ВВЕДЕНИЕ
Изучение социальных процессов является важной задачей исторической науки, это позволяет раскрыть эволюцию общества, изменения его положения. Социальные процессы, которые происходили в истории России, в том числе и Беларуси в конце XIX – начале XX вв., за короткий период привели к кардинальному изменению всего жизненного строя, глубоких изменений в политической, экономической и социальной сферах. Изучение аграрного вопроса в Беларуси в начале XX в., его влияния на общественно-политическую жизнь в крае в обозначенный период является актуальной задачей белорусской исторической науки.
Накопленный в ходе реформы опыт может быть творчески использован в условиях современного перехода к многоукладности и рыночным отношениям в экономике, возрождения фермерских хозяйств.
Цель
данной работы выявить отношение политических деятелей и организаций к Столыпинской аграрной реформе в Западных губерниях.
В рамках поставленной цели выделены следующие задачи
:
1. оценить деятельность гродненского губернского комитета в решении аграрного вопроса, участие представителей местных политических элит в заседаниях этого комитета.
2. Проанализировать обсуждение земельной реформы П.А.Столыпина в III думе и Государственном совете. В этом вопросе можно выделить деятельность депутатов польско-литовско-беларусского кола и выступления депутатов-крестьян от западных губерний.
3. Рассмотреть отношение к аграрной политике царского правительства в Западном крае. Здесь можно выделить позицию крестьян по данному вопросу и позицию национально-освободительных сил, выражавшуюся в деятельности газеты «Наша Нива».
Хронологические рамки
исследования охватывают период с 1902 по 1917 г. В исследовании этой проблемы, по нашему мнению, можно выделить три главных этапа:
─ Работа Столыпина в губернском комитете на посту его председателя, будучи губернатором Гродненской губернии (1902 - 1903 г.).
─ Обсуждение проекта аграрной реформы в III Государственной Думе и Государственном Совете
─ Отношение к земельной реформе в Западных губерниях после её принятия.
Географические рамки
данного исследования охватывают шесть западных губерний Российской империи, но в силу специфики данного вопроса в ряде случаев необходимо выходить за эти рамки.
В историографии
данного вопроса можно выделить три главных этапа: первый (начальный) с 1906 г. по 1917 г., второй (советский) — с 1917 г. по 1991 г.; третий - современный этап. На начальном этапе были опубликованы не только многие важные законодательные акты и документы по аграрной реформе, выступления самого П.А. Столыпина, статьи, но и первые обобщающие работы. Но уже тогда деятельность П.А. Столыпина и его аграрная реформа различными политическими силами оценивались по-разному. Еще в дореволюционное время сформировалось два основных концептуальных подхода к оценке деятельности П.А. Столыпина. В зависимости от политических пристрастий, усиливаемых фактом незавершенности, противоречивости самих реформ, неоднозначностью их итогов, авторы разделились на апологетов и критиков реформатора. Примечательно, что такое деление оставалось неизменным в течение всего периода изучения столыпинских аграрных преобразований. Огромный интерес представляют мемуары председателя польско-литовско-белорусского кола, уроженца минщины Эдварда Войниловича.
В послеоктябрьский период, в особенности после свертывания НЭП и перехода к сплошной коллективизации сельского хозяйства интерес к столыпинской аграрной реформе ослаб, ибо коллективизация ставила совершенно иные цели нежели создание фермерства. Но освещение ее и тогда продолжалось. Причем, ленинская отрицательная оценка этой реформы была усилена сталинским кратким курсом «Истории ВКП (б)». В нем совершенно не упоминалось о ее положительных сторонах, в том числе о переселении крестьян за Урал, утверждалось, что она проводилась только в интересах помещиков и кулаков, из которых Столыпин «хотел сделать мелких помещиков, верных защитников царского самодержавия». Аналогичное будут повторять советские историки и в послевоенный период, хотя в процессе преодоления последствий культа личности и особенно в конце 80 - начале 90-х годов их интерес к аграрной реформе значительно возрос, а научный подход усилился. И все-таки во многих трудах советского периода, столыпинская аграрная реформа освещалась односторонне, с отрицательных позиций, под углом показа ее краха, обострения классовой борьбы и неизбежности Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. Соответственно этой концепции подбирался, как правило, и фактический, архивный материал, сделано немало ошибочных выводов. В тоже время эти работы выделяет широкая база источников, большое количество статистических данных. Советская историческая школа влияние социальных процессов, в том числе и аграрных отношений на общественно-политические события в белорусской деревне сводила к борьбе крестьян за уничтожение помещичьего землевладения, при этом обозначала её общей для всей России. На глубокой научной основе были проанализирована деятельность дворянства Беларуси. Это явилась важным шагом на пути преодоления партийно-классовых принципов, которые сложились в советской историографии при освящении истории Беларуси периода капитализма. Выясняется, что проблема советского научного подхода заключалась в идеализации экономических факторов. А это значит, что в исследовании разговор должен вестись не про объективный, а субъективный фактор. Именно поэтому виноватыми за то, что не было сделано, являются не обстоятельства, а люди, правители государства. Это вызывает необходимость исследовать влияние социальных процессов в аграрной сфере не с пункта зрения социально-экономической предопределённости исторического процесса, а с позиций учёта в первую очередь человеческого фактора.
Помимо многочисленных статей по аграрной реформе П.А. Столыпина и его деятельности были изданы и весьма значительные монографические исследования, раскрывающие проблему и ее аспекты более обстоятельно и объективнее, с широким привлечением новых архивных документов и материалов. Опубликовано полное собрание речей в Думе и Государственном Совете 1906 – 1911 гг. Столыпина.
Историографический анализ литературы последних лет свидетельствует, что многие вопросы по этой реформе остаются спорными. В ряде публикаций аграрная реформа П.А. Столыпина стала идеализироваться, ее экономические результаты преувеличиваться. Многие стороны реформы раскрыты еще недостаточно.
1. ЗНАЧЕНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ГРОДНЕНСКОГО КОМИТЕТА (1902 - 1903 гг.) В РЕШЕНИИ АГРАРНОЙ ПРОБЛЕМЫ
Непродолжительное пребывание П.А.Столыпина на посту гродненского губернатора (с 21 июня 1902 года по 21 марта 1903 года) было вместе с тем и временем вызревания у него устремлений, направленных впоследствии на реформирование России, на превращение ее в государство мощной экономики и общественной стабильности. Важную роль в становлении будущего реформатора сыграло его участие в работе Гродненского губернского комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Этот орган, созданный на основании мартовских 1902 года решений Особого совещания, был призван наряду с другими губернскими и уездными комитетами, наметить конкретные пути по подъему сельскохозяйственного производства с учетом местных особенностей. Материалы работы этих комитетов впоследствии стали основой для проведения Столыпиным аграрных преобразований в стране.
Первое заседание губернского комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности состоялось 16 июля 1902 года под председательством Столыпина. К этому времени не истек еще месячный срок его пребывания в должности губернатора, но это не помешало опытному администратору, бывшему до приезда в Гродно губернским предводителем Ковенского дворянства, сразу овладеть непростой ситуацией. На заседание, кроме крупных губернских чиновников, а также уездных предводителей дворянства, были приглашены самые могущественные в губернии земельные магнаты, включая князя Святополк-Четвертинского, Глиндзича, Скирмунта, Пусловского, Рошковского, Микульского и др. Последние отличались одновременно как неприступным шляхетским консерватизмом, так и безудержным стремлением к переменам по западноевропейским стандартам. Столыпин же был жестким прагматиком, не позволявшим себе и своему окружению не учитывать конкретной ситуации, реальных шансов на реконструкцию сельского хозяйства Гродненщины[1]
.
Открывая заседание губернского комитета, Столыпин охарактеризовал в общих чертах его задачи и предстоящую деятельность, обратил внимание на то, что «главными факторами улучшения экономического положения губернии в целом и сельского хозяйства, в частности, следует считать расселение крестьян на хутора, переход их от так называемого шнурового использования надельными землями к хуторскому хозяйству, устранение черезполосности земель, разверстания сервитутов и мелиоративный кредит»[2]
. Вслед за этим он остановился на основных пунктах программы, которая должна стать предметом обсуждения и разработки губернского и уездных комитетов. Главными из них были: распространение сельскохозяйственных знаний, улучшение и развитие опытного дела, борьба с вредителями сельского хозяйства (оврагами, песками, болотами, заболеваниями сельхозкультур, скота и т.д.), пожарами, охрана собственности, устройство и содержание местных дорог, организация народного мелкого кредитования, подъем всех отраслей животноводства, повышение доходности сельского хозяйства, упорядочение внутренней и внешней торговли продукцией села, учреждение хозяйственных союзов (кооперации) и т. д.
