Курсовая работа: Особенности именной группы в финском языке

Оглавление

Введение...................................................................................................................3

Глава 1. Основные аспекты именного словоизменения......................................5

1.1. Первичные падежные формы..........................................................................5

1.2. Вторичные падежные формы........................................................................12

1.3. Числовые формы............................................................................................14

1.4. Притяжательные формы................................................................................16

1.5. Отсутствие родовых форм.............................................................................18

1.6. Степени сравнения.........................................................................................19

Глава 2. Анализ именного словообразования.....................................................22

2.1. Первичные отыменные имена.......................................................................22

2.2. Вторичные отыменные имена.......................................................................30

2.3. Отглагольные имена.......................................................................................33

Заключение.............................................................................................................41

Список литературы................................................................................................46

Введение

Финский язык, на котором говорят главным образом в Финляндии, а также люди финского происхождения в Швеции и других странах, принадлежит к финно-угорской группе языков, которая является частью уральского семейства языков. Другие уральские языки - эстонский, который довольно близок к финскому, и венгерский, который существенно отличается от финского, и некоторые языки, на которых говорят в России, главным образом, малые этнические группы.

Уральское семейство языков, возможно, как-то связано с индоевропейскими языками (как английский, немецкий, шведский, латинский, русский, хинди и т. д.), но это весьма спорно. Аргументы основаны на некоторых подобиях, которые, по утверждениям других исследователей, могут быть основаны на языковых универсалиях, заимствованиях или чистых совпадениях. - Заметьте, что некоторые подобия в словарях вызваны относительно новыми заимствованиями, которые вошли в финский язык из шведского вследствие интенсивных культурных контактов (только очень немногие слова пошли в противоположном направлении). Имеются некоторые структурные подобия между уральскими и алтайскими языками. Однако у лингвистов не принято расценивать даже бесспорные типологические подобия как свидетельство общего происхождения.

И уральский, и индоевропейский прото-языки имели относительно богатую систему склонений слова (flexion), в частности, примерно шесть падежей для существительных. Типично индоевропейские языки развились к более аналитической системе, где грамматические отношения выражаются через порядок слов, предлоги и другие вспомогательные слова чаще, чем через склонение слов. Напротив, в уральских языках склонение сохранилось и, возможно, даже расширилось. Так, например, современный английский язык имеет по существу только два падежа (номинатив и генитив), тогда как финский имеет более дюжины падежей (fincases). Финский язык имеет также богатый набор форм глагола.

Таким образом, финский - синтетический язык: он использует суффиксы для выражения грамматических отношений и получения новых слов. Возьмём простой пример: одно финское слово talossanikin соответствует целой русской фразе в моем доме также и английской in my house, too. Суффикс -ssa есть окончание так называемого падежа инессива, соответствующего русскому предлогу в и английскому in. Суффикс -ni - притяжательный, означает мой. И суффикс -kin - энклитическая частица, соответствующая русскому слову также (тоже) и английскому too (а также латинской энклитике -que). Пример для глагола - kirjoitettuasi, что требует целого предложения при переводе на русский язык: после того, как Вы написали (и на английский: after you had written)[1] .

На основании вышеизложенного, цель работы – проанализировать особенности именной группы в финском языке.

Задачи:

- рассмотреть основные аспекты именного словоизменения в финском языке;

- сделать анализ именного словообразования в финском языке;

- сделать выводы и внести предложения по результатам исследования.

Глава 1. Основные аспекты именного словоизменения

1.1. Первичные падежные формы

Среди падежных форм финского языка выделяются некоторые древние формы, где окончания с морфологической точки зрения неразложимы на какие-либо составные элементы. Важнейшую роль играют падежные формы, восходящие к древнему падежу на -na (-nä) или -n (смотря по фонетическим обстоятельствам) условно называемому локативом. Этот падеж первоначально обозначал, во-первых, место преимущественно на вопрос «где?» или время – на вопрос «когда?» и, во-вторых, предметы, выступающие в действенной ситуации совместно с другим предметом, на вопросы «с кем?», «с чем?». Как падеж со значением «где» или «когда» древний локатив продолжается прежде всего в современном финском эссиве. Последний оканчивается на обобщенное -na (-nä), а в следах и на -n: keskenä-mme «в нашей среде» и miesten kesken «в среде мужчин», и т.п., huomenna «завтра» и eilen «вчера», и т.п[2] .

Древнее значение локатива «где» и «когда» не исчезло, но встречается относительно редко. Можно заметить, что оно сохраняется преимущественно в случаях, где существительное имеет при себе определение. Примеры: tänä päivänä ‛сегодня’ (букв. ‛в этот день’), vanhuutensa päivinä ‛в дни его старости’, ensi vuonna ‛в первый год’, kahtena vuotena ‛в два года’. К определительному словосочетанию приравнивается определительное словосложение. Примеры: torstai-iltana ‛в вечер четверга’, keski-viikkona ‛в среду’ (ближе – в серединный день недели). Сюда относятся и некоторые названия дней недели, ранее бывшие сложными словами. Пример: torstaina (раньше tors-taina) ‛в четверг’. По образцу названий дней недели в эссиве ставятся названия других так или иначе выделяемых дней. Пример: jouluna ‛на рождестве’. Поскольку послелоги были когда-то существительными, они, имея перед собой существительное, часто принимают форму эссива. Примеры: talon takana ‛за домом’ (первонач. ‛на задней стороне дома’), isän luona ‛у отца’, katon alla (из alna) ‛под крышей’, metsän yllä (из ylnä) ‛под лесом’; ср. takanani ‛за мною’, и т.п. Следует добавить, что в форме эссива часто стоят образования сравнительной и превосходной степени. Примеры: illempänä ‛позднее вечером’, sisempänä ‛более посередине’, sisimpänä ‛в самой середине’. Случаи иных порядков редки. Примеры: huomenna ‛завтра’, kotona ‛дома’, kaukana ‛вдали’, ulkona ‛снаружи’, läsnä olla ‛присутствовать’ (букв. ‛вблизи быть’).Чаще эссив употребляется в новом значении – на вопрос «в качестве кого, чего», «(быть) кем, чем». Это значение возникло из первоначального «на месте кого, чего», перешло в «в качестве кого, чего», «(быть) кем, чем». Примеры: veljeni oli opettajana ‛брат-мой был учителем’, poikana hän oli toisenlainen ‛мальчиком он был иной’[3] .

От локатива со значением «где» ответвился генитив. Он оканчивается на обобщенное -n. Ход ответвления генитива понятен: talo on isän значило сначала ‛дом у отца’, а потом стало значить ‛дом отца’ (отцовский), isän talo сначала значило собственно ‛дом у отца’, а потом стало значить ‛дом отца’. Идея связи вещей по месту дала начало идее связи вещей по принадлежности.

Употребление генитива не требует особых комментариев. Особо следует указать только один случай, когда генитив относится не к существительному, а к прилагательному, произведенному от существительного. Перед таким прилагательным сохраняется такой же генитив, как перед существительным. Примеры: isänsä muotoinen ‛имеющий наружность своего отца’ (букв. ‛своего отца наружностный’; от isänsä muoto ‛своего отца наружность, образ’). Сюда же исторически восходят случаи вроде kyynärän korkuus ‛локтя высоты’. По образцу случаев типа kolmen vuoden ikäinen ‛имеющий трехлетний возраст’ (букв. ‛трех лет возрастный’; от kolmen vuoden ikä ‛трех лет возраст’) говорят и kolmen vuoden vanha букв. ‛трех лет старый’. Следует особо упомянуть, что по аналогии с указанными случаями строятся при слитном написании такие сложные прилагательные, как hyvänluontoinen вместо и при hyväluontoinen ‛имеющий хороший характер’ (от hyväluonto ‛хороший характер’), при раздельном написании – случаи вроде tavattoman suuri ‛необычайно большой’[4] .

К генитиву по форме примыкают и к нему обычно причисляются некоторые образования на -n. Примеры: minun on kiire ‛я спешу’ (букв. ‛у меня спешка’), minun on mahdoton kaikkea tietää ‛мне невозможно все знать’ (букв. ‛у меня невозможно все знать’), pojan pitää mennä kouluun ‛мальчику нужно идти в школу’ (букв. ‛у мальчика нужно идти в школу’). В таких случаях перед нами первоначально образование на вопросы «у кого?», «у чего?» (которые являются развитием вопроса «где?»), но нередко это значение приближается к значению «кому», «чему». Такому приближению оказали сильное влияние соседние языки, где (как в русском языке) в соответствующих случаях употребляется дательный падеж. Иногда образования на -n прямо входят в сферу аллатива (см. ниже), поскольку последний отвечает на вопросы «кому?», «чему?». Пример из поэзии: anna kättä käyvän miehen вместо anna kättä käyvälle miehelle ‛дай руку идущему человеку’.

Как падеж со значением «с кем», «с чем» древний локатив продолжается в современном комитативе. Последний употребляется всегда во множественном числе и оканчивается, включая i-овый признак множественного числа, на -ine, за которым следует притяжательный суффикс. В этом окончании e появилось фонетически вместо a (ä) в тех формах, где за ним, в составе притяжательного суффикса, следовал относящийся к тому же слогу переднеязычный согласный, а затем обобщалось за счет a (ä). Прилагательное, предшествовавшее форме комитатива, не могло иметь притяжательного суффикса. Когда-то оно оформлялось на -in, ср. в Калевале: järvet saoin saarinensa ‛озера с сотнями островов’ и т.п. В современном литературном языке прилагательное под влиянием существительного оформляется на -ine, например, kauniine vaimoinensa ‛с красивой женою’.

Употребление комитатива обязательно во множественном числе объясняется тем, что представление множественности, относящееся, собственно говоря, к сочетанию обозначений «кто», «что» и «с кем», «с чем», распространяется на обозначения «с кем», «с чем». Сходное явление (но с распространением представления множественности на обозначения «кто», «что») известно и в русском языке: мы с тобой в смысле ‛я с тобой’, и т.п[5] .

Особенностью комитатива является то, что он обозначает всегда предмет, пассивно сопровождающий другой предмет. Значение «с кем», «с чем», поскольку передается комитативом, имеет всегда оттенок ‛в сопровождении кого, чего’, но не ‛на одинаковых началах с кем, с чем’.

С комитативом по происхождению связан и инструктив. Последний употребляется, как правило, во множественном числе, подобно комитативу, и оканчивается, включая i-овый признак множественного числа, на -in. Только в сочетаниях количественного числительного и существительного (по ассоциации с употреблением этих сочетаний в других случаях в единственном числе) допускается -n; например, neljän jalan вместо и при neljin jaloin ‛четырьмя ногами’[6] .

Есть некоторые n-овые образования, которые не могут быть строго отнесены к числу образований инструктива (они оканчиваются не на -in, а на -n), но по значению к ним близки. Пример: jalan ‛ногами’, ‛пешком’. Обращает на себя внимание формальная и смысловая близость древнего локатива к именам на -inen. О формальной стороне имен на -inen, если оставить в стороне формы на -ise- (о них будет речь в главе об именном словообразовании), надо сказать следующее.

