.
1. Типы политической культуры
В современном мире наблюдается большое разнообразие национальных типов политических культур. В целях их исследования и классификации необходимо иметь адекватный инструмент, то есть некую идеальную модель (или модели) политической культуры. Из чего же она должна состоять? Принимая во внимание основные положения структурно-функционального подхода к анализу политических систем Г. Алмонд и С. Верба в качестве основных объектов ориентации выделили политическую систему в целом, ее «вход» и «выход» (то есть требования и поддержку, а также реакцию на принимаемые решения и их реализацию), индивида как политического актора. По их мнению, каждой модели политической культуры (каждому «идеальному типу») соответствует своя комбинация ориентации на эти объекты.
Исходя из этих посылок, Г. Алмонд и С. Верба выделили три основных модели («идеальных типа») политической культуры:
- «Парохиальная» (parochialculture) политическая культура (иногда ее называют приходской, традиционной, патриархальной). Этот тип политической культуры характеризуется пол-. ным отрывом населения от политической системы, полным отсутствием знаний о ней. В таких обществах отсутствуют специализированные политические роли, основные акторы (вожди, шаманы и др.) реализуют одновременно и политические, и экономические, и религиозные функции. Кроме того, не дифференцируются политические, экономические и религиозные ориентации населения. Преобладает территориальная и социально-культурная идентификация: человек идентифицирует себя, в первую очередь, как часть локального сообщества (рода, деревни и т.п.).
- «Подданическая» политическая культура (subjectculture). Этому типу политической культуры свойственно пассивное политическое поведение, ориентация на господствующие официальные ценности и нормы, отсутствие самостоятельного осмысления этих ценностей. В целом у людей преобладает своего рода потребительско-патерналистское отношение к политической системе: члены сообщества либо ожидают благ, либо боятся наказания. Такой тип политической культуры можно встретить в обществах, где отсутствует четкое выделение входных каналов политической системы, а индивиды не рассматривают себя в качестве политических акторов.
- «Партисипаторная» политическая культура (participantculture) или культура участия (активистская политическая культура). «Партисипаторному» типу политической культуры свойственно активное участие индивидов в политической жизни, основанное на достаточно высокой политической грамотности граждан и их убежденности в способности повлиять на процесс принятия политических решений посредством собственного участия. Такие общества характеризуются относительно высокой степенью функциональной дифференциации: различные сферы общественной жизни относительно автономны, а подсистемы достаточно развиты и разветвлены (в частности, политическая подсистема).
В современном мире эти типы политической культуры в чистом виде отсутствуют. В частности, в демократических странах невозможно в чистом виде найти партисипаторный тип политической культуры: «граждане демократических стран редко живут в соответствии с этой моделью. Их нельзя назвать ни хорошо информированными, ни глубоко включенными в политику, ни особо активными, а процесс принятие электоральных решений является чем угодно, только не процессом рационального расчета».
В действительности национальные политические культуры сочетают в себе различные типы, то есть являются смешанными. Комбинации этих типов могут быть разные. Г. Алмонд и С. Верба при сравнительном изучении политических культур задались вопросом, существует ли демократическая политическая культура, то есть некий набор ориентации, который благоприятствует стабильности демократии то есть «подходит» демократической системе.
Их основной вывод заключался в том, что наиболее оптимальным для стран стабильной демократии является смешанный тип политической культуры, выявленный в Великобритании и США, — гражданская политическая культура (или политическая культура гражданственности). В рамках этой культуры «многие граждане могут быть активным в политике, но многие другие играют более пассивную роль подданных даже у тех, кто исполняет гражданскую роль, качества подданных и прихожан не полностью вытеснены... Это означает, что активный гражданин сохраняет свои традиционалистские, неполитические связи, равно как и пассивную роль подданного. Политическая деятельность представляет собой лишь часть интересов гражданина, причем, как правило, не очень важную их часть. Сохранение других ориентации ограничивает степень его включенности в политическую деятельность и удерживают политику в надлежащих рамках. Более того, ориентации прихожанина и подданного не просто сосуществуют с ориентациями участника, они пронизывают и видоизменяют их. Так, например первичные связи важны в становлении типов гражданского влияния. Кроме того, взаимопроникающие структуры общественных и межличностных связей имеют тенденцию воздействовать на характер политических ориентации — делать их менее острыми и разделяющими».
Согласно Г. Алмонду и С. Вербе, для гражданской культуры характерны два «противоречия»: 1) между высокой оценкой своей потенциальной влиятельности на политические решения и более низким уровнем реального влияния; 2) между степенью распространения вербального признания обязательности участия граждан в политической жизни и реальной значимостью и объемом участия. Эти два противоречия, по мнению авторов «Гражданской культуры», помогают понять, каким образом в странах стабильной демократии разрешается дилемма, оптимальное сочетание сторон которой крайне важно для поддержания стабильности: между активностью и влиятельностью неэлитных групп и их пассивностью и невлиятельностью, между властью правящей элиты и ее подконтрольностью и ответственностью. С одной стороны, бездеятельность обыкновенного человека помогает обеспечить правящие элиты властью в той мере, которая необходима для эффективного решения проблем. С другой стороны, роль гражданина, как активного и влиятельного фактора, обеспечивающего ответственность элит, поддерживается благодаря его приверженности нормам активного гражданства и его убежденности, что он может быть влиятельным политическим актором.
Таким образом, гражданин в стране с гражданской политической культурой является потенциально активным. Он не выступает как постоянный участник политического процесса, редко активен в политических группах, но при этом обладает резервом потенциальной влиятельности. То есть он считает, что в случае необходимости может мобилизовать свое социальное окружение в политических целях. Гражданин, живущий в такой стране, в большей степени склонен поддерживать на высоком и постоянном уровне политические связи, входить в какую-либо организацию и участвовать в неформальных политических дискуссиях. Эти виды деятельности сами по себе не указывают на активное участие в процессе принятия политических решений, но делают такое участие более вероятным.
Каждый из предложенных Г. Алмондом и С. Вербой идеальных типов политической культуры на практике, как считали авторы типологизации, отражает специфику той или иной «идеальной» субкультуры. Особое сочетание этих субкультур обуславливает национальные особенности политической культуры в той или иной стране. На основе анализа результатов социологических исследований они сделали попытку описать примерные пропорции, в которых сосуществуют субкультуры, соответствующие идеальным типам, в национальных полит тических культурах. Примерная «формула» гражданской культуры выглядела следующим образом: 60% «участников», 30% «подданных» и 10% «парохиалов». Были также выделены и другие «формулы», соответствующие авторитарной переходной системе, «демократической» доиндустриальной системе и т.д.
Приведенная «классическая» типология политической культуры и идея гражданской культуры вызвала серьезную критику со стороны различных исследователей. В частности, критику вызвали методы измерения наличия или отсутствия гражданской политической культуры/ Например, во время социологического исследования респонденту предлагалось отметить черты его страны, которыми он гордится, поскольку Г. Алмонд и С. Верба выдвинули гипотезу, что гражданская культура предполагает высокий уровень гордости населения за свою страну и в особенности за ее политическую систему (один из показателей легитимности). Наиболее высокий уровень был в Великобритании и США. Вместе с тем авторы не учитывали разные исторические и общекультурные традиции различных стран, а также смысловую нагрузку тех или иных выражений, используемых при выработке инструмента (в частности, например то, что слово «гордость» имеет несколько разное значение в рамках различных культур).