Выделив из программы предстоящей деятельности эти и другие вопросы, председатель-губернатор особое внимание обратил на расселение крестьян на хутора. Он подробно осветил всю предысторию этого процесса в губернии, начиная с первых шагов по реализации переселенческого закона от 13 июля 1889 года[3]
. Неудовлетворительное состояние его он связывал с тем, что на Гродненщине, как и в других западных губерниях России, крестьяне владели землей подворно, по так называемой шнуровой системе, требующей, чтобы каждый домохозяин в селении имел столько полос земли, сколько усматривается в крестьянском наделе видоизменений в качестве почвы, пахотных земель и покосов. По этой причине подворный участок состоял из многих десятков узких полосок, разбросанных по всем направлениям надела чересполосно с полосками других домохозяев. Такой способ образования подворных участков, по мнению Столыпина, лишал возможности крестьянское хозяйство развиваться, обрекая его на трехполье без травосеяния. В прибалтийских губерниях, где крестьяне тоже владели землей подворно, шнуровое деление между домохозяевами к этому времени было устранено уже почти во всех селениях: подворные участки превращены в хутора, земли которых включены в большинстве случаев в один отруб при усадьбе домохозяина. Сославшись на это, председательствующий подчеркнул, что к такому же переустройству подворных участков следует приступить и в Гродненской губернии, ибо только при этом условии подъем крестьянского хозяйства станет возможным.
Другим вопросом, при обсуждении которого председательствующий высказал особое мнение, был вопрос о кооперативных союзах. Здесь Столыпин, в частности, выразил желание, чтобы такие союзы были признаны кредитоспособными юридическими лицами, а для этого им должно быть обеспечено пользование кредитами Государственного банка, ибо до сих пор кооперации имеют здесь прав во много раз меньше, чем их имеет любой мелкий торговец.
Первое заседание губернского комитета закончилось постановлением, что все уездные комитеты должны прислать свои соображения по поднимаемым Особым совещанием вопросам в срок не позднее 15 октября 1902 года. С этим поручением все уездные комитеты успешно справились, предоставив в губернский комитет как коллективные, так и персональные записки и предложения. Их обсуждение состоялось на его заседаниях 26, 27, 28, 29 ноября 1902 года во дворце гродненского губернатора. Открывая первое из них, Столыпин отметил ту тщательность, с которой отнеслись уездные комитеты к разработке почти всех вопросов, представленных на обсуждение Особым совещанием. Свою личную признательность за проделанную работу он высказал всем председателям уездных комитетов, а также совету Гродненского Общества сельского хозяйства в лице его председателя, губернского предводителя дворянства П. В. Веревкина за предоставленные ими записки о нуждах сельского производства Гродненщины. Вслед за этим, с разрешения председателя губернского комитета, выступил князь Святополк-Четвертинский, который вкратце остановился на законодательных препятствиях, мешающих развитию местного сельского хозяйства, а именно - «отсутствие свободной купли-продажи земли в западных губерниях, что безусловно отражается на всех, к какой бы народности или среде населения ни принадлежали»[4]
. При всей справедливости замечаний князя, председатель не мог не заметить желания придать обсуждению аграрных проблем политическую окраску, поэтому он сразу же заметил, что хотя «всякое политическое ограничение и вносит экономическое стеснение, но в данном случае не настолько значительное, чтобы не заниматься вопросами, с решением которых можно добиться реального сдвига в существующем положении сельского хозяйства, тем более, что отмена тех или иных ограничительных законов составляет прерогативу верховной власти». В связи со сказанным Столыпин предупредил, что «не только вопрос, возбужденный князем Святополк-Четвертинским, но и всякий вопрос, связанный с политическими соображениями, будет им по праву председателя снят с обсуждения, как не входящий в область занятий комитета». Что же касается самой записки князя Святополк-Четвертинского, то таковая была приобщена им «к делу для отправления по принадлежности»[5]
.
По вопросу о распространении сельскохозяйственных знаний и развитии опытных участков были заслушаны обстоятельные доклады председателя Гродненского сельскохозяйственного общества П.В.Веревкина и землевладельца И.И.Глиндзича. Резюмируя эти выступления, Столыпин отметил, что оба были сведены к идее необходимости расширения народного образования вообще и специального агрономического, в частности, однако они не дают ничего нового в сравнении с уже разработанными министерствами проектами, до сих пор остающимися «под сукном» ввиду отсутствия в стране денежных средств. Свои сомнения в отношении финансирования предлагаемого Столыпин дополнил постановкой вопроса: насколько оправдываются затраты на открытие в Вильно высшего агрономического заведения для края (за это ратовали крупные землевладельцы) и принесут ли выпущенные из ее стен лица немедленную пользу краю при полном отсутствии здесь низших сельскохо-зяйственньгх школ, необходимых для крестьян и экономов небольших имений? «Положим, - продолжил председатель комитета, - что необходимо как высшее специальное училище для края, так и сеть низших училищ для губернии. Подобные школы не новость, но во что обойдется открытие таких школ?»[6]
. Выступивший сразу же после Столыпина советник губернского правления В .В.Ярошенко обратил внимание на необходимость учреждения средней сельхозшколы, которая могла бы стать подготовительной базой для поступления ее учащихся в высшее агрономическое заведение, равно и учреждением для подготовки учителей для низших сельскохозяйственных училищ. Подобное учебное заведение, по мнению выступающего, могло бы быть открыто при Свислочской учительской семинарии, и затраты на осуществление этого предложения не были бы очень велики.
Такой поворот в прениях, вероятно, не удовлетворил крупных помещиков, которые тотчас же перевели обсуждение этого вопроса в сторону разговоров о состоянии начального образования в губернии вообще. Помещик А.Ф. Микульский, в частности, заявил об «охотном посещении начальных школ крестьянскими детьми», сводя всю аргументацию к имеющемуся антагонизму между министерскими школами (всего 299 на губернию) и церковно-приходскими (1200), явно преобладающими на Гродненщине. «Если создать один тип школы без политической окраски, - подчеркнул выступающий, - то дело образования выиграет много и только тогда можно будет говорить об обязательности школьного обучения... во всяком случае, следует заботиться об увеличении числа министерских школ».
Уловив в словах выступавшего нотки, характерные для определенной части католиков губернии, недовольных укреплением позиции православия, благодаря поддержке властями церковноприходских школ, председательствующий тонко парировал последнего следующим образом: «Все дело сводится к недоразумению. Господину Микульскому, по-видимому, неизвестно, что церковноприходские школы дети римско-католического вероисповедания могут посещать лишь с разрешения родителей, и, таким образом, обязательности их посещения иноверческим (т.е. неправославным) населением не существует... Желательность же увеличения числа министерских школ находится вне всякого сомнения, но народится такое обучение само собою не может, для этого нужно время»[7]
.
Замечание Столыпина в адрес тайно и явно фрондирующих землевладельцев князь Святополк-Четвертинский понял напрямую, а потому признанный лидер местных магнатов сразу же заявил: «Нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд и способность к нему, а не образование. Образование должно быть доступно обеспеченным классам, но не массе, нравственные и государственные взгляды которой таковы, что с введением обязательного образования или с расширением доступа в школы она, несомненно, будет стремиться к государственному перевороту, социальной революции и анархии». Такая позиция вызвала резкую отповедь со стороны губернатора: «Едва ли возможно смотреть на вещи так, как князь Четвертинский. Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не поведет его к анархии... Для губернии и всей страны нашей необходимо женское образование; на обучение грамоте женщин обращено чересчур мало внимания, и поэтому сеть женских школ так же необходима, как и увеличение числа мужских училищ. Для начала желательно учреждение хотя бы одной женской сельскохозяйственной школы для губернии. Распространение сельскохозяйственных знаний, без которых земледельческая страна существовать не может и мало-помалу приходит к разорению, зависит от общего образования. Развивайте его по широкой программе, в связи с преподаванием сельскохозяйственных знаний, и вы дадите большую обеспеченность земледельческому классу, самому консервативному в каждой стране: он будет применять к земле полученные им научные знания, будет более обеспечен, и при этих условиях немыслимо развитие социализма, который лишь охватывает массу, когда воспитательно-образовательное дело обставлено неудовлетворительно, когда преобладает безземельный пролетариат, которому бесцельно преподавать те знания, которые могут быть применимы только к земледелию и служат для подъема культуры земли»[8]
.
