Прелюдией к катастрофе, приведшей к капитуляции Франции в июне 1940 г., были события, развернувшиеся в Скандинавии в апреле-мае.
Политическое и военное руководство Франции и Англии весной 1940 г. начало проявлять определенную озабоченность перспективами ведения войны с Германией. Странная война принимала тревожный характер для франко-английской коалиции. Штабы союзников располагали сведениями о готовившемся наступлении вермахта против Франции. В Париже и Лондоне военные стратеги все с большим вниманием рассматривали различные варианты военно-политических акций союзников, которые могли бы отвлечь силы Германии от франко-германского фронта на другие театры военных действий. Один из таких вариантов предусматривал вовлечение в войну Норвегии и Швеции. Идея использования Скандинавии в качестве «периферийного» театра военных действий была встречена политическим и военным руководством Великобритании и Франции с необычным для союзников единодушием. В докладной записке главнокомандующего сухопутными войсками Франции генерала Гамелена, представленной им в правительство 16 марта 1940 г., говорилось, что союзники должны осуществить давление на Швецию и Норвегию и заставить их прекратить поставки стратегического сырья Германии. «Перед угрозой подобной ситуации Германия может решиться действовать и с оружием в руках вступить в Швецию. В этом случае мы должны быть готовы к отпору...», - писал Гамелен. Он подчеркивал, что «необходимо вынудить Германию отказаться от выжидательной позиции, которую она занимает в настоящее время».
28 марта 1940 г. на заседании верховного совета союзников представители Великобритании и Франции решили направить правительствам Норвегии и Швеции официальные ноты, в которых должно было быть указано, что союзники ведут войну не только в своих собственных интересах, но и в интересах малых стран, что они резервируют за собой право принять меры, которые они сочтут необходимыми, в целях лишения Германии возможности получения ресурсов из скандинавских стран. Действия правительств Норвегии и Швеции, направленные на заключение политических или экономических соглашений с Германией, Великобритания и Франция намеревались расценивать как недружелюбные акты. Верховный совет союзников принял решение начать 5 апреля минирование норвежских территориальных вод и проведение операции военно-морского флота Великобритании в этих районах против германского судоходства. Кроме того, намечались операции флотов союзников в Ботническом заливе.
8 апреля корабли военно-морских сил Англии и Франции вышли в норвежские воды и установили там минные поля. Одновременно на суда были посажены английские войсковые части для высадки десантов в Норвегии. Французское командование готовило две дивизии для операции на Скандинавском полуострове.
Однако события, развернувшиеся в Норвегии, опрокинули планы англо-французских союзников. Фашистская Германия, не ожидая действий Великобритании и Франции, предприняла решительные акции по захвату Норвегии. На рассвете 9 апреля 1940 г. германские войска вторглись на территорию Дании, не встретив сопротивления датской армии. Вечером того же дня правительство Дании капитулировало.
В Норвегии события развивались по-другому. Немцы, используя воздушные и морские десанты, в первый же день операции захватили важные плацдармы и в последующие два дня заняли основные города Норвегии, в том числе и столицу Осло. Однако правительство не капитулировало, норвежская армия оказывала оккупантам разрозненное и слабое сопротивление.
Интервенция Германии в Норвегию вызвала досаду в политических и военных кругах Англии и Франции, поскольку командование вермахта упредило действия союзников. Но в то же время вовлечение германских сил на Скандинавский театр военных действий соответствовало замыслам союзников. У.Черчилль, являвшийся в то время первым лордом адмиралтейства, заявил в палате общин: «...Господин Гитлер совершил огромную стратегическую ошибку... и мы крупно выиграли от того, что произошло в Скандинавии.
9 апреля днем в Лондоне было срочно проведено внеочередное заседание верховного совета союзников, на котором обсуждалось положение, сложившееся в Норвегии в результате вторжения немцев. В принятом решении указывалось, что союзники немедленно направляют в Норвегию свои войска для ведения операции против германских десантов. Был намечен состав экспедиционных англо-французских сил.
14 апреля первый эшелон союзных войск был десантирован в Северной Норвегии в районе Нарвика. Кроме того, части союзников были высажены в Центральной Норвегии (Намсус).
Однако действия союзных войск проходили вяло, что вызывало недовольство французского правительства, обвинявшего английское командование в нерешительности. 22 и 27 апреля лидеры Франции и Англии обсуждали развитие операций в Норвегии на заседаниях верховного совета союзников. Были приняты решения об улучшении общего руководства военными действиями и о наращивании союзных сил в Норвегии. На заседаниях верховного совета обозначились серьезные расхождения во взглядах участников коалиции на ход боевых действий.
Союзные войска терпели неудачи и в начале мая были эвакуированы из района Троанхейма и Намсуса. Потерпев поражение в Центральной Норвегии, союзники не оставили надежд на успехи в районе Нарвика.
Но наступление вермахта против англо-французских войск во Франции, начатое 10 мая, поставило перед руководством англо-французской коалиции новые острые проблемы. Норвежская операция приобрела второстепенный характер для воюющих сторон. 20 мая У. Черчилль, ставший премьер-министром Великобритании, высказывал мысль о прекращении военных действий в Норвегии. 28 мая Нарвик был взят союзными войсками. Но уже 5 июня началась, а 8 июня закончилась эвакуация английских и французских войск из района Нарвика. Норвежская операция закончилась поражением англо-французской коалиции.
Поражение в Норвегии показало серьезные просчеты в политических и стратегических замыслах англо-французских союзников. Провоцируя вторжение вермахта в Скандинавию, политическое и военное руководство коалиции не предусмотрело возможности решительных и быстрых действий противника. В результате этого стратегическая инициатива была захвачена Германией.
