Ментальность задает некоторые интенции, познавательные и объяснительные модели, которые не сознаются человеком, но тем не менее оформляют его мысли, побуждения, чувства определенным образом. Когда мы говорим о цивилизационной специфике или о национальной ментальности, национальном характере, мы говорим об особой конфигурации, которая и задает эти характеристики.
В литературе существует устойчивая мысль, что русский человек, Россия заданы в порыве, в движении к чему-то нездешнему, к иному миру. Но если мы начнем выяснять, что необходимо России для реализации своих идеалов, то оказывается, что необходимо быть сильной, мощной империей. Некий идеал, который переживается и культивируется, и те конкретные цели, которые ставятся для его достижения, принципиально между собой не совпадают. Ибо если мы говорим о том, что Россия движется к духовности, к нездешнему миру, то она должна упражняться в аскезе, быть страной с большим количеством монастырей, с теократическим правительством. На самом же деле она ставит совершенно другие цели. Имеет место неосознаваемый, но сущностной, важный конфликт, который, как мне кажется, описывается через категории должного и сущего.
Должное и сущное - особая ценностная структура, с помощью которой переживается мир. Должное человек осваивает с детства, оно воспринимается как спущенная сверху, богоданная природа. Должное не поверяется реальностью и оно априорно. (Априорно не то, что оно прекрасно, а то, что оно долженствует.) Для традиционного человека не встает вопрос, насколько оно хорошо, насколько воплотимо.
Сущее - это некоторая эмпирическая реальность, в которой существует человек. Оно не тождественно объективной реальности, которая существует для человека Нового времени, европейского, буржуазного человека. Объективная реальность ценностно нейтральна, она есть поле для нашей жизни, для совершенствования, развития общества. Сущее же переживается между смысловыми полюсами: с одной стороны это неподлинное, сниженное грехами и несовершенством версия должного, а с другой - неподлинная реальность, которая и в онтологическом, и в ценностном отношении второсортна по отношению к должному. Априорное должное - некий идеал, который переживается как безусловный. Идеал объявляется нормативом. Он - естественная для человека и общества категория. Но можно его воспринимать как некую конечную цель, к которой общество и человек стремятся, но которая недостижима. В средневековой ситуации идеал, то есть должное, объявляется нормой. В каждый момент жизнь каждого человека оказывается в конфликте с идеалом. Конфликт убирается в подсознание. Вокруг этого возникает множество психологических коллизий. Что делать с этим конфликтом? Замечать его, не замечать, проецировать его на своих врагов, противников?
Подлинно истинным является то, что укладывается в должное. То, что его разрушает, не является истинным в некоем высшем смысле. В книге Касьяновой "Русский национальный характер" говорится, что должное на Руси соответствует понятию правды, справедливости. Должное более истинно, чем эмпирическая реальность. Если человек признаёт существование реальности, не соответствующей должному, то он попустительствует злу, пускает его в мир. Если он находит в себе силы не признавать каких-то недолжных моментов, то тем самым не пускает зло в себя, противостоит ему. Человек должен постоянно помнить, что есть нечто, что он не признает. И поскольку сама концепция "должного-сущного" находится в постоянном сложном, драматическом отношении с реальностью, возникает комплекс вины из-за невыполнения должного, из-за того, что человек видит в мире процессы, которые не соответствуют должному.
Традиционное мышление в советский период исходило из морального кодекса строителя коммунизма. Практика, однако, не ответственна и не соотносится с идеалами. Идеал правильный. И если что-то с этим не совпадает, то есть греховность мира сущего. Идеал за реальность не ответственен. Это относится и к советскому, и к дореволюционному периоду. Сущее в его характеристиках не является критерием и способом верификации идеалов. Если при попытках воплощения идеалов в реальной жизни что-то не получается, то это само по себе ни о чем не говорит.