-i- в -inen не первоначально, а перенесено из -ise-. Двойное n тоже не первоначально, а получилось в силу связывания двух вариантов суффикса: -na(-nä) и -n; ср. в русских диалектах суффикс инфинитива -тить (пойтить, приттить и т.п.), получавшийся в силу связывания двух вариантов суффикса – -ти и -ть. Что касается замены -a(-ä) между двумя n через е, то оно фонетично. Таким образом, когда-то было не -inen, а только -na(-nä) или -n, т.е. тот же суффикс, что в локативе. О смысловой стороне имен на -inen надо сказать следующее. Эти имена имеют два важных значения[7] :

1) «относящийся к такому-то коллективу, месту, времени и т.п.», например: karjalainen ‛относящийся к Кареле’, ‛карельский’, kaukainen ‛относящейся к дали’, ‛далекий’, tämänpäinen ‛относящийся к сегодняшнему дню’, ‛сегодняшний’; данное значение развилось в значение «относящийся к роду-племени такого-то», например: karhunen ‛относящийся к роду-племени Медведя’, ‛Медвежич’, ‛Медведев’; отсюда дальше появляется и уменьшительное ласкательное значение, например: karhunen ‛медведик’, а по этому образцу и lautanen ‛дощечка’, ‛тарелка’, ‛блюдо’ и т.д.;

2) «обладающий тем-то», например: mustapartainen ‛обладающий черной бородой’, ‛чернобородый’, kalainen ‛богатый рыбой’, ‛рыбный’ (о реке, об озере), vihainen ‛полный злобы’, ‛злобный’, likainen ‛покрытый грязью’, ‛грязный’, suolainen ‛содержащий соль’, ‛соленый’, kultainen ‛состоящий из золота’, ‛золотой’ и т.п.

Указанные два важных значения имен на -inen вполне соответствуют двум основным значениям древнего локатива: а) «где», «когда», б) «с кем», «с чем». Ясно, что древний локатив и имена на -inen возникли из общего древнего источника. Это значит, что древний локатив возник из образований, еще не имевших падежного характера. Одни и те же древние образования не-падежного характера на -na (-nä) или -n развились в позиции обстоятельства в древний локатив, а в позиции определения – в имена на -inenс указанными значениями.

Кроме падежных форм, восходящих к древнему локативу, важную роль играют также падежные формы, восходящие к древнему падежу на -ta (-tä) или -t (смотря по фонетическим обстоятельствам), условно называемому делативом. Этот падеж первоначально (как ясно из свидетельств разных финноугорских языков) имел очень широкий диапазон местных значений, из которых в финском языке представлено значение «откуда». Употребляется он и для обозначения времени.

Древний делатив продолжается в современном партитиве. Последний оканчивается на обобщенное -ta (-tä), а в следах и на -t: tätä nykyä (из nykyt+ä) и рядом nyt (раньше nyyt; из nyk+yt) ‛теперь’.Для обозначения времени партитив ныне употребляется исключительно редко (примеры выше), а для обозначения места (на вопрос «откуда?») он используется параллельно с эссивом, поскольку тот применяется для обозначения места же. Примеры: talon takaa (из takat+a) ‛от дома’, isän luota ‛от отца’, katon alta ‛из-под крыши’, metsän yltä букв. ‛из-над леса’, ср. takaani ‛из-за меня’ и т.п.; sisempää‛из места ближе к середине’, sisimpää ‛из самой середины’, kotoa ‛из дому’, kaukaa ‛издали’, ulkoa ‛снаружи’. Чаще партитив употребляется в новых значениях. Однако из новых значений – «по сравнению с кем, с чем», (больше, меньше и т.п.) «кого, чего», например: minä olen häntä vanhempi ‛я по сравнению с ним старше’, ‛я его старше’. Данное значение развилось из значения «от кого», «от чего»: «я от него старше», а последнее – из значения «откуда»[8] .

Другое новое значение определяется тем, что партитив употребляется вместо номинатива или аккузатива для показа того, что предмет принимает в действенной ситуации так или иначе ограниченное участие. Примеры: lihaa on pöydällä ‛мясо (не все, а только некоторое количество) на столе’, tämä on lihaa ‛это – мясо (не все, а только некоторое количество)’, annoin hänelle lihaa ‛я дал ему мяса (не все мясо, а только некоторое количество)’, minä en antanut hänelle lihaa ‛я не дал ему мяса (даже малого количества)’, veljeni rakentaa taloa ‛брат-мой строит дом (часть за частью)’, ср. veljeni rakentaa talon ‛брат-мой построит дом (целый)’; последний пример показывает, что партитив может вносить в предложение видовой момент. Рассматриваемое сейчас значение тоже развилось из значения «от кого», «от чего»: «от мяса (нечто) лежит на столе» и т.п., а последнее – из значения «откуда».

В некоторых словах отражается еще один древний падеж, оканчивающийся на -ka (-kä) или -k (смотря по фонетическим обстоятельствам), – латив. В финском языке из двух вариантов окончания сохранился лишь -k, которое фонетически должно было отпасть, оставив след в слабой ступени согласного последнего слога. Данный падеж первоначально (как ясно из свидетельств другихфинноугорских языков) имел довольно широкий диапазон местных значений, из которых в финском языке представлено «куда?». Примеры остатков латива: talon taa (из tak+ak) ‛за дом’, isän luo (из luok) ‛к отцу’, kauemma (из kauk+emp+ak) ‛в более далекое место’. Происхождение латива вполне ясно. Существуют образования с местоименными корнями вроде mei-kä-läinen ‛нашей общины’ или ‛нашей местности’ (букв. ‛нашинский’), tei-kä-läinen букв. ‛вашинский’, hei-kä-läinen букв. ‛ихнинский’, tä-kä-läinen ‛здешний’, ‛этой общины’ или ‛этого места’ и рядом täällä (из täk+ä-llä) ‛здесь’, ‛в этом месте’, si-kä-läine

букв. ‛тамошний’ и рядом siellä (из si-k+ä-llä) ‛там’, muu-ka-lainen ‛иной общины или места’ и muualla (из muu-k+a-lla) ‛в ином месте’, toisaala (из toisa-k+a-lla) ‛в другом месте’. Здесь выделяется суффикс -ka (-kä), обозначавший, очевидно, общину или место. Сейчас нам приходится иметь в виду прежде всего место[9] .

В заключение укажем, что в наречных образованиях суффиксы различных первичных падежей, исключая аккузатив, часто оказываются скомбинированными друг с другом. Это можно сказать, например, о формах taakse (из tak+a-kse-k) ‛за (что-либо)’ при taas (из tak+as) первоначально ‛назад’, ныне ‛опять’ и при taa (из tak+a-k) ‛за (что-либо)’, luokse ‛к’ при luo ‛к’ и т.п[10] .

1.2. Вторичные падежные формы

На основе уже готовых первичных падежных форм выросли вторичные. Окончания этих вторичных форм всегда с морфологической точки зрения разложимы, причем последней составляющей их частью являются окончания первичных падежных форм. Пути сложения вторичных падежных форм самые различные[11] .

Важную группу вторичных падежей составляют внутреннеместные падежи: инессив на -ssa (-ssä), элатив на -sta (-stä) и иллатив на -hen или -sen, последний с довольно сложной переработкой окончаний: -hen испытало ассимиляцию е предшествующему гласному, а затем, при определенных условиях – если предшествующий слог был не-первый и оканчивался на слоговой гласный – выпадение h, что создало формы на долгий гласный плюс n; -sen испытало воздействие форм на долгий гласный плюс n и превратилось в -seen. Первоначальные значения внутреннеместных падежей сохраняются хорошо: инессив на -ssa (-ssä) до сих пор имеет значение главным образом «в ком», «в чем», элатив на -sta (-stä) – значение «из кого», «из чего», иллатив на -hen или -sen с дальнейшим развитием – значение «в кого», «во что». К этим основным значениям прибавляются различные новые. Элатив может обозначать еще материалы, из которых состоит предмет, например: saappaat tehdään nahasta ‛сапоги делают из кожи’, основание действия, например: hän teki sen pelosta ‛он сделал это из страха’, предмет речи или мысли, например: hän puhuu viime sodasta ‛он говорит о последней войне’, и мн. др.

Иллатив может обозначать еще нечто, к чему-либо пригодное, например: hän ei siihen kelpaa ‛он на это не годится’, ‛к этому не пригоден’, и мн. др[12] .

Для понимания происхождения внутреннеместных падежей весьма важно предварительно разобраться в из формальных особенностях. Окончание -ssa (-ssä) восходит к -s-na (-s-nä), окончание -sta (-stä) – к -s-ta (-s-tä), окончание -hen или -sen – к -h-en или -s-en, где h является слабоступенным соответствием s. Таким образом, внутреннеместные падежи содержат общий s-овый формант, с которым собственно и связана идея места внутри чего-либо, а далее форманты, тождественные с суффиксами первичных падежей – локатива (эссива) на вопрос «где?», -na (-nä), далее, делатива (партитива) на вопрос «откуда?», -ta (-tä) и, наконец, латива на вопрос «куда?», -n.

Другую важную группу вторичных падежей составляют внешнеместные падежи. Это адессив на -lla (-llä), аблатив на -lta (-ltä) и аллатив на -lle (в эпоху М. Агрикола на -llen). Первоначальные значения внешнеместных падежей сохраняются хорошо: адессив на -lla (-llä) до сих пор имеет значение «у кого», «у чего» или «на ком», «на чем», аблатив на -lta (-ltä) – значение «от кого», «от чего» или «с кого», «с чего», аллатив на -lle (раньше -llen) – значение «к кому», «к чему» или «на кого», «на что». К этим основным значениям прибавляются различные новые[13] .

Адессив может обозначать еще время, например: päivällä ‛днем’ kesällä ‛летом’; орудие или средства, соответствуя русскому творительному падежу, например: näin sen omilla silmilläni ‛я видел это своими глазами’. Аллатив может обозначать еще косвенный объект действия на вопрос «кому?», «чему?», соответствуя русскому дательному падежу, например: poika tuo kirjan minulle ‛мальчик принесет книгу мне’, и др. Для понимания происхождения внешнеместных падежей весьма важно предварительно разобраться в из формальных особенностях.

Окончание -lla (-llä) восходит к -lna (-lnä), окончание -lta (-ltä) – к -l-ta (-l-tä), окончание -lle (раньше -llen) – к -lle-n; -llen вместо -len появилось под влиянием -lla (-llä).

Таким образом, внешнеместные падежи содержат общий l-овый формант, с которым собственно и связана идея места во вне чего-либо, а далее форманты, тождественные с суффиксами первичных падежей: локатива (эссива) на вопрос «где?», -na (-nä), делатива (партитива) на вопрос «откуда?», -ta (-tä) и, наконец, латива на вопрос «куда?», -n. Строение окончаний внешнеместных падежей было первоначально строго параллельно строению окончаний внутреннеместных[14] .

1.3. Числовые формы

Существует два числа – единственное и множественное (двойственное, сохраняющееся в некоторых других финноугорских языках, исчезло). Единственное число не характеризуется никаким особым суффиксом. Множественное число характеризуется различными суффиксами, к рассмотрению которых мы и переходим. Важнейшую роль играет множественное число на -t.

Оно выступает в номинативе и сходном с ним (во множественном числе) аккузативе; например: sanat ‛слова’. Кроме того, оно проникло в генитив, где мы находим -te-n; например: sanain (из sanat+en) ‛слов’, kuusten ‛елей’.