О несовершенстве предложенной типологии и исследовательского инструмента свидетельствует и тот факт, что модель гражданской политической культуры, результаты операционализации этого понятия и применения предложенного инструмента приводили порой к парадоксальным выводам. В частности, по мнению некоторых советологов, они во многом отражали советскую реальность. Политическая культура США и Великобритании оказывалась во многом идентичной 'политической культуре СССР. Вместе с тем сам подход к анализу политической культуры, основанный на сравнении «реальных» политических культур с идеальными типами, следует признать достаточно плодотворным.
Г. Алмонд предложил и другую типологию политической культуры, а точнее, выделил два «полярных» типа политической культуры, основанных на дополнительном критерии (наличие или отсутствие консенсуса). По этому критерию политические культуры можно разделить на поляризованный и консенсусный типы (большинство национальных культур можно расположить на оси от поляризованного к консенсусному типу).
В поляризованной политической культуре преобладают крайние право- и леворадикальные ориентации. К центру относятся только 25% населения, в то время как к крайним — около 45%. Нет согласия большинства по поводу приоритетных ценностей развития. Консенсусная политическая культура базируется на согласии большинства. В ней превалируют центристские, умеренные ориентации (примерно 55%), лишь около 10% граждан занимают радикальные позиции.
В настоящее время использование данного критерия (наличие или отсутствие консенсуса) является достаточно распространенным и дает неплохие результаты. Вместе с тем типологическая схема, основанная на выделении различных совокупностей политических ориентации, также получила дальнейшее развитие.
Так, например голландские исследователи Ф. Хьюнкс и Ф. Хикспурс в середине 1990-х гг. пытались усовершенствовать типологию политических культур Алмонда и Вербы, дополнив ее новыми типами: «гражданская партисипаторная культура» (civicparticipantculture), «клиентелистская культура» (clientculture), «протестная культура» (protestculture), «автономная культура» (autonomusculture) и «культура наблюдателей» (spectatorculture). Эти типы политической культуры также необходимо рассматривать как идеальные типы, отражающие основные характеристики субкультур, представленных в рамках национальных культур.
Исходя в целом из заданной Г. Алмондом и С. Вербой схемы операционализации понятия «политическая культура», Ф. Хьюнкс и Ф. Хикспурс предложили следующую совокупность индикаторов измерения этого явления. В качестве индикатора ориентации в отношении политической системы в целом (про- или антисистемной) они рассматривали степень интереса индивидов к политике. В качестве индикатора ориентации относительно «выхода» системы использовался уровень доверия к государственным институтам и управленческому аппарату. Индикатором ориентации относительно собственной политической компетентности выступала оценка возможности личного участия и зависит от социально-демографических и социально-статусных характеристик. В частности, гражданская субкультура имеет достаточно широкое распространение только среди высокостатусных категорий населения, автономная и партисипаторная субкультуры также широко представлены среди представителей высших социальных групп, а также лиц с высшим образованием и мужчин, клиентелистская, паро-хиальная и подданическая в наибольшей степени распространены среди представителей низкостатусных групп.
Анализ динамики особенностей национальных субкультур за три десятилетия (конец 50-х — начало 60-х гг. — начало 90-х гг.) позволил сделать следующие выводы. «Гражданская» культура, для которой характерны относительно высокий уровень доверия населения к представителям власти, относительно высокий интерес к политике, осталась важным типом политической субкультуры в Великобритании и США, а также широко распространилась и в Германии. В англосаксонских странах по сравнению с 60-ми гг. стала менее распространенной «гражданская партисипаторная» субкультура, для которой характерно отсутствие доверия к государственным служащим в сочетании с высоким уровнем интереса к политике.
В западных странах появилась и сохраняется «автономная культура», для которой характерно отсутствие доверия властям при невысоком интересе к политике. Наряду с этим в этих обществах постепенно исчезают пассивные типы политической субкультуры (парохиальная и подданическая).
2. Политическая культура как социально-историческое явление
Политическая культура — составная часть общей культуры, совокупный показатель политического опыта, уровня политических знаний и чувств, образцов поведения и функционирования политических субъектов: интегральная характеристика политического образа жизни страны, класса, нации, социальной группы индивидов. В современной отечественной и зарубежной политической науке имеются различные подходы к трактовке как самой «политической культуры», так и ее структурных элементов. Здесь существует широкий спектр определений и формулировок, примерно до пятидесяти. Термин «политическая культура» впервые употреблен немецким философом — просветителем И. Гердером в XVIII в. Впоследствии, особенно в конце XIX—начале XX вв., данная категория активно использовалась различными научными школами. Более глубокое осмысление политическая культура получила в работе американского ученого Г. Алмонда «Сравнительные политические системы» (1956 г.). В дальнейшем основной вклад в разработку теории политической культуры внесли С. Верба, М. Крозье и другие. Отечественные обществоведы активно включились в разработку проблем политической культуры в начале 70-х годов.
Политическая культура — сложное и многогранное явление, имеет много особенностей как в историческом, так и в национально-культурном и идейно-политическом измерениях. В данной работе мы остановимся лишь на социальном, структурном аспекте и исторических особенностях политической культуры России.
Социализация человека проходит во всех сферах жизни общества: в экономической, социальной, политической и духовной. В политической сфере одну из важнейших функций политической социализации выполняет политическая культура. С одной стороны, в процессе социализации каждый человек формируется как социокультурное существо, а с другой, он, являясь носителем политической культуры, включается в многогранный и динамичный процесс политических отношений.
Политическая культура включает в себя следующие составные элементы, которые сформировались в течение многих сотен лет, десятилетий и поколений:
— познавательный — политические знания, политическая образованность, политическое сознание, способы политического мышления;
— нравственно-оценочный — политические чувства, традиции, ценности, идеалы, убеждения;
— поведенческий — политические установки, типы, формы, стили, образцы общественно-политической деятельности, политическое поведение;
— ценностные отношения — общекультурные ориентации, отношение к власти, политическим явлениям.
Эти элементы обусловлены социально-экономическими, национально-культурными, общественно-историческими и другими долговременными факторами. Они характеризуются относительной устойчивостью, живучестью и постоянством.
Характеристика составных элементов.
1. Познавательный элемент - предполагает знание и понимание гражданами политических интересов — личных, коллективных, государственных, общественных, региональных, глобальных; Конституции и законов страны, программных положений основных политических партий и других общественно-политических сил; сложившихся в стране политических отношений, происходящих политических событий и явлений. В политические знания входит знание сущности, функции и структуры основных государственных, партийных и общественно-политических органов и организаций, основных политических норм и процедур; форм и способов участия граждан в общественно-политической жизни, в управлении обществом и государством; основных политических процессов международной жизни.
Политическая культура неразрывно связана с общенациональной культурой, социокультурными, национально-историческими, религиозными, национально-психологическими традициями, обычаями, стереотипами, мифами, установками. Так, наряду с символами самодержавия и народности в формировании и укреплении русского государства важную роль сыграла православная церковь. Она выступала духовной опорой русских, противостояла мусульманскому Востоку и католическому Западу. Пропагандировалась постоянно концепция о Москве как «новом Вечном Городе, наследнице Рима и Константинополя». Церковная иерархия постоянно предупреждала царей об их священном долге превратить Московию в «новую христианскую империю». Таким образом, в формировании идей о величии России, ее масштабности, патриотизме и преданности отечеству — Руси-матушке, особом пути России и т. д., которые составили важнейшие компоненты политического сознания россиян, важную роль сыграла и православная вера. Подтверждением этого является и то, что многие атрибуты и символы православной церкви стали одновременно и символами российской государственности (храм Василия Блаженного, храмы в самом Кремле, храм Христа Спасителя, Исаакиевский собор). Церковь возвела в ранг святых выдающихся деятелей, которые в строгом смысле не являлись ее служителями (Св. Ольга, Св. Владимир, Александр Невский и другие).
