Упоминания именно о дзю-дзюцу (в другом чтении - явара) - "искусстве мягкости, податливости", впервые встречаются в новеллах памятника "Повести о ныне уже минувшем" - ("Кондзяку-моногатари", XI в.) Вполне вероятно, что в ту пору уже существовали отдельные, весьма малочисленные и строго засекреченные школы кэмпо (боевых искусств) при дворах феодалов и в буддийских монастырях, которые были одновременно грозными крепостями с гарнизонами, состоявшими из монахов-воинов - сохэй. В эпических повествованиях XIII в. - "Повести о доме Тайра" ("Хэйкэ моногатари") и "Повесть о великом мире" - ("Тайхэйки"), густо насыщенных батальными сценами, буси, как правило, выбивают противника из седла, затем прыгают на него сверху и вполне ординарно стараются прирезать или задушить.
Хитроумные приёмы ёрои-кумиути в массе своей были явно континентального происхождения. Строго говоря, каждый новый взлёт воинских искусств в Японии был результатом прямых контактов с Китаем или Кореей. Навыки обращения с различными видами холодного оружия (кроме лука) пришли к буси в процессе оживлённых дипломатических и торговых контактов с танским Китаем в VIII - IX вв. Позже, когда контакты были в основном свёрнуты из-за великодержавных поползновений китайских императоров, опальные вельможи и полководцы, бежавшие за пределы Поднебесной, нередко находили приют на Японских островах. В конце XIII века завоевательные походы Хубилая, широко использовавшего китайских солдат, предоставили самураям ценных пленников, многие из которых владели теми или иными стилями боевых искусств (цуань-шу). Тогда же, видимо, многие крупные военачальники из Южного Китая, долго сдерживавшие натиск монгольских орд, вынуждены были иммигрировать в Страну Восходящего солнца. Японские авторы возводят родословную некоторых рю (школ) к доисторическим (и сугубо мифическим) временам, единодушно замалчивая при этом фактор внешнего воздействия. Между тем не секрет, что сам термин дзю-дзюцу, широко применявшийся в китайских и корейских школах кулачного боя, происходит от знаменитого изречения Лао-цзы о воде, одолевающей камень. Другой термин - субаку, - обозначающий в некоторых источниках то же понятие, происходит от корейской борьбы субаку, с которой познакомились воины Хидэёси во время печально знаменитых походов на материк в конце XVI в.
В памятниках эпохи Токугава отмечается, что большой вклад в совершенствование дзю-дзюцу внесли китайские иммигранты. Среди них наиболее известен Чэнь Юаньбин, мастера у-шу, (в японском произношении - Тин Гэмпин), познакомивший японских воинов с боевым искусством Шаолиня.
Чэнь Юаньбин родился в 1587 году в провинции Чжэцзян, происходил из старинного и знатного рода и с самого раннего детства получил хорошее образование. В возрасте 27 лет он поступил на обучение в знаменитый монастырь Шаолинь, где провел 13 месяцев (1615-1616). Когда ему было 35 лет, в 1621 году, он впервые приехал в Японию, в Киото, в качестве переводчика при посольстве и зимой того же года поступил на службу к князю Мори. В 1625 году он поселился на горе Корин-дзан в уединенной келье ревностного поклонника буддизма Нагатоя Кюбэй из местечка Адзабу Иикура. На месте этой обители на следующий год был выстроен монастырь Корин-дзан Кокусё-дзи, ставший основным "тренерским центром" Чэнь Юаньбина. Его первыми учениками стали три ронина (бродячих самурая) - Фукуно Ситироэмон (Масакацу), Исогаи Дзиродзаэмон и Миура Ёдзиэмон (Ёситацу), а также монах Кюэн и члены семьи Нагатоя. Пройдя обучение у китайского мастера, монахи Кокусё-дзи и семья Нагатоя на протяжении ряда поколений сохраняли традицию Чэнь Юаньбина в неизменном виде, прозвав её "Гэмпин-рю дзю-дзюцу", а ронины разбрелись по разным провинциям Японии и создали собственные школы, каждая из которых стала истоком для десятков других, благодаря чему имя китайского мастера стало широко известно в среде мастеров бу-дзюцу.