Первоначальный звуковой вид суффикса множественного числа был -ta (-tä) или (смотря по фонетическим обстоятельствам), но обобщилось -t. В генитиве было первоначально -ta-n (-t-än), но a (ä) в положении между двумя относящимися к тому же слогу переднеязычными согласными фонетически перешло в е. По происхождению t-овое множественное число представляет собой имя с собирательным значением. Историческую связь с образованиями t-ового множественного числа имеют следующие имена.

1. Имена типа alus-ta ‛то, что в низу (в совокупности)’ от alus ‛то, что внизу (хотя бы отдельный предмет)’, sisus-ta ‛то, что внутри (в совокупности)’ от sisus ‛то, что внутри (хотя бы отдельный предмет)’. Собирательное значение имен вроде alusta, sisusta подчеркивается тем, что они, в противоположность именам типа alus, sisus, не могут иметь множественного числа.

2. Имена типа veljes-tö ‛братство’ от veljekse- ‛брать в его отношении к другим братьям’ (veljekse-t ‛братья между собою’), lihasto ‛мускулатура’ от lihakse- (lihas) ‛мускул’. Суффикс -to (-tö) тут так относится к суффиксу -ta (-tä), как хотя бы суффикс -kko (-kkö) к суффиксу -kkа (-kkä)[15] .

Большую роль играет также множественное число на -i-. Оно выступает в косвенных падежах, за исключением аккузатива, сходного с номинативом, и генитива (куда проникло из номинатива -t); например: sanoissa ‛в словах’, sanoista ‛из слов’, sanoihin ‛в слова’, sanoilla ‛словами’. Множественное число на -i- у существительных представляет собой относительно новое явление. В мордовских языках, отражающих в данном отношении более раннюю ступень развития, в косвенных падежах основного склонения числа не различаются, в то время как в номинативе, а равным образом и в аккузативе, поскольку он сходен с номинативом, выступает множественное число на -t. Так когда-то было и в прибалтийско-финской речи.

Множественное число на -i- в прибалтийско-финской речи возникло под влиянием местоимений, где -i- издервне было свойственно и косвенным падежам. Имеем ввиду формы вроде mei-llä ‛у нас’, tei-llä ‛у вас’, hei-llä ‛у них’. В местоимения -i- отражается в косвенных падежах и в мордовской речи. Имеем в виду мынь ‛мы’ (при мон ‛я’), тынь ‛вы’ (при тон ‛ты’), сынь ‛они’ (при сон ‛он’). Ср. коми и удм. ми ‛мы’, mi ‛вы’ и т.д.; венг. mi ‛мы’, ti ‛вы’. Что в местоимениях -i- отражается и в косвенных падежах, объясняется тем, что «мы» это вовсе не много «я» («мы» это может быть «я и ты», «я и он»), «вы» это вовсе не много «ты» («вы» это может быть «ты и он»).

Следовательно, «я» и «мы» это разные слова, каждое из которых проходит по всем падежам; то же самое можно сказать и в отношении «ты» и «вы», «он» и «они»; хотя последние и находятся в ином положении, но они в своей постановке могут следовать за «я» и «мы», «ты» и «вы».

Из вышесказанного становится понятно, почему у финских существительных оказывается две категории множественности: t-овый и i-овый. Когда-т был лишь t-овый показатель, и он употреблялся только по линии номинатива (или сходного с ним аккузатива). Основанием было важное только по отношению к номинативу сообразование сказуемого с подлежащим в числе, как показ их связи.

Это сообразование было очень древним, как об этом свидетельствует его наличие в мордовских и во всех вообще других финноугорских языках.

Позднее стал употребляться i-овый показатель, он появлялся там, где никаких показателей раньше не было. Взят

он был из местоимений. Основанием было установление сообразования определения с существительным любого падежа не только в падеже, но и в числе. Это сообразование возникло относительно поздно, как об этом свидетельствует его отсутствие в мордовских и во всех вообще финноугорских языках, за исключением прибалтийско-финских[16] .

1.4. Притяжательные формы

Притяжательные формы составляют категорию, которая не известна таким языкам, как русский. Эти формы указывают, кому принадлежит предмет: мне, тебе, ему, нам, вам или им. Эти формы эквивалентны сочетаниям личных местоимений в притяжательной постановке и существительных. Если личные местоимения в притяжательной постановке налицо, принадлежностные формы все-таки строятся, хотя и получается нагромождение средств показа принадлежности. Говорится, например, либо talo-ni ‛дом-мой’, либо (если надо подчеркнуть, чей дом) minun talo-ni, но нельзя сказать minun talo. Употребление притяжательных форм не ограничивается существительными. Оно свойственно и прилагательным, однако только при условии, если прилагательные могут иметь перед собой генитив. Можно, например, сказать minun näköise-ni mies ‛мое-видный человек’ (т.е. ‛похожий на меня человек’).

Состав притяжательных форм ныне небогат[17] :

poika-ni ‛сын-мой’ или ‛сыновья-мои’

poika-si ‛сын-твой’ или ‛сыновья-твои’

poika-nsa ‛сын-его’ или ‛сыновья-его’

poika-mme ‛сын-наш’ или ‛сыновья-наши’

poika-nne ‛сын-ваш’ или ‛сыновья-ваши’

poika-nsa ‛сын-их’ или ‛сыновья-их’

(формы «его» и «их», как видно, не различаются».

Притяжательные формы образуются по линии всех падежей, причем притяжательные суффиксы нарастают на падежные. Если последние заканчиваются на согласный, он поглощается притяжательными суффиксами. В падежах, где окончание составляет слог (кроме иллатива), формы «его-их» обслуживаются и суффиксом -hen, развивающимся, как обычно -hen, в долготу гласного плюс n. Употребление -nsa (-nsä) и этого суффикса одинаковы.

Как уже указывалось, система притяжательных форм, как она представлена в современном литературном языке, отражает весьма значительное упрощение былого разнообразия. Когда-то, как это показывает хотя бы мордовская речь, по линии номинатива различалась особая притяжательная форма для каждого из чисел, причем во множественном числе притяжательные суффиксы начинались на -n, которое играло роль показателя множественного числа. Эти формы в литературном финском языке смешались.

Далее, некогда, как об этом свидетельствует также мордовская речь, по линии косвенных падежей притяжательные формы были одни и те же независимо от числа. Это было потому, что когда-то косвенные падежи были чужды числовых различий. Тем не менее был момент, который делал морфологическую постановку притяжательных форм по линии косвенных падежей сложной. Согласный, составлявший или заканчивавший падежный суффикс, вовлекался в сферу притяжательного суффикса. Если это было -n, то притяжательный суффикс приобретал тот вид, какой имел в номинативе множественного числа. В других случаях были другие сдвиги. То, что получилось, было чревато всякими аналогичными явлениями. В финском языке вовлечение конечных согласных косвеннопадежных форм в сферу притяжательных суффиксов было переработано так, что создалась ситуация «поглощения» этого согласного притяжательными суффиксами[18] .

Следует заметить, что в косвеннопадежных формах финский язык имел веские основания не стремиться к созданию числовых различий в притяжательных суффиксах: числовое различие достаточно хорошо отмечалось тем -i-, которое было введено вообще в косвеннопадежные формы множественного числа. Не исключается, что удержание отсутствия числовых различий в косвеннопадежных притяжательных суффиксах было той силой, которая устранила числовые различия в номинативных притяжательных суффиксах и создала современную упрощенную картину.

1.5. Отсутствие родовых форм

Категория рода финскому языку совершенно чужда. Даже «он» и «они» обозначаются одним и тем же местоимением hän. Вместе с тем в финском языке есть противопоставление обозначению человека и не-человека (животного, вещи), это противопоставление сродни противопоставлению родов. О человеке спрашивают kuka или ken ‛кто’, а о не-человеке – mikä ‛что’. О человеке говорят hän ‛он’, ‛она’, а о не-человеке se собств. ‛это’, ‛то’[19] .

Наличие этого противопоставления является свидетельством того, что в далеком историческом прошлом финской речи существовала так называемая классификация имен и местоимений. Можно указать определенную причину, по которой финский язык утратил древнюю классификацию имен и местоимений, в то время как, например, русский сохранил ее следы в виде различения грамматических родов.

Как определяется в русском языке грамматический род? По согласованию («мой брат», «моя сестра», «мое дитя»). Во множественном числе, где согласование по линии грамматических родов исчезло, исчезли и грамматические роды («мои ножницы», «мои щипцы», «мои чернила»). Именно наличие согласования удержало в русском языке грамматические роды, остаток классификации имен и местоимений.

В прибалтийско-финской речи, согласно свидетельствам финноугорской речи, согласования первоначально между определением и определяемым не было. Существовало лишь согласование сказуемого с подлежащим. Согласование определения с определяемым установилось только с некоторых пор. Отсутствие согласования и было причиной того, что в прибалтийско-финской, как и в инофинноугорской речи, следы древней классификации имен и местоимений не сохранились даже в такой упрощенной форме, как родовые различия.

1.6. Степени сравнения

В финском языке есть три степени сравнения: положительная, сравнительная и превосходная. Они всегда выражаются морфологическими, но не словосочетательными средствами. Суффикс сравнительной степени -mpa (-mpä), в номинативе ед. ч. -mpi, например, huonompi ‛хуже’, ‛худший’. Суффикс превосходной степени -impa (-impä), в номинативе ед. ч. -in, например, huonoin ‛наихудший’. Степени сравнения в финском языке, как и в других прибалтийско-финских, относительно недавнего происхождения. Об этом заставляет думать то обстоятельство, что во многих группировках финноугорских языков степеней сравнения нет вовсе. Так дело обстоит, в частности, в мордовских языках. По-мордовски говорится, например, «я – сильный», «я – от тебя сильный» (мон виеван, мон тондедеть виеван, мон весемеде виеван). Без морфологического выражения степеней сравнения можно обходиться весьма легко. Происхождение сравнительной степени следующее[20] .

Есть глаголы на -ne, вроде kovene (инфинитив koveta) ‛делаться более твердым’. Из их особенностей отметим, что, образуясь от имен на -a (-ä), они заменяют это -a (-ä) через -e (как и в приведенном примере; ср. kova

‛твердый’). От этих глаголов в свое время образовались активные причастия незаконченного действия со свойственными для того времени особенностями. Суффиксом этих причастий, например, было -pa (-pä), в номинативе ед. ч. -pi; позднейший суффикс -va (-vä), в номинативе ед. ч. тоже -va (-vä), сложился на основе обобщения v как слабоступенной замены p и обобщен a (ä) в конце основы. Добавим, что тогда перед p практиковалось такое же опущение e в конце глагольной основы, как ныне пред t, k, n. Упомянутые причастия тогда звучали, например, как kovenpa, kovempa, в номинативе ед. ч. kovempi ‛делающийся более твердым’.

Отсюда и ведут начало формы сравнительной степени. Оторванные от глаголов на -ne и поставленные прямо в связь с именами, указанные причастия несколько изменили свое значение. Получилось, например, «делающийся более твердым», «являющийся более твердым», «более твердый», «тверже». Из особенностей таких форм отметим, что, образуясь от имен на -a (-ä), они заменяют эти a (ä) через e, однако лишь при условии двусложности имени на -a (-ä). Это вполне понятно: глаголы на -ne образуются только от двусложных имен.