Неотъемлемой частью политической культуры являются элементы политического сознания, прежде всего доминирующие в данном обществе или наиболее распространенные среди членов данной социальной группы. К ним, прежде всего, необходимо отнести укоренившиеся представления о разных аспектах политической жизни общества: о политической системе, ее отдельных институтах; о политическом режиме и т. д. Устойчивые политические представления, составляя часть политической культуры, способны играть весьма существенную роль в социальной практике, во многом определяя состояние политического сознания. По свидетельству историка Н. Эйдельмана, «Идея высшей царской справедливости постоянно, а не только при взрывах крестьянских войн присутствовала в российском народном сознании. Как только несправедливость реальной власти вступала в конфликт с этой идеей, вопрос решался в общем однозначно: царь все равно «прав»; если же от царя исходила неправота, значит, его истинное слово искажено министрами, дворянами или же этот монарх неправильный, самозванный и его нужно срочно заменить настоящим...».
2. Исключительно важными характеристиками политической культуры являются политические чувства, традиции, ценности, идеалы, убеждения, т. е. нравственно-оценочный элемент. Особое значение имеют оценочные суждения человека, выражающие его индивидуально-личностное отношение к явлениям политики и власти.
Наиболее устойчивыми являются традиции в политической культуре. В известном смысле традиции выступают как объективное, не зависящее от воли людей явление. «Люди сами делают свою историю, — констатировал К. Маркс, — но они делают ее не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых».
В традициях отлагаются те элементы предшествующего политического опыта, которые объективно отвечают интересам и целям общества. Политические традиции представляют собой способ передачи образцов политического сознания и поведения, сформировавшихся под влиянием социальных факторов. Для России свойственны традиции византийского православия, варягов, вооруженной борьбы, уравнительного общинного подхода в хозяйстве, а следовательно, — преимущественного внимания к распределению благ.
Попытки использовать традиции и их интерпретацию в политических целях были всегда в центре ожесточенной идеологической дискуссии и борьбы. Достаточно четко она уже проявилась в середине XIX в., когда реакция попыталась приглушить традиции, накопленные населением в ходе крупных общенациональных выступлений. Задача реакции — вытравить эти традиции, представить революцию как «стихию безумия». «Задача реакции — заставить население забыть те формы борьбы, те идеи, те лозунги, которые в таком богатстве и разнообразии рождала революционная эпоха».
И в настоящее время бурная полемика идет вокруг событий прошлого и недавнего прошлого, породивших те или иные традиции. Одни политические силы поднимают значение идей демократии, самодеятельности населения, самоуправления, другие — идей покорности, фатализма, пассивности. Все это полностью относится и к сегодняшней России. Совершенно очевидно, что формы борьбы законодательной власти с исполнительной, поведение различных партий, блоков и организаций в 1992—1993 гг. определялись существующими традициями страны и одновременно породили много новых.
Для современной России, которая переживает переломный период своей истории, представляет наибольший интерес вероятное проявление традиций, имеющих непосредственное отношение к политике.
— В собственно политической области это — недоверие (или наоборот, доверие) к государству, к политической власти, к господствующим или правящим классам и слоям, политической элите; приверженность к индивидуальным и коллективным свободам; муниципальные и коммунальные вольности; общественно-политическая активность населения или его отдельных слоев, участие в решении общественных местных или общенациональных проблем; понимание общенациональных целей и размаха активности и борьбы на этом уровне; завоевание позиций и деятельность, в различных звеньях представительной системы.
— В области форм политического действия и политической борьбы—цивилизованные приемы полемики и дискуссии; способность выслушивать оппонента, убеждать и переубеждать при помощи рациональных аргументов; искусство компромисса, маневра и союзов, активные формы давления на законодательную, исполнительную власть и политические партии, использование прессы и средств массовой коммуникации; манифестации, демонстрации, митинги, массовые выступления и движения в защиту тех или иных требований и интересов; «завоевание улицы», забастовки — локальные и общенациональные, экономические и политические; использование наиболее эффективных и решительных форм борьбы; мобилизованность, солидарность, взаимопомощь; социальные союзы.
Нравственно-оценочный элемент политической культуры включает в себя ценности, идеалы, убеждения. Политическая культура проявлялась прежде всего в понимании и "искании российским человеком социального идеала. Наиболее яркое отражение социальный идеал нашел в политическом менталитете. Менталитет (от лат. mens — ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) — глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное. Менталитет — совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом. Менталитет формируется в зависимости от традиций, культуры, социальных структур и всей среды обитания человека. Поэтому под менталитетом понимается еще и национальный способ видеть мир и действовать в определенных обстоятельствах.
Остановимся на некоторых аспектах социально-политического идеала в истории русского менталитета.
Во-первых, идеал нашел отражение в самом слове. Средневековая и основанная на ней народная культура мышления была вообще идеалистична, для которой за словом «идеализм» скрывается не только понятие об идее, но и представление об идеале. В русском сознании идеал представлен как категория нравственная («правда»), а не как категория знания — «истина». Идеал видели не в будущем (которого просто «нет»), а в другом месте, отсюда — известные с давних времен «хождения за правдой» в Беловодье. Идеал представлен не во времени, а пространственно, наполняя собою другое место. Он не творится нами, а сосуществует с нами, его можно отыскать, найти, т. е. дойти до него.
Во-вторых, в литературе неоднократно отмечалось тяготение русского человека к абсолютному идеалу, без которого он не может существовать. Эту мысль хорошо выразил Л. П. Карсавин: «... абсолютность идеала и сознание, что идеал лишь тогда ценен, когда целиком претворим в жизнь, истинно философское понимание един-: ства теоретической и практической истины... При отсутствии веры в идеал мы опускаемся до звероподобного бытия, в котором все позволено, или впадаем в равнодушную лень. При недостатке энергии, вообще нам свойственном, возлагаем надежды на то, что «все само образуется», сами же и пальцем не хотим двинуть, пренебрегая окружающей нас эмпирией, которою не стоит заниматься, раз предстоит абсолютное. При избытке энергии — лихорадочно стараемся все переделать, предварительно выровняв и утрамбовав почву».
В-третьих, в политической культуре России нашла отражение проблема соотношения абсолютного и относительного идеала. Она получила свое развитие в труде П. И. Новгородцева «Об общественном идеале». Он писал, что в политике нельзя достигнуть совершенства, нельзя избавиться от затруднений. На месте старых несовершенств вырастают новые. Не видно впереди ясного горизонта: перед нашим взором открывается лишь безбрежный океан.
И парламентаризм, и референдум, и социальные реформы, и социальное воспитание с точки зрения условий и практической деятельности оправдали себя. Но опыт их применения показал, что каждое из этих средств имеет лишь значение относительное. Потерпели крушение не временные политические средства, а утопические надежды найти безусловную форму общественного устройства. Нет такого средства в политике, которое раз и навсегда обеспечило бы людям жизненное совершенство жизни.
Разрабатывая проблему абсолютного и относительного в осуществлении общественного идеала, П. И. Новгородцев подчеркивает, что в отношении к миру условной действительности абсолютный идеал всегда остается требованием: никогда это требование не может быть полностью осуществлено, и потому его осуществление может быть выражено только формулой бесконечного развития. На всех путях и ступенях этого развития проявляется стремление к абсолютному; но каждый раз это стремление заканчивается лишь относительным приближением к идеалу. Таков закон исторического прогресса.