После этого, признав, что вынесенные на обсуждение вопросы достаточно рассмотрены, Столыпин поставил на голосование вопрос о том, какое учебно-агрономическое заведение (высшее или среднее) следует признать более полезным для края. 15 голосов было подано за открытие в Вильно высшего политехнического училища с отделами по агрономии и сельскому хозяйству и 14 - за среднее сельскохозяйственное училище (предположительно в Свислочи), но поскольку Столыпин как председатель присоединил свой голос в пользу среднего учебного заведения, то вопрос о желательности открытия его решился положительно. Было признано необходимым учреждение при учительских семинариях курсов по садоводству, пчеловодству и культуре ивняка, а также открытие по одной низшей сельхозшколе в каждом уезде губернии. Вводились должности (по одной на губернию) инструкторов по молочному хозяйству и по организации торфяного дела, кроме того, учреждалась при государственном субсидировании на базе Гродненского общества сельского хозяйства опытная станция. Не были оставлены без внимания и энтузиасты передового опыта на местах: была признана безусловно полезным делом организация показательных наделов с наиболее целесообразной в данной местности системой севооборота, огнестойкими и наиболее практичными постройками. Они могли быть учреждены как на частных, так и на казенных землях со сдачей по дешевым ценам в аренду местным крестьянам с возложением на них обязательства вести хозяйство по установленному учредителем наделу и одобренному инструкторами плану[9]
.
Более всего беспокоило членов губернского комитета и его председателя Столыпина все возрастающее обезземеливание крестьян и как следствие его - отток сельского населения в города, а также нелегальный выезд на заработки за границу. В этой связи предлагалось вместо безуспешных запретов временной трудовой эмиграции дать ей правильную организацию через учреждение справочных контор и налаживание приемлемой паспортной системы. Вместе с тем Столыпину удалось убедить членов комитета, что все их решения являют собой лишь ряд, хотя и нужных, но полумер, сердцевина же всех стоящих перед ними проблем - это переход от так называемого шнурового пользования наделами к хуторному, и что «вне этого изменения землепользования поднятие уровня культуры крестьянских хозяйств невозможно». Исходя из признания, что «дробление надельной земли стало принимать угрожающий общему крестьянскому благосостоянию характер», польза от расселения крестьян на хутора была признана комитетом «не подлежащей сомнению». Для успеха этого дела было признано «настоятельно важным издание закона, в силу которого приговоры сельских сходов о переходе к хуторному пользованию наделом могли бы получать обязательную силу». Кроме того, для предотвращения распыления земельной собственности на такие малые части, которые не в состоянии прокормить крестьянскую семью, предлагалось законодательным путем установить размер необходимого минимального участка земли, который не мог быть делим ни при каких условиях.
Так на гродненской земле вырабатывались и закладывались Столыпиным основы важнейших аграрных преобразований, направленных на то, чтобы крестьянин по-настоящему стал хозяином и хранителем своей земли. Работа в губернском комитете, тесное политическое общение со всеми категориями земледельцев сделали для Столыпина понятными нужды сельских хозяйств не только Гродненщины, но и всей страны. Последнее заседание губернского комитета состоялось 28 января 1903 года. На нем князь Святополк-Четвртинский от имения присутствующих попросил председателя комитета П. А. Столыпина принять сердечную благодарность членов комитета «за умелое, беспристрастное, всецело направленное на пользу дела умиротворяющее ведение прений». Столыпин со своей стороны, выразив искреннюю признательность членам комитета за плодотворную и дружную работу по всестороннему обсуждению нужд сельскохозяйственного производства вверенной Гродненской губернии, объявил работу комитета завершенной. После чего добавил, что надеется на успешную реализацию всего задуманного, несмотря ни на какие трудности[10]
.
Между тем, трудности не заставили себя ждать. После того, как материалы Гродненского комитета были опубликованы в составе 58 томов, полученных из 300 уездов всех губерний империи, для их изучения была создана специальная научная комиссия «с целью систематизации и выяснения общественного значения работ местных комитетов» во главе с либеральным историком П.Н.Милюковым. В составе ее работали такие видные ученые (юристы, агрономы, землеустроители, экономисты, статистики), как К.К.Арсеньев, В.М.Гессен, И.В.Гессен, М.И.Ипполитов, А.А.Леонтьев, В. А.Розенберг, И.М.-Страховский, Н.В.Чехов, Г.И.Шредер. Результатом этой работы стало издание большого сборника статей, озаглавленного «Нужды деревни по работам комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности» (СПб, 1904 г. - 439 стр.). Во введении к нему П. Н. Милюков, обобщая «итоги» работы Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности и его местных комитетов, в частности, писал, что воспринимать их можно лишь в качестве «мнения», которое «теперь есть также и сила, способная устранить тлетворное влияние сил, ему противоположных»[11]
.
Наибольшее количество критических замечаний в адрес Гродненского комитета и его председателя П. А. Столыпина сделал либеральный публицист, юрист, литературовед и общественный деятель К.К. Арсеньев. Он высказал недоумение по поводу преобладания в составе комитетов чиновников и отсутствия крестьян. Следует заметить, что Столыпин добивался присутствия на заседаниях комитета крестьян, но последние в силу разных причин уклонялись от участия в работе последних. Оказала ли критика Арсеньева какое-то воздействие на позицию Столыпина в те годы и какова была его реакция на нее, доподлинно неизвестно. Но то, что нападки либералов закалили его в борьбе за рациональное разрешение аграрного вопроса, является реальным историческим фактом. Впоследствии, уже на посту председателя совета министров России, Столыпин не раз обращался к своему гродненскому опыту, приходя к глубокому убеждению, что «в деле земельного устройства нужна продолжительная черновая работа... Разрешить этот вопрос нельзя, его надо решать»[12]
. Думается, что эти слова выдающегося реформатора и сегодня во многом звучат актуально.
2. ОБСУЖДЕНИЕ ЗЕМЕЛЬНОЙ РЕФОРМЫ П.А.СТОЛЫПИНА В
III
ДУМЕ И ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ
2.1 Деятельность депутатов польско-литовско-беларусского кола
Указ про выборы от 3 июня 1907 г. нарушал законодательство, которое запрещало изменение системы выборов в Государственную думу без согласия думских депутатов. В результате Указа Дума должна была стать в политическом плане более консервативной, а в национальном – более великорусской.
Избирательная кампания началась в сентябре 1907 г. По сравнению с предыдущими выборами значительно увеличивалось количество избирателей от землевладельцев. По подсчетам «Нашей Нивы», на решающих избирательных собраниях в шести губерниях должны были присутствовать 300 избирателей от курии землевладельцев и только 187 от крестьян и 6 от рабочих. Другой особенностью было обязательное избрание двух «русских депутатов» от Виленской губернии и одного – от Ковенской[13]
. Их выборы отбывались на отдельных собраниях избирателей от православного населения. Во время избирательной компании среди польской общественности практически отсутствовала полемика по вопросам программы ее кандидатов. 1-2 сентября 1907 г. в Киеве произошел съезд делегатов губернских избирательных комитетов девяти Западных губерний. В качестве основных постулатов избирательной программы литовских поляков были принятые принципы Виленского съезда (6-7 декабря 1906 г.).
Избранники польской общественности стремились к осуществлению конституционных принципов, требовали равенства наций и религий, отстаивали неприкосновенность права собственности, высказывались за ликвидацию чересполосицы и сервитутов, камасации и подъем сельскохозяйственной культуры.
В Виленской губернии литовские поляки достигли наибольшего успеха. Владельцами депутатских мандатов стали С.Мацэевич, Ю.Монтвил, С.Ванькович и Г.Свентицкий. Помимо того, обязательным крестьянским депутатам был выбранный их «протеже» литовец Мацей Цывунелис[14]
. Юзеф Монтвил являлся одним с главных меценатом развития польской культуры и просвещения в Виленской губ. Накануне выборов в разговоре с журналистом «Дзенніка віленьскага» он заявил, что выступает за ликвидацию антипольских ограничений, за полное политическое равенство всех жителей края. Ю.Монтвил отметил, что поляки беларуско-литовских земель ни могут быть консерваторами, ведь в крае отсутствует самоуправление, нет земств, не хватает школ, экономикой управляют иноземцы, которые и несут главную ответственность за тяжелое состояние крестьянского хозяйства. Он считал необходимым увеличение крестьянского землевладения в случае необходимости даже путём принудительного отчуждения помещичьих земель. Хотя расценивал такой шаг как исключение с общего принципа неприкосновенности частной собственности[15]
.
ІІІ Дума начала свою работу вначале ноября 1907 г. Представители литовских поляков в соответствия с решениями «киевского съезда» создали собственную думскую фракцию, которая получила название «Польско-литовско-беларуское коло». Товарищами кола стали Юзеф Монтвил, Станислав Ванькович, Станислав Мацэевич, Казимир Завиша, Генрик Свентицкий, Владислав Есьман и Матей Цывунелис.
Также стоит отметить выступление депутата от Ковенской губ. К.Завиши (11 мая 1910 г.). Вначале речи он подверг критике положения доклада П.Столыпина, которые касались беларуских и литовских поляков. В конфиденциальности, депутат не помирился с утверждением руководителя правительства, что польские землевладельцы свыклись держать местное население под экономичным угнетением. Он напомнил про ту благодарность местному «польскому дворянству», которую высказал Александр II в связи с участием землевладельцев в реформе отмены крепостного строя.