Из области имена образования на -mpa (-mpä), в номинативе ед. ч. -mpi, перешли и в область местоимений: kumpi ‛который (из двух)’ и т.д. Здесь следует сказать об остатках более простого построения сравнительной степени – с помощью суффикса -pa (-pä), в номинативе ед. ч. -pi, с заменой p на слабой ступени черех v. По-видимому, в этом случае использован образец, где глаголы со значением «делаться таким-то», строились без помощи суффикса -ne. Так, от kuiva ‛сухой’ образуется kuiva- ‛сохнуть’, ‛делаться более сухим’, а отсюда могло образоваться kuivava- (номинатив ед. ч. kuivavi) ‛делающийся более сухим’, ‛являющийся более сухим’, ‛более сухой’, ‛суше’. В литературном языке сохраняется лишь один случай этого рда: enää ‛еще’ из enävi ‛больший по количеству’ (от enä-, отражающегося еще в enempi ‛больший по количеству’). Естественно, что замены a (ä) через e в этом случае нет. Происхождение превосходной степени следующее[21] .

Современные образования на -impa (-impä), в номинативе ед. ч. на -in, сменили более старое образование на -ima (-imä), в номинативе ед. ч. на -in. Эти более старые образования сохраняются, например, в южных диалектах карельского языка. В некоторой мере они отражаются и в финском языке. Так, образования типа ylimys ‛аристократ’ произведены от образований вроде ylimä (еще не ylimpä) ‛высший’, как образования типа vanhus ‛старик’ произведены от образований типа vanha ‛старый’. Появление -impa (-impä) вместо -ina (-inä) объясняется воздействием образований сравнительной степени на -mpa (-mpä).

Далее, прежние образования на -ima (-imä), в номинативе ед. ч. на -in восходит к еще более ранним образованиям на -ma (-mä), в номинативе ед. ч. на -in. По этому поводу напомним, что в случае отпадения или выпадения a (ä) после m, перед этим m оказывалось i, которое в дальнейшем могло распространяться во все формы слова. Таким образом, в конце концов мы приходим к весьма простому суффиксу -ma (-mä). Этот суффикс когда-то имел значение не суффикса превосходной степени, а выделяющего суффикса.

Глава 2. Анализ именного словообразования

2.1. Первичные отыменные имена

Первичные явления образования отыменных имен уходят в глубокое историческое прошлое. В далеком историческом прошлом раскрывается состояние, когда еще не было именного словоизменения, но уже было именно словообразование, в частности образование отыменных имен. Вполне естественно, что у нас пока нет возможности подойти к объяснению происхождения явлений образования отыменных имен[22] .

Существует общее положение, что суффиксы, в основной массе случаев, восходят к отдельным словам, утерявшим самостоятельность. Это должно относится и к нашему материалу. Но громадная историческая отдаленность процессов сложения первичной суффиксации мешает нам выяснить слова, которые дали начало тем или иным суффиксам. Затруднения усугубляются тем, что суффиксы имеют чрезвычайно малое фонетическое тело, в котором от прежнего слова остался чаще всего один согласный, а по одному согласному слова не распознать. Иногда кажется, что можно сблизить тот или иной суффикс со словом, начинающимся на соответствующий согласный, но это сближение иногда оказывается исторически совсем неверным. Сказанное объясняет, почему мы в дальнейшем не будем касаться вопросов происхождения первичного именного словообразования, в частности образования отыменных имен.

Так как именное словообразование вообще и образование отыменных имен в частности восходит к чрезвычайно древним именам, то понятно наличие многих неясных явлений. Нередко тот или иной суффикс является, несомненно, сложным по происхождению, но мы не можем определить значение отдельных его компонентов. Для примера можно привести имена на -nko (-nkö) или на -nte(h)e-, обозначающие «обладающее той или иной особенностью место»: alanko или alantee- (номинатив alanne) ‛низменное место’, ylänkö или yläntee- (номинатив ylänne) ‛возвышенное место’. Тут имеется общий n-овый момент оформления, а за ним – различные, но определить значение каждого из них мы не можем[23] .

Нередко тот или иной суффикс представлен в настолько немногочисленных или настолько разнообразных по значению образованиях, что к разъяснению значения этого суффикса подойти не удается. Добавим, что нередко трудно отделить суффикс от корня. Бывает так, что два слова как будто связаны друг с другом этимологически, и одно из них содержит расширяющий основу суффикс или оба содержат разные расширяющие основу суффиксы, но на поверку оказывается, что эти слова этимологически друг с другом не связаны, и говорить о суффиксах нет оснований. С другой стороны, бывает так, что слово представляется коренным, но на поверку оказывается, что в нем надо выделить суффикс. Бесспорно, случаев, где мы еще не видим суффикса, – великое множество.

Указанное объясняет, почему мы в дальнейшем не будем стремиться ни к равномерности в освещении суффиксов со стороны значения, ни к попытке их перечисления. Особую группу составляют суффиксы, первоначально обозначавшие место или нечто собирательное (ср. Suomi ‛страна и народ’, Русь – страна и народ и т.п.). Этих суффиксов довольно много, но трудно сказать, в чем собственно было когда-то смысловое различие между ними: мы встречаемся с этими суффиксами главным образом в различных ограниченных и различных производных значениях, и в пестроте современной картины первоначальная смысловая специфика каждого из них стерта.

Чрезвычайно важным суффиксом данной группы является -n. С ним мы встретились, говоря о происхождении n-ового падежа, древнего локатива и n-ового множественного числа; n-овому падежу он дал начало по линии идеи места, а n-овому множественному числу – по линии идеи собирательного целого. Первоначальное значение («место» или «собирательное целое») сохранилось в случаях вроде финск. pohjoinen ‛север’, т.е. ‛место у дна’; ср. карельское kozlovoin’e ‛население с. Козлова’, и т.п.

Другие значения сложились в позиции определения. Этих значений два.

1. «Относящийся к такому-то месту (времени), собирательному целому и т.п.», например: kaukainen ‛далекий’ от kauka ‛даль’, tämän päiväinen ‛сегодняшний’ от tämä päivä ‛сей день’, ‛сегодня’, karjalainen ‛карельский’ от Karjala ‛Корела – страна и народ’. Данное значение («относящийся к такому-то месту, собирательному целому») при основном («такое-то место», «собирательное целое») становится понятно, если учесть случаи вроде olka-luu ‛плечо-кость’, ‛относящаяся к плечу кость’, ‛плечевая кость’.

Из значения «относящийся к такому-то роду-племени» развилось значение «относящийся к роду-племени такого-то»: Karhunen ‛человек из рода Медведя’, ‛Медвежич’. А отсюда в свою очередь выветвилось уменьшительно-ласкательное значение: karhunen ‛медведик’ и по этому образцу lautanen ‛дощечка’ и т.п. Данное значение («обладающий тем-то») разъясняется, как только мы примем в расчет, что на финской почве идея собирательности может переносится с целого на составляющие единицы. В данном случае идея собирательности, отмечаемая n-овым суффиксом, перенесена на обозначение того, с чем что-либо оказывается, чем что-либо обладает. Она отражается в прилагательных, имеющих значение «обладающие тем-то»[24] .

Оформление номинатива единственного числа на -inen не первоначальное. -i- появилось под влиянием форм на -ise-. Удвоенное n появилось в силу связывания двух первоначальных вариантов суффикса -na (-nä) и -n (ср. русский диалектный най-ти-ть и т.п.) с последующим фонетическим переходом a (ä) в e .

Загадочным представляется на первый взгляд то обстоятельство, что у имен на -inen во всех формах, где нарастают показатели тех или иных словообразовательных категорий, оказывается не -inen, а -ise- или (в диалектах, в старинном языке в некоторых случаях) -itse-. Обычно полагают, что перед нами просто совсем другой суффикс, восполняющий суффикс -inen (выступающий на супплетивных началах). Это неверно.

Объяснение находится в мордовской речи. Там существуют указательные местоимения: эрзянское s’e ‛тот’ (мн. ч. s’et’n’e, в диалектах n’e), мокш. s’ä ‛тот’ (мн. ч. s’at, в диалектах n’ä), этимологически соответствующие финскому se ‛тот’, мн. ч. ne. Первоначальный его вид c’ä (ср. удвоенное мокш. s’əc’ä, мн. ч. n’ä). Данное местоимение играет, между прочим, роль субститута опускаемого определяемого. Ср. эрз. alo ‛внизу’, ‛под’ и ‛нижний’ и рядом alc’e ‛нижний-тот’ и т.п.; ver’e ‛наверху’ и ‛верхний’ и рядом ver’ce ‛верхний-тот’ (ало велесь покш, а верцесь вишкине ‛нижнее село-то большое, а верхнее-то маленькое’ и т.п.). Весьма часто данные явления наблюдаются в том случае, если определение снабжено n-овым суффиксом. Ср. эрз. velen’c’e ‛деревенский-тот’ (-c’e обобщено для обоих чисел, которые достаточно хорошо показываются и обычным способом), мокш. veləd’n’ə ‛деревенский-тот’ (тут -nə- обобщено для обоих чисел)[25] .

Финские явления совершенно соответствуют указанным мордовским: -n-c’a- (-n-c’ä), -n-c’e должен был фонетически развиться в финское -isa- (-isä-), -ise-. Суффикс -inen (-ise-) выступает не только сам по себе, но и в сращении с некоторыми предшествующими суффиксами. Укажем на важнейшие такие сращения.

1) -hinen (-hise-) обычно, ввиду выпадения h, -inen (-ise-). Этот суффикс отличим от простого суффикса -inen (-ise-) не только путем привлечения диалектных и иноязычных данных, но в части случаев и на основе наблюдения над некоторыми фонетическими моментами. Так, -e-hinen (-e-hise) развивается фонетически в -einen (-eise-), например, eteinen (eteise-) ‛передняя комната’, а e-inen (-e-ise-) без h развивается фонетически в -inen (ise-) со слоговым i, например, tulinen (tulise-) ‛огненный’ (от tule- ‛огонь’).

По происхождению образования на -hinen (-hise-) находятся в связи с группой внутреннеместных падежей, характеризующихся согласным s в чередовании с h, т.е. с инессивом на -s-na (s-nä), -ssa (-ssä), элативом на -s-ta (-s-tä) и иллативом на -he-h, se-n. Это объясняет значение образований на -hinen (-hise-): они указывают не просто на место, а место внутри чего-либо. Ср. keske(h)inen ‛серединный’ (keskessä ‛в середине’ и т.д.), ete(h)inen ‛передняя’ (edessä ‛впереди’), maahinen ‛гном’ (maasa ‛в земле’), vetehinen ‛водяной’ (vedessä ‛в воде’) и т.п.

2) -llinen (-llise-). По происхождению образования с этим суффиксом находятся в связи с группой внешнеместных падежей, характеризующихся согласным l, т.е. с адессивом на -l-na (-l-nä) > -lla (-llä), аблативом на -l-ta (-l-tä), аллативом на -le-n (позднее -lle-n с двойным l под влиянием адессива. Двойное l в -llinen (-llise-) появилось вместо одиночного под влиянием того же адессива. Это объясняет значение образований на -llinen (-llise-): они указывают прежде всего на место не просто у чего-либо, а на чем-либо. Ср. maallinen ‛земной’ (maalla ‛на земле’), taivaallinen ‛небесный’ (taivaalla ‛на небе’) и т.п. По связи обозначения времени с обозначением места дело может касаться и времени. Ср. edellinen ‛предшествующий’, ‛предыдущий’ [edellä ‛перед (о времени)’], aamullinen ‛утренний’ (aamulla ‛утром’) и т.п.