В-четвертых, социальный идеал нашел свое отражение в политическом менталитете русских социалистов-утопистов Герцена, Чернышевского, Белинского, Огарева и других. Социальный идеал русских социалистов-утопистов был по существу интернациональным явлением. В то же время он закономерно приобретал особые формы. Противоречивость эта проявилась в том, что основной формой утопического социализма в России закономерно оказался социализм крестьянский («русский», общинный, народнический). Самый важный и самый больной вопрос всякой утопической — социалистической теории — вопрос о соотношении идеала и действительности. Поэтому не случайно на протяжении всей истории утопического социализма России его представители мечутся между идеалом и действительностью. В своих теоретических разработках они отдают предпочтение то одному (идеалу), то другому (действительности), пытаясь рассматривать пути социалистического преобразования существующей российской действительности то преимущественно через призму идеала, то исходя лишь из действительности.
Марксистский идеал социализма был реализован на практике в России и других странах, хотя не лучшим образом. Но каким бы неадекватным социалистическому идеалу ни было поведение революционных масс, их трагедия связана прежде всего с последствиями личностных деформаций. Оттого-то нашим поколениям нередко трудно понять логику политического поведения поколений предшествующих, их традиции и привычки, различные оттенки политического сознания классов и социальных групп. Дух самого времени чаще всего не воспринимается нами в соответствии с критериями того времени, даже вроде бы недалеких годов. Проявлением политического поведения саморазрушающейся личности стал отказ не только от деформированного социализма, но и от идей социальной, справедливости и равенства. Нереализованным с первой попытки социализм оказался не потому, что его идеалы противоестественны, а потому, что претворялись в жизнь не по-социалистически. Но пока на Земле будут существовать бедные и богатые, социалистические идеалы останутся объективно необходимыми. К тому же идеалы всегда служили основой политического доверия к субъектам политики — государствам, партиям, лидерам, а политическая действительность предполагала их ответственность за оптимальность разрешения противоречия между идеалом и возможностью его реализации.
3. Структура политической культуры не ограничивается нравственными оценками. Она имеет исключительно важный поведенческий элемент, который предполагает осознанное участие граждан в обсуждении проектов государственных и партийных документов, в референдумах и плебисцитах; в выборах субъектов законодательной, исполнительной и судебной власти; в работе различных государственных и общественно-политических органов и организаций (штатно или на общественных началах); в других конкретных видах, кампаниях, мероприятиях общественно-политической деятельности, а также членство в политических партиях, общественно-политических организациях и движениях.
Существенным аспектом поведенческого элемента политической культуры являются типичные для общества или группы политические установки. Политическая установка — это отношение субъекта к политическим явлениям, она способствует переводу представлений и ценностей в плоскость их практической реализации. Примером политической установки, дающим представление об особенности политической культуры России, является отношение избирателей к авторитарной системе правления, долгие годы господствующей в нашем обществе и не преодоленной полностью до настоящего времени. Ярким подтверждением этого явились президентские выборы 1996 года, которые показали, как глубоко внедрено в сознание людей влияние элементов феодализма и общее представление относительно политического правления. Комбинация многовекового феодального и самодержавного правления, а также командной системы, существовавшей многие годы Советской власти, послужила питательной средой для пассивности масс.
4. В структуре ценностных отношений политической культуры выделяют общекультурные ориентации, отношения к власти, политическим явлениям.
Характер и направленность общекультурных ориентации раскрывает место политических явлений в структуре ценностей личности, группы, общества. Значение мировоззренческих ориентации состоит в том, насколько выбор политических позиций человека зависит от испытываемых им предпочтений к индивидуальным или коллективным ценностям. Так, история России показывает в отличие от государств Запада, испытавших на себе воздействие капитализма, что жители нашей страны веками ориентировались главным образом на нормы общинного коллективизма. Он воплощал в себе примат интересов семьи, общины, сословия, коллектива, класса, государства, общества перед целями и ценностями отдельной личности, потребностями индивида. Интегративным показателем явилось то, что, по словам П. И. Новгородцева, среди важнейших ценностей для российского человека на первый план выдвигался идеал не свободы, а равенства. И эта традиция в советском обществе получила дополнительный импульс со стороны тотального контроля государства над личностью и коллективистских начал, утверждаемых советской властью в общественной жизни. В настоящее время все чаще утверждается, особенно средствами массой информации, что на основе радикальных преобразований в обществе в направлении его капитализации в сознании человека уже произошла замена коллективистских установок на индивидуалистические, а идея справедливости вытеснена идеей свободы. Такие выводы, вероятно, преждевременны. Целесообразно говорить лишь о тенденции складывания предпосылок подобного процесса.
Политическая культура предстает как результат длительного поиска различными поколениями политических ценностей и идеалов, тщательного их отбора в ходе апробации и закрепления на практике.
Будучи целостной, монолитной, политическая культура вместе с тем выступает как внутренне противоречивое, сложное явление. В ней всегда представлено творческое (новое) и рутинное (остаточное от прошлого), устойчивое и изменчивое, целостное и частичное. От ражая мучительный поиск и отбор новых идеалов, путей и способов их реализации, она содержит массу конфликтов, противоречий между личностным и общественным, идеалом и установкой, целого и частного, мотивом поведения и самим поведением. Благодаря этому она способна ориентировать людей на политические действия или без действия.
На уровне личности наиболее адекватным выражением сущности политической культуры выступает кодекс ее поведения, стиль деятельности как участника политического процесса. Этот кодекс в конечном итоге обусловлен ее ценностными представлениями о политических явлениях и воплощается на практике. В нем одновременно присутствует и общепризнанный и индивидуально неповторимый элемент.
Исходя из наличествующей политической культуры личности можно говорить о ее политической зрелости (или незрелости — инфантильности). Политически зрелую личность отличает мировоззренческая убежденность (иморализм в одной и той же голове расценивается как шизофрения), гражданственность, проявляющаяся в сознательном, постоянно присутствующем интересе к политическим процессам, событиям, в потребности в расширении и обновлении политических знаний, самостоятельности политического анализа и принятии индивидуального решения, в чувстве ответственности за судьбы своей страны и, наконец, в участии в политической деятельности. И если общество со стабильной политической системой может позволить себе освободить часть своих граждан от прямого и непосредственного участия в политическом процессе, то для нынешнего российского общества, находящегося в глубочайшем и всестороннем кризисе, политическая пассивность его граждан может привести к его полному развалу. Отсюда следует, что политическая культура населения — это тот фундамент, на основе которого должна строиться реальная практическая политика. Можно согласиться с мнением о том, что если политика не учитывает имеющуюся в обществе культуру, то она либо отторгается населением, либо искажается до неузнаваемости.
Традиционное и индустриальное общества, сосуществующие в одно и то же время, дали современному миру два основных типа политической культуры: тоталитарный и демократический.
Для тоталитарного типа характерны унифицированность политического сознания и поведения, жесткость предписаний со стороны государства, расхождение слова и дела политической элиты, а значит и рядовых граждан. В обстановке массовых репрессий в сознании последних в качестве нормы поведения утверждается принцип «не высовываться!»
Демократическая политическая культура предполагает в наличии плюрализм политических субъектов, мнений, установок, типажей поведения. Более того, она санкционирует, возводит в повседневность принцип «согласие быть не согласным». И как следствие включает в себя толерантность, означающую не просто терпимость к чему-то и кому-то иному, но и готовность с ним (этим иным) взаимодействовать, вбирать в себя наиболее рациональное.