Норвежская операция продемонстрировала, что политические и военные деятели, как Великобритании, так и Франции не понимали изменений, которые произошли в методах ведения боевых действий. Они переоценивали возможности военно-морского флота Великобритании и недооценивали возможности военно-воздушных сил Германии, действовавших в тесном взаимодействии с сухопутными войсками. Английское правительство, ответственное за проведение норвежской операции, не решило вопроса о едином командовании на театре военных действий. Взаимодействие между войсками союзников было слабое. Более того, не было достаточной координации между командованием сухопутными силами, авиации и флота самой Англии.
Захват Норвегии гитлеровской Германией имел серьезные военные, экономические и политические последствия. С занятием Норвегии Германия обеспечила прикрытие северного стратегического фланга, контроль над всей Скандинавией, а также изолировала Швецию от всякого влияния на нее Англии. Германия в течение всей войны монопольно владела экспортной железной рудой Швеции, а из Норвегии вывозила в большом количестве лес, продовольствие и различные минералы. Занятием норвежских баз и аэродромов был нанесен серьезный удар английской блокаде в Северном море. Улучшилась система базирования немецких подводных лодок. В западногерманской историографии распространен тезис, что Германия была вынуждена начать агрессию против Дании и Норвегии, что это была превентивная акция, предпринятая с целью предотвращения оккупации Скандинавии англо-французскими войсками. Версия о превентивных акциях вермахта в Норвегии направлена на оправдание агрессивных действий фашистской Германии.
Истина заключается в том, что обе империалистические группировки одновременно готовили вторжение на Скандинавский полуостров. Особенность замыслов англо-французских союзников состояла в том, что они намеревались спровоцировать фашистскую Германию на такие действия, которые могли бы служить предлогом для ввода союзных войск в скандинавские страны. В организации непосредственной агрессии в Норвегию немецко-фашистское командование сумело упредить медлительные штабы союзников.
9 апреля 1940 г. Исполком Коммунистического Интернационала направил компартии Дании директиву, в которой ответственность за вторжение германских войск на датскую территорию была возложена на Францию и Англию. В документе говорилось: «...Англо-французская агрессивная империалистическая политика войны в Скандинавии повлекла за собой ответные империалистические меры со стороны Германии. Главными виновниками являются поджигатели войны в Лондоне, Париже и их агенты во II Интернационале».
9 апреля посол Германии в СССР Ф. Шуленбург посетил В.М. Молотова и проинформировал его о принятых германским правительством акциях в отношении Северных стран, аргументируя эти действия необходимостью принятия превентивных мер против намерения Англии и Франции использовать территорию этих стран в военных целях против Германии. Шуленбург подчеркнул, что указанные меры германского правительства направлены только в отношении Дании и Норвегии, но не касаются Швеции и Финляндии и не затрагивают интересов Советского Союза.
Молотов ответил послу, что ему понятны действия германского правительства, так как, видимо, Англия слишком далеко зашла в отношении нарушения нейтралитета Норвегии и Дании. В беседе с германским послом Молотов пожелал Германии «полной победы в ее оборонительных мероприятиях». Шуленбург в своем сообщении в Берлин 11 апреля писал: «Наши скандинавские операции должны были принести советскому правительству большое облегчение - снять огромное бремя тревоги... Если англичане и французы намеревались занять Норвегию и Швецию, можно с определенностью предположить, что советское правительство знало об этих планах и, очевидно, было напугано ими... Очевидно, эта боязнь была нами ослаблена».
Однако позиция советского правительства не означала полной и безоговорочной поддержки Германии. 13 апреля Молотов пригласил германского посла и заявил ему, что Советский Союз заинтересован в сохранении нейтралитете Швеции. Нарком подчеркнул: «Правительство СССР считает, что было бы лучше не нарушить нейтралитет Швеции».
Французские дипломаты в Москве не были склонны однозначно оценивать позицию советского правительства. С одной стороны, Кремль открыто выражал одобрение действиями Германии, в прессе появлялись благожелательные комментарии на сообщение из Норвегии.
С другой стороны, по мнению французских дипломатов, Москва опасалась усиления Германии на Балтике, боялась расширения войны в Европе и была заинтересована в сохранении нейтралитета Швеции. Советское руководство давало понять западным политикам, что Советский Союз не оказывает Германии военную поддержку. Более того, установление Германией полного контроля на Балтийском море беспокоило советское руководство. Военно-воздушный атташе Франции в СССР подполковник Люге писал в Париж: «Каковы бы ни были обязательства СССР, вытекающие из его сближения с Германией, очевидно, Москва не может безоговорочно согласиться с тем, что на Севере в результате полного господства Германии на Балтике вновь возникают проблемы с балтийскими проливами».
Боевые действия в Скандинавии показали, что германское руководство, используя возросшую мощь вермахта, приступило к реализации своих планов в Западной Европе.
Англо-французские союзники оказались не готовы к противоборству с нацистской Германией. Неудачи в Норвегии, свидетельствовавшие о серьезных просчетах политического и военного руководства Великобритании и Франции, обострили противоречия в правящих кругах этих стран.
После критики деятельности правительства в парламенте премьер-министр Франции П. Рейно 8 мая 1940 г. потребовал отставки главнокомандующего сухопутными силами генерала Гамелена. Устраняя Гамелена, он не только возлагал на одного из военных деятелей Франции ответственность за неудачи в Норвегии, но и наносил удар по своему сопернику Э. Даладье, занимавшему в правительстве пост министра национальной обороны и военного министра. Не получив поддержки правительства по своему предложению о снятии Гамелена, П.Рейно подал в отставку, надеясь, что при формировании нового состава правительства ему удастся устранить Даладье. Сообщение о начавшемся наступлении вермахта помешали П. Рейно осуществить свой план. Он отказался от отставки и утром 10 мая направил генералу Гамелену письмо, в котором было выражено доверие главнокомандующему французскими сухопутными силами.