Владислав Есьман посредством данных статистики опроверг утверждение про угнетение «русского населения» края польскими землевладельцами. Предоставленные числа ярко свидетельствовали, что крестьянство центральных российских губерний находиться в значительно более тяжелом положении, чем белорусские и литовские крестьяне. И это при том, что правительство целенаправленно препятствует улучшению положения последних: «Правительство <...> делает все возможное, чтобы помешать местному населению улучшить экономичное положение. Оно предназначает на службу на железную дорогу и на ее построение пришельцев с центра, не позволяет местным жителям приобретать земли, которые продаются, а Крестьянский банк покупает их ради размещения переселенцев с Центральной России»[16]
. При обсуждении аграрной реформы, которая началась законом от 9 ноября 1906 г., представители польской общественности Беларуси и Литвы поддержали правительство. С.Ванькович охарактеризовал аграрный закон как «значительный шаг на пути к прогрессу». Он же предложил отменить все ограничения на приобретение крестьянами надельных земель.
Одновременно с заседаниями ІІІ Думы началась работа ІІІ сессии Государственной совета. Беларуские и литовские губ. были представлены исключительно поляками-землевладельцами, выбранными на собраниях помещиков еще в 1906 г. Виленскую губ. представлял Ипполит Корвин-Милевский, Гроденскую – Дмитрий Корибут-Дашкевич, Минскую – Эдвард Войнилович, Витебскую – Станислав Лапатинский, Ковенскую – граф Александр Тышкевич, Могилевскую – Владислав Войнич-Сенажэнцкий. Последний сложил свои полномочия в знак протеста против разгона II Думы. Вместе с поляками-землевладельцами от украинских губ. беларуские и литовские поляки образовали Коло депутатов от Беларуси, Литвы и Украины. Во главе кола стал Э.Войнилович. Представители т.н. «Западного края» действовали в тесном контакте с депутатами от Королевства Польского. С самого начала, на неофициальных собраниях или официальных выступлениях в Думе, наблюдались некоторые различия во взглядах представителей Литвы и Руси и представителей и Королевства Польского. В случае депутатов от Беларуси, Литвы и Украины затрагивался вопрос о владении землей и нежелании от нее отрекаться, представленный как первостепенный. Так как земля для них была самым ценным, так получить её полякам в Западном крае было невозможно. Этот вопрос для депутатов от Королевства Польского имел с национальной точки зрения второстепенное значение. Если бы, например, в Королевстве некий Подфилипский осуществлял бы распарцелляцию семейного гнезда, то вместо него там бы осели Войтки, Мацюси и другие потомки того же колесного мастера, от которого и бывший владелец происходил, и из рук которых, само собой разумеется, земля «ускользнуть» не могла, а национальное воспитание и самосознание могли бы сформировать еще лучшего гражданина страны, чем господин Подфилипский. И поэтому программа кадетов, выдвигающая разные либеральные домыслы с самого начала была для «коронцев», безусловно, привлекательной[17]
. Что касается депутатов Литвы и Руси, то для них кадеты были кошмаром, поражение которых отдаляло призрак принудительного отчуждения, поэтому представителям Литвы и Руси более близки были взгляды октябристов (российских реалистов).
Опытные и закаленные в сложных условиях исключительного права деятели проявлялись не только на неофициальных заседаниях, но и становились всеобщим достоянием, благодаря выступлениям депутатов обоих районов на пленарных заседаниях Думы. На неофициальном заседании депутат В. Грабский очень искусно объяснял, что отчуждение вовсе не является чем-то исключительным, что оно существует во всех законодательствах в случаях совместного пользования, например, дороги, каналы и т. п.; наконец, раскрепощение крестьян в последнее время является ярчайшим тому примером. Он только забывал о большой разнице, существующей между этими понятиями. Что имуществом, экспроприированным под строительство железной дороги или канала, может пользоваться не только общество в целом, но и сам бывший хозяин, в то время как пашней, отобранной у Подфилипского, пользуется только Слимак, который не только бывшего владельца, но и соседа Мацька с нее палкой прогонит. А пример «раскрепощения» крестьян уже, как свидетельствует сама номенклатура, по существу явился документальным оформлением собственности тех, кто этой землей фактически владел и всю жизнь считал своей[18]
.
В Госсовете Войнилович занимает высокое положение члена финансовой комиссии, особенно важной в связи с выдвижением на первый план I Государственной Думой аграрного вопроса. Его рефераты и выступления, касающиеся этого вопроса, обращают на себя внимание и его признают одним из немногих компетентных специалистов в этом вопросе. С его мнением считаются такие выдающиеся представители государства, как Столыпин, Дурново, Витте. Эти качества стали основанием для назначения его вице-премьером Министерства Сельского Хозяйства России, которое Столыпин намеревался создать после упразднения I Государственной Думы. Вскоре из-за критики и отход от лоялистской политики Э. Войнилович вынужден был уйти с поста председателя кола. На роль нового лидера претендовал И.Корвин-Милевский. Он заметил рост оппозиции правительственной политике среди товарищей Совета и предложил его использовать. Депутат видел возможности определенного неофициального соглашения с правительством: Коло поддержит закон об аграрной реформе, а правительство П.Столыпина не будет предлагать законопроектов, которые бы ухудшали положение поляков в Российской империи[19]
. Однако Польская группа не приняла этой идеи. В результате И.Корвин-Милевский 11 мая 1909 г. сложил полномочия товарища Совета.
После завершения работы IV сессии Государственного совета избранники землевладельцев Беларуси, Литвы и Украины сложили свои полномочия. Выборы произошли в середине сентября 1909 г. Яны принесли очередной триумф местным землевладельцам-полякам. От Виленской губ. снова был выбранный И.Корвин-Милевский. А вот Э.Войнилович отказался выставлять собственную кандидатуру.
На первом общем собрании всех депутатов-поляков было решено создать два польские кола. Общие собрания происходили редко. Согласно воспоминаниям И.Корвин-Милевского, не больше 5 раз. Коло депутатов возглавил Ян Ализар из Волыни.
Одним из центральных вопросов V сессии Государственной совета (10.10.1909–17.06.1910) был вопрос об утверждении правительственных мероприятий в аграрной отрасли, которые вошли в историю под общим названием «столыпинской аграрной реформы». При обсуждении докладов аграрной комиссии «О изменениях и дополнениях некоторых постановлений про крестьянское землевладение» выступили И.Корвин-Милевский и С.Лапатинский. Оба поддержали переход к хуторскому хозяйству. С.Лапатинский говорил про необходимость данных мероприятий. Среди остального он отметил, что в условиях чересполосицы около 20% площади крестьянских земель занимают границы[20]
. На мысль С.Лапатинского, крестьяне Беларуси поддерживают реформу. Поддержку перемен со стороны крестьянства отметил также И.Корвин-Милевский. В конце концов Государственный Совет поддержала правительство, и Указ от 9 ноября 1906 г. стал законам от 14 июня 1910 г.
2.2 Выступления депутатов крестьян от западных губерний
Классы, как известно, никогда не ошибаются в политике в том смысле, что всегда безошибочно определяют, в чем состоит их классовый интерес, отвечает или, наоборот, противоречит та или иная реформа или закон их коренным жизненным целям и нуждам. Реакция правых и октябристов на столыпинский указ уже дает исчерпывающий ответ на вопрос, чьим классовым интересам он служит. Но решающее слово здесь принадлежало крестьянским депутатам. Эти крестьянские депутаты, избранные в Думу не столько крестьянами, сколько помещиками, убежденные, что землю крестьяне получат лишь в том случае, если перестанут «бунтовать», а все надежды возложат на царя и Думу[21]
. Но надо отдать должное классовому чутью и проницательности крестьян — никакой уверенности на этот счет они не испытывали: было слишком много признаков, что правые крестьяне относятся к столыпинскому аграрному курсу отрицательно. А это, как отлично понимали все сторонники указа, определяло его конечную судьбу.
Большинство правых крестьян, выступавших по указу 9 ноября, высказались в духе законопроекта 42-х, который предусматривал частичное отчуждение помещичьей земли. Крестьянин М.С. Андрейчук начал свою речь следующими словами:
«Обсуждая закон, созданный указом 9 ноября, я его приветствую... Но, я хочу обратить внимание на кое-что другое. Наш уважаемый докладчик в своем докладе подчеркнул, что если принять этот самый закон 9 ноября, то этим решится аграрный вопрос; по-моему, совсем не так. В аграрном вопросе должны быть разрешены еще многие другие стороны, так как не суть важно, что острота явилась в аграрном вопросе от 9 ноября, а суть важно и остро это безземелье и малоземелье крестьян». «Если я голоден, — сказал далее Андрейчук, — все равно буду кричать: “Есть хочу”. Поэтому необходимо “частичное отчуждение”»[22]
.