Можно ли сегодня говорить о каком-то определенном или ведущем типе политической культуры для российского общества? Все исследователи едины во мнении: переходное состояние самого общества определяет и переходный характер политической культуры в нем, наличие в разных комбинациях как элементов тоталитарной культуры, так и ростков демократической. Чаще всего применительно к политической культуре нынешней России используется термин «авторитарно-коллективистская». Однако этим отнюдь не исчерпывается характеристика современной политической культуры российского общества. В ней столько специфического, уходящего корнями вглубь истории и в нынешнее состояние страны, что можно по праву говорить об особом генотипе российской политической культуры и о культуре вообще. Часть этих черт и обстоятельств, вызвавших их, была рассмотрена ранее. Особо остановимся на геополитических и исторических факторах, обусловивших то своеобразие российской политической культуры, которое характеризует ее и сегодня.
Буферное положение России (Руси) между Европой и Азией издавна сделало ее объектом экспансии как с Запада, так и с Востока, местом пересечения двух социокультурных типов: европейской и азиатской, или, по терминологии К. Кантора, личностно-центрической, ставящей в центр внимания личность, ее свободу, естественные права и т. д., и социоцентрической, ориентирующейся на общество, коллектив, государство. При этом взаимодействие этих двух социокультурных типов в российском обществе весьма своеобразно: оно предполагает не просто переплетение, взаимообогащение содержанием обоих типов, но и непрерывную борьбу между ними. По словам В. Ключевского, «из древней и новой России вышли не два смежных периода нашей истории. А два враждебных склада и направления нашей жизни, разделившие силы русского общества и обратившие их на борьбу друг с другом вместо того, чтобы заставить дружно бороться С трудностями своего положения». Возникающие на этой основе дуализм, двойственность, противоречивость и конфликтность политической культуры наиболее рельефно находит свое отражение и по сегодняшний день в противоборстве «западников» и «почвенников», западной модели развития и модели самобытного пути России.
Внутренняя противоречивость, антиномичность — удел и русской души, что превосходно было схвачено Н. Бердяевым, писавшем: «И в других странах можно найти противоположности. Но только в России тезис оборачивается антитезисом, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма. В этой душе — симбиоз анархизма и этатизма, готовности отдать жизнь за свободу и неслыханного сервилизма, шовинизма, интернационализма, гуманизма и жестокости, аскетизма, «ангельской святости» и одновременно «зверской низости».
Фактически весь исторический процесс древнерусского государства «работал» на это своеобразие русской души и политической культуры. Длительное существование самоуправляющихся республик на севере страны, складывание свободного казачества — вольных землепашцев — волков южных рубежей обусловливало неприятие закрепощения крестьян как «должного», а равно и государства, власти «по убеждению», формировало анархические наклонности, нигилистическое отношение к власти, праву. Одновременно, продолжительное угнетение населения со стороны золотоордынских князей, неоднократные «смуты» и связанный с ними социальный и политический хаос сориентировали в конце концов народ — потенциального анархиста — на государство и его поддержку. Вехой в этой эволюции рассматривается Куликовская битва, знаменующая осознание народом простой истины: лучше быть под своим князем, чем под чужим — и понимание необходимости крепкой государственной узды, по словам П. Новгородцева.
Будучи дочерней цивилизацией по отношению к Византии, Россия восприняла от нее не только православие, но и культуру, прежде всего имперскую идею, реализация которой привела к превращению страны в многоэтническую, разноязыкую империю. Удержать целостность такой огромной империи можно было только с помощью деспотической власти, сильного централизованного государства. Понимание данного обстоятельства подводило к осознанию необходимости подчинения власти и государству. При этом власть терпели, не принимая сердцем, что отражалось в негативном отношении населения к ее представителям, особенно к чиновникам. Тем не менее всегда и особенно после развала СССР мощное централизованное государство в сознании многих людей воспринималось и воспринимается как основное историческое достижение русского народа и его союзников.
Утвердившийся авторитаризм в сочетании с многочисленными феодальными пережитками породил, в первую очередь, стихийный монархизм в индивидуальном сознании, клиентизм как проявление приоритетности ненормальных связей политической элиты. Одновременно с этим формируется патернализм населения, ведущий в конечном итоге к массовой политической инертности, что в условиях отсутствия демократических форм связи между властью и гражданами укрепляет уже имеющийся правовой нигилизм последних.
Из Восточно-Римской империи массовым сознанием был воспринят и своеобразный космополизм — надэтничный, наднациональный характер как самой политической власти, так и государственности. Это обстоятельство проявилось прежде всего в интернациональном подходе к формированию политической и интеллектуальной элит народов, входящих в состав империи, и, в конечном итоге, обусловило и по сей день отсутствие русского государства и неразвитость политического сознания русского народа.
Прерывность истории российского общества, многочисленные и разнообразные революционные потрясения, крестьянские войны, восстания на протяжении длительного времени определили ориентацию его политической культуры на революционное отрицание предыдущих этапов ее развития, норм и ценностей» в ней доминирующих. И в настоящее время существенно поменялись местами прежние и новые ценности, ценности «добра» и «зла». На смену тотальному отрицанию капитализма пришло восторженное подражание ему, заимствование даже тех ценностей, которые давно перестали быть таковыми на Западе. Безработица, эксплуатация, спекуляция, культ денег и наживы воспринимается определенной частью общества как нормальные, положительные явления. И напротив, гражданское равенство, социальная справедливость, альтруизм, патриотизм, ответственность государства и власти перед гражданами, духовность и другие привычные ранее ценности теперь рассматриваются замшелыми и даже неприличными. И все же на фоне отрицания коммунизма и дальнейшего углубления экономического, политического и духовного кризиса в сознании многочисленных людей утверждается скептицизм, безверие и разочарование в новой власти, политической элите. Иными словами, прежние политические ценности вытеснены, а новые еще не утвердились, возникший вакуум не заполнен новыми, приемлемыми для нынешнего общества идеями. В качестве таких идей все больше сегодня предлагаются идеи защиты государства, учета региональной и исторической специфики страны, патриотизма и др.
Экстремальные условия России, ставящие ее в течение длительного времени на грань выживания, породили мобилизационный тип политической культуры общества, ориентирующий на достижение чрезвычайных целей. С использованием чрезвычайных средств в рамках чрезвычайного времени. Вот почему столь широко распространены в обществе идеи экстремизма, революционаризма, жертвенности, склонности к силовым методам решения вопросов и одновременно не популярны идеи компромиссов, консенсусов, переговоров и т. д. В сочетании со слабостью демократических традиций, незрелостью парламентаризма и многопартийной системы данные обстоятельства объясняют отсутствие навыков блокирования, союзов политических субъектов (политических партий, движений, социальных групп, лидеров) даже в период выборов. Личные амбиции становятся преобладающими над политической целесообразностью.
Таковы характеристики российской политической культуры, заданные геополитической и исторической спецификой России и определяющие в значительной мере ее своеобразие и сегодня, в конце XX столетия. Вместе с тем на содержание и уровень развития современной политической культуры российского общества главное влияние оказывают те процессы, которые происходят в нем сегодня:
— радикальные изменения основ экономической, социальной, политической и духовной жизни, массовые перемещения в Россию различных групп населения из Ближнего зарубежья и возникновение вследствие этого новых межэтнических, демографических, территориальных и иных образований;
— изменение и усложнение социальной структуры общества, появление в ней новых социальных групп, рост имущественного неравенства, усиление вертикальной и горизонтальной мобильности;
— наконец, расширение информации и на ее основе переоценка уроков прошлого, настоящего и перспектив будущего.