События в Норвегии не изменили в странах Западной Европы общей атмосферы спокойствия и благодушия, столь характерного для странной войны. В начале мая во Франции установилась прекрасная погода. Французы читали привычные сводки о войне: на фронтах спокойно, проходят лишь стычки патрулей. 9 мая многие газеты утверждали, что слухи о возможном наступлении немцев преувеличивают опасность. Командующий 2-й французской армией генерал Хюнтцигер высокомерно заявил одному из офицеров своего штаба, осмелившемуся заметить командиру, что у противника заметно оживление: «Немцы не сумасшедшие. Они не рискнут вторгнуться в Бельгию и навьючить на свою спину 26 бельгийских дивизий». Командование союзников за время восьмимесячного затишья потеряло бдительность. Около 15% личного состава, находящихся на фронте частей и соединений, были в отпусках. Некоторые части выехали на полигоны и учебные центры.
В 5 часов 35 минут 10 мая 1940 г. войска вермахта начали вторжение в Голландию, Бельгию и Люксембург. Германская авиация нанесла массированные удары по аэродромам, командным пунктам, складам Голландии, Бельгии и Франции.
Начало войны командующий союзными армиями встретил не только спокойно, но даже с чувством некоторого удовлетворения. Похоже, Гамелен полагал, что пробил его час и его ждут лавры победителя и военная слава. А. Бофр, который в начале войны был одним из молодых офицеров штаба главкома, писал в своих воспоминаниях: «Гамелен расхаживал по коридорам каземата, тихонько что-то напевая с довольным и воинственным видом».
Морис Гюстав Гамелен происходил из семьи потомственных военных. В 1893 г. он блестяще заканчивает военное училище в Сен-Сире (1 место среди 499 выпускников) и через 3 года проходит обучение в военной академии. В начале первой мировой войны Гамелен был офицером оперативного отдела штаба генерала Жоффра и был привлечен к разработке знаменитого приказа главкома о контрнаступлении французской армии на р. Марна. В военных кругах Гамелена считали наследником военно-стратегических взглядов маршала Жоффра. Почти всю свою службу он был штабным офицером. В 1931 г. Гамелен становится начальником генерального штаба французской армии, а с 1938 г. одновременно выполняет обязанность начальника генерального штаба национальной обороны Франции. Хорошо подготовленный в области военной теории, мягкий и обходительный с подчиненными, вежливый и несколько сдержанный в отношениях с политическими деятелями, Гемелен пользовался уважением и признанием. Мало кто из генералов того времени получил столь большое внимание и самые лестные оценки как Гамелен. Его считали военным стратегом высокого ранга. Но близко знавшие его люди видели слабость начальника генерального штаба французской армии и за глаза называли «штатским генералом», который в большей степени был дипломатом, чем военачальником. Практическая работа была не по душе Гамелену. Составив аргументированную и отлично отредактированную записку в правительство или директиву своим подчиненным, он считал свою задачу выполненной. Гамелен никому не мстил, никогда не был против тех, кто стоял выше его на иерархической лестнице. Один лишь П.Рейно осмелился критиковать его, считая, что начальник генерального штаба может быть «хорошим префектом или епископом», но не полководцем. Гамелен был приемлемым начальником генерального штаба в мирное время, но его нерешительность, склонность к кабинетной работе привели к тому, что генерал проявил полную несостоятельность в руководстве союзными армиями в период войны.
Но 10 мая сомнений в победе у французского главкома не было. Генерал Гамелен обратился к войскам со специальным приказом: «Наступление противника, которое мы предвидели с октября месяца, началось сегодня утром. Германия вступила с нами в смертельную борьбу. Пароль для Франции и ее союзников: мужество, энергия, доверие! Как говорил 20 лет тому назад маршал Петен, мы победим!».
Получив просьбу правительства Бельгии и Голландии о военной помощи, Гамелен отдал распоряжение о маневре союзных войск по заранее разработанным планам. Пять объединений 1-й группы армий, включая Британские экспедиционные силы, выдвигались в Бельгию под прикрытием кавалерийского (механизированного) корпуса генерала Приу. 7-я армия генерала Жиро поспешно двигалась на север, в Голландию. Генеральный штаб французской армии исходил из предположения, что основной удар немцы нанесут через центральную Бельгию, как они сделали это в 1914 г.
Выдвижение мощной группировки союзников в Бельгию столкнулось с большими трудностями, поскольку планы французского генерального штаба не были согласованы с бельгийским генеральным штабом, не был решен вопрос о едином командовании, отсутствовало взаимодействие между союзными армиями.
Англо-французские войска начали выдвижение в Бельгию и Голландию, удаляясь от участка фронта, где намечался главный удар немецко-фашистской группы армий «А». Соединения первого эшелона союзников двигались ускоренным маршем. Германская авиация не оказывала противодействия выдвижению. Гамелен в своих мемуарах пишет, что это обстоятельство удивило многих военачальников.
В первый же день боевых действий союзники стали получать тревожные сведения о событиях в Голландии и Бельгии. Немецко-фашистские воздушные десанты, выброшенные в районах Мурдейка, Роттердама, Дордрехта и в окрестностях Гааги дезорганизовали и серьезно нарушили систему обороны голландской армии. Голландские войска поспешно отступали. 7-я французская армия, пройдя территорию Бельгии, вступила в Голландию. 11 мая передовые соединения подошли к городу Бреда. Но 12 мая стало очевидным, что армия не может выполнить свою задачу и оказать помощь голландским войскам. Немецкие части прошли через Мурдейк, разгромили находившиеся здесь голландские войска и создали угрозу правому флангу 7-й армии, которая после непродолжительных боев начала отход. 15 мая Голландия капитулировала.
Захватив силами воздушного десанта ключевой пункт бельгийской обороны на канале Альберта - форт Эбен-Эмаэль, германские армии прорвали оборону бельгийцев и быстро двигались навстречу франко-английским войскам. В центральной Бельгии французские соединения эшелона прикрытия встретили наступавшие германские войска. 13 мая танковый корпус генерала Гепнера завязал бои с легкими механизированными дивизиями - французского кавкорпуса генерала Приу. Произошли крупные первые танковые бои, в которых потери сторон составили около 270 танков. 14 мая соединения прикрытия союзников отступили за основной рубеж по реке Диль, куда подходили и дивизии главных сил. Союзники не сумели выиграть время для организации и укрепления обороны и вынуждены были начать встречное сражение, которого они не хотели и стремились избежать.