Однако Чэнь Юаньбин не был первым, кто познакомил японцев с шаолиньским ушу. По свидетельству хроник Шаолиня, начиная с XIV века в нем периодически обучались японские монахи, многие из которых активно занимались ушу. Так в 1312-1324 годах в Шаолине жил японец, известный под монашеским именем Дачжи. Уже через несколько лет после своего прихода в монастырь он стал одним из ведущих специалистов по кулачному бою и искусству владения палкой, и добился такого уважения у китайских собратьев, что был допущен на занятия главного наставника Шаолиня по ушу мастера Хуэйвэня, который впервые в истории монастыря передал иностранцу секреты техники боя с 18 каноническими видами оружия.
В мае 1327 года в Шаолинь пришел сын Дачжи, принявший монашеское имя Дэши. Он должен был провести в монастыре три года, но монахи, подружившиеся с умным, трудолюбивым и дружелюбным японцем, упросили настоятеля разрешить Дэши остаться в монастыре еще на несколько лет, благодаря чему он получил возможность овладеть "тайными" разделами кулачного искусства, к изучению которых допускались лишь старшие монахи.
В 1347-1379 годах в Шаолине обучался японский монах, известный под китайским монашеским именем Чжаоюань. В "Хрониках Шаолиньского монастыря" о нем говорится: "Он искушен в китайском языке и каллиграфии. Сначала он занимал пост делопроизводителя, а затем - старшего монаха, к тому же он в совершенстве овладел техникой шаолиньского боевого искусства".
Вообще в XVI-XVIII китайские ушу оказали колоссальное влияние на развитие дзю-дзюцу. Благодаря им в арсенал боевого искусства Японии вошли разнообразные удары руками и ногами, многочисленные варианты болевых и удушающих захватов.
"Хроники воинских дел" ("Будо дзенрайки") сохранили имена некоторых мастеров дзю-дзюцу периода междоусобных войн (XV - XVI вв.), таких, как Хитоцубаси Дзёкэн и Сикигути Дзюсин. Однако об из жизни и деятельности почти ничего не известно. Большинство сведений о мастерах бу-дзюцу заключено в своде "Биографии основателей школ" ("Дэнсё"), также неполном и малодоступном. Описания, содержащиеся в "Дэнсё", относятся главным образом к эпохе Токугава - периоду продолжительного мира, когда после нескольких веков беспрерывных смут самурай мог наконец самозабвенно посвятить себя любимым занятиям и вволю порассуждать на тему о воинских искусствах. Количество школ дзю-дзюцу при Токугава достигло рекордной цифры - около семисот.
Как уже отмечалось, большинство школ дзю-дзюцу строили свои занятия не только и не столько на отработке приёмов без оружия, сколько на освоении приёмов против оружия с голыми руками и против оружия с оружием, то есть комбинированного рукопашного боя.
Так, из сочетания кэн-дзюцу и дзю-дзюцу родились школы Араки-рю (основана Араки Матаэмоном в начале XVII в.), Асаяма итидэн-рю, Мусо-рю, Син-син-рю,ю Ёсин-рю, Кураку-рю, Итин-рю, Тэнcин Cинъё-рю (синтезировавшая традиции Ёсин-рю и Син-но синдо-рю и прославившаяся такими мастерами, как Минамото-но Масатори и Янаги Сэкидзай).
Самурайский клан Курода вошёл в историю дзю-дзюцу благодаря заслугам Сасабара Сиродзаэмона, основателя мощной школы Рёи синто-рю (XVII в.), конкурировавшей впоследствии с мастерами дзю-до, воспитанниками Кано Дзигоро на решающем турнире.