Все эти процессы диктуют необходимость серьезной модификации мировоззренческих, оценочных и поведенческих ориентиров людей, т. е. всех компонентов политической культуры.
3. Патернализм в политической культуре России
Значимой чертой российской политической культуры является патернализм. Этот термин произошел от латинского слова paternus — отцовский. В современной трактовке патернализм понимается как доктрина и деятельность с позиций «отеческой заботы» по отношению к слоям и группам, менее защищенным в социальном и экономическом отношениях.
Еще совсем недавно патернализм называли «показной предпринимательской благотворительностью в целях создания иллюзии заботы об интересах трудящихся для ослабления классовой борьбы.и подрыва рабочих организаций».
Отход от догматизма в общественных науках и появление новых методологических подходов, в том числе цивилизационного и антропологического, позволили сегодня обратить пристальное внимание на эту черту политического поведения, свойственную российской общности. Однако не следует забывать, что, будучи доминирующим компонентом общества традиционного типа, патернализм может проявляться и в самых модернизированных европейских социумах, поскольку первичной матрицей любого общества была культура патриархальная. Например, современные французы отцом нации именовали Шарля де Голя, а дядюшкой — Миттерана.
Во всем мире политика — это сфера деятельности, которая организует общество, регулирует, контролирует отношения людей и социальных групп. Но если функциональные узлы везде идентичны, то наполняясь связью с определенной культурой, они обретают собственные формы. Ключ к пониманию конкретных социальных процессов лежит в реконструкции связей социального действия с общим культурным подтекстом. Знание культуры общества, его типологических особенностей дает возможность постигнуть его прошлое, осознать настоящее и предвидеть будущее.
Корни патерналистической традиции в русской культуре, в том числе и политической, следует искать в далеком прошлом, для чего необходимо вступить в диалог с этим прошлым. Но диалог возможен только при условии, что язык общения понятен обеим сторонам, и что, общаясь с другой эпохой, вы не говорите на разных языках, при этом находясь в глубоком убеждении, что постигаете истину.
Основой традиционной культуры важнейшей социальной ячейкой аграрного общества была патриархальная семья. Во главе ее стоял дед, или большак. Вместе с ним жили его сыновья со своими семьями и взрослыми детьми, а также его братья с потомством. Общая численность такой семьи могла насчитывать несколько десятков человек. Большак в семье был носителем традиционных ценностей векового опыта народа. Поэтому его авторитет был непререкаем.
Существование большой семьи долгое время было экономической необходимостью, обусловленной климатом средней полосы России, где короткое лето нередко заставляло почти одновременно проводить разные полевые работы. Трудовой ритм способствовал выработке мобилизационных форм общежития, для которых наиболее адекватной чертой властных отношений в семье был авторитаризм.
Имущественные отношения, оставлявшие за главой семьи полное право распоряжаться всеми средствами крестьянского двора, налагали на него большую ответственность и требовали выполнения ряда функций в общественной, хозяйственно-бытовой и морально-психологической сферах.
В общественной сфере он представлял семейные интересы в сношении с внешним миром: общиной, соседями, старостой, барином. В хозяйственно-бытовой сфере — управлял собственностью, давал задания и контролировал их исполнение. За ним закреплялись функции поощрения и наказания, контроля за соблюдением нравственных норм. Фактически речь идет о властных отношениях авторитарного типа в первичной ячейке общества.
Проявление властных отношений естественно для человека. Оно заложено глубоко в биологических, природных и социально обусловленных началах его сознания и реализуется на всех уровнях общественных отношений, в том числе семейных. Командование и исполнение — вот два главных принципа власти. Сосредоточение командных функций за авторитетом, в данном случае за главой патриархальной семьи, оставляет всем домочадцам только функции исполнения. В такой ситуации человек не испытывает потребности чувствовать себя личностью, он перекладывает ответственность за свою судьбу на семью, государство, власть, он уходит от индивидуальной ответственности, а значит и от свободы. «Культура русского человека отличается внутренней безответственностью и жесткой внешней ответственностью» — таков вывод культурологов.
Суровость жизненных реалий не оставляла места сентиментальности. Глава семьи был вправе распоряжаться жизнью домочадцев по своему усмотрению, а они должны были принять любое решение как неизбежность, поскольку такое поведение гарантировало выживание семьи как целостности.
Обусловленные природно-климатическими условиями патерналистические черты закрепились в русской крестьянской культуре. Православие освятило эти отношения авторитетом церкви. Таким образом, патернализм стал аксиомой, культурным архетипом, закрепленным в российской ментальности и политической культуре.
На эту типологическую черту российского общества было обращено внимание исторической мысли еще в XIX в., начиная с известного утверждения Н. Карамзина о том, что в России самодержавное правление есть отеческое правление.
Чем объяснить переход от ориентации на идеалы Просвещения в начале века как на некий общечеловеческий образец общественного устройства, к поиску своей, национальной модели государственного патернализма?
Объективные причины, обусловившие этот курс, связаны с тем, что царствование императора Николая I совпало с общественной трансформацией, как бы ее ни называли: сменой феодально-крепостнического строя капиталистическим, или традиционного индустриальным, или промышленной революцией, или капиталистической модернизацией.
Однако, несмотря на экономические, технологические и социальные инновации, сознание массового человека оставалась на уровне культуры патриархальной. А либерализм европейского типа, привитый элитной культуре, стал трансформироваться под натиском обстоятельств внутреннего и внешнего порядка.
Первое. К внешним обстоятельствам следует отнести изменения, которые произошли в Европе. Вместо обещанного просветителями XVIII в. идеального общества, основанного на разумных основаниях и проводящего в жизнь великие лозунги свободы, равенства и братства, реальностью века XIX-го стал капитализм с его неприкрытой жаждой наживы и безразличием к тем, кто не преуспел в борьбе за существование.
Это привело к тому, что для русского общества идеал Европы, долгое время служившей ориентиром развития, потускнел. Взглянув с иных позиций на мир, значительная часть образованной России стала искать идеалы в другом месте. Например, в собственном прошлом. По этому пути отправились как царское самодержавие, так и часть фрондерствующей интеллигенции, известной под именем славянофилов.
Вторая группа обстоятельств связана с опытом исторического развития самой России. Как регулярные попытки реформировать ее по европейским образцам, предпринимаемые в предшествующее столетие и в начале XIX в. правящей династией, так и первый революционный опыт — восстание декабристов, были неудачны и привели к осознанию необходимости искать иные пути, нежели те, что предлагал европейский вариант модернизации.
Победа русского оружия в войне с Наполеоном укрепила национальную гордость, консолидировала общество и выступила стимулом в поисках своего пути развития.
Третья группа обстоятельств обусловлена изменениями в культуре общества. Трансформируется социальный носитель русской элитной культуры: рядом с дворянином все увереннее культурное пространство занимает разночинец, который демократизирует духовную жизнь России и придает ей все более народный оттенок.
По времени это совпало с тем этапом диалога европейской и российской культур, когда российская культура стала выходить из состояния только принимающей стороны, начинает утверждать свою значимость, претендовать на самостоятельное место в культурном мире и резко расширяет пространство своего влияния. Не случайно именно 20-е годы XIX в. считаются началом «золотого века» в российской национальной культуре.
Борьба за духовную независимость сопровождалась ростом русофильских настроений и неприязнью к ранее доминировавшей в диалоге европейской культуре значительной части общества.
