудности и ошибки. Одной из таких крупных ошибок, как правильно отмечалось, являлся перевод в 1923 г. осетинского алфавита с русской на латинскую основу, что создало дополнительные трудности в обучении детей, в печатании учебников, книг, газет, журналов.
Для соседних народов, имевших арабский алфавит, переход на латинскую основу был вопреки мнению некоторых авторов несомненно шагом вперед. Появление в 1939 г. нового осетинского алфавита на русской основе имело огромное значение для развития осетинской культуры. На этом алфавите стали издавать книги, журналы, газеты, а также переводы классиков марксизма-ленинизма, оригинальную художественную литературу. Однако в результате нарушения ленинской национальной политики в Юго-Осетии вместо алфавита на русской графике в 1939 г. был введен новый алфавит, составленный на основе грузинского. Таким образом был искусственно разделен один народ, говорящий на одном языке, имеющий одну литературу и культуру. Все то, что издавалось на этом алфавите в Юго-Осетии, было недоступно для северных осетин.
Постепенно стали ослабевать культурные связи между южными и северными осетинами, создавались большие трудности в самой Юго-Осетии; детям приходилось изучать на новом алфавите три языка родной, грузинский и русский, взрослому населению нужно было осваивать новый алфавит, чтобы научиться читать и писать. В 1954г. был введен в Юго-Осетии тот же алфавит, что у северных осетин, и южные осетины вновь вошли в культурное содружество со своими северными братьями, успешно строя вместе свою национальную культуру.
Б.А. Калоев. «Осетины»
Культура первой половины XIX в.
Дальнейшее развитие письменности и школьного образования
Зародившиеся еще в XVIII в. фундаментальные основы культуры — развитие письменности, школьного образования, книгопечатания — воспринимались осетинским обществом как естественные и необходимые условия для жизнедеятельности народа. В Осетии не было ни религиозных, ни каких-либо других общественных сил, которые бы препятствовали современным для того времени формам развития осетинской культуры. Не было и внешних сколько-нибудь «агрессивных» политических сил, которые навязывали бы Осетии чуждые ей культурные ценности. Существовала стабильная внутренняя предрасположенность народа к восприятию основополагающих достижений европейской культуры. В народе осознавалось отставание от этой культуры. Это осознание, а также принадлежность осетин к индоевропейской ветви народов (в прошлом осетины пережили мощную культурную эволюцию) избавили Осетию на новом этапе общественного развития от потрясений в сфере культуры.
Осетинское общество первой половины XIX в. обнаруживало способность интегрировать достижения как в области письменности, школьного образования, так и художественной литературы и гуманитарной науки — областей, недоступных для народов, занятых организацией начальных форм культурного становления.
В начале XIX в. происходило дальнейшее совершенствование осетинской письменной культуры. На основе молодой письменности появлялись прежде всего книги религиозного содержания, а также учебные пособия для осетинских школ. Новым являлись переводы государственных актов и привлечение осетинского языка к обслуживанию административно-государственной сферы. Например, в начале XIX в. видный общественный и культурный деятель Осетии Иван Ялгузидзе (Габараев), превосходно владевший русским языком, перевел на осетинский язык «Положение о временных судах и присягах».
Осетинская письменность развивалась на основе русской графики. Одновременно в Осетии шли поиски графических средств, наиболее полно отражавших лексические и фонетические особенности осетинского языка. Пробовались, в частности, графические возможности грузинской письменности. Тот же Иван Ялгузидзе на основе грузинской графики создал осетинскую азбуку и издал в Тифлисе первый букварь на осетинском языке.
Опыт Ивана Ялгузидзе в привлечении грузинской графики в целях развития осетинской письменности применялся и позже. Однако активное вовлечение Осетии в культурную среду России делало приоритетным для осетин русский язык, а вместе с ним и его письменную графику. Значение имело и другое — принадлежность осетинского и русского языков к одной и той же индоевропейской языковой ветви.
Наиболее популярной сферой культурной жизни осетин являлось школьное образование. В первой четверти XIX в. в селах Саниба, Унал, Джинат и др. были открыты небольшие школы. Окончившие их могли продолжать свою учебу в духовном училище Владикавказа. Дети состоятельных родителей поступали также в Астраханскую и Тифлисскую духовные семинарии, готовившие священнослужителей для Осетии.
В 30-х гг. XIX в. растет интерес к светскому образованию. Многие воспитанники Владикавказского духовного училища предпочитали поступить в военное или же гражданское учебное заведение.
В распространении просвещения важное место занимали школы, функционировавшие при воинских подразделениях — полках, батальонах. Их называли еще «школами военных воспитанников», целью которых являлось дать образование детям почетных сословий. В таких школах дети до 17 лет обучались за казенный счет. Окончившие школу поступали на военную или гражданскую службу. Среди детей и родителей особой популярностью пользовалась Навагинская школа, созданная в 1848 г. во Владикавказе для детей привилегированных сословий.
В осетинском обществе интерес к школьному образованию был столь велик, что уже в первой половине XIX в. в Осетии обсуждался вопрос о женских учебных заведениях. Открытие первых школ для девочек относится к 50-м гг. XIX в. Одна из них, основанная Зураповой-Кубатиевой, представляла собой небольшой пансион для подготовки из осетинских девочек «религиозных, набожных матерей». Такой же пансион был открыт в Салугардане.
Более основательно вопрос о женском образовании был поставлен Аксо Колиевым — священником и инспектором Владикавказского духовного училища. На свои средства он открыл для осетинских девочек начальную школу, преобразованную позже в Ольгинское трехклассное училище.
Организация женского образования в Осетии становилась возможной благодаря прежде всего демократической по характеру традиционной культуре осетин. Забота о женском образовании являлась следствием той важной общественной роли, которая отводилась женщинам в Осетии.
Заключение
Изобретение новой письменности – глобальнейшее дело, титанический акт творчества, часто определяющий культурное и политическое развитие народа (конечно, в том случае, если эта письменность прижилась, распространилась и сохранилась). Создателей письменностей почитают, причисляют к лику святых и все такое. Иногда, правда, честь создания письменности приписывают великим правителям, но мы-то знаем, что они редко создают что-нибудь сами.
Про большинство письменностей нельзя сказать, что их кто-то изобрел. Например, греческое или китайское письмо никто не придумал; они создавались и совершенствовались на протяжении многих веков разными человеками. Да и у письма в целом, насколько можно судить, единственного создателя не было, как и у колеса, речи и множества других, критичных для истории человечества изобретений.
Список использованной литературы
1. Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, Г. М.— Л., 1949
2. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. 1. М.— Л., 1958
3. Турчанинов Г.Ф. "Древние и средневековые памятники осетинского письма и языка" Владикавказ "Ир" - 1990г. (240 с.)
4. Б.А. Калоев. Осетины.
|