Однако главные события, определившие поражение войск союзников, произошли на другом участке фронта. Ударная группировка немецкой группы армий «А», преодолев горно-лесистый массив Арденны, который французские стратеги считали непроходимым для крупных механизированных сил врага, пересекла границу Франции и вышла к Маасу. Однако в штабе Северо-восточного фронта считали, что выход противника к Маасу не создает угрозы прорыва обороны. Действия ударной группировки противника опрокинули расчеты французского командования. 13 мая после авиационной подготовки германские войска форсировали Маас и захватили плацдармы на противоположном берегу. Попытки командования Северо-Восточного фронта союзников ликвидировать прорыв противника не увенчались успехом. В ночь на 14 мая немцы отбросили разрозненные контратаки французов. 15 мая танковые дивизии немцев прорвали оборонительные заслоны союзников и неудержимо ринулись на запад.
Быстрое продвижение танковых соединений противника создавало угрозу окружения англо-франко-бельгийских войск в Бельгии. Союзное командование отдало приказ об отступлении. В ночь на 16 мая, после пяти дней сражения, Гамелен информировал французское правительство, что противнику удалось прорвать оборону и ввести в прорыв значительные силы, что он не располагает резервами и «снимает с себя ответственность» за безопасность Парижа. П. Рейно направил У. Черчиллю телеграмму: «Вчера вечером мы проиграли сражение. Дорога на Париж открыта. Посылайте все самолеты и все войска, какие вы можете послать».
16 мая в Париже состоялось заседание верховного совета союзников. Гамелен доложил обстановку и на вопрос Черчилля заявил, что не имеет резервов. Между французами и англичанами вспыхнула острая дискуссия об участии английской авиации в боевых действиях. Гамелен высказал мнение о необходимости проведения ударов по флангам прорвавшейся группировки противника. Но каких-либо конкретных решений на заседании принято не было. Это заседание верховного совета союзников положило начало кризису в англо-французской коалиции. Французские руководители были убеждены, что Великобритания отказывалась от своих обязательств оказать помощь своему союзнику. Политическое и военное руководство Великобритании в сложившихся условиях считало необходимым: с одной стороны, продлить сопротивление Франции и тем самым выиграть время для укрепления обороны Англии, помешать французскому правительству пойти на сепаратные переговоры с фашистской Германией; с другой, принять все меры предосторожности к сохранению британских экспедиционных сил и в случае необходимости срочно эвакуировать их из Франции; сохранить свою авиацию для обороны Великобритании. Цели правительства Великобритании были противоречивы в своей основе. Продлить сопротивление французских вооруженных сил можно было лишь максимально увеличивая военный вклад Великобритании. А стремление сохранить сухопутные и военно-воздушные силы вело к ограничению участия Великобритании в сражении за Францию.
Поражение англо-франко-бельгийских войск в Бельгии и Северной Франции побудило английское правительство рассматривать вероятность эвакуации Британских экспедиционных сил. 17 мая 1940 г. У.Черчилль направил Н.Чемберлену, который занимал в правительстве пост лорда-председателя совета, письмо, в котором предлагал изучить последствия падения Парижа и проблемы, связанные с необходимостью вывода БСЭ из Франции. Командующий Британскими экспедиционными силами (БЭС) генерал Горт 17 мая отдал приказ об эвакуации через Булонь тыловых служб. 19 мая штаб БЭС приступил к разработке плана отступления и эвакуации английских войск. В Лондоне морское министерство принимало меры, чтобы подготовить эвакуацию БЭС через порты Булони, Кале, Дюнкерка.
Положение на левом крыле Северо-Восточного фронта союзников было тяжелое. Танковые дивизии противника заняли Амьен и к вечеру вышли к морю. Значительная группировка союзных войск оказалась отрезанной в Северной Франции.
18 мая произошла реорганизация правительства Франции. П. Рейно, оставаясь премьер-министром, взял на себя функции министра обороны. Э. Даладье остался в правительстве в качестве министра иностранных дел. Но главная новость состояла в том, что маршал Ф. Петен, который до этого был послом Франции в Мадриде, был назначен вице-председателем Совета министров. Наблюдатели отметили, что назначение 83-летнего маршала, героя первой мировой войны, по замыслу П. Рейно должно было поднять авторитет правительства. Обращаясь к французам по радио, глава французского правительства красноречиво объяснил свое решение о назначении Петена: «...Победитель Вердена, благодаря которому немцы не имели успеха в 1916 г., благодаря которому был поднят моральный дух французской армии в 1917 г. и обеспечена победа... Отныне он будет со мной как государственный министр, вице-председатель совета министров и будет иметь возможность использовать свою мудрость и свои силы на службе страны. И он останется до победы».
Упоминание о победе в связи с именем Петена в речи П. Рейно звучало несколько странно. В политических и военных кругах было известно, что маршал, известный реакционер, был сторонником соглашения с Гитлером.
Филипп Петен был типичным представителем военной касты, в среде которой всегда существовали антиреспубликанские, антидемократические и клерикальные настроения. К началу первой мировой войны 50-летний не блиставший талантами полковник Петен командовал пехотной бригадой. В годы войны Петен сделал запоздалую, но быструю карьеру. Он командовал дивизией, принимавшей участие в боях на Марне. В 1916 г., будучи командующим армией, прославился в сражении под Верденом, где в упорных кровопролитных боях («Верденская мясорубка») французские войска выдержали натиск противника. В 1917 г. прославившийся Петен стал главнокомандующим французскими войсками в Европе. Суровый волевой генерал подавил в армии солдатские волнения и получил лавры победителя в войне 1914-1918 гг. Петен не был выдающимся стратегом. По оценке генерала Бофра, это был «бескрылый реалист, лишенный блеска, порыва и широких концепций». До 1931 г. маршал Петен находился во главе военной иерархии Франции. Но и после ухода в отставку продолжал оказывать большое влияние на развитие французских вооруженных сил. В 1934 г. входил в состав французского правительства в качестве военного министра. Имя Петена еще до войны стало знаменем всех реакционеров, профашистских элементов.
