Академия Государственной Противопожарной Службы МЧС РФ
Кафедра: «Отечественная история и экономическая теория»
Дисциплина: «История пожарной охраны»
Москва
Содержание
Великие пожары Москвы
Исчезновение библиотеки Ивана Грозного
Первые попытки предупреждения пожаров
Изобретение пожарного насоса
Сожженная Москва в 1812 г.
Пожар в Зимнем дворце
Большой театр в огне
Используемая литература
Великие пожары Москвы
В лето 1365 г. великая засуха поразила Русскую землю. С ранней весны дни стояли невыносимо жаркие. Не было дождей, обмелели реки, пересохли болота, иссякли родники и колодцы. Беда грянула с Чертолья — так называлось к западу от Кремля глухое, дикое место, заросшее мелколесьем и кустарником. Издавна стоит на Чертолье церковь Всех Святых, откуда огненная десница и обрушилась неотвратимо на град Москву. В один из томительно душных дней от опрокинутой лампадки запылала деревянная церковь. Сухое дерево стен и дранка церковного шатра вспыхнули, как порох, а затем с треском занялись огнем соломенные крыши приютившихся у церковных стен изб и хибарок «черных» людей. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнувших.
Сильный ветер подхватил и далеко окрест разнес тучу искр и горящих головней. Безжалостное пламя забушевало в селах и слободах, тесно жавшихся под защиту городских стен. Огненный ураган обрушился на посад и скученные строения Кремля, испепеляя все на своем нуги. Не устояли перед яростной силой огня и иссушенные жарой кремлевские стены, срубленные из вековых дубов. Через два часа не стало града Москвы. Гибельный пожар до основания истребил Кремль, его стены и башни, посад и Заречье, лишив тысячи жителей имущества, скота и крова. Горше всего жители города переживали гибель в пламени кремлевской твердыни — спасительного убежища от лютых набегов врагов.
«Всехсвятский» пожар имел прямое отношение к последующему восстановлению кремлевских стен, но уже не дубовых, как эго было при князе Иване Калите, а более прочных, способных противостоять и военной силе, и стихии огня. Великий князь Дмитрий Иванович, впоследствии прозванный Донским, решает укрепить Москву надежной каменкой стеной. Уже в то время на Руси имелись мастера — «горододельцы», каменотесы и каменщики, могущие вырубить, хорошо обтесать н уложить белые камни, добытые в подмосковных каменоломнях. В летописи сообщается, что к возведению оборонительной каменной стены было преступлено с ранней зимы 1365—1366 гг. Белый камень к месту строительства подвозился из каменоломен села Мячкова. Из камня были возведены сами стены и боевые башни. Вместе с тем «горододельцы» при строительстве стен довольно широко применяли и деревянные конструкции.
Белокаменный Кремль с длиной стен около 2 тысяч метров был возведен к 1367 г. С того времени и город Москву стали называть белокаменной». Использование естественного белого камня при возведении кремлевских стен и башен явилось крупным шагом вперед в создании в необычайно короткий срок мощных оборонительных сооружений и широком освоении нового огнестойкого строительного материала. Теперь белокаменная кремлевская твердыня снова надежно охраняла жителей Москвы от коварных иноплеменников и набегов жадных удельных князей. Но великий «всехсвятский» пожар был не первым и не последним в печальной цепи пожаров, опустошивших Москву. Издревле город горел часто и буйно.
Безымянные авторы русских летописей скорбно повествуют о губительных пожарах, бесчисленное число раз опустошавших город и посад.
Редко какой год в древней Москве проходил без пожаров, беспощадно выжигавших деревянные постройки. Летописные источники отмечают, что за десять с небольшим лет произошло четыре огромных пожара. 3 мая 1331 г. полностью выгорает весь Кремль. Через четыре года пламя пожара снова бушует в городе. 13 июня 1337 г. очередной пожар уничтожает почти всю Москву. Четвертый великий пожар происходит 31 мая 1343 г., во время этого пожара опять сгорел весь город.
Стихия огня беспощадно обрушивается на другие русские города. Погорели город Москва, Вологда, Витебск. Пожары в истории Москвы выделяются летописцами, как великое народное бедствие, после которого, однако, происходило быстрое обновление города и на высоком Боровицком холме мощно и грозно снова поднимались стены Кремля.
В XIV—XV вв. Московское княжество значительно усиливается, становясь политическим центром Северо-восточной Руси. Москва превращается в важнейший узел ремесленного производства и торговли. Она уже состоит из собственно города — крепости Кремля —Великого посада, где находится одно из самых людных мест —«торг» с многочисленными лавками, лабазами и погребами. Внутри кремлевских стен —княжеские постройки, соборы, часовни, боярские хоромы.
В раскинувшихся вокруг Кремля слободах—дворы и избы ремесленников, «черного» люда. Все эти скученные постройки— от княжеских хором до дворов ремесленников—были построены целиком из дерева, что делало их весьма опасными в пожарном отношении. Бревенчатые избы малы, приземисты, окружены хозяйственными постройками, поленницами, сеновалами. Малейшая неосторожность с огнем приводила к катастрофическим последствиям, так как в условиях деревянной застройки способов защиты от пожаров почти не было.
Если огонь истребил 100—200 домов, то о таком пожаре много не говорили, да и в летописях ему не находилось места. «Большим», или «великим», пожаром в Москве считался такой, который выжигал все постройки или большую часть города.
«Огонь не щадит ни княжеских хором, ни боярских дворов, ни жилищ черного люда. Великокняжеский дворец был деревянным, как и все гражданские постройки древней Москвы. Поэтому он и сам город горел наравне с другими постройками, как свеча, во время страшных московских пожаров».
Среди опустошительных пожаров XV в. выделяется «великий пожар», случившийся в среду 14 июля 1445 г. Пожар возник ночью в Кремле. В нем сгорели не только все деревянные строения, но даже «каменные церкви распадались и рушились от невыносимой жары». Во время этого пожара погибло множество людей, сбежавшихся под защиту кремлевских стен из окрестных городов, сел и деревень из-за боязни татарского нашествия.
Пожары в древнем городе возникали не только по неосторожности жителей. Очень часто к поджогам прибегали враги, стремясь стереть Москву с лица земли. Так называемые «военные пожары» были особенно губительными. Из летописей известно, что в 1177 г. во время междуусобной войны рязанский князь Глеб напал на город и «пожеже Московь всю, город и села». Скорбь и отчаяние переживают жители Москвы памятной зимой 1238 г., во время разорения татарами.