Крестьянин Никитюк говорил в том же духе.
«Этот закон, — заявил он, — я приветствую, но я еще больше его приветствовал бы, если бы у нас была правда, если бы с этим законом наделялись землей безземельные и малоземельные... я не буду здесь много говорить, но скажу: пусть нам отдадут землю, ту землю, которой мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. при наделении землею... Говорят: у вас есть земельные банки, пусть они вам помогают. Да, верно, есть. Кому же они помогают? Только богатым, у кого уже есть земля, а бедному даже ссуды не выдадут»[23]
.
Огромное возмущение у правых крестьянских депутатов вызвал тезис Маркова 2-го, Шидловского и других о том, что истинная причина бедности крестьян объясняется не малоземельем, а их леностью и неумением «культурно» вести хозяйство. Со знанием дела и величайшим презрением они разоблачали помещичью хозяйственную «культуру».
Депутат от Смоленской губернии Федоров заявил:
«Закон 9 ноября вполне ясен и понятен. С одной стороны, нельзя не признать закона 9 ноября, но с другой — нельзя голосовать за этот закон, потому что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые в случае принятия указа 9 ноября останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы»[24]
.
Очень точно отношение правых депутатов-крестьян к указу 9 ноября выразил крестьянин Могилевской губернии Шевцов.
«С болью в сердце, — начал он, — приходится говорить про этот указ 9 ноября», потому что пославшие его крестьяне «вовсе не ожидали от Государственной думы указа 9 ноября». Его, «конечно, нужно принять... Но, гг., указом 9 ноября, опять я говорю, мы не ублаготворим народ». Он «ожидал вовсе не указа 9 ноября, он его и не ожидает; он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землею... Поэтому... про указ 9 ноября я упоминаю с болью сердца; он нужен и вовсе не нужен, он так, на воздухе... он идет сам по себе... дайте нам земли; я не говорю, на каких условиях, но дайте... Без этого, гг., никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния»[25]
.
Характерно, что депутаты-крестьяне из губерний, где общины уже не было или она находилась в стадии разрушения, высказались совершенно определенно за ее разрушение. Но и они требовали наделения землей малоземельных и безземельных. Этого потребовал, в частности, и депутат-крестьянин от Витебской губернии В.Г. Амосенок, хотя перед этим он выступал в пользу указа. Его надо принять, но «каждому из вас известно, кому полезен указ 9 ноября. Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли... Вот поэтому я не могу не выразить правительству свою благодарность от имени таких крестьян Витебской губ. и от себя лично за инициативу и проведение в жизнь закона 9 ноября».
Интересно сравнить эту речь Амосенка с его же выступлением в земельной комиссии 30 января 1908 г. при обсуждении первой статьи указа.
«Я, господа, — заявил он, — соглашусь с речью г. Шингарева, за исключением слова «принудительный». Даже я бы советовал предать забвению слово «принудительный»... Я скажу о своей Витебской губернии, там у нас сами уже поспешили перейти на хуторское хозяйство. И кто же? Поспешили Нестер, у которого 5 наделов земли, где 26 десятин при 5 наличных душах. Конечно, само собой разумеется, он уже не крестьянин, а мелкий помещик... А Андрей, у него один надел на 14 душ. Что ему остается делать, когда из общины Нестер уйдет? Или в батраки уйти, служить за кусок хлеба, или продать землю за ломаный грош и отправиться в Сибирь... Это просто разорение. Чем вперед нам торопиться к принудительным мерам прибегать, заставлять переходить на хутора, так лучше принять первую меру, наделить крестьян принудительно землей. А раз этого нет, то предать забвению и то и другое... Восьмидесятимиллионное население ждет от нас хлеба, а не камня, и если мы ему дадим хлеб, то и перед Богом не будем отвечать и батюшка государь возрадуется и скажет: действительные народные представители... Когда меня крестьяне посылали, так они сказали: поезжай проси, требуй, чтобы нас землей наделили. Мы не приехали для того, чтобы наши изрезанные клочки разрывать на мелкие кусочки. Пусть не думает правительство, что от этого страна усмирится и успокоится. Если мне придется десятина земли, все равно я буду кричать: дайте мне земли, мне есть нечего, я существовать не могу. А что нам член Думы Шидловский указывает, что наша культура пропадает, то я глубоко поклонился [бы] перед членом Думы Шидловским, если бы он мне эту культуру доказал на 1 десятине, чтобы с семьей можно было существовать. Я бы заплатил за нее с удовольствием. Господа, я не вижу культуры у тех людей, которые о ней кричат и загребают жар нашими руками»[26]
.
Ссылка на батюшку царя как на заступника крестьян, в отличие от членов Думы Шидловского, Маркова и им подобных, была очень характерна для правых думских крестьян. В связи с этим, сравнивая кадетские речи с крестьянскими, В.И. Ленин писал:
«Сопоставьте с этим речи крестьян. Вот вам типичный правый крестьянин Сторчак. Он начинает свою речь воспроизведением полностью слов Николая II о «священных правах собственности», недопустимости их «нарушения» и т. д. Он продолжает: «дай Бог государю здоровья. Он хорошо сказал для всего народа»... Он кончает: «А если сказал государь, чтобы была правда и порядок, то, конечно, если я сижу на 3 десятинах земли, а рядом 30000 десятин, то это не есть порядок и правда»!!. Сравните этого монархиста с монархистом Березовским. Первый — темный мужик. Второй — образованный, почти европеец. Первый наивен до святости и политически неразвит до невероятия. Связь монархии с «порядком», т. е. беспорядком и неправдой, охраняющими владельцев 30000 десятин, для него неясна... Первый — один из миллионов, которые маются всю жизнь на 3 десятинах и которых экономическая действительность толкает на массовую революционную борьбу против 30000-чников. Второй — один из десятков — самое большее: из сотни тысяч помещиков, желающий «по-мирному» сохранить свое «культурное хозяйство», помазав по губам мужичка. Неужели неясно, что первый может сделать буржуазную революцию в России, уничтожить помещичье землевладение, создать крестьянскую республику (как бы ни страшило его теперь это слово)?»[27]
.
В этом было все дело. Крестьянство в лице своих думских представителей отлично разобралось в антикрестьянской, пропомещичьей сути указа 9 ноября, и это предопределяло конечную судьбу указа.
Выступления крестьян-трудовиков в Думе показывают, что в аграрном вопросе они занимали, по существу, ту же позицию, что и правые крестьяне. Разница была лишь в том, что если вторые выражали «революционность крестьянской массы бессознательно, стихийно, сами боясь не только договорить до конца, но даже и додумать до конца», то «трудовики в III Думе выражают дух массовой борьбы крестьян прямо и открыто».
Крестьянин-трудовик А.Е. Кропотов выступил, в частности, так:
«И вот мои избиратели мне говорили о том, что закон 9 ноября — это помещичий закон, который делает из крестьян деревенских кулаков и помещиков, а из бедняков — батраков, вечно голодных работников». Бедняков миллионы, «но обезземелила их не община, а обезземелили их тяжелые прямые и косвенные налоги·... Конечно, может быть, помещикам интересно наделать безземельных и малоземельных; рабочие руки будут дешевле»[28]
.
Община у нас всегда была надежной фискальной единицей, содержащей на последние гроши своих захребетников, заявил трудовик И.С. Томилов.
«Кто эти захребетники? А захребетники у нас привилегированное сословие — дворянство, духовенство и правительство». В результате применения указа 9 ноября «большинство земель перейдет в руки капиталистов и кулаков и за счет общины создадутся крестьянские помещики, появится новый вид деревенского пролетариата»[29]
.
Вследствие этого увеличится наплыв рабочих и безработных в городах, в связи с чем повысятся цены и ухудшится заработная плата рабочих. Увеличатся голодовки, смертность, разврат, разбои.
Итак, крестьяне-трудовики высказывались за национализацию всей земли. Но и правые, и октябристские крестьяне в Думе, если вчитаться в их речи по указу и их аграрные проекты, также практически высказались за отобрание помещичьих земель и национализацию. В отличие от трудовиков, они зачастую не отдавали себе в этом отчета, а то и просто страшились до конца додумать собственные мысли. Внешне, однако, позиции различались, и на первый взгляд довольно существенно. Трудовики требовали перехода всей земли во всенародную собственность, защищали общину и голосовали против указа. Правые крестьяне в большинстве своем выступили против общины и за принятие указа. Внимательный анализ показывает, что эти расхождения не были принципиальными, а являлись лишь оттенками внутри единого направления. То, что правые крестьяне выступали против общины, свидетельствовало, что им не было никакого дела до народнического «социализма», они хотели стать полными хозяевами своей земли на буржуазной, а не на общинно-надельной основе. Трудовик же защищал общину как выразитель определенной доктрины. Тем не менее трудовик-крестьянин и трудовик-интеллигент защищали общину по-разному. Защита общины трудовиком-крестьянином носила не столько теоретический, сколько практический характер. В ней он видел одно из средств борьбы против указа 9 ноября. Община, по его мнению, худо ли, бедно, но все же защищала крестьян от быстрого и массового обезземеливания, которым грозил столыпинский указ[30]
. Следует еще иметь в виду, что крестьяне-трудовики были преимущественно из губерний, где община была еще крепка. Тогда как правые крестьяне в основном представляли западные и южные губернии, где община либо исчезла совсем, либо уже была сильно подорвана ходом экономического развития.