Должное, таким образом, отменяет природу человека и навязывает ему некую высшую природу. Один из компонентов, из которого вырастает должное, на мой взгляд, - монофизитская природа традиционного сознания. Когда происходит манихейское расчленение человека, то одна часть объявляется негативной и ее человек отчуждает, по возможности проецирует на своих врагов. Другая часть, положительная, объявляется подлинной человеческой сущностью. Мир расчленяется на две части, предполагается, что есть на земле должное и есть недолжное, "свет" и "тьма". Свет - это всегда "мы". Никогда не было так, чтобы наш народ, наше общество оказалось бы средоточием тьмы. По понятию "наш человек" соответствует должному. Отсюда хилиастическая тенденция в культуре: раз человек соответствует должному по понятию, то однажды должное воплотится на земле во всей своей полноте. Почему сегодня должное не полностью воплотилось? Враги мешают! Врагами могут быть инородцы, агенты империализма и т.д. и т.п. И если мы всегда по понятию соответствуем должному, то враг по понятию соответствует антидолжному. Сегодняшний пример - как у нас рисуют чеченцев. Первая мифология - чистые герои, вторая - звери, исчадия ада. И первая мифология, и вторая не имеют ничего общего с реальностью.
При анализе традиционного сознания можно увидеть, что должное оказывается смысловым ядром разворачивания универсума, модели космоса. Эти люди выстраивают мир через соотношение должного и сущего. Для человека традиционного знание и оценка нерасчленимы.
Есть закон должного, который и являет собой природу сущего. Но в силу определенных причин сущее пока уклоняется от должного, ибо сущее не имеет своей онтологии. Должное являет собой систему, вбирающую в себя всю онтологию, присутствующую в мире. Только в должном есть онтология, только оно бытийствует в мире. Только приобщаясь к должному, входя в него, мечтая о нем, я обретаю статус истинного. Сущее лишено онтологии, онтология сущего лежит в должном. Мир сущего - не подлинен, подлинный мир - мир нашей мечты, идеалов. Почему пожилых людей так привлекают мексиканские сериалы, в чем была прелесть идеальных фильмов сталинской эпохи, где были бесконечно правильные герои и абсолютно законченные злодеи? В реальной жизни человек ведет себя совершенно по другому: он лукав, он делает карьеру. Но у него есть небесный двойник, который ведет себя так, как герои этих фильмов. Когда пожилые люди смотрят эту назидательную кинопродукцию, они чувствуют себя счастливыми, ибо они приобщаются к идеалу. Пусть этот идеал не реализуется сегодня рядом с ними, в этой точке пространства, но где-то он, несомненно, существует и ведет себя именно так.
В этой типологии сознания есть очень важная категория - уклонения от должного, оценка меры, в какой сущее уклоняется от должного. Когда сущее слишком уклоняется от должного, традиционное общество начинает переживать стресс, подавленность, растут фобии, страхи. Инверсии возникают, когда это уклонение от должного переходит некоторый порог.
Мир сущего нельзя переделать в мир должного. Мир сущего может пресуществиться, преобразиться чудесным образом в мир идеальный только через революцию, через какие-то чрезвычайные усилия. А просто идя путем европейским, путем благоустройства - приводя в порядок свою квартиру, чиня забор, - нельзя построить мир должного. Поэтому русский человек только мечтает о светлом царстве, а живет в том, в каком мы все с вами.
Каковы истоки идеи должного? Это архаический изначальный ритуал. А сущее - отпадение от ритуала. Если поговорить с носителями идеи должного, то о нормативности должного они могут рассказать, а о контурах должного - нет. Оно не имеет имманентных характеристик. Так же как и мир сказочного будущего, мир Опонского царства, мир коммунизма - его нельзя пощупать.
Каждый традиционный человек живет в реальном мире, который существует по принципиально другим законам нежели те законы, которые он называет своими собственными. Должное упорядочивает автомодель (то, каким образом культура осознает себя самое), но совсем не упорядочивает реальный мир. В реальности люди живут по совсем другим законам, которые осознаются как некоторое уклонение.