Четвертая группа причин связана с началом капиталистической модернизации России. Индустриальная волна несла в Россию не только технический прогресс, но и массовый психологический дискомфорт, связанный с процессами урбанизации, пролетаризации, маргинализации общества. Менялась социальная структура, формировались новые социальные слои и классы. Отпадение масс людей от устойчивых систем коллективных представлений всегда сопровождается падением нравов, ростом преступности, пьянством, хулиганством, бессмысленной жестокостью. Срочно требовалось обеспечить вхождение новых элементов жизни в устойчивую картину мира традиционного массового человека. Лучше всего это сделать, придав новому вид старого, а потому привычного и понятного.
Таким образом, создавая индустриальное общество, т. е. осуществляя общемировую тенденцию развития, Россия одновременно усиливала свою ориентацию на традиционные культурные ценности.
Патернализм, как поведенческий стереотип, — пронизывал политическую культуру образованного общества. Естественно, что его проявления обозначались понятиями, адекватными времени. Наиболее распространенными словами, отражавшими разные стороны патернализма, были ПОПЕЧЕНИЕ и ПОКРОВИТЕЛЬСТВО, а также производные от них.
Анализ текстов, вышедших из-под пера крупнейших деятелей эпохи Николая I — как известных представителей элиты, так и «массового человека» из образованного общества, — позволил создать семантический ряд, реконструировать систему представлений, доказывающих патерналистический характер их политической культуры.
Патернализм, как базисное основание, реализовывался в следующих категориях: заботливость, надзор, поощрение, защита, благотворение, воспомоществование, пожертвование, облегчение, благоснисхождение, дарение. Эти и другие отглагольные формы существительных показывают специфику политического мышления правящей элиты, суть которой в деятельности с позиции «отеческой заботы», опеки старшего над младшим. Еще в большей степени это заметно в словосочетаниях, где сказуемые и существительные дополняются определениями. Например: ревностное попечение, благотворная защита, непосредственный надзор, непосредственное покровительство, возможное воспомоществование, отеческое правление, ободрительные меры, дарение прав, испрошение благоснисхождения, правительственное воспомоществование и пр.
Современные исследователи эпохи Николая I обратили внимание на разительное совпадение ряда политических сюжетов XIX и XX вв. Российской истории. С. Мироненко, крупнейший специалист в этой области исторического знания, отметил, что «Изучать эпоху Николая I очень интересно в сравнении с тем, что происходило в России в XX веке. Это не прямые параллели... Но есть какие-то принципиальные положения, которые переходят из XIX века в XX век».
Действительно, история советского периода подтверждает устойчивость патерналистических традиций в России. Все дети младшего школьного возраста были октябрятами — внучатами Ильича. Четверть века страной управлял «отец народа» — И. В. Сталин. Партийные органы осуществляли функции опеки, надзирая, поощряя и наказывая граждан, руководствуясь нормами морального кодекса строителя коммунизма, а не Конституции СССР и Уголовного кодекса.
Актуальность проблем патернализма подтверждается и событиями наших дней, когда сложившаяся в постсоветский период ситуация продемонстрировала потребность народа в опеке со стороны государства, в гарантиях социальной помощи и защиты, которые он рассматривает как нечто априорное, как обязательную функцию власти.
Некоторые исследователи видят в этом проявление особой субкультуры — культуры бедности, связывая ее с политикой советского государства. Не отрицая влияния государственной политики советского периода, смеем предположить, что сама эта политика — результат действия стереотипов поведения, культурных традиций, психологических установок и теоретических воззрений, превалировавших в российской ментальности. В связи с этим уместно прислушаться к Т. Зелдину, обратившему внимание историков на то, что «...изменчивость лишь одна из характеристик жизни. Можно воскрешать прошлое, но можно и показывать, что в действительности прошлое живо».
Культурологический аспект исследования политической истории России позволил найти в ней сильный компонент традиционализма, в том числе патерналистические традиции, которые можно отнести к «коллективному бессознательному», то есть архетипу культуры, усвоенному человеком в процессе социализации, и который управляет его поведением на уровне подсознания.
Знание основ истории политической культуры общества, в котором живешь, позволит рационально объяснить свой политический выбор или политическое поведение, сделать его осмысленным и рациональным.
4. Политическая культура современной России
Существенные подвижки в общественной жизни, произошедший «сверху» и диктуемый «вниз» отказ от прежних ценностей рождает в сознании человека чувство эфемерности, скоротечности повседневности, ощущение преходящего и непостоянного характера всего, что есть. Утверждается прагматический принцип «использовал — выбросил», который распространяется на все: на отношение человека к человеку, человека к власти, к идеям, представлениям, понятиям.
Все названные обстоятельства ставят человека в сложные условия выбора. Положение усугубляется тем, что все его социальные связи нарушаются очень быстро, а социальные институты (семья, государство, школа, религиозные организации, средства массовой информации и т. д.) рекламируют разные, подчас противоположные ценности.
Сложность процесса переориентации людей на новые ценности усиливается и психологическим моментом. Любой человек усваивает не любые ценности, а лишь те, которые исходят от значимого для него субъекта, будь то другой человек или любой из перечисленных выше социальных институтов.
В результате воздействия множества факторов как исторического (отдаленного или близкого), так и современного плана политическая культура нынешнего российского общества внутренне противоречива. В ней представлено множество субкультур. Это: авторитарная и демократическая, элитарная (политической элиты, чиновничества) и массовая (рядовых граждан), либеральная и консервативная, социалистическая и буржуазная и т. д. Субкультуры наличествуют в каждой социальной группе. Так, исследование культуры выяснило в молодежной среде три ведущие тенденции. Первая характерна для молодых людей, занимающихся мелким бизнесом. Они ориентированы на деловую хватку, беспринципность, корпоративность, нарушения правовых и политических норм. Вторая тенденция проявляется в деятельности «люберов», «гопников», исповедующих «культ физической силы», оружие и примитивные социалистические идеалы. В условиях политической нестабильности они, будучи привлеченными различными политическими силами, могут стать опасными для общества. Наконец, третья тенденция обнаруживается в среде большей части молодежи, ориентирующейся на продвижение по социальной и служебной, лестнице, получение необходимого для этого образования, лояльное отношение к политической власти и правопорядку.
Однако особенность современного этапа политической культуры российского общества не столько в разнообразии субкультур, сколько в том, что значительное их число охвачено скрытой или явной борьбой, столкновением. Основными линиями конфронтации выступают демократизм-авторитаризм, социализм-капитализм, централизм-регионализм, глобализация-изоляционализм, анархизм-этатизм и т. д. Многообразие таких линий свидетельствует об отсутствии политического базового консенсуса, общенационального согласия (о надломе «этнического поля», по выражению Гумилева), в конечном итоге о болезненном разладе между различными социальными группами, ставящими под сомнение успешность реформирования общества, социальную и политическую стабильность в нем.
Таким образом, политическая культура современного российского общества находится в состоянии своего становления, испытывая серьезное воздействие со стороны геополитических и исторических факторов и радикальных преобразований, происходящих в нем сегодня.
Свое предназначение в качестве инструмента консолидации общества и его переустройства политическая культура может выполнить лишь при условии преодоления конфронтационности различных в ней направлений, взаимодействия их на основе общей объединяющей идеи, поиски которой сегодня активно предпринимаются всеми политическими силами.
Современное российское общество — это, во-первых, общество, в котором произошла стратификация по типу классового деления, которая характеризуется различием функций, положения, прав и способов жизни; во-вторых, общество с набором полноценных, замкнутых в себе популяций или сегментов; в-третьих, современное общество, которое понимается как стратифицированное не в сословном, а в функциональном отношении (Н. Луман).