Влиятельная школа Ягю-рю, основанная в конце XVI в. Ягю Мунэёси, снискала зловещую популярность благодаря коварным интригам и вероломству Ягю Мусэмори, наставника фехтования при дворе сёгуна Токугава Иэмицу,- того самого, которому адресовал свои назидания преподобный Такуан.
Большую роль в становлении современных воинских искусств сыграли школы Кито-рю и Дайто-рю. Школы чаще всего ожесточённо соперничали друг с другом, доказывая превосходство броска через бедро, подсечки опорной ноги или удара кулаком в переносицу. Различия между ними заключались в постановке дыхания, способах и в преобладании той или иной группы приёмов: бросков с участием бёдер и корпуса, бросков при помощи болевых заломов рук, удушающих захватов или подсечек с подкатом, рубящих или тычковых ударов. Однако общих черт было несравнимо больше, что позволило впоследствии создать на основе дзю-дзюцу универсальные системы борьбы - дзю-до и айкидо.
Как уже говорилось выше, самураи использовали искусство борьбы без оружия в том случае, когда меч ломался, при внезапном нападении неприятеля ночью или же при переходе воинов после сражения на мечах к рукопашному бою. Кроме того, самураи применяли свои секретные приёмы в случаях, когда было нежелательно употребление меча. Так, во время шествия торжественной процессии даймё (даймё-рёгэцу), окружённого свитой своих самураев, каждый местный житель или путник должен был выражать своё почтение князю коленопреклонением, при котором кланяющийся касался лбом земли. В случае неуважительного отношения к феодалу, выражавшегося в нежелании кланяться, вассалы даймё использовали против "упрямцев" не меч, хотя они имели на это право, а приёмы дзю-дзюцу, избегая тем самым особого внимания со стороны публики.
Дзю-дзюцу воины обучались в многочисленных клановых школах под наблюдением опытных наставников, причём тайна приёмов строжайше охранялась, что делало эту борьбу привилегией только высших сословий, недоступной для народа. (в противоположность дзю-дзюцу, японские крестьяне, не имевшие права носить мечи, разработали свою собственную систему борьбы без оружия, при помощи которой они могли обороняться от вооружённых самураев. Эта борьба называлась каратэ-дзюцу или каратэ-до. В её основу легли древние приёмы рукопашного боя, заимствованные жителями о-вов Рюкю из Китая. Не удивительно, что идея заимствования этих приёмов возникла первоначально именно у рюкюских крестьян, которые по своей этнической принадлежности были отличны от собственно японцев, удерживавших население Окинавы и других островов архипелага в подчинении при помощи силы самурайских дружин из Японии). Самураи начинали упражняться в искусстве борьбы ещё мальчиками, но даже самым крепким из них требовалась непрерывная практика в течении нескольких лет, чтобы овладеть её приёмами.
Школы формировались исторически, согласно принципам кровного родства (сэй) или профессиональной общности (дай). Чаще всего в период зрелого и позднего средневековья рю действовали в рамках отдельных самурайских кланов и являлись достоянием клана.
Большинство японских школ, как, впрочем, и китайских или корейских, были обязаны своим происхождением подвижнической деятельности Отца-основателя (сёсэй, или сёдай), удостоившегося божественного откровения после долгих лет поисков. Пресловутое "откровение" (тэнсин сё), даже если оно и впрямь имело место, непременно приписывалось благочестивому самураю или храмовому воину (сохэй) для вящего престижа. Многие рю, окутанные ореолом таинственности, носили более или менее заметный отпечаток влияний тантрического буддизма и синтоистской мистики. Почти все имели "опорный пункт" в каком-либо буддийском или синтоистском храме, где не только отправлялись местные и общегосударственные культы, но и шли регулярные занятия. Храмы, особенно дзенские, с их специально оборудованными залами для медитации и просторными дворами, были идеальным местом для упражнения в бу-дзюцу.