Дважды выжигал посады и Загородье Москвы, окрестные села и деревни литовский князь Ольгерд. В 1382 г. хан Тохтамыш после трехдневного безрезультатного штурма московской твердыни вероломством проник в Кремль. «И было и в граде и вне града злое истребление, покуда у татар руки и плечи измокли, силы изнемогли и острия сабель притупились. И был дотоле град Москва велик, чуден, много народен и всякого узорочья исполнен, и в единый час изменился в прах, дым и в пепел.». В 1451 г. Москва снова увидела татарскую орду под стенами Кремля. Татары зажгли деревянные строения посадов, огонь обступил весь Кремль, и находящиеся там люди «изнемогли от многий истомы и от дыма». Приступ «скорой татарщины» был отбит, и на этот раз город уцелел.
При нашествии внешних врагов москвичи уходили за стены Кремля, запирались в крепости, а посады, строения и изгороди нередко сами безжалостно сжигали. В XV столетии волны огня и дыма шестнадцать раз проносились над Москвой, испепеляя либо весь до основания город, либо большую его часть. В хронике горестных лет, во время которых «великие и большие» пожары с беспощадностью обрушивались на жителей города, значатся годы 1415, 1418, 1422, 1445, 1451, 1453, 1458, 1468, 1470, 1473, 1475, 1480, 1485 и 1488. В 1493 г. город подвергался опустошительным сильнейшим пожарам дважды.
Что представляла собой Москва в конце XV столетия, можно определить из летописных источников, описывающих пожар 1488г. Этот пожар уничтожил большую часть города, но Кремль и значительная часть Великого посада огнем затронуты не были. Во время пожара погорели «дворы всех богатых гостей и людей, всех тысяч с пять». Если предположить, что в каждом дворе жили минимум два человека, то получится, что в посаде в пяти тысячах сгоревших дворов жило не менее 10000 человек. Прибавим к этой цифре население Кремля и уцелевших от огня и получим, что к концу XV в. в Москве было не менее 20000 жителей при 8—10 тысячах дворов.
Но столь могучи и жизненны силы русского народа, что выжженная и разоренная Москва вновь и вновь восставала из пепла, обновленная и жизнедеятельная. Выгодное географическое положение города на перекрестке важнейших торговых путей и в середине русских княжеств, которые прикрывали ее от ударов извне, делало Москву своего рода притягательным центром и убежищем для русских людей.
Лес всегда был под рукой и в большом изобилии, рабочих рук достаточно, что давало возможность быстро отстраивать город. Деревянные дома на улицах Москвы ставятся, как правило, «без больших издержек и с великой быстротой». Каждый горожанин, богатый или бедный, стремился иметь в городе свою усадьбу, или двор, особенно на посадах. Однако чем ближе к Кремлю, тем гуще и теснее стояли деревянные дома. В Китай-городе и некоторых других частях Москвы можно было увидеть довольно высокие дома «в три или четыре комнаты, одна над другой». Крыши домов, церквей покрывались дубовой дранкой, каждая из которых заострялась на конце так, что вся крыша казалась покрытой чешуей. Эти драночные крыши представляли собой большую опасность при пожарах. Ветром горящая дранка переносилась на значительное расстояние, создавая новые очаги пожаров.
Со второй половины XV в. в градостроительстве Москвы произошли важные изменения, благодаря которым спустя много лет стало возможным полностью избавить город от опустошительных пожаров. Речь идет об освоении обжига красного кирпича — огнестойкого строительного материала, Началось с того, что в 1467г. зодчий Василий Ермолин остроумно обновил одну из белокаменных обветшавших церквей в Кремле «кирпичом ожиганным». Вскоре после этого в 1471 г. богатый купец по прозвищу Таракан в течение одного строительного сезона возвел в Кремле же «палаты кирпичные», опередив самого великого государя, жившего еще в деревянном дворце. А в 1485 г. Иван III начинает грандиозную 3-х летнюю реконструкцию стен Кремля — воздвигается крепость из кирпича, который и становится с этого времени основным огнестойким материалом для каменных сооружений. Московские государи строят крупные кирпичные заводы с обжигательными печами, но немало высококачественного кирпича изготовлялось и в горнах Гончарной слободы».
В 1487 г. русские каменщики возводят стрельницу наугольную, через год—Свиблову башню с тайниками и подземными ходами. Потом сооружаются грозные башни над Боровицкими воротами, Собакине, Никольская и особо почитаемая московскими жителями Фроловская башня, позднее получившая название Спасских ворот. Башни соединяются стенами. Кладка кремлевских стен выполнена комбинированным способом: фундамент и тело стены — из белого бутового камня, а облицовка —кирпичная. Ровно 10 лет продолжалось строительство новых каменных стен и башен Кремля, которые в несколько видоизмененном виде стоят и поныне. Наличие обожженного красного кирпича и искусство московских мастеров-каменщиков позволили реконструировать старые и построить новые дворцы и соборы в самом Кремле.
Величественной каменной громадой высился Кремль на крутом берегу Москвы-реки в обрамлении ожерелья грозных башен н неприступных стен, увенчанных но верху ажурными «ласточкиными хвостами», как тогда называли зубцы стен из красного кирпича. А снаружи к кремлевским стенам по-прежнему жались посады, море деревянных изб, сараев, часовни, церквушки. Над Неглинной, над канавами шумели, работали день-деньской мельницы, торговали тысячи лавок. Они снижали боеспособность кремлевского укрепления и угрожали в случае пожара расположенным в Кремле дворцовым постройкам, соборам, боярским хоромам, княжеским покоям. В 1493 г. Кремль опустошается двумя пожарами.
И вышло от великого князя Московского Ивана Васильевича повеление —снести все дома, лавки и постройки вокруг Кремля, находящиеся на расстоянии ближе ста десяти сажен (примерно 235 метров) от кремлевских стен. Пустырь, образовавшийся у стен Кремля, стал прообразом современных противопожарных разрывов. Однако большая часть строений в самом Кремле, Китай-городе, в Белом и Земляном городах оставалась деревянной, легкоуязвимой для пожаров.