Если все люди обречены постоянно нарушать должное, то они, во-первых, переживают перманентное чувство греховности, во-вторых, постоянно нарушают законы - мельчайшие, средние, большие. Из этого вытекает возможность ими манипулировать. Из этого вытекают элементарные блага любого начальника самого разного уровня - идеологического начальника, политического, административного. Все мы нарушаем законы должного, мы греховны, но нам эти грехи разрешаются. И эти разрешения несут преимущества тому, кто их дает. Таким образом в сохранении конструкции "должного - сущего" заинтересованы широчайшие пласты людей, которые включены в эту систему, привыкли извлекать из нее свои преимущества. Церковь заинтересована в осознании человеком своих грехов, поскольку она являет себя посредником между человеком и богом. Греховность оказывается фундаментальным обстоятельством, благодаря которому церковь существует. Должное постоянно создается, всем нам известный пример - советская мифология. Это делалось и раньше. Святополк Окаянный, согласно версии, убил своих братьев Бориса и Глеба. Они спокойно приняли это убийство, эту кару, так как он был старший брат. На взгляд человека нового времени это дикое поведение, а для религиозных мыслителей это пример высшего идеала кротости. Братья, идя на заклание, оказывались соучастниками неправедного дела. Их брат совершал преступление против Бога. Но здесь работает иерархический принцип - те, кто выше, не подлежат суду тех, кто ниже. Есть сказание о Эдмунде Ринговиче, которое дает другую версию события. То есть должное всегда формируется либо из чисто мифологической ситуации, либо из реальности, но при этом реальность фундаментально трансформируется, какие-то компоненты из нее убираются. Получается воплощение чистого идеала, и оно и объявляется должным.
Попущение - это те моменты жизни, которые попускаются в силу несовершенства мира. В советскую эпоху попускались такие вещи как приусадебные участки, церковь, рынки. При этом то, что сегодня попускается, завтра может отменяться, запрещаться. Все, кто участвует в этой попущенной части жизни - второсортны ибо не соответствуют должному.
Существуют некие топосы, в которых традиционный человек излагает должное. Представления о национальном характере, народном русском духе - воплощение должного. При этом происходит приобщение к должному. В этих беседах невозможно поставить проблему верификации. Должное как бы спускается с неба и воплощается в нации, народе.
Поскольку должное не выполнимо (и обществом в целом, и каждым субъектом), рождается изъязвленность, чувство вины, неполноценности, метания, неудовлетворенность, комплекс неподлинности своей жизни. Это запускает и механизмы расселения. Идут поиски нового мира, который соответствовал бы должному.
В XIX веке у "бегунов" существовали "паспорта Беловодья". Оно воспринималось вполне реально. Интеллигенция, особенно гуманитарная, самоопределяется в космосе должного. Об этом свидетельствует эволюция среднего советского "шестидесятника" после 1991 года. Идеал не реализовался. Наступившая реальность не воспользовалась той шкалой ценностей, которую предложил бы обществу средний советский интеллигент.
Понятия духовность и быт - пара, которая соответствует должному и сущему. Если духовное является идеальной компонентой, в которой сосредоточено всё хорошее и подлинное, то быт оказывается сферой отпавшей, противостоящей духовному. Соответственно обживанием и упорядочиванием быта занимается человек, к которому приклеивается понятие "мещанин". Он не борется с должным, а просто его для себя отменил, занимается сферой сущего, приводит ее в какой-то порядок. Такой человек лишен традиционалистских комплексов - и тяги к должному, и изъязвленности собственным несовершенством. Последнее двадцатилетие советской эпохи характерно тем, что быт оказался сферой, в которую ушли люди, занявшись его преобразованием, приведением в порядок.
Весь семидесятилетний советский эксперимент был выражением тяги людей к должному. В конце советской эпохи наступило разочарование.
Модель "должного - сущего" восходит к эпохе осевого времени, к появлению идеи абсолюта. Когда формируется какой-то идеал, выясняется, что наличная реальность с ним не совпадает. С этого момента происходит разделение должного и сущего. Это категория каждой монотеистической религии. Россия обрела, восприняла парадигму "должного - сущего" вместе с православием. С какого-то этапа она пронизала сознание всего общество - не только верхнюю культуру, но и сознание общества как целого, стала сущностной, системной характеристикой традиционной культуры.