В отличие от Китая, где антиманьчжурская борьба тайпинов и ихэтуаней вывела воинские искусства за рамки отдельных школ и сект, сделав их доступными для широких народных масс, японские бу-дзюцу всегда имели ярко выраженный сословный характер и развивались в русле эзотерических традиций. Простолюдинам изучать самурайские бу-дзюцу запрещалось. Даже внутри одного клана далеко не каждый получал доступ в святая святых, тайным традициям школы (мицудён). Наставления Отца-основателя и его ближайших преемников обычно фиксировались в рукописном свитке с иллюстрациями (макимоно), который хранился непосредственно у главы школы. Однако и располагая подобным свитком, самостоятельно, без опытного наставника, освоить сложные комбинации приёмов было делом безнадёжным. Учитель в течении долгих лет передавал свои знания ученикам "из рук в руки" и "от сердца к сердцу".
Официальный руководитель школы назывался иэмото (букв. "глава дома"). Со временем система иэмото превратилась в широко разветвлённый узаконенный институт, объединяющий не только традиционные искусства, но и такие разнородные области, как придворная музыка, сложение пятистиший - танка, гадание, каллиграфия, живопись, пение, соколиная охота, игра в мяч, аранжировка цветов, изготовление коллажей и фигурок из бумаги, театральные представления Ноо и т. д.
Целью создания системы иэмото была максимальная профессионализация всех "общественно-полезных" занятий по цеховому признаку, выработка канонов и раздел сфер влияния между конкурентами. Кроме того, в рамках каждой школы, как и в Китае, складывались особые отношения между наставниками и учениками, представлявшие собой странную смесь конфуцианских добродетелей, дзен-буддийской жизненной философии и низменных материальных расчётов. Целью обучения провозглашалось постижение великого Пути (кит. - Дао, яп.- До), присущего тем или иным предметам: мечу, копью, кулаку, цветам, чаю, бумаге и т.п. другими словами, учитель должен был раскрыть ученикам истинное предназначение данного предмета (например, меча) и научить извлекать из него все преимущества, которые этот предмет может дать в земной жизни.
Поскольку древнее конфуцианское правило гласит, что долг ученика перед учителем выше гор и глубже морей, авторитет иэмото был абсолютно непререкаем. Поступая в школу, ученик добровольно обрекал себя на духовное рабство, которое нередко дополнялось рабством физическим: новичкам доставалась вся грязная работа в доме учителя.
В разраставшихся школах, которые насчитывали порой десятки и сотни человек, иэмото назначали из числа лучших учеников старших инструкторов (сихин), однако оставляли за собой право приёма экзаменов и выдачи лицензий на преподавание. В дальнейшем стали появляться преподаватели нескольких разрядов, которые постепенно передавали своих учеников из младшей группы в старшую. Создавалась иерархическая лестница, в основном копировавшая структуру отношений в самурайских кланах. Как уже отмечалось, новшества и всевозможные нововведения в подобных условиях были почти невозможны, и поэтому школы бу-дзюцу сохранили все свои изначальные особенности до наших дней.
Верность господину и беспрекословное подчинение наставнику стали основой педагогической системы средневековых школ бу-дзюцу. "Когда личность - а не разум, душа - а не рассудок избираются учителем в качестве материала для работы, всё занятие обретает священный характер", - пишет Нитобэ Инадзо в книге "Бусидо. Душа Японии".
"Родители дали мне жизнь, учитель сделал меня человеком", гласит одна из заповедей самурайства. При такой постановке вопроса почёт и уважение, оказываемые учителю, были чрезвычайно велики. "Твои отец и мать подобны небу и земле, - гласит другая заповедь. - Твои господин и учитель подобны солнцу и луне". Нетрудно проследить в этих изречениях кровное родство с широко известными конфуцианскими догмами, на которые опирались правители феодальной Японии.