В XVI и XVII вв. пожары в Москве не столь часты, как прежде. Видимо, сказываются те предупредительные меры, которые систематически осуществляются в городе, по борьбе с пожарами. Но все же грозную стихию огня покорить не удается. Город горит во время больших пожаров 1547, 1571, 1610, 1626, 1629, 1634 гг. Всего за первые четыре с половиной века своего существования Москва 13 раз выгорала дотла и около 100 раз огонь уничтожал значительную часть города (5—6 тысяч строений).
Исчезновение библиотеки Ивана Грозного
С московскими пожарами XVI в. связана таинственная история исчезновения библиотеки Ивана Грозного, поиски которой безрезультатно продолжаются вот уже много лет. По свидетельству некоторых очевидцев, в библиотеке Ивана Грозного насчитывалось до 800 древних манускриптов величайшей ценности. Большая часть этих книг была якобы греческих и латинских авторов. В числе бесценных сокровищ значились ранее утраченные или малоизвестные сочинения Цицерона, Тацита, Вергилия, Полибия и других знаменитых историков и писателей. Эта библиотека, по преданию, досталась Ивану Грозному от Ивана II, женатого на племяннице последнего византийского императора — Софье Палеолог.
Москва в средние века не являлась исключением среди других крупных городов Европы, систематически опустошаемых пожарами. Немецкий город Любек горел несколько раз, причем однажды от него осталось только пять домов. Страсбург в XIV в. горел восемь раз. Дважды полностью выгорал Берлин. Большой пожар Лондона в 1666 г. принес колоссальные бедствия, уничтожив 460 улиц и более 13 тысяч домов.
Как курьез отметим, что в 1556 г. в Лондоне были заведены машатаи, которые в ночное время обходили улицы города, позванивая колокольчиком и взывая: «Будьте осторожны с огнем и светом, будьте милосердны к бедным, молитесь за мертвых».
Если стихийный характер развития пожаров в древней Москве объяснялся главным образом скученностью деревянных построек, то причины их возникновения кроются в самом быте горожан. Большинство москвичей жило в избах, отапливаемых по черному— курной печью, не имеющей дымохода. Дым от такого очага выходил наружу через дверь или маленькое оконце (волоковое окно). Толстый слой сажи покрывал стены и .потолок. Жилища освещались лучиной. Пучки тонко расщепленных сосновых лучинок вставлялись в железные держатели — светцы. Во избежание пожара под светец ставился окоренок —деревянное корытце с водой, куда падали, обламываясь, тонкие угольки лучины. Перед иконами горели глиняные лампадки и плошки, в которые наливали масло и опускали фитиль. В домах побогаче держали для освещения сальные или восковые свечи. Таким образом, сам быт жителей древней Москвы способствовал возникновению и распространению пожаров. Наиболее характерной причиной бытовых пожаров было неосторожное обращение с огнем (опрокинутая лампадка, упавшая свеча или лучина и т. д.). В слободах, где жили ремесленники, очень часто возникали пожары по небрежности оружейников, кузнецов, гончаров, котельников, работа которых постоянно была связана с огнем.
Первые попытки предупреждения пожаров
Основные меры борьбы с бытовыми пожарами заключались в строгом ограничении или даже в категорическом запрете пользоваться огнем. В летний сухой период и жестком наказании виновника несчастья. После одного из пожаров 1493 г., когда выгорел весь город, Кремль и княжьи хоромы. Иван III издал первые на Руси правила, направленные против пожаров. В них предписывалось: не топить летом изб и бань без крайней на то необходимости; не держать по вечерам огня в домах (лучины, лампады, свечи); кузнецам, гончарам, оружейникам, которым нужен огонь, вести свои дела вдали от строений. В черте города, не разрешалось заниматься стекольным производством. Строго преследовалось курение табака.
В последующем эти правила неоднократно ужесточались. В 1504 г. в Москве вводится система контроля за «бережением от пожаров», которой предусматривалось «беречь города от огня и всякого воровства». С этой целью учреждается так называемая пожарно-сторожевая охрана. Город был разделен на участки, а на концах улиц поставлены решетчатые ворота — заставы, которые на ночь запирались. На заставах «приказано нести повинность всем обывателям без различия чина по одному с десяти дворов и из торговых рядов по одному человеку с десяти лавок. Все они обязаны были выступать в обход и нести караул с оружием и инструментом». Группу сторожей возглавляли «решеточные приказчики». В 1657 г. для контроля за несением сторожевой службы учреждается особая должность — объезжего головы. Должность эта возлагается на лицо, достойное доверия. «Царь поручает ее князю Анастасу Македонскому и в поручение дает ему дьяка Ивана Ефимова. Им поручается объезжать днем и особенно ночью Кремль и следить зорко за всем, что выходит из рамок обыденной жизни, принимать меры к тушению пожаров. В подмогу Македонскому кроме дьяка дается целый штат: два подьячих для письма и неограниченное число решеточных приказчиков и стрельцов». Объезжему голове и «решеточным приказчикам» предписывалось «во дворах у всяких чинов, людей и изб и мылен (бань) наложить печати». Исключение допускалось только для домов, где были роженицы или больные люди. Но и тут, чтобы истопить избу или нагреть воду, надо было получить особое разрешение. Во время топки велено было «тех дворов людям с приставы в избах быть с водою и с помелом и веником до тех пор, покамест они избы истопят». За несоблюдение этих правил полагалась беспощадная кара. Виновный в неосторожном обращении с огнем подвергался ссылке или крупному штрафу.
Еще более суровая мера применялась к умышленным виновникам пожара —«зажигальщикам». Надо сказать, что при тогдашнем порядке ведения дел о поджогах «зажигальщиком» практически можно было объявить любого обывателя, смерда или «черного» человека, не имеющего возможности откупиться от жадных дьяков и приказчиков. В «Соборном уложении» 1649 г. предусматривалось, что если «зажигальщик будет изымай» и будет доказан умысел, то он подлежит сожжению на месте пожара. Уложение 1649 г., по которому производились суд и расправа во всех делах Российского государства, естественно, было направлено на охрану и ограждение частной собственности. Последующие царские указы 1654 и 1669 гг. подтверждают степень наказания поджигателя смертью. Правда, сожжение на костре заменяется более «легкой» мерой — повешением.