Неудачи французской армии в мае-июне 1940 г. потрясли французов, которые не могли признать, что поражение Франции неминуемо, которые еще верили, что произойдет второе «чудо на Марне», надеялись, что явится спаситель. Взоры обратились к «сильной личности», к «военному вождю», «победителю под Верденом». Этим во многом объясняется то, что Петен - первый пораженец и капитулянт, легко овладел властью и совершил государственный переворот, используя поражение для ликвидации республиканского режима в стране.
19 мая генерал Гамелен был снят с занимаемого поста. Декретом правительства генерал М. Вейган был назначен начальником генерального штаба национальной обороны Франции и главнокомандующим сухопутными, морскими и авиационными силами. П. Рейно считал, что энергичный Вейган сумеет восстановить боеспособность французской армии. Эти надежды были напрасны. Вейган, принимая командование, вряд ли надеялся, что ему удастся изменить ход сражения. Назначение 72-летнего генерала М. Вейгана, который с 1935 г. был в отставке, имело для П.Рейно такое же значение, как и привлечение в правительство престарелого маршала Петена. Ш. де Голль в «Военных мемуарах» писал: «Остановив свой выбор на генерале Вейгане, пошли на самый отчаянный риск за всю нашу военную историю, причем сделали это не потому, что считали его пригодным для порученной роли, а под тем предлогом, что «Вейган - это знамя».
Как и Гамелен, генерал Вейган был штабным офицером. В начале первой мировой войны гусарский полковник Максим Вейган был назначен начальником штаба формировавшейся армии генерала Фоша, с которым он прошел всю войну и был удостоен чести присутствовать в Компьене при приеме прославленным французским полководцем капитуляции германским командованием. В 1920 г. Вейган возглавил французскую военную миссию Польши и принял участие в разработке плана контрнаступления польских сил, приведшего к поражению Красной Армии. В 1931 г. был назначен начальником генерального штаба французской армии. Уволен в отставку в 1935 г., но в 1939 г. был возвращен на военную службу и назначен командующим на театре военных действий в Восточном Средиземноморье (Бейрут). Принимал активное участие в разработке планов нападения на советское Закавказье. Маленького роста, сухощавый и динамичный, Вейган производил впечатление энергичного и решительного человека. В политических и военных кругах Вейган был известен своими реакционными убеждениями и враждебностью к республиканским институтам Франции.
Вполне возможно, что приняв командование союзными войсками во Франции, Вейган надеялся изменить положение на фронтах и завоевать лавры спасителя Франции. Но очень скоро иллюзии на скорую победу развеялись в сознании нового главкома. Он стал проявлять озабоченность тем, чтобы «спасти честь армии» и обеспечить «достойный» выход Франции из войны. Вейган, безусловно, не был предателем Франции, но его политические взгляды, его убеждение в неизбежности поражения толкнули его в лагерь капитулянтов. Генералы, подобные Вейгану, видели в поражении и капитуляции оправдание их недоверия, их презрения к режиму и политическим деятелям Третьей республики.
Отстранение Гамелена вызвало трехдневное бездействие французского командования. Новый главком должен был выяснить обстановку. 22 мая генерал Вейган после своей инспекционной поездки в войска на севере Франции представил П. Рейно обширный доклад о положении на фронте. По мнению Вейгана, «не все потеряно и можно избежать окончательного разгрома, если мы будем бороться против паники и если армия с отчаянной энергией выполнит свой долг». В докладе указывалось, что войскам отдан приказ нанести с севера и с юга концентрированные удары по прорвавшейся группировке врага и тем самым предотвратить окружение 45 дивизий союзников».
В тот же день в Венсенне состоялось заседание верховного совета союзников, на котором Вейган доложил свой замысел контрударов союзных войск. Однако задуманная операция не принесла успеха в результате отсутствия согласованных действий французских и английских войск, нерешительности командиров. Французы обвиняли в провале контрударов англичан. Англичане говорили, что взаимодействие армий не было обеспечено французским командованием.
Пока союзники обменивались взаимными упреками, обстановка на севере приняла критический характер. Германские танковые дивизии, блокировав Булонь и Кале, вышли на рубеж примерно в 20 км от Дюнкерка. Союзные войска отходили в северном направлении к Дюнкерку. Но французское и английское командования преследовали различные цели. Французы намеревались создать вокруг Дюнкерка мощный плацдарм, который удерживал бы значительные силы противника и тем самым обеспечил бы положение союзных войск на других участках фронта. Командование БЭС сосредоточение английских войск в районе Дюнкерка считало предварительным этапом эвакуации.
25 мая в Париже состоялось заседание военного комитета Франции под председательством П. Рейно. Генерал Вейган сделал доклад, смысл которого сводился к тому, что, несмотря на героическое сопротивление французской армии, восстановить положение на фронте не удается. Чтобы не допустить немцев в центральные районы Франции, главком предложил создать новый оборонительный рубеж по рекам Сомма и Эна, на котором войска должны сражаться «до последней крайности» и «спасти честь страны». В докладе Вейгана уже звучали предупреждения о неизбежном поражении французской армии. «Франция совершила огромную ошибку, когда вступила в войну, не имея достаточного вооружения и соответствующей доктрины». На заседании военного комитета впервые возник вопрос о выходе Франции из войны, и было принято решение проинформировать о создавшемся положении Лондон.
В последующие дни Вейган продолжал настойчиво подчеркивать невозможность для армии продолжать сражение. В служебной записке, представленной в правительство 29 мая, он подчеркнул, что на фронте может случиться такое положение, когда «Франция окажется, несмотря на свою волю к сопротивлению, неспособной продолжать эффективную вооруженную борьбу в защиту своей территории».