Еще одно отличие позиции трудовика-крестьянина от позиции трудовика-интеллигента — это отношение к указу 9 ноября. Оно выглядит более глубоким, даже непримиримым. Известная часть правых крестьян, безусловно, голосовала за него сознательно, как за закон, выражающий их реальные интересы. Но большинство их голосовало за указ под страхом роспуска Думы в случае его отклонения, чем их все время пугали Марковы и пуришкевичи. Другим мотивом была наивная и ошибочная мысль, что принятие указа не снимает вопрос о том или ином наделении безземельных и малоземельных крестьян землей. Ту же идею выражала и фраза Шевцова о том, что указ 9 ноября «нужен и вовсе не нужен, он так, на воздухе, идет сам по себе». Заявления правых крестьян вроде «не указа ждет деревня, а земли», «указом вы деревню не успокоите» и т. д. доказывали, что крестьянство в массе своей продолжало оставаться в аграрном вопросе на революционных позициях. Сторонники указа отдавали себе в этом ясный отчет.
3. ОТНОШЕНИЕ К АГРАРНОЙ ПОЛИТИКЕ ЦАРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В ЗАПАДНОМ КРАЕ
3.1 Отношение крестьян к аграрной реформе
После принятия указа 9 ноября Думой он с внесенными поправками поступил на обсуждение Государственного совета и также был принят, после чего по дате его утверждения царем стал именоваться законом 14 июня 1910 г. По своему экономическому содержанию это был, безусловно, либеральный буржуазный закон, способствующий развитию капитализма в деревне и, следовательно, прогрессивный. Но он обеспечивал прогресс по худшему, прусскому образцу, тогда как революционный путь открывал «зеленую улицу» «американскому», фермерскому пути, максимально эффективному и быстрому, в рамках буржуазного общества.
Существенным дополнением к закону 14 июня 1910 г., усиливавшим его насильственный характер, был принятый обеими палатами закон о землеустройстве, называвшийся законом 29 мая 1911 г. Законы 14 июня 1910 г. и 29 мая 1911 г. не только не сняли социальной напряженности в деревне, но усилили ее до предела. Еще накануне обсуждения указа 9 ноября в Думе черносотенный бард Меньшиков выступил с серией статей, в которых был вынужден констатировать, что настроение деревни продолжает оставаться таким же, как и в 1905 — 1906 гг. В статье «Крестьяне и Дума» он привел письмо крестьянина, который был не каким-нибудь трудовиком, а лучшим, с точки зрения автора, представителем своего сословия: он и антисемит, и хороший верноподданный и т. д. И вот этот крестьянин написал ему следующее. Был на войне, это страшная вещь, но страшнее всего, в том числе и войны, когда жена и дети сидят без куска хлеба. Нет земли — в этом все дело. Как мне избавиться от голода? Государство отпустило 15 млн голодающим. Это значит, что мне достанется 20 фунтов ржаной муки. Дайте хоть 15 млрд — все равно они не насытят. Года на два хватит, а потом — опять голод. Мы говорим барину: «Дайте земли». А ответ барина таков: «Надо уничтожить треть народа, тогда хватит земли на всех»[31]
. Вы негодуете по поводу того, что крестьяне, мол, грабят помещиков, но как же быть иначе — «голод доводит до этого». Процитировав это письмо, даже Меньшиков вынужден был признать:
«Не везде, но в иных местах земля действительно нужна крестьянам до зарезу».
В другой статье, написанной в форме разговора с молодым помещиком от западных губерний, которому в первых строках дается наилучшая аттестация (во время революции вел себя «похвально»: стрелял, одного убил, спаc струсившего исправника, но, увы, не спас усадьбы и конского завода, «ограбленное выколачивал» нагайкой), тот поведал автору о послереволюционных настроениях деревни. Теперь тихо, а чувствуешь, что что-то треснуло в отношениях, и трещина идет все глубже и шире, а вернуться к прошлому нечего и думать. Успокоения нет. Опасность в том, что брожение ушло вглубь и неизбежен новый взрыв. Заведешь речь с крестьянином поконсервативнее и слышишь:
«Что же, теперь умней будем. Зря соваться не станем. Ждем войны. Война беспременно будет, тогда конец вам... Потому что воевать мы не пойдем, воюйте сами. Сложим ружья в козлы, и шабаш. Которые дымократы, мужички, значит, начнем бить белократов — вас, господ. Всю землю начисто отберем и платить ничего не будем». Вывод помещика гласил: «Что делалось в революцию, то делается и теперь, только с “умом”»[32]
.
Это был правильный вывод. После революции 1905 — 1907 гг. в деревне больше не было крупных массовых крестьянских выступлений. Преобладающий характер имели, так сказать, первичные формы классового протеста, о которых говорил помещик, — порубки, поджоги, потравы, столкновения с чиновниками-землеустроителями, местными помещиками и кулаками. Тем не менее наблюдатели, знавшие деревню, в один голос оценивали ситуацию в ней как крайне социально напряженную и взрывоопасную. Дело тут заключалось в революции в умах десятков миллионов крестьян, в отказе их от прежней патриархальной психологии, толчком к которому в огромной мере послужила столыпинская аграрная реформа, уходила в прошлое приниженность крестьянина перед попом, чиновником, барином. Особенно такое умонастроение было характерно для деревенской молодежи, не желавшей уже больше считаться не только с местной властью, но и с властью «мира» и традиционной властью главы семьи. То, на чем держалась власть в деревне веками, ее главные устои, теперь рушилось на глазах[33]
.
В.И. Ленин в статье «Что делается в народничестве и что делается в деревне?» привел отрывок из рассказа одного сельского священника, опубликованного в народническом «Русском богатстве» в конце 1912 г., повествовавшего о настроениях деревни.
«Такая злоба выросла в деревне, такая злоба, — писал он, — что, кажется, теперь весь воздух насыщен ею... Нож, дубина, красный петух. Очевидность бессилия, жгучие, неотомщенные обиды, междоусобная брань, ненависть без разбора, зависть ко всему благополучному, уютному, имущему». И прежде были зависть и злоба, но люди «верили... и находили силу терпеть в уповании на загробную награду. Нынче этой веры уже нет. Нынче там вера такая: мы — поработители, они — порабощенные»[34]
.
Творцы и сторонники нового аграрного курса могли бы возразить (и такие возражения делались), что дело было не в его ошибочности, он был правильным, а дело в том, что не хватало времени для его реализации. Нужно было не восемь-девять лет, какие отпустила реформе история, а, скажем, 20, которые просил Столыпин, и она бы увенчалась полным успехом. Война и революция этому помешали. Доля истины здесь есть — с десятилетиями процесс сделался бы действительно необратимым. Крах столыпинской реформы был обусловлен главным объективным фактором — тем, что она проводилась в условиях сохранения помещичьего землевладения и для сохранения этого землевладения[35]
. Помещичье землевладение и подлинный быстрый экономический прогресс деревни были несовместимы. Осуществление второго требовало в качестве непременного предварительного условия уничтожения первого.
В.И. Ленин на основании простого расчета доказывал, что за счет ликвидации помещичьей земли 10 млн крестьянских дворов могли увеличить свое землевладение ровно вдвое — с 7 до 15 десятин на двор. На самом деле этого не произошло[36]
.
После Октябрьской революции раздел помещичьей земли по разным причинам: социальным, демографическим, политическим и иным — не дал такой прибавки. А затем в ходе резкого увеличения числа крестьянских дворов вновь возникла проблема нехватки земли. Так что утверждение Шидловского и всего правооктябристского большинства, что раздел помещичьих земель крестьянам ничего не дает, ибо прибавка будет в несколько лет съедена ростом населения, как будто бы оправдалось. Тем не менее это не так. Экономическое развитие деревни в годы нэпа показало, что уничтожение помещичьего землевладения оказалось огромной силы оздоровляющим фактором. Основной порок помещичьего землевладения заключался даже не в крестьянском малоземелье и безземелье, а в том, что оно непомерным грузом давило на психологию мужика, сковывало его предприимчивость, приучало к сознанию своей второсортности, примиряло с бесправностью положения — одним словом, культивировало в нем психологию кнехта, а не фермера[37]
. Сохранение помещичьего сословия с его привилегиями означало сохранение бесправного крестьянского сословия с его обычным правом, волостным судом, властью «мира» и т. д.