В законодательных актах XV—XVII вв. содержатся меры, направленные как на предотвращение пожаров, так и на упорядочение их тушения. К тушению пожаров привлекаются в обязательном порядке почти все жители города. «Помелы, мерники и большие кади с водой» приказано было держать «во дворах, в хоромах и в рядах во всех лавках». Для ликвидации пожаров использовалось стрелецкое войско. За непослушание и неявку на тушение пожара предписывалось «черных и всяких обычных людей бить батогами и отсылать на небольшое время в тюрьму». Кара обрушивалась также и «на служилых и на всяких ратных людей, кои проявляют леность и нерадение» при тушении пожаров.
Узаконивается система звуковой сигнализации колоколами, при помощи которой жителей Москвы ставили и известность о начавшемся пожаре и собирали силы для его тушения. С этой целью специальные дежурные сторожа круглосуточно стояли на кремлевских стенах и, заметив огонь или дым, звонили в один из четырех колоколов.
В книге Р. Т. Поресветова «Тайны выцветших строк» приводится любопытная грамота — текст проекта пожарной сигнализации, составленный в 1668 г. лично царем Алексеем Михайловичем. «...Будет загоритца в Кремле городе, в котором месте ни будь, и в тою пору бить во все три набата в оба края по скору. А будет загоритца в Китае, в котором месте ни будь, и в тою пору бить (оба же края полегче) один край скоро же. А будет загорица в Белом городе от Тверских ворот по правой стороне где-нибудь до Москвы реки, и в тою пору бить в Спасской же набат в оба же края потише. А будет в Земляном, в обои же края и тово тише...». Видимо, сильно пожары Москвы досаждали царю, если он лично взялся за составление набатной тревожной сигнализации.
На тушение пожара жители обязаны были немедленно сбегаться с теми орудиями, которые им были назначены по росписи: с топорами, ведрами, крючьями и «всяческими запасами, которые от пожара пристойны». Среди инструментов, с которыми население должно было являться на пожар, числились и заливные, или водо-заливные, трубы — пожарные насосы ручного действия. Об этом мы узнаем из государева наказа, который предписывает всем зажиточным обывателям иметь у себя во дворах медные н деревянные водо-заливные трубы, а людям среднего и мелкого достатка — на пять дворов по одной трубе. Однако ведра и кади должны были держать «однолично» во всех дворах без исключения.
Таким образом, в начале XVII в. в Москве при тушении пожаров довольно часто применялись простейшие механизмы. Видимо, уже тогда в Москве было налажено производство пожарных труб, в первую очередь для защиты особо ценных зданий. Так, судя по расходным книгам, Московский печатный двор в 1626 г. заплатил «Василию Протопову за четыре трубы медные водолейные: за две немецкие по 2 рубля и 25 алтын, за две здешнего дела по 3 рубля».
Первые образцы этих механизмов состояли из металлической трубы с наконечником, в которой двигался поршень. Силой давления поршня вода выбрасывалась из наконечника трубы. На смену этому примитивному насосу приходит двухцилиндровый поршневой насос, значительно повысивший эффективность тушения пожаров.
Изобретение пожарного насоса
Пожарный насос ручного действия является одним из древнейших механизмов, созданных человеком. Знаменитый греческий ученый-механик Ктесибий, живший в Александрии во II—I вв. до н.э. Он среди многих изобретений в области пневматики и гидравлики создал также толкающий водяной насос, который, по описанию римского архитектора Витрувия (I в. до н.э.), способен был «выбрасывать при помощи воздушного давления воду по трубе вверх». Водометная машина Ктесибия имела все основные конструктивные элементы современного пожарного насоса ручного действия. Наиболее ясное описание пожарной машины Ктесибия содержится в трактате его ученика Герона Александрийского «Опыты с воздухом». Герону приписывается очень важное усовершенствование, благодаря которому пожарная труба стала приносить действительную пользу три тушении пожаров, — изобретение поворотной трубы (шейки). В дальнейшем изобретение Ктесибия было надолго забыто. Только в 1518 г. в Аугсбурге (Германия) золотых дел мастер Антон Платнер сконструировал пожарный насос ручного действия, подобный машине Ктесибия. Остается невыясненным, было ли это его собственное изобретение или Платнер воспользовался описанием старинных латинских рукописей.
Усовершенствование конструкции ручного насоса как надежного механизированного средства тушения пожаров связано с именем Яна ван дер Гейде. Он заменил в насосе неудобную поворотную шейку, через которую изливалась струя воды, длинными, гибкими пожарными рукавами, сшитыми из парусины. При наличии пожарного рукава от насоса можно было подавать воду в огонь на значительное расстояние, тогда как при прежней конструкции получали компактную струю воды длиной лишь не более 10— 12 шагов. Свое изобретение Ян ван дер Гейде в 1672 г. показал членам городского управления Амстердама, которые сразу же признали его большое значение в деле борьбы с пожарами. Гейде получил должность брандмейстера города. Изобретатель основал в Амстердаме фабрику пожарных насосов (труб) и настойчиво пропагандировал новый механизм для тушения пожара. Будучи хорошим художником, Ян ван дер Гейде в 1690 г. издал книгу с собственными великолепно выполненными рисунками, наглядно показывающими преимущества пожарных рукавов.
Вплоть до изобретения парового пожарного насоса (1829 г.) ручная пожарная водозаливная труба, снабженная рукавами, оставалась основным техническим средством тушения пожаров. До появления ручного пожарного насоса тушение пожаров в Москве производилось стрельцами и населением с использованием различных подручных средств. Народ выработал и довольно успешно применял приемы тушения пожаров. Основным средством ликвидации пожаров была ломка деревянных строений, позволяющая предотвратить губительное распространение огня. Крыша и стены домов во время пожаров покрывались мокрыми лубами, мешковиной, брезентом, которые вое время поливались водой из ведер. Запасы ее, особенно в летнее время, имелись в бочках и кадях, на чердаках и во дворах. На путях распространения пожара устанавливались паруса из плотной ткани и лубяные щиты, смоченные водой, что давало возможность сдерживать на какое-то время огонь. Таким образом, к концу XVII в., в организации тушения пожаров в Москве наблюдается довольно значительный прогресс. Вместе с традиционными парусами, крюками, топорами и ведрами используется пожарная техника — заливные трубы. На пожары стали являться отряды специально обученных и снаряженных людей, знающих, как надо обращаться с пожарными трубами. Для снабжения заливных труб водой в Москве устраиваются специальные пруды и колодцы.
Все эти меры давали ощутимые результаты. Катастрофичность пожаров заметно снизилась. Однако пожары в Москве по-прежнему оставались довольно частым явлением. Пожарная повинность тяжелым бременем ложилась на плечи беднейших слоев населения города.