26 мая генерал Горт получил телеграмму, разрешавшую приступить к операции «Динамо» - эвакуации британских экспедиционных сил из Франции. 27 мая король Бельгии Леопольд III принял решение о капитуляции бельгийской армии. Положение бельгийцев действительно было тяжелым, но армия не исчерпала своих возможностей к сопротивлению. Решение бельгийского короля объяснялось не только тяжелым положением на фронте, но и его убеждением, что продолжать борьбу бессмысленно, поскольку почти вся территория Бельгии занята германскими войсками. Эвакуация БЭС из Франции, капитуляция Бельгии означали фактический распад англо-французской коалиции. 28 мая Черчилль направил членам правительства совершенно секретный документ, в котором говорилось: «Нельзя допустить и мысли о том, что Франция заключит сепаратный мир...».
31 мая в Париже проходило 13-е заседание верховного совета союзников. Черчилль прибыл в Париж, имея полную информацию о том, что французское правительство, под давлением пораженцев, в первую очередь, Вейгана и Петена, проявляет колебания и может согласиться на капитуляцию перед Германией. Он приложил много усилий, чтобы повлиять на французских руководителей и внушить им мысль о необходимости продолжения борьбы. С присущим ему красноречием, Черчилль говорил о нерушимом единстве Великобритании и Франции, о готовности английского народа оказать всемерную помощь французскому народу, о неизбежности вступления в войну на стороне союзников США. Однако британский премьер воздержался от каких-либо конкретных обязательств по оказанию помощи Франции.
В ночь на 4 июня эвакуация из Дюнкерка была закончена. Утром немецко-фашистские войска вошли в город. В районе Дюнкерка еще оставалось свыше 40 тыс. французов, которые попали в плен. Всего удалось эвакуировать более 338 тыс. чел., из них 215 тыс. англичан, 123 тыс. французов и бельгийцев.
С падением Дюнкерка закончилась первая стратегическая операция вермахта, имевшая целью разгром союзных войск в Бельгии и Северной Франции. Голландская и бельгийская армия были почти полностью взяты в плен. Оказались разгромленными 28 французских дивизий и крепостные войска ряда укрепленных секторов. В период боев французская армия лишилась 1/4 всей артиллерии, 1/3 легких и тяжелых танков, 3/4 средних танков. Во время эвакуации из Дюнкерка противник потопил 1/5 судов, принимавших участие в операции, в том числе 7 эсминцев, 30 вспомогательных тральщиков.
Британские экспедиционные силы потеряли убитыми, пропавшими без вести и попавшими в плен свыше 58 тыс. человек. Во Франции было брошено - вся артиллерия, более 63 тыс. автомашин, 500 тыс. тонн военного имущества и боеприпасов. Во время операции «Динамо» было потоплено 224 английских судна, в т.ч. 6 эсминцев.
5 июня немецко-фашистские войска начали мощное наступление на оборону французской армии по рекам Сомма и Эна. За несколько дней упорных боев позиции французов были прорваны. Немцы начали продвижение вглубь Франции.
10 июня Ш. де Голль в своих мемуарах назвал «днем агонии». В этот день в войну против Франции и Англии вступила Италия. Муссолини боялся опоздать к дележу добычи и дождался момента, когда Франция оказалась на пороге полного разгрома.
Правительство П. Рейно покинуло Париж и направилось в город Бордо, который в 1871 г. был прибежищем французских министров. Положение во французском правительстве было сложное, единство среди министров отсутствовало. Премьер-министр П.Рейно колебался и не проявлял решительности. Сторонником продолжения войны был заместитель министра обороны Шарль де Голль, но он, недавно получивший временное звание бригадного генерала, командуя танковой дивизией в боях на Сомме, не имел достаточного влияния. Все большую силу приобретала группа капитулянтов, в которую входили маршал Петен, генерал Вейган, видные политические деятели
П. Лаваль, К. Шотан, П. Бодуэн и другие. Эти политики считали, что Франция, потерпев поражение, не должна связывать себя союзом с Англией, а идти на перемирие с Германией и постараться занять достойное место в «новом порядке» в Европе.
10 июня генерал Вейган служебной запиской информировал П.Рейно, что сражение на Сомме и Эне не оставляет надежд на успех. «События последних двух дней боев определили мой долг предупредить председателя совета министров, что крушение нашей обороны может произойти в любой момент... Если это произойдет, наши армии будут продолжать сражение до полного истощения наших средств и сил. Но их окончательный разгром будет делом лишь времени».
11и 12 июня в Бриаре проходили заседания верховного совета союзников. Продолжительная дискуссия не привела к какому-то согласованному решению. Вейган подчеркивал неизбежность разгрома французской армии и необходимость прекращения войны: «Если приходится рассматривать вероятность полной оккупации метрополии, то возникает вопрос, каким образом Франция сможет продолжать войну». У. Черчилль в своем выступлении преследовал свою постоянную цель: «вдохнуть во французов волю к борьбе, доказать им: что бы ни случилось, борьба должна продолжаться». Британский премьер-министр говорил, что победа будет на стороне союзников, но Франция должна продолжать борьбу, чтобы выиграть время. Однако он не дал согласие на использование британской авиации в сражениях во Франции. «На этом заседании, - писал в своих мемуарах генерал де Голль, - открыто столкнулись взгляды и настроения, которые должны были характеризовать новую фазу войны. Все принципы, на которых строились до сих пор действия и взаимоотношения, отошли в прошлое. Англо-французская солидарность, мощь французской армии, авторитет правительства, доверие к командованию уже не могли служить отправными моментами. Каждый из участников совещания отныне действовал не в качестве партнера в игре, которая ведется сообща, а как человек, ориентирующийся только на себя и ведущий игру в своих личных интересах.