В порядке расширения значения имена на -llinen (-llise-) широко распространились за счет имен на простое -inen (-ise-). По линии первого из производных значений, расширенного до значения «относящийся к чему-либо», мы находим ammatillinen ‛профессиональный’ от ammatti ‛профессия’, juhlallinen ‛праздничный’ от juhla ‛праздник’, и т.п. По линии значения «обладающий чем-либо» мы находим rauhallinen ‛мирный’ от rauha ‛мир’, hedelmällinen ‛плодородный’ от hedelmä ‛плод’, и т.п.

Своеобразное значение имена на имеют в случаях, когда по тому или иному предмету обозначают меру; например: kourallinen ‛горсть (как место)’ от koura ‛горсть’, reellinen ‛сани (как мера)’ от reke- ‛сани’. Это результат субстантивации прилагательных на -llinen (-llise-)[26] .

3) -nainen (-näinen). По происхождению образования с этим суффиксом находятся в связи с эссивом на -na (-nä). Это объясняет значение данных образований. Ср. ulkonainen или ulkoinen ‛внешний’ (ulkona ‛вовне’), keskenäinen или keskinäinen ‛взаимный’ (keskenään ‛между собой’) и т.п.

4) -lainen (-läinen). Образования с этим суффиксом первоначально производились от имен на -la (-lä), обозначающих место или собирательное целое, вроде karjalainen ‛карельский’ (от Karjala ‛Корела’). Но затем употребление этого суффикса распространилось на все случаи, когда прилагательное обозначает отношение в какой-либо местности или народности; например: leningradilainen ‛ленинградский’, ranskalainen ‛французский’ (от Ranska ‛Франция’). Образования с данным суффиксом легко субстантивизируются: karjalainen ‛карел’, leningradilainen ‛ленинградец’, ranskalainen ‛француз’, и т.п[27] .

С именами на -inen (-ise-) исторически связаны имена на -isa (-isä). Последние представляют собой по существу фонетический вариант имен на -inen (-ise-) с распространением одной и той же основы на все формы.

Имена на -isa (-isä) имеют значение «обладающий чем-либо»; например: kalaisa-kalainen (kalaise-) ‛богатый рыбой’, ‛рыбный (о реке, об озере)’, eloisa ‛полный жизни’, ‛живой’. Когда-то эти имена употреблялись шире, как об этом говорят наречные образования типа kotosalla ‛в домашней обстановке’, ‛дома’; toisaalla ‛в другом месте’. Особый случай, где, по-видимому, продолжается тот же n-овый суффикс, что во всех рассмотренных случаях, – порядковые счетные имена вроде kolmas (kolmante) ‛третий’, neljäs (neljänte-) ‛четвертый’.

Для объяснения этих имен важны показания мордовской речи. Порядковые счетные имена так характеризуются суффиксами -n’, -n’c’e, -c’e или -t’ks; например: vas’en’или vas’en’c’e ‛первый’, kolmoc’e или kolmot’ks ‛третий’, n’il’ec’e или n’ilet’ks ‛четвертый’. Суффикс -c’e восходит к -n’c’e: -n’ перед c’ фонетически выпадает, а если сохраняется, то под воздействием параллельных образований на -n’. Суффикс -t’ks является осложнение суффикса -ti’, который восходит к -h’t’: n’ перед t’ фонетически выпадает. Былое -n’t’ является соответствием финскому -nte-. Происхождение мордовского -n’c’e > -c’e ясно. Когда-то говорилось, например, kolmon′ve ‛третья ночь’. В случае ощущения определяемого, согласно с порядком, указанным в § 136, в роли субститута этого определяемого выступало указательное местоимение -c’e- > -s’e-, и оказывалось kolmon’c’e. В дальнейшем это kolmon’c’e- вытеснило kolmon’; поскольку последнее исчезло, kolmon’c’e беспрепятственно перешло в kolmoc’e.

Происхождение мордовского -n’t’ > -t’ можно объяснить на тех же началах, что происхождение мордовского -n’ce > -c’e, но нужно иметь в виду не местоимение -c’e- > -s’e- ‛тот’, а местоимение t’e ‛этот’. Указанные два местоимения в морфологии вообще нередко выступают в одинаковой роло. Ср. в мордовском указательном склонении в ном. ед. ч. -s’ (из -c’), но в ген. ед. ч. -n’t’ (с удержанием n’под влиянием генитива на -n’ в основном склонении). О финском -nte- можно судить по связи с мордовским -nt’ (-t’).

К n-овому суффиксу по основному значению близок t-овый, о котором упоминается в связи с происхождением t-ового множественного числа, возникшего по линии идеи собирательного целого. Не исключается, что это же t-овый суффикс, если обозначал не только нечто собирательное, но и место, объясняет происхождение t-ового делатива. T-овый суффикс как обозначающий нечто собирательное встречается в образованиях типа alus-ta ‛то, что внизу (в совпокупности)’ от alus ‛то, что внизу (хотя бы отдельный предмет)’ и, с некоторым осложнением, в образованиях типа veljes-tö ‛братство’ от veljekse- ‛брат в его отношениях к другим братьям’ (veljekse-t ‛братья между собой’)[28] .

Сложный по происхождению суффикс -sto (-stö), как в veljestö ‛братство’, – суффикс, широко используемый при образовании новых слов: kirjasto ‛библиотека’ (от kirja ‛книга’), laivasto ‛флот’ (от laiva ‛судно’) и т.п. Не исключается, что несколько иного происхождения сложный же суффикс -isto (-istö) в случаях вроде lepistö ‛ольховник’ (при leppä ‛ольха’), koivisto ‛березняк’ (при koivu ‛береза’), katajistö ‛можжевельная поросль’ (при kataja ‛можжевельник’), kivistö ‛каменистое место’ [при kivi- (kive-) ‛камень’]. Слоговое i, закономерное в случаях типа kivistö, в таких словах обобщено за счет дифтонгов. Интересно, что в подобных словах идея собирательности соприкасается с идеей места. Очень возможно, что -isto (-istö) в таких словах составились из суффиксом -is(e) и -to (-tö): от kivi (kive-) произведено kivise- ‛каменистый’, а уже отсюда kivis-tö ‛каменистое место’.

Как бы то ни было, но с некоторых пор суффиксы -sto (-stö) и -isto (-istö) функционируют как варианты одного и того же суффикса. Отсюда образования вроде meihistö ‛гарнизон’, ‛экипаж’ [при mies (miehe) ‛муж’, ‛мужчина’]; enemmistö ‛большинство’ (при enempi ‛больший по количеству’) и т.п.; значение здесь идет по той же линии, что в veljestö и т.п., но оформлено по той же линии, что kivistö и т.п.

Τ-овый суффикс как обозначающий нечто собирательное выступает еще в составе образований типа poikue (poikuee) из более ранних образований типаpoikut+eh или poiko(i)t+eh (poikut+ehe или poikoit+ehe) ‛выводок детенышей’ (от poika ‛детеныш’, а также ‛мальчик’ и ‛сын’). В этих образованиях смысл определяется именно t-овым суффиксом: e(h) – это очень обычный, утративший самостоятельное значение распространитель основы; ср. taival и taipale(h) ‛волок’, pisara и pisare(h) ‛капля’, и т.п.; u (-y) – это обычный, утративший самостоятельное значение предваритель многих суффиксов (ср. sisarekse-t и sisarukse-t ‛сестры между собой’, и т.п.); неслоговое -i- в -o(i)-, если дело в нем, может рассматриваться вместе с t-овым суффиксом как его подкрепление[29] .

Образования типа poikue испытали громадное воздействие со стороны собственно-карельских образований типа poiguveh или poigoveh (также tresnuveh или tresnoveh ‛неселение с. Тресна’, и т.п.); возможно, что собственно-карельское наречие было вообще источником этого рода образований у различных соседей. Двоякое оформление подобных образований в собственно-карельских диалектах – -uveh или -oveh, собственно говоря, и создает трудности в объяснении звуковой истории этого оформления – из ut+eh или из oit+eh. С фонетической стороны то и другое одинаково допустимо: -oit+eh > -oveh. Ср. диал. satoit+a > šadova ‛сотен’ (партитив множественного числа) и т.п. В пользу ut+eh говорит как будто то, что, как мы увидим в следующем параграфе, широко известны образования на -ut (-yt), связываемые с рассматриваемыми образованиями. С другой стороны, в пользу oit+eh говорит как будто то, что на мордовской почве есть образования с собирательным значением типа avaid’i > avid’e ‛мать вместе с другими женщинами’ (всегда с притяжательными суффиксами, например, avid’e-n ‛моя мать вместе с другими женщинами’)[30] .

2.2. Вторичные отыменные имена

Часть вторичных отыменных имен мы уже рассмотрели. Это те отыменные имена, где суффикс оказался составным по происхождению. Осталось рассмотреть те вторичные отыменные имена, где суффиксы в относительно поздние времена образовались из отдельных слов, равно как суффиксы, которые оказались поставлены так, как если бы образовались из отдельных слов. Суффикс -ttare- (-ttäre-), в ном. ед. ч. -tar (-tär), служащий для образования названий женщин по названиям мужчин, иногда в соответствии с русским суффиксом -овна, -евна, восходит к слову tyttäre- (ном. ед. ч. tytär) ‛дочь’. Примеры: karhutar ‛женщина из рода Медведя’ (ср. karhunen ‛мужчина из рода Медведя’), ruhtinatar ‛княжна’, ‛княгиня’ (от ruhtinas ‛князь’). Изредка данный суффикс служит для образования названий женщин по названиям предметов, к которым они имеют близкое отношение. Пример: runotar ‛поэтесса’ (от runo ‛руна’, ‛стихотворение’, ‛песнь’). Данный суффикс, весьма распространившийся в прошлом столетии, ныне культивируется несравненно меньше; в фамилиях, когда дело касается женщин, он не употребляется (так, Karhunen относится одинаково и к мужчине и к женщине).

Суффикс -uute и (-yyte), в ном. ед. ч. -uus (-yys), или -ute (-yte), в ном. ед. ч. -us (-ys), служащий для образования существительных – абстрактных названий особенностей (качества и т.п.), восходит к слову vuote- (в ном. ед. ч. vuosi) ‛год’ первонач. voote (в ном. ед. ч. voosi) ‛отрезок времени’, ‛година’. Слов nuoruute- (в ном. ед. ч. nuoruus) ‛юность’ когда-то значило собственно ‛молодая пора’, vanhuute- (в ном. ед. ч. vanhuus) ‛старость’ когда-то значило ‛старая пора’, и т.п. Такие образования с некоторых пор стали пониматься как существительные – абстрактные названия особенности, а это дало толчок к распространению рассматриваемого суффикса за пределы обозначенных отрезков времени. Стали говорить также kovuus ‛твердость’, köyhyys ‛бедность’, и т.п. Сходный путь образования существительных – абстрактных

названий использован и в других финноугорских языках[31] .