В старой Москве, других городах России, как и в столицах Западной Европы, техника тушения пожаров совершенствовалась медленно. Градостроительство явно опережало технические возможности борьбы с огнем, которыми располагала пожарная охрана. Первые пожарные рукава шились из грубой парусины, позже из кожи с металлическими заклепками. Они были тяжелыми, неудобными в обращении, пропускали воду через неплотности швов. В 1822 г. мелкие ремесленники братья Бурбах в деревне Герзель-гау (Германия) изготовили на кустарном ткацком станке первый пожарный рукав без шва. Однако и это техническое усовершенствование осталось нереализованным до середины XIX в., когда промышленностью было освоено массовое производство тканых пожарных рукавов без швов.
Неизвестный изобретатель снабдил в 1724 т. пожарную трубу гибким всасывающим рукавом, что сделало возможным при пожаре забирать воду из открытых водоемов, позволив отказаться от громоздких заливных ящиков, куда вода подносилась ведрами или доставлялась в пожарных бочках. Прошло почти две тысячи лет, прежде чем человечество получило универсальное средство борьбы с огнем в виде пожарного насоса ручного действия.
В России благодаря усилиям талантливых умельцев из народа создание и техническое совершенствование «огнетушащих инструментов» не отставало от технического уровня Западной Европы. В 1739г. замечательный русский механик Андрей Нартов изобрел пожарный насос оригинальной конструкции «для всенародной пользы». Об этом важном изобретении Российская Академия Наук сделала официальное представление царскому правительству. Однако решения по этому поводу не последовало.
В 1752 г. сенатская контора донесла Правительствующему сенату, что русский механик Михаил Степанов сделал заливную пожарную трубу, имеющую гораздо лучшую конструкцию, чем немецкие или голландские трубы. Последующим указом от 16 сентября 1753 г. на Степанова были возложены обязанности по надзору за исправностью пожарных труб, находящихся в правительственных учреждениях Москвы. К этому времени в городах России существовало уже несколько мастеров, которые изготовляли пожарные трубы и рукава к ним на достаточно высоком техническом уровне.
Сожженная Москва в 1812 г
В ночь на 4 сентября 1812 г. офицеры свиты и приближенные императора Наполеона находились в смятении. По мере того как в темном небе Москвы грозно ширилось багрово-красное зарево близкого пожара, тревога маршалов, генералов и ординарцев, озабоченно сновавших в пышных залах Кремлевского дворца, возрастала. Опасаясь гнева императора, никто не решался среди ночи нарушить его сон, чтобы сообщить тревожную весть о пожаре. Это была первая ночь французского императора, которую он проводил в Кремле, в роскошных покоях русских царей, где все оставалось нетронутым, на своих местах, словно хозяева ненадолго вышли из дома.
Поздно ночью, вернувшийся с конной рекогносцировки генерал Коленкур сообщил, что Москва горит уже в нескольких местах. Огонь от окраинных предместий с ужасающей быстротой распространяется в сторону Кремлевского дворца. Сильный ветер разносит дождь искр и горящие головни на расстояние более ста пуазов (193 метра), поджигая все новые и новые дома. Остановить лавину огня выше человеческих сил. Этого не смог и не сможет уже сделать, располагая тысячами солдат, маршал Мортье, которому император приказал «охранять Москву». Сообщение Коленкура и яркий лимонно-красный свет, словно днем озаривший внутренние покои дворца, повергли присутствующих в полное отчаяние. Невозмутимо спокойными оставались только два арабских воина-мамелюка, охранявших ночной покой императора. В белых тюрбанах с перьями, в красных куртках, они, подобно черным деревянным истуканам, замерли перед раззолоченной дверью императорской спальни, не позволяя нарушить сон своего повелителя.
Дверь спальни неожиданно распахнулась, и из нее стремительно вышел невысокий, плотный человек с желтым одутловатым лицом. Это был Наполеон. Он проснулся от нестерпимо яркого света, ворвавшегося в спальню. То, что за окнами увидел император, было потрясающе и ужасно. Гибельная пучина огня бушевала совсем близко от Кремля. За рекой, по всему Замоскворечыо, катились волны испепеляющего бледно-желтого, почти прозрачного пламени, над которым лишь кое-где пунктирно вырисовывались остовы сгоревших домов к церквей. Мгновениями из моря бушующего огня и клубов дыма вихрем устремлялись в ночное небо гигантские языки пламени, озаряя все вокруг.
Не обращая ни на кого внимания, возбужденный Наполеон быстрыми шагами переходил от одного окна к другому. Везде он видел одну и ту же страшную картину: огонь и дым со всех сторон окружали Кремль. Горели Ильинка и Никольская, столбы пламени поднимались на Тверской, Арбате и Остоженке, у Каменного моста. Вправо от Грановитой палаты за Кремлевской стеной в небе распростерлось густое темно-красное облако дыма, откуда доносились гул и треск рушившихся в огне построек. То горело Зарядье в Китай-городе с его москательными лавками.
Резкие порывы ветра то и дело направляли волны огня на кремлевские стены. Осыпаемый огненным градом искр, Кремль освещался иногда таким ослепительно-сверкающим светом, что казалось, будто в его стенах уже бушует пожар и всему живому, находящемуся в нем, суждено погибнуть.
С рассвета 4 сентября ветер начал бушевать с такой силой, что все изолированные очаги пожара на улицах и в кварталах слились в одно необозримое огненное море, истребляющее все на своем пути. Над Замоскворечьем и другими частями города возникли бешено пляшущие смерчи огня. В воздухе стоял зловещий гул. С наступлением дня пожар не утих. Находящиеся в Кремле Наполеон, его свита и гвардия стали пленниками бушующей кругом огненной стихии. Стекла окоп Кремлевского дворца накалились до такой степени, что к ним едва можно было прикоснуться. От дыма и гари, проникающих в помещения, становилось трудно дышать. Солдаты на кровле дворца едва успевали тушить искры и сбрасывать на землю занесенные бурей тлеющие головни. Завывание ветра было так зловеще и сильно, что порой заглушало треск рушившихся зданий и гул бунтующего пламени.