Обучение в родовых, семейных школах начиналось чуть ли не с младенчества, и от юного неофита не требовалось иных гарантий верности, кроме кровных уз. Традиция оттачивалась из поколения в поколение, достигая в каждом новом отпрыске рода предельного блеска и совершенства. Постепенно семья разрасталась в силу естественного прироста, и обладателями секретов школы значительное число людей. Это была элитарная прослойка рю, приобщённая к "тайным заповедям". В некоторых случаях все они были связаны обязательством никогда, никому и ни под каким видом не выдавать своих особых познаний - на протяжении веков дзюцу бытовало в узких рамках родовой школы. Иногда прославленные мастера благодаря своим ратным подвигам получали назначение на официальную должность придворного или армейского наставника фехтования, стрельбы из лука и т.п. Естественно, вассальный долг обязывал виртуоза не за страх, а за совесть обучать молодых самураев, что он и делал, не посвящая, впрочем, своих подопечных в мицудэн.
В рю, сформированных по принципу профессионального отбора, приём и посвящение осуществлялись по-иному. Многое роднит их с китайскими школами у-шу. Абитуриента, если он не был лично знаком с главой школы, непременно рекомендовал кто-либо из старших учеников. Поступающий должен был представить доказательство своего благородного происхождения из семейства самурая (букэ) или киотской дворцовой знати (кугэ). Далее в процессе собеседования выяснялась степень его физической и духовной подготовки и оговаривались условия занятий (большинство школ были платными). Если беседа заканчивалась обоюдным согласием сторон, поступавший расписывался кровью, а точнее, как было принято на Востоке, ставил фамильную печать под уставом школы. Правила, перечисленные в уставе, варьировали большинство положений Бусидо, делая особый упор на уважении учителя (сэнсэй) и старших по уровню мастерства (сэмпай). В любом уставе требование секретности стояло на одном из первых мест. Нарушение обязательств по отношению к школе каралось смертью. Рю во главе с верховным наставником функционировала во времени и пространстве как некое независимое социальное объединение, братство по оружию. Прошедший полный курс обычно получал сертификат в виде свитка с печатью учителя, но на этом связи со школой не прерывались, ибо считалось, что долг перед наставником оплатить в земной жизни невозможно.
В школах бу-дзюцу, за редким исключением, не существовало специальных тренировочных костюмов. Поскольку полученные навыки должны были находить применение в реальной жизни, самураи приходили на занятия в стандартном "партикулярном" платье. Обычно это были куртка с широкими рукавами ( хаори) и широкие шаровары (хакама), не стеснявшие движений. Непременными деталями служили кушак и повязка на лоб для удержания волос (хатимаки). На занятия полагалось приходить босыми, хотя в быту самураи обувались в мягкие сандалии (дзори) или сандалии в виде дощечек на подставках (гэта). Можно представить себе, с какими сложностями при отражении неожиданной атаки сталкивались опытные мастера, облачённые в парадные одежды - длиннейшее кимоно с рукавами почти до пола и "выходные" удлинённые шаровары (нагабаками) со штанинами, шлейфом, волочащимся по земле!
К обучению в школе воинских искусств (в одной или последовательно в нескольких рю) самурай готовился с детства. Японские дети, несмотря на присущее родителям исконно конфуцианское чадолюбие, всегда росли в суровых условиях. В самурайских домах, как и в крестьянских, мальчишки зимой и летом бегали в лёгком платье с непокрытой головой и босиком, либо в лёгких соломенных сандалиях. Носки (таби) выдавались только к парадным выходным. Отопление, представлявшее собой вмонтированную в пол жаровню с углями, было редкостью даже в замках. Знаменитое стихотворение, в котором критики порой усматривают нотки социальной сатиры, отражало типичную деталь средневекового быта:
Провёл я как-то ночь
В опочивальне князя -
И всё равно продрог.
Вот что пишет автор "Сокрытого в листве" о воспитании детей в самурайских семьях:
"Существуют вполне определённые методы воспитания ребёнка самурайского рода.