Наряду с разновидностью рассматриваемого суффикса, включающего долгое -uu (-yy), есть разновидности, включающие краткое -u (-y). Ныне вторая из этих разновидностей употребляется после гласного, например: oikeus ‛прямота’, ‛справедливость’ и ‛право’, ‛суд’ (от oikea ‛прямой’ и т.д.), vapaus ‛свобода’ (от vapaa ‛свободный’). Есть, однако, следы того, что когда-то разновидность с кратким u (y) употреблялась и вне указанного условия.

Суффикс -lainen с предшествующим n или по ассимиляции с l же, употребляющийся для образования прилагательных со значением «такого-то сорта, вида, рода», «родной», восходит к отдельному прилагательному lajinen ‛родной’ (от laji ‛сорт’, ‛вид’, ‛род’). Это объясняет, почему рассматриваемый суффикс уклоняется от гармонии гласных. Примеры: kaikenlainen ‛всякого рода’ (букв. ‛всякородный’), samanlainen ‛того же рода’, millainen ‛какого рода’, ‛какой’, sellainen ‛того рода’, ‛такой’, tämänläinen или tälläinen ‛этого рода’, ‛этакий’, также suurenlainen ‛из рода больших’, ‛довольно большой’, pitkänlainen ‛из рода длинных’, ‛довольно длинный’.

Суффикс -loinen с предшествующим из n, употребляющийся в немногочисленных случаях вроде kivulloinen ‛болезненный’, ‛хворый’ (от kipu ‛боль’, ‛хвора’), vaivalloinen ‛тягостный’, ‛мучительный’ (от vaiva ‛тягота’, ‛мука), восходит к отдельному прилагательному loinen ‛находящийся при ком-либо’, ‛не имеющий своего дома’, ‛бездомный’, ‛бобыль’, ‛паразит’; luona ‛у’, luo-ta ‛от’, и т.п.). Очевидно, когда-то kivulloinen значило приблизительно ‛находящийся при боли, хвори’ и т.п., однако позднее такого рода значение сошло на нет.

Суффикс -mainen (-mäinen), употребляющийся для образования прилагательных со значением «подобный кому-либо, чему-либо», восходит к отдельному прилагательному mainen, производному от maa, которое, кроме значения «земля», имеет и иные значения, в частности значение, представленное в выражениях вроде niissä maissa ‛в тех пределах’, ‛вроде того’, ‛подобно тому’. Примеры: poikamainen ‛подобный мальчику’, ‛мальчикоподобный’, höyrymäinen ‛подобный пару’, ‛парообразный’, также huonomainen ‛дурноватый’ (букв. ‛вроде дурного’), hyvämäinen ‛довольно хороший’ (букв. ‛вроде хорошего’)[32] .

Суффикс -moinen (-möinen) с предшествующим n или m из n, употребляющийся для образования прилагательных вроде semmoinen ‛такой’ (от se ‛тот’), tämmöinen ‛этакий’ (от tä ‛этот’), suurenmoinen ‛грандиозный’ (от suuri ‛большой’), восходит к отдельному прилагательному moinen; ср. случай вроде en ole moista ennen kuulut ‛я раньше не слыхал ничего подобного’. Соответственно semmoinen когда-то должно было значить приблизительно ‛подобный тому’ (букв. ‛тогоподобный’) и т.д.

Неясен по происхождению суффикс -läntä в прилагательных вроде isonläntä ‛довольно большой’, ‛великоватый’, lyhyenläntä ‛коротковатый’. Уклонение данного суффикса от гармонии гласных говорит либо о том, что он относительно недавно образовался из отдельного слова, либо о том, что оно, представляя по происхождению суффиксную комбинацию, в свое время вступил на путь осмысления в роли второго компонента сложных слов.

Особо следует поставить суффикс -niekka, употребляющийся для образования названий людей, занимающихся чем-либо, например: kirjaniekka ‛книжник’, ‛ученый’ (от kirja ‛книга’), runoniekka ‛стихотворец’, ‛поэт’ (от runo ‛стихотворение’). Уклонение -niekka от гармонии гласных ставит данный суффикс в положение второго члена сложного слова, и в некоторых словарях давалось слово niekka со значением ‛мастер’. По происхождению данный суффикс является русским суффиксом -ник.

2.3. Отглагольные имена

Суффиксов имен действия много. Все они первоначально обозначали действие в его конкретном действенном и предметном содержании (отнюдь не действие в абстракции). В чем было первоначально смысловое различие между ними, установить трудно. Мы встречаемся с ними главным образом в различных производных значениях[33] .

Весьма важную роль играет суффикс -ma (-mä). В древнем значении и оформлении этот суффикс сохраняется в случаях вроде elämä ‛жизнь’, kuolema ‛смерть’, syntymä ‛рождение’, sattuma ‛попадание’, ‛случай’, ‛случайность’, sanoma ‛весть’ (от sano ‛сказать’), kertoma ‛рассказ’ (от kerto ‛рассказать’), haarauma ‛ответвление’, repeämä ‛разрыв’, halkeama ‛трещина’, syömä ‛еда’, juoma ‛питье’. Большую группу составляют образования на -el-ma (-el-mä) от глаголов на -ele-; например: kokoelma ‛коллекция’, laskelma ‛вычисление’, ‛расчет’. Как видно из этих примеров, действие мыслится без отрыва от его действенного и предметного содержания. Предметное содержание сосредотачивается на эффекте или объекте. Абстрактность устанавливается собственно только в тех случаях, когда образования на -ma (-mä) развиваются в направлении инфинитивов или герундиев. Случаи вроде isän kyntämä pelto ‛отцом вспаханное поле’ (букв. ‛отца пахота поле’) укладываются в план причастий на -ma (-mä). Фонетическое развитие -ma (mä) представлено в образованиях на -in, вроде istuin-lauta ‛доска для сидения’, ‛скамья’; astuin-rauta ‛железо для ступания’, ‛стремя’. Напомним, что в случае отпадения гласного после m, перед m (переходившем в дальнейшем в n) развилось i.

Дальнейшее развитие указанных имен на -i с основой на -ma (-mä) представляют названия орудия или средства действия на -in с основой на -ime. Основа в данном случае является аналогично преобразованной. С одной стороны, i фонетичное, в случае исчезновения a (ä) после m, обобщилось по всем формам. С другой стороны, и по образцу случаев, где нуль в номинативе единственного числа выступал при основах на -e [vanhus (vanhukse-) ‛старик’, и т.п.], совершилась замена основы на -a (ä) основой на -e. Следует добавить, что при переработке дифтонга, создавшегося путем нарастания i на предшествующий гласный, произошло обобщение слогового i за счет oi. Пример: nostin ‛подъемник’, ‛рычаг’ (от nosta ‛поднять’), painin ‛пресс’ (от paina ‛давить’, ‛жать’)[34] .

Следует думать, что названия орудия или средства на -in (-ime-) сложились не в независимой позиции, а в позиции определения, т.е. в случаях вроде nostin-puu ‛поднятие-дерево’, ‛подъемник-дерево’, откуда могло извлекаться nostin ‛подъемник’, ‛рычаг’.

От имен на -in с основой на -ma (-mä) произошли имена на -mo (-mö) или -imo (-imö), обозначающие место какого-либо действия, вроде veistämö ‛корабельная верфь’ ‛деревообделочная мастерская’ (от veistää ‛вырезать’), polttimo ‛винокурня’ (от poltta- ‛жечь’). Следует думать, что названия места действия сложились не в независимой позиции, а в позиции определения, т.е. в случаях вроде polttimo-kota букв. ‛жжение-шалаш’, ‛место жжения-шалаш’, откуда могло происходить polttimo ‛место жжения’, ‛винокурня’.

От имен на -ma (-mä) производятся имена на -mukse- (-mykse-), ном. ед. ч. -mus (-mys), обозначающие существо действия; например: aikomus ‛намерение’, anomus ‛просьба’, eksymys ‛заблуждение’, elämys ‛переживание’, kokemus ‛испытание’, ‛опыт’, kärsimus ‛испытание’, ‛мука’, rikkomus ‛преступление’, toivomus ‛надежда’, vaatimus ‛требование’. Значение суффикса -kse- здесь, как и многих других имен действия, не совсем ясно. В связи с именами на -ma (-mä) находятся имена на -minen с основой на -mise-. Эти имена ныне обозначают обычно протекание действия, например, antaminen ‛давание’, näkeminen ‛видение’.Раньше эти имена имели более конкретное значение. Оно сохраняется в карельском языке (например, Stalinan sanominen sana ‛Сталина говорение слово’, ‛Сталиным говоримое слово’). Это более конкретное значение отражается в подобных герундиям формах на -minen и -mista (-mistä).

То обстоятельство, что перед нами не -mainen (-mäinen), а -minen, объясняется, по-видимому, тем, что рассматриваемые образования произведены непосредственно не от имен на -ma (-mä), а от имен на -me. Последние возникли на аналогичных началах под влиянием случаев вроде aidas ‛жердь для забора’ – aidakse- вместо -in < -ma (-mä) могло устанавливаться -in < -me. Когда-то образования на -me были более распространены, чем ныне, и составляли значительную «конкуренцию» именам на -in < -ma (-mä). Об этом говорят случаи вроде asemassa ‛вместо’ (при asema ‛место’, ‛положение’).

Важную роль играет также суффикс -ja (-jä) или, в случае отпадения a (ä), -i. Этот суффикс встречается в двух случаях.

1. В именах типа muisti ‛память’, paini ‛борьба (спорт)’, työnti ‛толчок’, oppi ‛учение’, anti ‛дар’, paisti ‛жарение’, ‛жаркое’. Здесь сохраняется основное значение – конкретное содержание действия.

2. В именах типа muistaja ‛тот, кто помнит’, painaja ‛тот, кто давит, жмет’, työntäjä ‛тот, кто толкает’, и т.п. Это – название действователя; в карельском языке отсюда происходят активные причастия незаконченного действия.

Следует думать, что названия действователя на -ja (-jä) сложились не в независимой позиции, а в позиции определения, т.е. в случаях вроде muistaja-mies ‛память-человек’ ‛тот, кто помнит (человек)’, откуда могло происходить muistaja ‛тот, кто помнит’. Рассматриваемый суффикс сыграл громадную роль в истории формирования глагола.

Имена на -ja (-jä) иногда получают суффиксные осложнения, не сдвигающие заметно их значение. Особого указания требуют имена на -jan (-jän) при основе на -jame- (-jäme-); раньше на -jain (-jäin) при основе на -jame- (-jäme-). Сюда относятся имена вроде asujan ‛обитатель’ (ср. asuja в том же значении), kulki(j)an ‛путник’, бродяга’ (ср. kulkija ‛путник’. Отметим случаи вроде eläjäin > eläin (eläime-) ‛животное’ (ср. eläjä ‛то, что живет’), kasvajain > kasvain ‛растение’ (ср. kasvajan ‛то, что растет’). Суффикс -in < -ime вместо первоначального -in < -ma (-mä) здесь, несомненно, по происхождению выделительный суффикс[35] .