К середине дня тревога гвардии и окружения Наполеона возросла еще больше. Перед невиданным буйством огненной стихии они испытывали почти панический страх. Пламя вплотную приблизилось к стенам Кремля: горели дворцы и строения на Тверской, Моховой и прилегающим к ним улицам, служащим главным соединительным звеном между силами Наполеона в Кремле и поисками маршалов Нея и Даву, размещавшимися в районе Смоленской и Петербургской застав. Ветер, набравший ураганную силу, менял направление то на север, то на северо-запад, замыкая гигантское кольцо огня вокруг кремлевских стен. Пожар достиг чудовищной силы, и нельзя было предугадать, где и когда остановится его испепеляющая мощь. Кремль уже не был для иноземных пришельцев надежным убежищем, а стал западней, которая, казалось, вот-вот должна захлопнуться.
Тем не менее ветер не стихал. Послышались громкие крики: Кремль горит! Кремль горит!». Огонь проник в кремлевские башни. От падающих искр и высокой температуры загорелись деревянные балки и обрешетка железной крыши здания Арсенала, расположенного позади дворцов и соборов Кремля. Наполеон приказал гвардии тушить начавшийся в Арсенале пожар. Сам он, бледный и подавленный, стоял в окружении свиты на Сенатской площади и молча смотрел на Кремль, на бушующее крутом пламя, на вихревые потоки дыма и раскаленного воздуха, несущие массу ослепительно сверкающих искр, поджигавших даже меховые шапки гренадеров.
После долгих поисков путей спасения удалось обнаружить не замурованный подземный ход, точнее, узкую каменную щель. По этому тесному, темному коридору Наполеон, вице-король, Мюрат, Бертье, Сегюр и сопровождающие их выбрались из Кремля на набережную Москвы-реки. Старая гвардия была оставлена в Кремле тушить пожар. Выйдя из кремлевских стен, Наполеон и его свита вступили в царство огня и дыма. Куда идти? Где безопасный путь?
Провожатые с грудой ориентировались среди горящих домов. Они намеревались беспрепятственно пройти через опустошенную пожаром часть города к северным окраинам. Но улицы потеряли знакомые очертания и превратились в огненные реки. Назад, в Кремль, пути уже не было. Только случай спас императора французов и его свиту от участи сгореть в пылающем городе.
Провожатые, потеряв ориентировку в путанице горящих улиц, завели Наполеона и его спутников в огненный лабиринт и теперь не знали, куда и как из него выбраться. «Здесь окончилась бы наша жизнь, — говорит Сегюр, — если бы случайное обстоятельство не вывело императора Наполеона из этого грозного положения. Солдаты из корпуса Даву и Нея, грабившие дома в этой части города, натолкнулись на императора Наполеона и его свиту, узнали и спасли от неизбежной, быть может, гибели. Грабители-солдаты французской армии, уже изучившие ранее улицы Москвы, сумели провести Наполеона по пожарищам к Москве-реке у Дорогомиловского моста.
Но путь Наполеона еще не был закончен. От Дорогомиловского моста он и свита следовали берегом Москвы-реки до села Хорошева, переправились через реку по плавучему мосту и выбрались в поле. Измученные страшными впечатлениями этого дня, они только при наступлении темноты достигли Петровского дворца, где размещался главный штаб французской армии. За Наполеоном и его свитой из горящего города бежали и некоторые войска.
Город сильно горел весь день 5 сентября. Огромное зарево над Москвой было видно за сотни верст. К вечеру небо покрылось тучами, ночью пошел сильный дождь, ветер начал стихать. Пожар постепенно уменьшился и полностью прекратился в воскресенье 8 сентября, длившись, таким образом, шесть дней.
Только 12 сентября французы отважились вернуться по холодной и топкой грязи в опустошенную пожаром Москву. Город представлял собой гигантское пепелище с одиноко торчавшими печными трубами, грудами битого кирпича, искореженного огнем железа, кучами обгоревших бревен и досок. «Москвы — одного из красивейших и богатейших городов мира—больше не существует»,— сообщалось в двадцатом бюллетене французской армии.
Армия Наполеона вступила в безлюдный, мертвый город, в котором из двухсот шести десятитысячного населения осталось не более десяти тысяч человек. После пожара жителей к Москве стало еще меньше. На их долю выпали страшные тяготы иноземного нашествия — грабежи, насилия, убийства. Среди хаоса обгоревших и разрушенных домов валялись гниющие трупы людей и животных. С каждым днем пребывания в сгоревшей Москве офицеры и солдаты наполеоновской армии превращались в сборище пьяниц и грабителей. Падение дисциплины, воровство и грабеж приняли неслыханные размеры. Это вынужден был признать и сам Наполеон: «Император с негодованием обращает внимание на то, что, вопреки его приказу положить конец грабежу, мародеры толпами входят в Кремль, нагруженные своей добычей...». Но уже никто из некогда дисциплинированной армии и не думал выполнять приказы Наполеона.
Кремль после бегства из Москвы французов, которые подорвали его, представляет печальную картину. Колокольня Ивана Великого, или, лучше сказать, пристройка к высокой башне, па коей висели самые большие колокола, вся взорвана на воздух н представляет печальный остаток разрушения. Арсенал от самых Никольских ворот также подорван, причем железная крыша арсенала до самых Троицких ворот сорвана. Кремлевская стена от Москворецкого моста, вдоль по набережной, взорвана в трех местах; угольная же башня к Каменному мосту, так называемая Водовозная, взорвана совершенно, и большая часть обрушилась в реку. Грановитая палата и дворец, где жил Бонапарт, сожжены...».
Пожар Москвы резко повлиял па настроение русских войск. Народом овладела потребность отмщения за сожженную и разграбленную столицу. Волна ненависти поднялась к иноземному врагу, принесшему России столько горя.
Пожар в Зимнем дворце
В морозный вечер 17 декабря 1838 г. светский Петербург спешил па балетное представление «Восстание в Серале» с участием знаменитой итальянской танцовщицы Марии Тальони. К подъезду императорского театра, тускло освещенного масляными фонарями, тянулась вереница зимних экипажей, в которых восседала знать северной столицы: разодетые дамы, величественные сановники, блестящие офицеры, гладко выбритые щегольские чиновники, кои по строго заведенному порядку не смели отпускать ни бороды, ни усов. Сверкающие позолотой ложи, партер и ярусы были заполнены публикой более обычного. Ждали приезда Николая I. Он и императрица появились в центральной ложе около 8 часов. Зал встретил царскую чету почтительным вставанием и подобострастным шепотом восхищения. Но монарх оставался, как всегда, безучастным и холодным. Бледное лицо его с крупным подбородком и тщательно ухоженными усами было на три четверти повернуто к сцене. Монарх считал, что подданные должны лицезреть ею только в тезе римских кесарей.