12 июня в пригороде Тура состоялось заседание совета министров Франции. Вейган потребовал немедленно начать переговоры с германским командованием о перемирии. «Если не будут незамедлительно запрошены условия о перемирии, беспорядки охватят армию, население и беженцев. В этом случае перемирие потеряет свое значение», - заявил Вейган. Позиция главкома была поддержана вице-премьером Петеном, который зачитал заранее составленную декларацию. Подчеркнув тяжелое положение армии, маршал заявил, что долг правительства оставаться во Франции и добиться перемирия. В конце заседания правительство приняло решение: срочно пригласить британского премьера на новое заседание верховного совета союзников и официально поставить вопрос о выходе Франции из войны.
13 июня Черчилль вновь прибыл в Тур. Это был его последний визит во Францию перед капитуляцией. Днем состоялось последнее, 16-е заседание верховного совета союзников. П.Рейно предложил обсудить вопрос об освобождении Франции от обязательств не заключать сепаратного мира в виду невозможности продолжения боевых действий. Черчилль уклонился от прямого ответа. Он говорил о решимости англичан до конца вести войну с Германией и выразил надежду, что Франция будет продолжать сражение и тем самым обеспечит себе в послевоенной Европе достойное место и величие. Британский премьер предложил, чтобы французское правительство обратилось к президенту США Ф. Рузвельту о помощи и не принимало окончательного решения до получения ответа. Было очевидно, что Черчилль добивается хотя бы кратковременной отсрочки капитуляции Франции.
Выход Франции из войны мог создать огромную опасность для Англии: Германия становилась единственной мощной державой в западной Европе; овладев первоклассным военно-морским флотом Франции, рейх мог создать не только угрозу морским коммуникациям, но и непосредственно колониальным владениям Великобритании; Гитлер мог потребовать от капитулянтского правительства Франции установления германского контроля над заморскими французскими владениями и обеспечить поставки в Германию сырья и продовольствия. Нельзя было исключить и вероятность того, что Гитлер, почувствуя возросшую силу рейха, предпримет попытку вторжения на Британские острова.
Во французских политических кругах были противники капитуляции, которые считали возможным оставаться в состоянии войны с Германией, опираясь на силу военно-морского флота и заморские территории Франции. Решительным сторонником продолжения войны с Германией был генерал Ш. де Голль и некоторые политические и военные деятели Франции.
Французская армия терпела жестокое поражение, но Франция со своей огромной колониальной империей не исчерпала возможности к сопротивлению. Продолжать войну с Германией можно было, опираясь на французские владения в Северной Африке. На 20 мая 1940 г. в Северной Африке находились 11 пехотных дивизий, 1 легкая кавалерийская, 2 кавбригады. В Леванте имелось около 11 тыс. французских солдат и офицеров. Еще до начала немецкого наступления рассматривался вопрос о переброске в Северную Африку 500 тыс. новобранцев, проходивших подготовку в учебных центрах армии. Французский военный флот по существу оставался целым и имел подготовленные базы в Африке. Правительство республики располагало золотым запасом, вывезенным в Канаду, США и на о. Мартиника, который мог пойти на оплату закупок вооружения. Следует подчеркнуть, что французские представители гражданской и военной администрации в Северной Африке и Леванте высказывались за продолжение войны с Германией.
Но французский главнокомандующий не предусматривал и не осуществил каких-либо предварительных мероприятий на случай отъезда правительства в Северную Африку и организации борьбы с гитлеровскими захватчиками на базе материальных и людских ресурсов Французской империи. Еще 8 июня в разговоре с генералом де Голлем Вейган назвал «несерьезным» постановку вопроса об организации борьбы с опорой на колониальные владения Франции. Отвергнув возможности продолжения войны под давлением Петена, Вейгана и других пораженцев, правительство П. Рейно неминуемо должно было признать неизбежность капитуляции.
15 июня был получен ответ от Рузвельта, в котором были выражены симпатии американского президента к французскому народу, готовность США на увеличение поставок вооружения Франции в будущем, но подчеркивалось, что эти заверения не могут быть истолкованы как обязательства США военного характера. П. Рейно сразу же направил телеграмму в Лондон, требуя согласия правительства Англии на выход Франции из войны.
16 июня правительство Великобритании предприняло последнюю попытку удержать Францию от капитуляции. Черчилль предложил объединить два государства в «нерасторжимый франко-британский союз» с единой конституцией, общим гражданством, общим правительством и парламентом. Проект отражал интересы Великобритании, которая получала возможность использовать ресурсы французской империи и французский военно-морской флот в войне против Германии. Для французских политических деятелей было совершенно очевидно, что в «едином англо-французском государстве» Англии, как более сильному партнеру будет принадлежать руководящая роль. Но все эти проблемы не имели решающего значения. Главное состояло в том, что правящие круги Франции считали нецелесообразным продолжать войну с Германией и хотели ускорить капитуляцию.
Убедившись в нереальности этого плана, в этот же день Черчилль сообщил Рейно, что правительство Великобритании дает согласие на переговоры Франции с Германией о перемирии, но только «при условии, что французский флот будет направлен в британские порты немедленно и до переговоров».
В период боевых действий французский флот понес незначительные потери (всего 34 корабля основного состава, в том числе 1 крейсер, 11 эсминцев и 7 подводных лодок). В строю оставалось 7 линкоров, 18 крейсеров, 1 авианосец, 1 авиатранспорт, 48 эсминцев, 11 миноносцев и 71 подводная лодка, не считая более мелких судов. Это была значительная сила. Захват Германией французского флота изменил бы соотношение сил на море, а это усилило бы угрозу Англии.
Для французских политиков и военных сторонников капитуляции, военно-морские силы Франции могли стать козырной картой на переговорах с Германией и Италией. Пока французский флот будет находиться под командой французских адмиралов, германское руководство будет вынуждено считаться с этой военной силой и не предъявит побежденной Франции слишком суровые условия перемирия.
Ухудшившееся военно-политическое положение Франции побуждало премьер-министра не только оказывать давление на Лондон в надежде получить большую военную помощь Англии, но искать поддержки в США и Советском Союзе. П. Рейно понимал, что напряжение, возникшее во франко-советских отношениях в период странной войны, осложняет инициативу французской дипломатии по налаживанию контактов с Москвой.