Понимание мира в категориях "должного - сущего" принципиально противостоит секулярно-рационалистическому пониманию, в котором есть понятие идеала и есть объективная реальность как поле разворачивания человеческой жизни. Есть концепция человека - принципиально и неустранимо несовершенного. Эта модель, это видение мира приходит на смену идеям должного и сущего. События, происходившие в России после реформ Александра II и особенно после революции 1905 года, размывали парадигматику "должного - сущего".
Идеал должного последовательно изживается где-то с 1956 года. Закончилась героическая советская эпоха. Постепенно быт оказывался всё более и более значимой сферой жизни. Сегодня целостные носители концепции "должного - сущего" - ветераны отечественной войны, это поколение. Мы наблюдаем ряд паллиаций, ряд поколений, у которых элементы должного присутствуют, но уже по-другому переживается сущее - не как сниженная, а как какая-то объективная реальность. Сегодня тридцатилетними людьми и теми, кто моложе, антиномия "должное - сущее" уже просто не воспринимается.
Конструкция "должное - сущее" - это сегодня доживающая структура, но она растворена в очень мощном слое общества. И это вещь глубоко значимая. Электоральное поведение зрелой части общества, ее отношение к экономике, к культуре задается пониманием мира в категориях должного и сущего. При разработке социологических опросов это необходимо учитывать.
Когда мы исследуем такие явления как хилиастические ереси, коммунистическая и фашистская идеология и т.п., то для адекватного понимания этих теорий нужно использовать не категории социализма, коммунизма, фашизма, а категории должного и сущего. Глубинным основанием этих идеологических конструктов является потребность воплотить должное. Другое дело, что само это должное в зависимости от особенностей учений понимается по разному.
***
В рамках социально-психологического анализа эта проблема решается с помощью специальных психологических категорий.
Например, категория современной социальной психологии - аттетюд, то есть определенная позиция человека по отношению к окружающей действительности. Оно многосложно. По отношению к одному и тому же объекту человек обладает и ценностными и поведенческими аттетюдами. Экспериментально доказано, что они часто могут не совпадать. Ценностный аттетюд и поведенческий - это перевод на психологический язык категорий должного и сущего.
Общая особенность человека - потребность в осмыслении жизни, самого себя. С этой точки зрения конфликтное отношение между сущим и должным - принадлежность не традиционного общества, а современного. В традиционном обществе эти категории находились в отношении мирного сосуществования. Повседневное бытие определялось в громадной мере групповыми культурными нормами - и в античном полисе, и в первобытной общине, в средневековом цехе. Должное естественно переливалось в сущее, потому что оно очень четко регулировалось нормами повседневного бытия. Что касается той стороны должного, которая связана с духовностью, его трансцендентный аспект, то должное принимало в поведенческом плане форму символического демонстративного поведения.
Чем быстрее идет антропологическое развитие, тем сложнее становится соотносить осмысленную норму с реальной жизнью. И в этом смысле здесь нет ничего специфически русского, это общее явление. Пример - ценностная революция на Западе в 60 - 70-е годы. Опросы показывают: 95% западноевропейцев сознают, что живут в обществе потребления и их это не устраивает. А в реальной жизни идет дальнейшее развитие потребительского общества.
Процесс индивидуализации - другой всемирно исторический процесс, который в Западной Европе, по-видимому, начался с Возрождением, в России, вероятно, намного позже. Происходит отчленение человека от этой групповой пуповины, и он уже не может решать проблемы должного просто следуя групповым нормам. Ему надо решать их самому. Вот тут возникает возможность конфликта.