Особого указания требуют также имена на -jas (-jäs) при основе на -jaa- (-jää-) из -jaha- (-jähä-). Сюда относятся имена вроде kuoli(j)as ‛мертвый’ (lyödä kuoliaaksi ‛избить до смерти’; kuolija ‛тот, кто умирает’), puhelikas ‛говорливый’ (ср. puhelija ‛поговаривающий’). Суффикс -s здесь тот же неясный суффикс, что, например, в именах на -kas (-käs) при основе на -kkaa--kkää-) из -kkaha- (-kkähä-).

С именами на -i и на -ja (-jä) связаны имена на -io (-iö) из -ijo (-ijö). Слоговое i в этих именах появилось как фонетическая переработка e в соответствующих случаях, а затем оказалось обобщенным. Значение этих имен разнообразное. В части случаев наличествует значение, характерное для имен действия вообще как первоначальное. Примеры: tappio ‛ущерб’, ‛урон’, huomio ‛внимание’, arvio ‛оценка’, häviö ‛гибель’.

В другой части случаев наличествуют значения, характерные для имен действия как производные. Примеры одного рода: olio ‛нечто существующее’, ‛существо’, ‛предмет’; luopio ‛некто отрекающийся’, ‛ренегат’. Примеры другого рода: hylkiö ‛нечто отвергнутое’, ‛отбросы’, ‛отверженец’; heittiö ‛нечто брошенное’, ‛дрянь’, ‛негодяй’. Примеры третьего рода: keittiö ‛место, где варят’, ‛кухня’; säiliö ‛место, где хранят’, ‛хранилище’, ‛резервуар’. Указанные различные значения возникли, надо думать, в позиции определения при различных определяемых.

Имена на -io (-iö), производные от глаголов, которые сами являются производными от имен, могут трактоваться как производные прямо от имен. Так, построив ряд aita ‛изгородь’ – aitaa ‛огородить’ – aitio ‛огороженное место’, ‛ложа’, извлекают из них укороченный ряд aita ‛изгородь’ – aitio ‛ложа’. Это переводит суффикс -io (-iö) в число суффиксов отыменных имен. Суффиксом -io (-iö) как суффиксом отыменных имен в последнее время весьма широко пользуются при создании новых терминов: sormio ‛клавиатура’ (от sormi ‛палец’), jalkio ‛педаль’ (от jalka ‛нога’), kolmio ‛треугольник’ (от kolme ‛три’), neliö ‛квадрат’ (от neljä ‛четыре’) и т.п. Среди имен на -io (-iö) есть такие, которые не относятся к числу j-овых по происхождению.

Далее, важную роль играет суффикс -pa (-pä), на слабой ступени -va (-vä) или, в случае отпадения -a (-ä), – -o (-ö) или -u (-y). Напомним, что -o (-ö) и -u (-y) в непервых слогах могли получаться на месте сочетания гласный (заканчивающий одну морфему) плюс p, v (составляющие другую морфему). Рассматриваемый суффикс употребляется в двух случаях[36] .

1. В именах типа ajo ‛гон’, kylvö ‛сев’, isku ‛удар’, näky ‛вид’. Здесь сохраняется основное значение – конкретное содержание действия. В оборотах типа kuulen lintujen laulavan (или kuulen lintujen laulun) ‛слышу птиц пение’, сохраняется иной звуковой вид основы этих имен.

2. В именах типа antava ‛дающий’, puhuva ‛говорящий’ (ном. ед. ч. раньше antavi, puhuvi); с сильноступенным p syöpä ‛едящий’, käypä ‛идущий’ > ‛ходячий’ и т.п. (ном. ед. ч. раньше syöpi, käupi). Эти имена дали начало p-овым причастиям. По линии пассивных причастий произошли некоторые особые явления. На основе p-овых причастий получились формы 3 л. ед. ч. наст. вр.

Следует думать, что значение образований второй группы сложилось не в независимой позиции, а в позиции определения, т.е. в случаях вроде antava-ihminen ‛подача-человек’, ‛дающий человек’, откуда могло происходить antava ‛дающий’. Немаловажную роль играет и суффикс -na (-nä). Этот суффикс употребляется в двух случаях.

1. В именах типа kiljuna ‛рев’ (при kilju ‛реветь’), humina ‛шум’ (при humise ‛шуметь’).

2. В именах типа antanut ‛давший’, syönyt ‛съевший’. Здесь n-овый суффикс выступает с осложнением. Эти образования приняли функцию причастий.

Суффикс -ka (-kä) дает себя знать в образованиях на -e(k), вроде koe ‛проба’, ‛попытка’, este ‛препятствие’, piste ‛угол’, ‛точка’, sade ‛дождь’, aloite ‛начинание’, todiste ‛доказательство’. Здесь суффикс выступает в фонетической переработке, с одной стороны, в исходе основы аналогически установилось e вместо a (ä), а с другой стороны, перед суффиксом обобщилось e. Данный суффикс сыграл громадную роль в истории формирования глагола[37] .

Суффикс -ta (-tä) лег в основу формирования t-овых инфинитивов и герундиев. Когда-то были t-овые имена действия, сохранявшие основное значение. Они целиком вошли в процесс формирования инфинитивов и герундиев и не сохранились обособленно. Указанный суффикс -ta (-tä) имеет связь с суффиксом -ea (-eä) из -et+a (-et+ä) в громадном количестве прилагательных вроде kostea ‛сырой’. Связь можно разъяснить на следующем примере. При kostu- ‛увлажняться’, которое предполагает былое kosta ‛увлажнять’, мы находим kostea (их kostet+a) ‛увлажненный’ и далее ‛влажный’, ‛сырой’, e в последнем примере обязано обобщению e во всех подобных случаях. Первоначально kostea значило собственно «увлажнение», но в сочетаниях типа kostea-maa ‛увлажнение-земля’, ‛увлажненная земля’ приобрело значение «увлажненный» и далее «влажный», «сырой».

Что связь именно такова, ясно при привлечении мордовских данных. Там есть не только прилагательные на -одо, -еде, вроде калгодо ‛твердый’, ‛жесткий’, сееде ‛частый’, ‛густой’, но и образования, яко сохранившие действенное значение, вроде озадо ‛севший’ (сон озадо ‛он севший’, т.е. ‛он сидит’; сон озадо ашти ‛он севший пребывает’, ‛он севши пребывает’, т.е. ‛он сидит’), стядо ‛вставший’, пумзядо ‛опустившийся на колени’.

Бесспорно, что в подавляющем большинстве прилагательных на -ea (-eä) связи с именами действия не прощупывается. В некоторых случаях глаголы, от которых произошли такие прилагательные, исчезли. Но важнее другое: -ea (-eä), возникнув на сравнительно узком участке лексики на почве развития имен действия, с течением времени было осмыслено как показатель собственно прилагательных и соответственно получили широчайшее распространение вне всякого отношения к именам действия.

Нелишне отметить, что связь имен прилагательных на -ea (-eä) с именами действия подтверждается фактом использования в лексических гнездах, куда входят эти прилагательные, других суффиксов имен действия, в частности суффикса -u (-y). Так, перед нами kauhu ‛ужас’, kauhea ‛ужасный’; kipu ‛боль’, kipeä ‛больной’; koru ‛украшение’, korea ‛красивый’; maku ‛вкус’, makea ‛вкусный’; sumu ‛мгла’, ‛туман’, sumea ‛мглистый’, ‛туманный’.

При всем этом в прилагательных на -ea (-eä) остается много неясного. Например, неясно, почему перед -ea (-eä) так часто наблюдается k (aukea ‛открытый’, oikea ‛прямой’, vaikea ‛тяжкий’, ‛трудный’, kerkeä ‛быстрый’, ‛проворный’, korkea ‛высокий’, tärkeä ‛важный’, virkeä, vireä ‛оживленный’, ‛деятельный’, karkea ‛грубый’, ‛жесткий’, julkea ‛наглый’, selkeä ‛ясный’, ‛безоблачный’, valkea ‛белый’, ‛бледный (по цвету)’, rohkea ‛смелый’, ruskea ‛рыжий’, ‛коричневый’, и т.п.)[38] .

Некоторые явления суффиксации имен действия заключают в себе неясности. В частности, есть суффиксы, по-видимому, сложные по происхождению, однако не поддающиеся удовлетворяющему анализу. Таков, например, суффикс -nta (-ntä), а также, с i-овым осложнением, -nto (-ntö) – здесь перед нами -ai (-oi), или -nti – здесь перед нами -ai (-äi) > i. Примеры: kutsunta ‛зов’, nautinta ‛пользование’, istunto ‛заседание’, sovinto ‛соглашение’, tuonti ‛ввоз’, vienti ‛вывоз’.

Заключение

В современном разговорном финском языке, однако, имеются некоторые тенденции к переходу от синтетического выражения к аналитическому. Так, в свободной речи большинство финнов предпочло бы говорить, например, mun talossa (с mun, соответствующим русскому мой и английскому my) вместо talossani, а форма глагола kirjoitettuasi обычно встречается только в письменном языке - разговорный язык использует аналитическое выражение, приблизительно соответствующее английскому. Склонение использует суффиксы только в финском языке. Первоначально система была чисто агглюнативной: суффиксы просто "приклеивались" к словам. (Сравните это, например, со старой индоевропейской системой изменения гласного, которая все еще живет в неправильных английских глаголах: sing/sang/sung.) Однако, в настоящее время суффиксы могут вызывать изменения в корне слова, приводя к явлениям, похожим на склонение (например: juon 'я пью', join 'я пил'), и для нескольких суффиксов имеются альтернативные формы. Типичные изменения в основе слова[39] :

- конечый -i в существительных часто (но не в новых заимствованиях типа grilli) изменяется к -e- в склонённых формах, например генитив от kivi 'камень' будет kiven (с -n как генитивным суффиксом);

- конечное -nen (что довольно обычно в прилагательных и встречается также в существительных) в номинативе ед. ч. переходит в -se- (или -s-) в других формах, например: hevonen 'лошадь' > hevoset 'лошади';

- деградация согласных: удвоенные согласные kk, pp, tt часто (в основном перед закрытыми слогами) заменяются одиночными k, p, t, например: генитив от lakki 'кепка' будет lakin;

- сходное явление для одиночных согласных: одиночные k, p, и t часто заменяются отсутствием согласного, v, и d соответственно; например: laki/lain, lupa/luvan, katu/kadun.

Для некоторых суффиксов имеются две альтернативных формы, потому что финский (в отличие, например, от эстонского) имеет фонетическую особенность, называемую гармонией гласных: в несоставном слове заднеязычные гласные a, o, u не встречаются в слове, которое содержит любую из переднеязычных гласных ä, ö или y, и наоборот. (Гласные e и i нейтральны в отношении гармонии гласных.) Таким образом, например, суффикс падежа инессив имеет две формы: -ssa и -ssä, так что, например слово kala использует первую форму, а kylä вторую.

Суффиксы также используются для образования слов. Другой инструмент образования слов - композиция: склеивание вместе двух слов. Следующий список производных и составных слов должен дать некоторую идею относительно механизмов[40] :

- talous 'экономика', от talo 'дом'

- taloudellinen 'экономичный'

- taloudellisuus 'экономичность'

- kansantalous 'национальная экономика', использует kansa 'народ, нация'

- kansantaloustiede 'экономика (наука)', использует tiede 'наука', производное от tietaa 'знать'.