С ранних лет нужно поощрять его храбрость, не следует запугивать его или обманывать. Если ещё в детстве он будет мучиться тревогой и страхами, след от нанесённого ущерба останется с ним до могилы. Родители не должны слишком опекать ребёнка, нельзя позволять ему обнаруживать страх при ударе грома, не нужно запрещать ему гулять в темноте. Скверное обыкновение - рассказывать ребёнку страшные истории, чтобы заставить его замолчать, когда он плачет. В то же время, если ребёнка слишком сильно наказывать, он вырастет робким, самоуглублённым созданием. В любом случае необходимо заботиться, чтобы он не приобрёл дурных черт характера".
Рацион взрослых и детей включал в основном рис, редьку, баклажаны и огурцы, сою, кое-какие соленья, моллюсков и рыбу. Мясо, запрещённое буддизмом, потреблялось лишь изредка, после охоты или на званых пирах в замках знати.
С младых ногтей самурая приучали не бояться темноты, одиночества, дикого зверя и нечистой силы. Классическая литература переполнена рассказами о подвигах самураев, торжествующих благодаря своему хладнокровию и мужеству над коварной нечестью. Вкус к выслеживанию, погоне, убийству прививался на охоте. Бесстрашное отношение к человеческой крови впитывалось при упражнениях с мечом на трупах врага, на преступниках в тюрьме, а порой и на не в чём не повинных живых бродягах и нищих крестьянах. К пятнадцати годам, когда подросток проходил обряд инициации и, выбрив лоб, получал два самурайских меча, он уже был вполне подготовлен к карьере воина.
Учитывая подобную подготовку, самураи сравнительно легко переносили физические и моральные тяготы, которые поджидали их на начальном этапе обучения в школах бу-дзюцу. А тяготы были немалые. Месяцами длились скучные, однообразные упражнения. Постановка базовой техники новой школы даже у опытных самураев зачастую отнимали годы. Обучение по ускоренной программе не практиковалось вообще, ибо принято было считать, что каждый поступивший в данную школу (нюмонся) должен вжиться в новую систему, полностью перестроив свой организм. Дважды в год, в зимние холода и в разгар летней жары, по восемьдесят дней проводились усиленные занятия - "сборы", так называемые зимние учения (как-кэйко) и летние учения (сёто-кэйко). В эти периоды тренировки продолжались почти круглосуточно, чередуясь с часами сидячей медитации - практика, пришедшая из дзенских монастырей. Зимой - в снегу босиком и без тёплой одежды, летом - на солнцепёке, в духоте, под дождём. Так проходили "сборы", и точно так же проходят они во многих школах поныне.
Преподавание с точки зрения технических деталей было полностью подчинено канону, который не менялся в течении веков. Малейшая попытка исправить или дополнить мастера рассматривалась как вопиющее нарушение этикета.
Само слово "учиться" (манабу) в японском языке происходит от глагола манэбу, что означает "подражать", "копировать". Таким образом, ученик должен был прежде всего тщательно копировать действия учителя. Далее, слово "тренировка" применительно к воинским искусствам обозначается понятием "закрепление и повторение старого" (кэйко), где под "старым" подразумеваются прежде всего заветы старых мастеров.
Можно утверждать почти наверняка, что школы бу-дзюцу, дожившие до наших дней, абсолютно идентичны если не по укладу, то по методике обучения своим далёким предкам времён феодализма.
Методика преподавания в школах бу-дзюцу была весьма сходна с китайской.
Первый этап - постановка базовой техники (кихон), закладка основ правильных движений: блоков, ударов, стоек, переходов, маневрирования.
Второй этап- разучивание комбинаций (рэндзоку-вадза) из нескольких элементарных приёмов с завершающим ударом или броском (иппон-вадза и самбун-вадза).
Третий этап - разучивание сложных комплексов формальных упражнений с включением многочисленных приёмов (ката), имеющих также и прикладное значение. На этой стадии предполагался активный духовный рост, способствовавший достижению совершенства.
Овладевший всем техническим арсеналом школы проходил посвящение в тайные традиции (мицудэн), если заслуживал того по мнению наставника.