В этом — корень крестьянской ненависти к помещику. Это была самая сильная крестьянская традиция, уходившая корнями вглубь веков. Из поколения в поколение в крестьянском сознании господствовала одна ведущая идея: земля принадлежит народу, т. е. крестьянству, а не помещику[38]
. Она была дана последнему вместе с крестьянами за военную службу, т. е. временно. Теперь этой службы с земли нет и земля должна вернуться к тем, кто ее обрабатывает своим трудом. Это, повторяем, была генеральная идея крестьянства, основанная на его исторической памяти, и пока она жила, столыпинский аграрный курс имел мало шансов на успех, что и доказала жизнь.
Итак, прежде всего, и это было главным, столыпинский аграрный курс провалился политически. Он не заставил крестьянина забыть о помещичьей земле, как рассчитывали вдохновители и авторы указа 9 ноября. Более того, даже новоиспеченный реформой кулак, грабя общинную землю, держал в уме и помещичью, как и остальные крестьяне. К тому же он становился все более заметным экономическим конкурентом помещика на хлебном рынке, а порой и политическим, прежде всего в земстве. В то же время новая популяция кулаков, «сильных» хозяев, о которых мечтал Столыпин, была недостаточно многочисленна, чтобы стать новой массовой опорой царизму, составляя 4 — 5% сельского населения[39]
.
В силу этих причин крестьянское движение, которое в 1907 г. Пошло на спад, вновь стало расти. Самый разгар столыпинской хуторизации (1909-1914) сопровождался новым подъёмом аграрного движения, которое вновь стало широкой волной захлёстывать страну. В общем потоке аграрного движения росло число крестьянских выступлений против реформы. Если в 1907 г. Они составляли 4% всех выступлений, то в 1910 г. − уже 41%. Количество поджогов кулацких хозяйств за тоже время увеличилось с 3 до 42%[40]
. В Беларуси в 1913 г. по сравнению с 1907 г. количество крестьянских выступлений, направленных против реформы и кулаков-хуторян, выросло в 1,8 раза, а число поджогов имущества кулаков − в 2 раза[41]
.
Упорную борьбу против выходцев из общины вели и сами общинники. Крестьянская борьба против выселенцев проявлялась и в давлении на них со стороны сельских сходок, и в прямых нападениях на хутора, в их поджогах. Как и сегодня — колхозные начальники яростно преследуют фермеров.
Патриархально-общинные пережитки в сознании и поведении крестьян, взгляды на землю как “на дар Божий”, который нельзя “закрепощать”, играли тогда ведущую роль в торможении земельной реформы. Идея всеобщего передела помещичьих и монастырских земель не покидала крестьян, подогреваемых левыми партиями, влияние которых в годы войны резко возросло. Именно община в 1917 году поглотила не только помещичьи усадьбы и земли, но и основную массу хуторов и отрубов.
3.2 Позиция газеты «Наша Нива» по отношению земельной реформе
Проявлением белорусского национального движения являлась деятельность газеты «Наша Нива». По общеполитическим и социально-экономическим вопросам издатели газеты в период реакции сошли на либерально-народнические позиции. Решение этих вопросов связывалось с реализацией Манифеста 17 октября, с деятельностью Государственной думы, земств.
Больше всего газету беспокоило безземелье и малоземелье белорусских крестьян. Количество бедняцких хозяйств складывало около 70%. Помещикам, государству i церкви принадлежали 57,3% всех земельных угодий. "Наша Нива" стояла на достаточно прогрессивных позициях, требуя ликвидации помещичьего землевладения и передачи земли крестьянам. Выход крестьянского хозяйства из тупика «Наша Нива» определённое время видела в хуторизации, организации дешёвого кредита, складов сельскохозяйственной техники, сортовых семян, минеральный удобрений, службы учёных агрономов, землемеров и инженеров, показательных хуторских хозяйств, различных обществ и объединений, школ, библиотек.
Весной 1907 г. после крестьянских волнений газета выступила с довольно радикальной программой: “Адказ на пытанне, скуль узяць зямлю, гатовы: узяць, дзе выпадае i дзе ёсць зямля, нягледзячы, цi належыць яна да памешчыкаў вялiкiх, цi да казны”.
Через несколько недель газета определяла и путь наделения крестьян землей: “Усе землi казённыя i ўдзельныя, манастырскiя, царкоўныя i касцельныя, а таксама землi вялiкiх i сярэднiх памешчыкаў... павiнны быць адабраны без выкупа”[42]
.
Стоит припомнить, что "Наша Нива" резко выступала против переселения крестьян-беларусов в Сибирь: “Няхай жа зразумеюць людзi, што ехаць цяпер у Сiбiр — усё роўна, што ў пятлю самому лезцi. Няхай самi ўстрымаюцца. Няхай устрымаюць цямнейшых братоў сваiх”[43]
.
Но особенного внимания заслуживает позиция газеты относительно Столыпинской аграрной реформы. Сначала газета активно поддерживала хуторизацию: “Мы думаем, што хутары — найлепшы паратунак для нашай вёскi”[44]
.
Беларуские идеологи, которые объединились вокруг еженедельника, стояли за более скорое развитие капитализма в России, поскольку в условиях роста товарного производства свободные купля и продажа земли были необходимым условием развития производительных сил в сельском хозяйстве.
Но, как показала жизнь, на хутора выделились только 20% крестьянских дворов. Это не могло ни повлиять на позицию еженедельника, которая стола более сдержанной в отношении к Столыпинской аграрной реформе, а потом и совсем критичной: “Адным словам, з хутароў у цяперашнiх варунках для шырокiх мас беднага малазямельнага сялянства карысцi не будзе”[45]
.
Такая непоследовательность газеты в защите интересов крестьянства, покачивание между революционно-демократическими и буржуазно-либеральными требованиями была отображением двойственного социального состояния крестьянства при капитализме − работника, которого эксплуатировали помещики и капиталисты, и собственника, который желал иметь свою землю.
Но в чем не ошибалась "Наша Нива", так это в утверждении, что "сам народ кузнец своей доли, а никто другой".
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
К числу главных своих дел в Гродненской губернии Столыпин относил земельные дела. В это время во всех губерниях России создавались местные комитеты, призванные позаботиться о нуждах сельскохозяйственного производства. Был создан такой комитет и в Гродненской губернии. На заседаниях Столыпин, будучи его председателем, выступал с предложениями улучшения экономических условий губернии вообще и сельскохозяйственной промышленности, в частности. Важной задачей при решении данного вопроса он считал расселение крестьян на хутора. Устремления Столыпина не встречали явного противодействия на заседаниях губернского комитета. На заседании, кроме крупных губернских чиновников, а также уездных предводителей дворянства, были приглашены самые могущественные в губернии земельные магнаты. Последние отличались одновременно как неприступным шляхетским консерватизмом, так и безудержным стремлением к переменам по западноевропейским стандартам. Столыпин же являлся прагматиком и пытался всегда учитывать местные особенности. Местные политические элиты постоянно пытались придать обсуждению явно политическую окраску, на что Столыпин незамедлительно реагировал и снимал подобные вопросы с повестки дня. Так на гродненской земле вырабатывались и закладывались Столыпиным основы важнейших аграрных преобразований, направленных на то, чтобы крестьянин стал хозяином своей земли. Работа в губернском комитете, тесное политическое общение со всеми категориями земледельцев сделали для Столыпина понятными нужды сельских хозяйств не только Гродненщины, но и всей страны.
Особенного внимания заслуживает обсуждение аграрного проекта Столыпина в III государственной Думе и Государственном Совете представителями шести западных губерний. Отдельной политической группой выделялись депутаты составлявшие польско-литовско-белорусское коло. Это были польские помещики проживавшие в западном крае, их ещё называют белорусские поляки. Позиция кола не всегда совпадала с позицией депутатов от Королевства Польского, что выделяло депутатов западных губерний в отдельную политическую группу. В частности по земельному вопросу обсуждавшемуся в III думе мнения представителей кола и польских депутатов разошлись. Весьма неожиданно высказались по поводу земельной реформы крестьянские депутаты от белорусских губерний. Надежды правительства на полную поддержку крестьян аграрной реформы не осуществились.