Инструменты словообразования использовались, чтобы получить некоторые термины из финских компонентов вместо заимствования международных слов. Например, по-фински телефон - puhelin, а университет - yliopisto. Этот подход особенно культивировался в 19-м столетии, когда финский язык был сознательно поднят от статуса языка, на котором говорят простые люди, к письменному, официальному (с 1863) и культурному языку. Позже международные слова принимались в большей степени, например 'телевидение' - televisio, но словообразование все еще используется, например, для слов типа tietokone 'компьютер'.

Однако финский язык имеет весьма много заимствований от некоторых индоевропейских (и других) языков, полученных в течение длительного периода времени. Однако, наиболее старые заимствования трудно распознать, отчасти потому что они были получены от предшественников современных языков, отчасти потому что они были приспособлены к финской фонетической системе. Истинно финские слова - то есть, исключая самые новые заимствования - подчиняются следующим фонетическим правилам:

- группы согласных редки и никогда не появляются в начале или в конце слова; так, например, шведское strand 'берег' превратилось в ranta в финском

финны избегают звуков b, g, f, sh, которые, как правило, заменяются соответственно на p, k, v (или hv), s (или h); например, финское kahvi 'кофе' образовалось от шведского kaffe, а английское bacon 'бекон' - в финском превратилось в pekoni

- слова обычно заканчиваются гласным или одиночным согласным вроде n или s; по этой причине к словам, взятым из других языков, часто добавляют в конце i; например, шведское слово kurs 'курс' превратилось в kurssi.

Это означает, что заимствованные слова могут подвергаться весьма значительным изменениям. Однако, помимо этой фонетических адаптации, финский язык следует считать консервативным в том смысле, что слова изменяются очень медленно. Например, лингвисты полагают, что финское слово kala 'рыба' - точно то же самое, что было в прото-уральском языке, тысячи лет назад, а финское слово kuningas, заимствованное из германских языков, осталось почти неизменным спустя столетия, тогда как в германских языках оно претерпело существенные изменения (английское king, шведское kung, немецкое könig и т.д.).

Порядок слов в финском часто считают "свободным". Действительно, часто можно изменять порядок слов без изменения основного значения предложения, но акцент, побочные значения или стиль, как правило, изменяются. Рассмотрим сначала английское предложение: Pete loves Anna 'Пит любит Анну'. Если мы изменим порядок слов на Anna loves Pete, мы получим предложение с противоположным значением (Анна любит Пита). Не то в финском: в обоих предложениях Pete rakastaa Annaa и Annaa rakastaa Pete речь идёт о Пите, любящем Анну. Падежный суффикс -a в Annaa определяет грамматический объект, независимо от того, каков порядок слов. (Если бы мы хотели сказать, что Анна любит Пита, мы сказали бы: Anna rakastaa Peteä.) Фактически, в этом случае мы могли бы располагать слова этого предложения в любом порядке, все еще говоря про Пита, любящего Анну, но с различными целями и различными тонами[41] :

- Pete rakastaa Annaa. Это - нормальный порядок слов, такой же, как в Английском;

- Annaa Pete rakastaa. Здесь подчеркивается слово Annaa: объект любви Пита - Анна, не кто-то другой;

- Rakastaa Pete Annaa. Здесь подчеркиваетя слово rakastaa, и такое предложение могло бы быть использовано как ответ на некоторое сомнение относительно любви Пита; можно сказать, что это соответствует английскому Pete does love Anna;

- Pete Annaa rakastaa. Этот порядок слов, в сочетании с усилением интонации на Пите, мог бы использоваться, чтобы подчеркнуть, что это Пит, а не кто-то другой, любит Анну;

- Annaa rakastaa Pete. Это могло бы использоваться, когда мы упоминаем неких людей и сообщаем о каждом из них, кто кого любит. Так что это примерно соответствует английскому предложению Anna is loved by Pete (АннулюбитПит);

- Rakastaa Annaa Pete. Это не звучит как нормальное предложение, но вполне понятно.

Некоторые специфические грамматические особенности финского языка:

не имеется никакого определенного или неопределенного артикля; иногда некоторые местоимения или другие слова (например, yks(i) 'один', se 'это') могут использоваться артиклеподобным образом:

- не имеется никакого грамматического рода, и даже местоимение третьего лица ед. ч. hän соответствует значениям как "он", так и "она";

- не имеется никакого прямого аналога индоевропейских пассивных форм глагола, хотя финские грамматики часто путают вещи, утверждая, что некоторый глагол образует "пассивные" формы; на самом деле, это формы, которые подразумевают персонального (человеческого) агента без того, чтобы определить его, ее, или их; например, английское выражение was solved 'было решено', должно, вообще говоря, переводиться не с использованием "пассивной" формы (ratkaistiin) глагола (ratkaista) означащего "решать", а с использованием нормальной (активной) формы (ratkesi) иного, хотя и связанного, глагола ratketa; перевод ratkaistiin был бы правилен, если мы знали, что кое-что было решено человеком, а не компьютером, например, или объективным ходом событий.

Слово, выражающее отрицание, соответствующее русскому не и английскому no, ведет себя как глагол, изменяемый согласно субъекту: en/et/ei/emme/ette/eivät, например (minä) en lue = 'я не читаю', (sinä) et lue = 'Вы не читаете' и т. д.; этот глагол имеет императивные формы (означающие 'don't ...'), но они образуются весьма иррегулярно: älä, älkään и т.д.

Вопросы, которые требуют ответа 'да' или 'нет', обычно образуются таким образом, что глагол стоит в начале и имеет суффикс -ko или -kö (например: Rakastaako Pete Annaa?), и для ответа в изначальной финской форме (теперь часто заменяемой только kylla для 'да' и ei для "нет") требуется глагол или глагол отрицания в соответствующей форме, в этом случае - rakastaa или ei

собственность или обладание, выраженные глаголом 'иметь', выражается с использованием глагола 'быть' и помещением логического субъекта в падеж, заканчивающийся -lla или -lla; таким образом 'я имею собаку' по-финском будет minulla on koira (буквально: "при мне (около меня) имеется (есть) собака").

Список литературы

1. Ардатов П.Д. Грамматика языков финнно-угорской группы. – М, 2006. – 190 с.

2. Бабаев И.И. Перевод с финского. – С-Пб, 2007. – 190 с.

3. Беляков А.А. Категория числа в карельском партитиве. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

4. Беляков А.А. Несколько замечаний о финских именах на -inen (Известия К.-финской научно-исследовательской базы АН СССР, № 1-2, Петрозаводск, 1947).

5. Бубрих Д.В. Сравнительная грамматика финноугорских языков в СССР. – М, 1978. – 366 с.

6. Волков В.Д. Грамматические особенности переводов. – М, 2007. – 248 с.

7. Дашков П.Б. Группы в финском языке. – С-Пб, 2006. – 146 с.

8. Иллич-Свитыч В. А. Опыт сравнения ностратических языков. - М., "УРСС", 2007. – 255 с.

9. Каленов В.В. Историческая фонетика финского-суоми языка». – М, 2005. – 402 с.

10. Лыткин В.И. Древнепермский язык. - М., 1952. – 211 с.

11. Мичурин Н.П. Сложные слова с падежно неоформленным первым компонентом в финском языке. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

12. Попов А.А. Происхождение с-овых внутреннеместных падежей в западных группировках финноугорских языков (Ученые записки К.-ФГУ, I, Петрозаводск, 1947).

13. http://slovo.iphil.ru

14. http://language.babaev.net

15. http://www.languages-study.com

[1] http://language.babaev.net

[2] Ардатов П.Д. Грамматика языков финнно-угорской группы. – М, 2006, с. 103.

[3] Попов А.А. Происхождение с-овых внутреннеместных падежей в западных группировках финноугорских языков (Ученые записки К.-ФГУ, I, Петрозаводск, 1947).

[4] http://slovo.iphil.ru

[5] Бабаев И.И. Перевод с финского. – С-Пб, 2007, с. 55.

[6] http://www.languages-study.com

[7] Мичурин Н.П. Сложные слова с падежно неоформленным первым компонентом в финском языке. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[8] Беляков А.А. Категория числа в карельском партитиве. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[9] Попов А.А. Происхождение с-овых внутреннеместных падежей в западных группировках финноугорских языков (Ученые записки К.-ФГУ, I, Петрозаводск, 1947).

[10] http://www.languages-study.com

[11] Мичурин Н.П. Сложные слова с падежно неоформленным первым компонентом в финском языке. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[12] Бубрих Д.В. Сравнительная грамматика финноугорских языков в СССР. – М, 1978, с. 112.

[13] http://language.babaev.net

[14] Беляков А.А. Несколько замечаний о финских именах на -inen (Известия К.-финской научно-исследовательской базы АН СССР, № 1-2, Петрозаводск, 1947).

[15] Бубрих Д.В. Сравнительная грамматика финноугорских языков в СССР. – М, 1978, с. 65.

[16] Беляков А.А. Несколько замечаний о финских именах на -inen (Известия К.-финской научно-исследовательской базы АН СССР, № 1-2, Петрозаводск, 1947).

[17] Беляков А.А. Несколько замечаний о финских именах на -inen (Известия К.-финской научно-исследовательской базы АН СССР, № 1-2, Петрозаводск, 1947).

[18] Бубрих Д.В. Сравнительная грамматика финноугорских языков в СССР. – М, 1978, с. 50.

[19] Каленов В.В. Историческая фонетика финского-суоми языка». – М, 2005, с. 60.

[20] http://www.languages-study.com

[21] Бабаев И.И. Перевод с финского. – С-Пб, 2007, с. 60.

[22] Бабаев И.И. Перевод с финского. – С-Пб, 2007, с. 78.

[23] http://www.languages-study.com

[24] Ардатов П.Д. Грамматика языков финнно-угорской группы. – М, 2006, с. 101.

[25] Попов А.А. Происхождение с-овых внутреннеместных падежей в западных группировках финноугорских языков (Ученые записки К.-ФГУ, I, Петрозаводск, 1947).

[26] http://slovo.iphil.ru

[27] Беляков А.А. Категория числа в карельском партитиве. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[28] http://language.babaev.net

[29] Беляков А.А. Категория числа в карельском партитиве. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[30] Иллич-Свитыч В. А. Опыт сравнения ностратических языков. - М., "УРСС", 2007, с. 117.

[31] Волков В.Д. Грамматические особенности переводов. – М, 2007, с. 45.

[32] Иллич-Свитыч В. А. Опыт сравнения ностратических языков. - М., "УРСС", 2007, с. 119.

[33] Волков В.Д. Грамматические особенности переводов. – М, 2007, с. 77.

[34] Дашков П.Б. Группы в финском языке. – С-Пб, 2006, с. 70.

[35] Мичурин Н.П. Сложные слова с падежно неоформленным первым компонентом в финском языке. - Советское финноугроведение, I. Уч. зап. ЛГУ, сер. востоковедч. наук, вып. 2, 1948.

[36] Каленов В.В. Историческая фонетика финского-суоми языка». – М, 2005, с. 40.

[37] http://slovo.iphil.ru

[38] Ардатов П.Д. Грамматика языков финнно-угорской группы. – М, 2006, с. 48.

[39] Иллич-Свитыч В. А. Опыт сравнения ностратических языков. - М., "УРСС", 2007, с. 117.

[40] Дашков П.Б. Группы в финском языке. – С-Пб, 2006, с. 67.

[41] http://language.babaev.net