Далее перед ним открывались широкие просторы свободного варьирования сочетаний и приёмов и оттачивания мастерства.
В процессе обучения ученик должен был всесторонне подтвердить свои бойцовские и человеческие качества, достойно зарекомендовав себя перед учителем и старшими собратьями. Соответствующий пояс (хотя система поясов появилась сравнительно недавно), а также дан (степень зрелого мастерства) присуждались либо самим наставником, либо общим собранием старших учеников под председательством наставника. Каждое звание подтверждалось удостоверением вплоть до заключительного сертификата мастера высшего класса (мэнкё).
Обратимся к популярному жизнеописанию знаменитого фехтовальщика XVI в. Цукахара Бокудэн:
У мастера было три сына, которые с детства обучались владению мечом. Пришло время - и отец решил проверить, на что способны его наследники. На шнурке занавески, прикрывавшей вход в комнату, он поместил подушечку, которая должна была упасть пли лёгком колебании ткани. Затем отец приказал сыновьям явиться к нему в порядке старшинства.
Подойдя к двери, старший сын по провисанию шнурка, конфигурации складок и прочим малозаметным признакам догадался, что над входом - какой-то посторонний предмет. Протянув руку, он осторожно снял подушку, раздвинул складки и вошёл.
Средний сын сюрприза не заметил, но когда подушка сорвалась со шнурка, успел поймать её в полёте.
Младший сын рывком откинул занавеску, и подушка шлёпнулась ему на затылок - но прежде, чем она успела коснуться земли, бравый самурай рассёк её надвое мечом. "Ты, сын мой, - сказал Бокудэн старшему, - готов к тому, чтобы стать на Путь меча. Ты, - сказал он среднему, - должен ещё немало потренироваться, а ты, мой младший сын, - позор для нашего рода!"
Среди самураев, не связанных ежедневной службой, популярно было паломничество из школы в школу (муся сюгё) с целью накопления опыта и расширения диапазона бу-дзюцу. Иногда такого рода рыцарские странствия носили агрессивный характер. В жажде утвердить славу непобедимого фехтовальщика самурай, подобно своим европейским коллегам-рыцарям, вызывал на поединок всякого, кто подворачивался под руку. Поскольку основной заповедью в большинстве рю было убийство наповал с первого удара (хиссацу), побеждённому редко приходилось жаловаться на пристрастность судьи или нарушение правил. Если повод для поединка был достаточно важным, противнику посылался официальный письменный вызов с подробным и весьма напыщенным изложением мотивов. Таким же образом решались и споры между конкурирующими школами. Решительное поражение или смерть главы одной рю чаще всего приводили к возвышению другой.
Овладение секретами воинских искусств для самурая было равносильно бесконечному Пути, духовному и нравственному самосовершенствованию во имя наилучшего исполнения долга:
"Тренировке человека нет конца. Бывает, что вы вдруг начинаете чувствовать себя достигшим полного совершенства и перестаёте заниматься тем, чем занимались до сих пор. Между тем, кто хочет быть совершенным, тот всегда должен помнить, что он ещё очень далёк от этого. Только не довольствующиеся уже достигнутым и постоянно стремящиеся к высшим достижениям будут почитаться потомством за лучших людей", - убеждает "Сокрытое в листве".
Так же как истинный художник считает, что лучшая его картина ещё не написана, истинный воин должен считать, что подлинные секреты мастерства ему ещё не доступны, как и горные высоты духа. Хотя буддийские стадии самосовершенствования и не имеют прямых аналогов в воинских искусствах, идея "восхождения" в обоих случаях вполне очевидна. Это восхождение осуществляется по стадиям, которые как бы соответствуют виткам спирали в классической диаграмме, изображающей развитие Вселенной. Спираль, уходящая в беспредельность. Только духовное прозрение, слияние с Пустотой, с Абсолютом и ощущение внутренней гармонии могут сделать человека настоящим Мастером воинских искусств или Мастером чайной церемонии, икэбаны, живописи, поэзии…
|