Русская духовность как идеологема - это тоже специфическая форма конфликта, но, мне кажется, это эскапистская форма, которая развилась, скорее всего, в XIX веке: крайняя подавленность личности, крайняя бедность ее жизненных возможностей, отсутствие автономии индивида. Жизнь плоха, но человек знает, что она плоха, человек знает, где правда, он может убить и ограбить, но потом он идет в церковь, жертвует деньги и т.п. Сам факт, что он знает, где правда, а это особенность русской культуры, дает ему некоторое самоутверждение, самоутешение. Это психологический эскапизм. И в форме эскапизма в данной ситуации выступает конфликт сущего и должного.
***
Речь идет о старой проблеме, которая встала перед человеком с момента его появления: обеспечение выживаемости через постоянное преодоление конфликта, противоречия, раскола между двумя аспектами его жизни. С одной стороны - внутренняя потребность следовать некоторым ценностям, сконцентрированным в сложившейся культуре, носящих возможно сакральный характер, осознаваемых как необходимость. Кем задана эта необходимость - тотемом, богом, начальством, непреодолимым внутренним стремлением, инерцией истории и т.д. в данном случае не имеет значения. Важно, что она носит характер нравственной презумпции. С другой стороны - постоянная угроза неспособности, реальная неспособность воплотить эти ценности с достаточной полнотой. Проблему можно выразить как несоответствие должному эмпирического бытия (категория сущего к этому имеет лишь опосредованное отношение, которое требует особого анализа). Проблема несводимости акта деятельности и эмпирического бытия - всеобщая проблема человечества. Но она имеет свою историю, свою специфику в каждой культуре, возможно в субкультуре. Все драмы человеческой жизни, вся повседневность разыгрываются между этими полюсами. Между ними формулируются смыслы, новые решения. На определенном этапе люди вообще пришли к выводу, что это противоречие неразрешимо. Вспомним категорический императив Канта. У нас не философский семинар, чтобы решать эту проблему на категориальном уровне, мы ее решаем, конкретизируя до российской культуры, ее определенной исторически-преходящей формы. В архаичной культуре она решалась как отпадение повседневной жизни от нравственного долга. Например, интеллигенция всегда мучилась своим "отпадением" от народа и т.д. и пыталась любыми средствами его преодолеть. Историю российского общества можно описывать как периодическое отпадение, олицетворяемое властью и церковью, погружение в греховную реальность, "воровство", где вызревает другое должное. Должное и греховная реальность менялись местами. На Западе эта проблема решалась в процессе постоянного совершенствования формирования синтеза (медиации). Докладчик не сформулировал иерархический характер проблемы и не указал место своего исследования в ней. Отсюда и проблематичность, смещенность терминологии и расплывчатость предмета, что не создало благоприятных предпосылок для концентрации дискуссии на узловых проблемах. Это привело к тому, что многие воспринимали его доклад как элемент общей концепции культуры, экзистенциальную концепцию человечества.
В действительности проблема доклада навеяна спецификой государственной как досоветской, так и советской идеологии, которая безуспешно пыталась соединить статичные ценности традиционализма с реальными и желаемыми ценностями, связанными прежде всего с модернизацией. Эти попытки сталкивались с расколом, в частности между теми ценностями, которые власть пыталась превратить в массовые, и их нереализуемостью.
Эта проблема существует и сегодня, и поэтому должна быть предметом рассмотрения некоторой иерархии наук. Здесь важную роль должны играть исследования сути этой проблемы через категории свободы и необходимости, через необходимость, вырабатываемую человеком (или навязанную ему) и возможностью эту необходимость воплощать, через оппозицию категорий "возможность - потребность" и т.д. Это должно помочь сформулировать методологическую основу для культурологического анализа, где эта проблема рассматривается на материале культуры, в частности, культуры конкретной страны в конкретное время, возможно в конкретной субкультуре общества, группы и т.д., где исследователь сталкивается с гигантским разнообразием. На примере доклада можно видеть, как необходимо конкретное исследование проблем российской культуры, доклад одновременно показал и скрытые методологические трудности движения по этому пути.
Список литературы
И.Гр.Яковенко. Механизм нормативизации ценностей в культуре, их конфликт в сегодняшней ситуации.
|