Никто из присутствующих в театре не ожидал, что финал пышного представления окажется совершенно неожиданным, а события этой ночи взбудоражат весь Петербург.
Балет был в самом разгаре, когда к театру прискакал посланец из Зимнего дворца. Он сообщил дежурному флигель-адъютанту Лужину, что во дворце неладно, дым заполнил Фельдмаршальский зал, беда грозит царским покоям. Не смея верить случившемуся, Лужин приказал никому не сообщать о пожаре, а сам на флигель-адъютантской тройке полетел по заснеженным улицам к Зимнему.
В пути Лужин вспомнил некоторые странные обстоятельства этого дня. Сегодня вечером «а исходе седьмого часа, когда Николаи 1 был занят надеванием мундира для поездки в театр, к Лужину во флигель-адъютантскую пришел испуганный старый камердинер и сказал, что в его комнате пахнет гарью. Лужин тотчас пошел в камердинерскую и обнаружил там дым. Заглянув за печку, он увидел тонкую голубоватую струйку дыма, идущую из щели пола. Лужин немедленно послал человека за начальником дворцовой пожарной команды, а сам побежал на нижний этаж, чтобы посмотреть, нет ли там более опасных признаков. Внизу, под камердинерской, размещался архив, дверь которого оказалась запертой. Лужин приказал дверь выбить, что с радостью исполнили застоявшиеся на посту дюжие гвардейцы. В архиве пахло сыростью, пылью и мышами, а (признаков пожара не оказалось. Тогда флигель-адъютант опустился в подвал, где в одной из комнат дворцовые лейб-медики соорудили лабораторию для приготовления лекарств, которыми пользовались особы его императорского величества для исцеления недугов и болезней. Младшие медики с утра и до ночи толкли здесь различные вещества и коренья, приготовляя на раскаленной плите чудодейственные порошки и микстуры. Над плитой установили большой железный зонт, пробили отверстие в дымоход, куда вместе с дымом и копотью вытягивался дурной запах лекарств. Вместе с дымом и испарениями из комнаты уносилось и тепло, так что спавшие ночью в этой комнате служители Эскулапа немилосердно страдали от холода. Наконец они догадались дыру в дымоходе заткнуть рогожей. Она-то и провалилась а дымоход и вместе с сажей загорелась. Дымоход вычистили, отверстие заделали. Дым в комнатах рассеялся. Успокоенный флигель-адъютант поднялся наверх в дежурную комнату. Царя во дворце уже не было, он уехал в театр.
Тройка быстро несла Лужина к Зимнему дворцу. В эти минуты его больше 'всего беспокоила мысль о том, что о загорании он не сумел доложить государю ни во дворце, ни в театре.
Худшие опасения Лужина подтвердились, когда его взору открылись необычайное оживление и беготня дворцовой прислуги у подъездов Зимнего. Приказав кучеру ждать, Лужин выскочил из саней, тулей влетел в помещение дворца и закашлялся от едкого дыма. Откуда появился дым, никто не знал. Особенно много его было в Фельдмаршальском зале. Не оставалось никаких сомнений, что «пожар скоро достигнет обширнейшего развития». Не медля ни минуты, Лужин бросился на улицу, вскочил в ожидавшие его сани и снова помчался в театр.
Наконец, в Салтыковском подъезде Лужин наткнулся на оберполицмейстера генерала Кокошкина и брандмайора полковника Орловского. Мимо них то и дело проносились чиновники государственной канцелярии с кипами документов. Они спасали архив Государственного совета. Брандмайор просил разрешения Кокошкина перевести пожарные части на защиту Эрмитажа, в сторону которого ветер гнал огонь..
Проникнув с солдатами на крышу, Лужин убедился, как сложно выполнить отданный ему приказ. По обледенелому железному покрытию было трудно передвигаться. Солдаты скользили, падали. Второпях взяли с собой тупые топоры. Вскрывать крышу было нечем. Все же удалось отодрать несколько железных листов над концертным залом. Через пролом вырвались наружу дым и языки пламени. Оказалось, что чердак уже в огне и крыша вот-вот рухнет. Лужин вынужден был приказать солдатам сойти вниз. Теперь он не стремился появиться на глаза царю, понимая, что дворец обречен и противостоять огню невозможно. Видимо, прав был брандмайор, требовавший все силы сосредоточить на защите Эрмитажа.
На лестнице Лужин встретился со шталмейстером двора Мирбахом, который передал солдатам Павловского полка новый царский приказ — приступить немедленно к выносу из комнат и залов всего, что можно еще спасти. Гремя сапогами, солдаты рассыпались но помещениям, хватая и вынося наружу все, что попадалось под руку.
Вскоре площадь главного штаба оказалась заваленной стульями, диванами, столами, картинами, скульптурами и даже иконами из дворцовой церкви. От Мирбаха Лужин узнал, что с того момента, как царь прибыл из театра, он лично распоряжается тушением пожара.
Дворцовые гренадеры так усердствовали, выполняя команду царя, что в течение нескольких минут все окна Фельдмаршальского зала лишились стекол. Образовавшийся сквозняк быстро погнал огонь к Петровскому и Гербовому залам, уничтожая все на своем пути. Теперь уже никакая сила не могла противостоять стихии. Яростно горели сухие вощеные паркеты, окрашенные масляной краской двери и наличники, золоченная по левкасу резьба дорогих светильников, гобелены, украшавшие стены, высохшие доски, балки, стропила перекрытий и чердака. Едкий дым заполнил помещения.
Присутствие духа сумели сохранить лишь служители дворцовой пожарной команды, укомплектованной солдатами-инвалидами. В Петровском зале можно было увидеть двух пожарных, которые, действуя ручной пожарной трубой, пытались потушить тлеющие бархатные обои, усыпанные золотыми орлами. Потолок зала уже горел, на храбрецов сыпались искры, а они продолжали заливать обои водой. Им приказано было немедленно прекратить свое бесполезное занятие. С сожалением пожарные служители покинули пылающий зал, унося, как драгоценность, свой «огнегасительный» инструмент.
Вместе с дворцовой пожарной командой в тушении пожара участвовали все 12 пожарных частей городской пожарной команды: Адмиралтейские 1, 2, 3 и 4, Нарвская, Московская, Каретная, Рождественская, Л и гей па я, Васильевская, Петербургская и Выборгская.