Экономический курс столыпинского кабинета обострил противоречия как между правительством и обществом, вернее — с частью его, так и внутри правящей элиты. Реализация этого курса не устраивала помещичьи круги, поскольку реформы непосредственно задевали их интересы. Леворадикальные силы видели, что реформы суживали возможности революционной перспективы. Либералов не устраивала попытка совместить представительный строй с самодержавием, что вело, по их мнению, к сужению завоеванных демократических свобод. Крестьяне видели в реформе двойное зло, она не только сохранила помещичье землевладение, но и произвела революцию в умах, проявившуюся в отказе от прежней патриархальной психологии. Уходила в прошлое приниженность крестьянина перед попом, чиновником, барином. Особенно такое умонастроение было характерно для деревенской молодежи, не желавшей уже больше считаться не только с местной властью, но и с властью «мира» и традиционной властью главы семьи. То, на чем держалась власть в деревне веками, ее главные устои, теперь рушилось на глазах. «Наша Нива» стояла на либерально-народнических позициях и выражала интересы белорусского национального движения. Поначалу газета поддерживала планы Столыпинской аграрной реформы, но вскоре позиция «Нашей Нивы» кардинально изменилась. Такая непоследовательность газеты в защите интересов крестьянства, была отображением двойственного социального состояния крестьянства при капитализме − работника, которого эксплуатировали помещики и капиталисты, и собственника, который желал иметь свою землю.
Итак, можно утверждать, что позиция представителей западных губерний к аграрным преобразованиям П.А.Столыпина не была однозначной. Она отличалась от отношения к реформе в других частях Российской империи и имела свои местные особенности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. в Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991. с. 286.
2. Войнилович Э. Воспоминания. Перевод с польского. Мн., 2007. с 380.
3. Гісторыя Беларускай ССР, Т. 2
4. Государственная Дума. Созыв 3-й. Стенографические отчёты. Сессия I-V. СПб. 1908-1912.
5. в Довнар-Запольский М.В. Народное хозяйство Беларуси 1861–1914 гг. Мн.: Госплан БССР. 1926. С.240
6. в Жытко А.П. Дворянство Беларуси периода капитализма. 1861 – 1914 гг. М. 2003. С.233
7. Забавский М.М. Российская Государственная дума в общественно-политической жизни Беларуси ( 1906 – 1917 гг.). М. 1999. С.212
8. История СССР. С древнейших времён до наших дней, т. 6, с. 509.
9. Ковальченко И.Д. Столыпинская аграрная реформа (Мифы и реальность) // История СССР, № 2. М., 1991
10. Кузнецов И. Великий реформатор. // Белорусская деловая газета. – 18 февраля 2000 г.
11. Липинский Л.П. Развитие капитализма.в сельском хозяйстве Белоруссии. Мн. 1971. С.238
12. Липинский Л.П. Столыпинская аграрная реформа в Белоруссии. Мн.: БГУ, 1978. с.224
13. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 41; Т. 14. С. 145
14. Наша Нива. 1907. №22, 23, 30, 32, 33
15. Наша Нива. 1908. №7. 28 августа
16. Наша Нива. 1911. №1. 6 января.
17. Наша Нива. 1913. №2. 10 января.
18. Нужды деревни по работам комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Сборник статей под ред. Милюкова П.Н.Т.I.СПБ., 1904.
19. Кузнецов И. Великий реформатор. // Белорусская деловая газета. – 18 февраля 2000 г.
20. Пешехонов А.В. Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной реформы // Русское богатство. 1906. №2.
21. Панютич В.П., Социально-экономическое развитие белорусской деревни в 1861 – 1900 гг. М. 1990. С.375
22. Самсонова Т.Н., Татарников С.Н. Столыпинская концепция к правовому государству // Социально-политический журнал. 1992. № 6.
23. Смалянчук А.Ф. Паміж краёвасцю і нацыянальнай ідэяй. Польскі рух на беларускіх і літоўскіх землях, Гродна: ГрДУ, 2001. с.322.
24. Черепица В.Н., П. А. Столыпин гродненский губернатор // Православный вестник, №2 – 3. Гродно, 1998.
25. Черепица В.Н. Не потерять связующую нить: История Гродненщины ХIХ–ХХ столетий в событиях и лицах (исследования, документы, комментарии). Гродно: ГрГУ, 2003. c.420
[1]
Черепица В.Н. П. А. Столыпин гродненский губернатор // Православный вестник, №2 – 3. Гродно, 1998.
[2]
Черепица В.Н. … Не потерять связующую нить: История Гродненщины ХIХ–ХХ
столетий в событиях и лицах (исследования, документы, комментарии). Гродно: ГрГУ, 2003. С.24.
[3]
Жытко А.П. Дворянство Беларуси периода капитализма. 1861 – 1914 гг. М. 2003. С.33
[4]
Черепица В.Н. … Не потерять связующую нить: История Гродненщины ХIХ–ХХ
столетий в событиях и лицах (исследования, документы, комментарии). Гродно: ГрГУ, 2003. С.28.
[5]
Там же. С.32.
[6]
Кузнецов И. Великий реформатор. // Белорусская деловая газета. – 18 февраля 2000 г. С.10.
[7]
Черепица В.Н. Очерки истории православной церкви на Гродненщине. Часть.1. Гродно: ГрГУ,2000. С.29.
[8]
Черепица В.Н. Очерки истории православной церкви на Гродненщине. Часть.1. Гродно: ГрГУ,2000. С.33.
[9]
Черепица В.Н. … Не потерять связующую нить: История Гродненщины ХIХ–ХХ
столетий в событиях и лицах (исследования, документы, комментарии). Гродно: ГрГУ, 2003. С.38.
[10]
Черепица В.Н. Не потерять связующую нить: История Гродненщины ХIХ–ХХ столетий в событиях и лицах (исследования, документы, комментарии). Гродно: ГрГУ, 2003. C.42.
[11]
Нужды деревни по работам комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Сборник статей под ред. Милюкова П.Н.Т.I.СПБ., 1904. С.3-4.
[12]
П.А. Столыпин. Думские речи. М., 1990. С.11.
[13]
Наша Нива. 1907. №22, 23, 30, 32, 33
[14]
Смалянчук А.Ф. Паміж краёвасцю і нацыянальнай ідэяй. Польскі рух на беларускіх і літоўскіх землях. Гродна: ГрДУ, 2001. С.132
[15]
Смалянчук А.Ф. Паміж краёвасцю і нацыянальнай ідэяй. Польскі рух на беларускіх і літоўскіх землях. Гродна: ГрДУ, 2001. С.141.
[16]
Там же С.135.
[17]
Войнилович Э. Воспоминания. Перевод с польского. Мн., 2007. С.58.
[18]
Войнилович Э. Воспоминания. Перевод с польского. Мн., 2007. С.84
[19]
Довнар-Запольский М.В. Народное хозяйство Беларуси 1861–1914 гг. – Мн.: Госплан БССР. 1926. С.24
[20]
Смалянчук А.Ф. Паміж краёвасцю і нацыянальнай ідэяй. Польскі рух на беларускіх і літоўскіх землях, Гродна: ГрДУ, 2001. С.156.
[21]
Пешехонов А.В. Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной реформы // Русское богатство. 1906. №2.
[22]
Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991.С. 86
[23]
Там же С.78.
[24]
Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991. С. 83.
[25]
Там же С.92
[26]
Государственная Дума. Созыв 3-й. Стенографические отчёты. Сессия I-V. СПб. 1908-1912.
[27]
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 145
[28]
Государственная Дума. Созыв 3-й. Стенографические отчёты. Сессия I-V. СПб. 1908-1912.
[29]
Государственная Дума. Созыв 3-й. Стенографические отчёты. Сессия I-V. СПб. 1908-1912.
[30]
Самсонова Т.Н., Татарников С.Н. Столыпинская концепция к правовому государству // Социально-политический журнал. 1992. № 6.
[31]
Ковальченко И.Д. Столыпинская аграрная реформа (Мифы и реальность) // История СССР, № 2. М., 1991.
[32]
Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991. С. 124.
[33]
Пешехонов А.В. Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной реформы // Русское богатство. 1906. №2.
[34]
Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991. С. 134.
[35]
Липинский Л.П. Развитие капитализма.в сельском хозяйстве Белоруссии. Мн. 1971. С.23
[36]
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 41
[37]
Ковальченко И.Д. Столыпинская аграрная реформа (Мифы и реальность) // История СССР, № 2. М., 1991
[38]
Панютич В.П., Социально-экономическое развитие белорусской деревни в 1861 – 1900 гг. М. 1990. С.67
[39]
Липинский Л.П. Столыпинская аграрная реформа в Белоруссии. Мн.: БГУ, 1978. с.24.
[40]
История СССР. С древнейших времён до наших дней, т. 6, С. 368.
[41]
Гісторыя Беларускай ССР, Т. 2, С. 76.
[42]
Наша Нива. 1908. №7. 28 августа
[43]
Липинский Л.П. Столыпинская аграрная реформа в Белоруссии. Мн.: БГУ, 1978. С.56.
[44]
Наша Нива. 1911. №1. 6 января.
[45]
Наша Нива. 1913. №2. 10 января.
|