Поэтому в России существуют все типы политической культуры и ее субкультуры: харизматическая, подданническая, активистская. Однако доминируют патриархально-подданническая и подданническо-активистская.
По мнению многих исследователей, особая роль государства в России объясняется своеобразием ее геополитического положения и изначальной этнической неоднородностью, что вызывало необходимость в жесткой силе, способной структурировать и организовать географическое и социальное пространство. «Реальность страны такова, что огромность пространства служила причиной усиления централизованного государства. Разнородные этнонациональные, конфессиональные, культурные и иные общности, нередко конфликтовавшие между собой... оказывались заинтересованными жить под крышей империи. Сильное централизованное государство служило объединяющим все эти общности началом... В этом плане в России не было каких-либо негосударственных структур и норм, призванных обеспечить порядок, целостность и жизнеспособность общества».
Такая вседовлеющая роль государства сформировала ситуацию, в которой индивид и общество выступали не как полноправные акторы, а как пассивные субъекты политического процесса. Интересы личности изначально приносились в жертву коллективному благу, понятия «личное» и «общественное» выстраивались как взаимоисключающая оппозиция, антагонизм. Вытекающий из специфики государственности характер государственной власти (тотальность, контроль за всеми сферами жизни, отчужденность от общественной сферы) формировал неоднозначные установки в отношении нее в массовом сознании: с одной стороны, завышенные ожидания от власти (причем не столько в форме конкретных правил и законов, регулирующих общественную жизнь, сколько в виде конкретной помощи и поддержки), а с другой стороны, страх, недоверие и ненависть. Такое амбивалентное отношение к государству и власти, нечеткость разделения государственной и других сфер жизни послужили причиной и одновременно результатом мифологизации политики, персонализации власти (характерно, например что большинство российских политических партий, организаций, движений формировалось вокруг известных личностей, получивших популярность на экономическом, общественном или политическом поприще).
Таким образом, складывался негативный многовековой опыт: существование в крайне неблагоприятных для внутреннего мира условиях, не поддающихся изменениям, сформировало способность к достижению особой приспособляемости к внешним обстоятельствам. Сформировалась склонность скорее подстраиваться под среду, а не изменять ее.
Активное начало проявляется скорее в бунтарском, нежели в протестном поведении, то есть в эмоциональных, по большей части взрывных и разрушительных действиях в отличие от рациональных, планомерно преобразовывающих действительность.
В целом обычным, стабильным состоянием общественного сознания в России является ориентация на приспособление к окружающему миру, выживание в существующих условиях, а не их переустройство.
Все вышеперечисленные обстоятельства позволили сделать вывод, что «в условиях тотального запретительства и укрощения естественных человеческих устремлений сформировался тип людей социально апатичных, отчужденных, иронично-скептичных»18. Эту цитату можно обобщить как модель тоталитарного сознания, созданного средой и воспроизводящего элементы тоталитарной политической культуры на всех последующих исторических этапах.
Особенности национального менталитета, согласно представителям монистического подхода, сформировали основные черты советской политической культуры: общинность трансформировалась в коллективизм, ориентация на власть — в этатизм и патернализм, пассивность — в апатию, патриархальность — в персонификацию власти, мифологизированность стала основой для советской веры в светлое будущее, мессианство — в представления о ведущей роли СССР в мировой политике.
По мере проведения систематических исследований, взгляд на советскую политическую культуру начинает усложняться. Возникнув первоначально в работах западных авторов, новый взгляд на политическую культуру советского и российского общества начинает утверждаться и в отечественных исследованиях (П. Вайля и А. Гениса, П. Кречмара, В. Паперного, Л. Ионина и др.). Особенно популярной становится идея раскола. При многообразии подходов к анализу этого явления, когда рассматриваются периоды и причины его возникновения, главенствующей становится точка зрения о модернизационном расколе, вызванном антагонизмом между процессами модернизации и традиционалистскими ценностями.
Именно этот раскол в различных его модификациях и в настоящее время, по мнению многих ученых, определяет специфику современного состояния российской политической культуры.
Эта специфика заключается в неинтегрированности и фрагментированности политической культуры России. Отечественные исследователи отмечают характерную для политической культуры России гетерогенность, отсутствие национального согласия по базовым социально-политическим проблемам, наличие конфликтующих субкультур.
В 1990-е гг. проводились многочисленные социологические исследования, выяснявшие отношение россиян к происходящим в стране переменам, их установки к новым социальным условиям, политическим институтам и т.п. Опросы показали, что в конце 1990-х гг. наблюдались разочарование в демократических идеалах и всплеск патерналистских установок. Это дало основание многим ученым считать, что подъем демократических настроений был лишь временным эпизодом, в целом не подрывающим авторитарную традицию российской политической культуры. Другие ученые полагают, что эти тенденции обусловлены разочарованием россиян в результатах проводимых реформ, итогом которых стал кризис во всех областях жизни. И если в восточноевропейских странах отмечается поддержка демократических институтов, даже несмотря на низкую эффективность экономических реформ, а престиж демократических идеалов при этом остается по-прежнему высоким, то в России основы политической лояльности иные. Поддержка гражданами политического режима «оказывается в зависимости от степени удовлетворения их конкретных потребностей со стороны властей. Поэтому низкие оценки деятельности органов власти и демократически институтов в России сопровождаются неверием в их будущее. Рождается противоречие: низкая легитимность российской политической системы вытекает из неэффективности политического курса, проводимого руководством страны, в то время как нелигитимность правления препятствует проведению эффективной политики. Преодоление этого кризиса зависит от того, в какой мере элементы «гражданской культуры» укоренены в массовом сознании».
Итак, можно сделать вывод, что политическая культура России включает в себя разнородные пласты и множество элементов, которые с трудом укладываются в рамки традиционных типологий и классификаций. Ее многослойность и гетерогенность, проявляющаяся в существовании множества субкультур, фрагментарность и многомерная конфликтность (то есть наличие размежевании по нескольким осям) осложняют процесс изучения. Тем не менее наличие данных особенностей не свидетельствует о неприменимости «классических» подходов к исследованию политической культуры России. Их выявление лишь подчеркивает необходимость адаптации «классических» моделей к анализу российского политического процесса.
Список литературы
Алмонд Г., Верба С, Гражданская культура и стабильность демократий // Полис. 1992. № 4. С. 122—134.
Гаджиев К. Размышления о политической культуре современной России // Мировая экономика и международные отношения. 1996. №2.
Гаджиев К.С. и др. Политическая культура: теории и национальные модели. М., 1994.
Грунт З.А., Кертман Г.Л., Павлова Т.В., Патрушев С.В., Хлопан А.Д. Российская повседневность и политическая культура // Полис. 1996. № 4.
Гузименко Д. Политическая культура России: преемственность эпох // Полис. 1994, № 2.
Пивоваров Ю. С. Политическая культура пореформенной России. М., 1994.
Политический процесс: основные аспекты и способы анализа: Сборник учебных материалов / Под ред. Мелешкиной Е.Ю. – М., 2001.
Политология. Энциклопедический словарь. М., 1993.
Российская историческая политология. Курс лекций: Учебное пособие / Отв. ред. С.А.Кислицын. – Ростов н/Д, 1998.
Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М.: Совпадение, 1998. С. 90—94, 163—194.
Соловьев А. Политическая культура // Кентавр. 1993. № 6.
Щербина Н.Г. Архаика в российской политической культуре // Полис. 1997. №5.
Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Countries. Princeton, 1963.
The Civic Culture Revised/ Ed. by Almond G., Verba S.. Boston: Little Brown, 1980.
|