Население Петербурга было освобождено от обязательной повинности являться на тушение пожара 24 июня 1803 г., когда по указу сформировалась при полицейских частях профессиональная пожарная команда из солдат, неспособных к строевой службе, общей численностью 1602 человека. «Из указанного числа 1602 чинов полицейской стражи 786 предназначались для тушения пожаров и зажигания уличных фонарей, а остальные 816 человек — для дежурства у будок.
По сигналу тревоги в Зимний дворец прибыло на конных ходах около 500 пожарных. Этого количества было совсем немного с учетом трудоемкости тушения пожаров. На вооружении пожарных частей находились в то время громоздкие и неудобные в обращении ручные насосы. Чтобы получить от такого насоса струю воды, требовались усилия не менее 50 человек. В заливной ящик насоса надо было непрерывно подливать воду, подвоз которой производился из прорубей на Неве специальными конно-бочечными ходами.
С самого начала пожара, как служители пожарной охраны дворца, так и городские пожарные части действовали разрозненно и их усилия по борьбе с огнем не приносили успеха. В самом дворце и на площади находилось более 20 тысяч солдат. Управлять такой армией в задымленных помещениях оказалось чрезвычайно сложно. К тому же офицеры и солдаты не обладали навыками тушения пожаров и не имели средств борьбы с огнем.
Обер-полицмейстер и брандмайор, видя, что потушить пожар в помещениях дворца не удастся, приняли решение о переводе всех пожарных частей города на защиту сокровищ Эрмитажа. На рубеже брандмауэра и переходов, соединяющих дворец с Эрмитажем, и был остановлен огонь.
После пожара были образованы две комиссии по определению причины его возникновения. Большинство членов комиссии пришли к выводу, что причиной пожара явилось неправильное устройство печного отопления. Во время кладки дымоход не был изолирован от деревянных конструкций. Загорание сажи в дымоходе привело к воспламенению деревянной балки и распространению огня по пустотам сгораемого перекрытия.
Большой театр в огне
Пожар Большого театра в Москве явился прологом театрально-зрелищных катастроф второй половины столетия. Большой московский театр, построенный на месте сгоревшего в 1805 г. Петровского театра Медокса, был открыт торжественным спектаклем 6 января 1825 г. Величественное здание театра сконструировано по проекту архитекторов Михайлова и Бове. В нем ставились первые русские оперы и балеты. Здесь звучала также музыка известных композиторов, выступали знаменитые дирижеры, музыканты, певцы и балерины. И этому шедевру суждено было погибнуть от пожара, который произошел 11 марта 1853 г.
Когда пожарные команды города прибыли к театру, огонь охватил все громадное его здание. Тогда пожарные Москвы не располагали ни достаточным количеством сил, ни техникой, чтобы противостоять пожару такого масштаба. Уже в те годы градостроительство намного опережало темпы развития технических средств борьбы с огнем. Имеющимися на вооружении пожарных частей заливными трубами можно было потушить пожар лишь в зданиях в один-два этажа, да и то если он не достиг больших размеров.
Было произведено самое строгое расследование «первопричины» пожара. Большинство свидетелей показали, что загорание возникло в чулане, устроенном с правой стороны сцепы, под лестницей, ведущей в женские уборные. В чулане хранились разные инструменты и вещи театральных плотников и столяров. В этом же чулане помощник машиниста сцепы Дмитрий Тимофеев прятал свою теплую одежду. Утром в день пожара, готовясь к концерту, он отворил дверь чулана, чтобы положить тулуп, и увидел в нем огонь. Закричав «Пожар! Пожар!», Тимофеев бросился на сцену. На его крик сбежалось несколько рабочих, но потушить огонь они не сумели.
Менее чем за 2 минуты пламя охватило легкогорючие декорации, загорелись верхние галереи. Все, кто находился в театре, с трудом вышли ил объятых огнем помещений. О тушении пожара никто не помышлял, настолько стремительно он распространился со сцепы па зрительный зал и другие помещения театра.
Пожар начался в чулане у лестницы с правой стороны сцены, причины но знает и ни на кого подозрения не имеет. Во время спектаклей для действия пожарными рукавами присылались солдаты пожарной команды, которые всегда стояли на рукавах и после спектакля оставались тут даже и на ночь, и по этому случаю, он, Талызин, не находил никакой надобности иметь особых для того людей. В свободное же от спектаклей время таковые команды не присылались».
В театре имелась достаточно надежная для того времени система противопожарной защиты: противопожарный занавес, внутренний противопожарный водопровод, дежурство пожарных. Но эта система, к сожалению, функционировала только во время спектаклей, а пожар начался утром, когда в театре находилось сравнительно мало людей.
Касаясь причин возникновения пожара, управляющий московскими императорскими театрами известный композитор А. Н. Верстовский в частном письме писал: «Печи топились в пять часов утра, и к восьми часам утра все трубы были закрыты и осмотрены. По закрытии труб печники ушли завтракать, почему и, наверное, полагать должно, что не печи причиной первого огня стали, тем более что, осматривая оные на месте пожара, и сколько возможно было видеть печи, трубы и боровы не треснули». Обращаясь к сохранившимся документам, видим, что, несмотря па самое строгое расследование, установить истинную причину пожара не удалось. Пожар был расценен как стихийное бедствие, «в коем виновных не оказалось, и дело предано забвению».
Убыток казне, причиненный пожаром, был исчислен в сумме 8 миллионов рублей. Вместе с прекрасным зданием театра сгорел драгоценный гардероб, в том числе богатейшая коллекция дорогих французских костюмов. О погибших во время пожара семи мастеровых мало кто вспоминал.
В течение более трех лет жители Москвы были лишены радости театральной жизни, ранее приносимых им артистами Большого театра. Только в 1856 г. в возрожденном архитектором А. А. Кавосом театре распахнулись двери, открыв перед зрителями ослепительное великолепие нового театрального шедевра.
Используемая литература
1) Савельев П.С. Пожары-катастрофы. – М.: Стройиздат, 1994.
2) Бородин Д.И. Двенадцатый год. Пожар Москвы. Спб., 1912.
3) Забелин И.Е. История города Москвы. М., 1905.
4) Троицкий Д.П. Двенадцатый год. М., 1911.
5) Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М., 1981.
|