Кремль, безусловно, внимательно следил за развитием боевых действий во Франции. Связанное советско-германским договором о ненападении и заинтересованное в сохранении экономических отношений с фашистским рейхом, правительство СССР занимало осторожную позицию. Советская пресса благожелательно по отношению к Германии комментировала ход боевых действий во Франции.
11 мая центральные советские газеты поместили информацию о начавшемся наступлении вермахта на германо-французском фронте. Был опубликован меморандум германского правительства, в котором вторжение немецко-фашистских войск в Бельгию и Голландию оправдывалось необходимостью пресечь антигерманскую политику Брюсселя и Гааги, а также предупредить вторжение англо-французских войск через бельгийскую и голландскую территорию в Германию. От каких-либо комментариев этого заявления Берлина редакции газет воздержались.
16 мая передовая газеты «Правда» была озаглавлена «Новый этап войны в Западной Европе». Газета подчеркивала, что речь идет о «серьезнейше наступлении германских войск». Авторы редакционной статьи возлагали ответственность за усилившийся пожар войны в Европе на англофранцузскую коалицию. В газете утверждалось, что «вовлечение Голландии и Бельгии в войну против Германии уже давно входило в планы англо-французского блока», а правящие круги этих стран «сочувственно» относились к этим планам. Германия, начав наступление, осуществляет «контрмеры против планов англо-французского блока». «Правда» не отметила, что правительства Брюсселя и Гааги строго соблюдали нейтралитет и что этот нейтралитет был нарушен Германией.
Однако западные политические наблюдатели и дипломаты отмечали, что позиция Москвы не означает безусловной поддержки Германии, что победы вермахта во Франции осложняют положение России в Европе. Информация, поступавшая в Париж от французских представителей за рубежом, порождала надежды в правящих кругах Франции в возможности каких-то изменений во внешнеполитическом курсе СССР.
22 мая поверенный в делах Франции Ж. Пайяр сообщил в Париж, что военные успехи вермахта во Франции и тяжелое положение западных союзников вызывают беспокойство советского руководства. «Сталин делал ставку на длительную войну, которая могла бы ослабить воюющие державы и тем самым усилить относительную мощь Советов. Он больше всего опасался быстрой победы Германии, в результате которой СССР остался бы один на один с недостаточно ослабленным рейхом». Пайяр отметил, что, по его наблюдениям «отношения между Москвой и Берлином не столь тесные, как полагают». Официально Советский Союз поддерживает Германию, но в то же время не только не увеличивает поставки в Германию, но даже задерживает выполнение заключенных контрактов. Пайяр полагал, что Москва могла бы каким-то образом поддержать Францию.
27 мая французский военный атташе в Москве направил в Париж телеграмму, которая в основном подтверждала информацию Пайяра. Генерал Палас писал: «Советское правительство и интеллигенция понимают, что СССР будет жертвой, если Германия быстро одержит победу на Западе». По мнению генерала Паласа, советское руководство, понимая опасный характер событий в Европе, принимает военные и дипломатические меры, направленные на повышение безопасности страны. «Похоже, что благоприятный момент для восстановления лучших отношений с СССР близок... Но нельзя не учитывать сложности, которые усиливаются славянской двуличностью и гордыней».
В конце мая политический департамент МИД Франции представил руководству министерства служебную записку, в которой была проанализирована поступающая в Париж информация о советской политике в отношении Франции.
Отметив, что Москва испытывает серьезные опасения в связи с военными победами вермахта и перспективами установления германской гегемонии в Европе, чиновники политического департамента высказали предположение, что существуют определенные возможности в более или менее отдаленном будущем изменить в пользу союзников направление внешней политики СССР. «Поле для нашего маневра безусловно весьма узкое, но оно однако существует и может под воздействием обстоятельств расширяться». Но все же политический департамент отмечал: полученная информация не дает уверенности, что Россия освободится от связей с Германией и тем более изменит свои политические позиции.
Французское правительство, получив сведения из Лондона, что Черчилль принял решение направить в Москву Ст. Криппса послом с «особой миссией», расценило этот шаг как желание английского правительства установить более тесные контакты с Советским Союзом. Вероятно, эти известия усилили иллюзии французских лидеров на возможность получения поддержки со стороны СССР.
Идею о необходимости получения помощи от СССР поддерживали некоторые члены правительства. По свидетельству И. Эренбурга, который находился в Париже и имел обширные знакомства, к нему 24 мая обратился министр общественных работ А. де Монзи и попросил довести до сведения Москвы желание французских правящих кругов получить помощь из СССР. «Если русские нам дадут самолеты, мы сможем выстоять. Неужели Советский Союз выиграет от разгрома Франции?» - говорил французский министр. И.Эренбург сообщил о состоявшемся разговоре временному поверенному в делах СССР Н.Н.Иванову.
8 июня министр авиации А. Лоран-Эйнак направил П. Рейно служебную записку, в которой говорилось: «Неоднократно я ставил перед вами вопрос о необходимости срочно установить контакты с правительством СССР с тем, чтобы выяснить возможности поставок во Францию на условиях, которые следует определить, авиационной техники - фюзеляжей самолетов и авиационных моторов советского производства. Еще лучше добиться поставок самолетов, находящихся на вооружении военной авиации СССР». Министр авиации предлагал срочно поручить послу Франции в Москве вести переговоры по этим вопросам с советскими властями.
30 мая П. Рейно принимает решение назначить послом Франции в СССР вместо отбывшего из Москвы в феврале 1940 г. в «отпуск» Э. Наджиара, генерального резидента Франции в Тунисе известного дипломата Эрика Лабонна.
Лабонн хорошо знал Россию и Советский Союз. Еще в 1905 г., совсем молодым журналистом, он был военным корреспондентом на русско-японском фронте в Маньчжурии. В 1913 г. проходил стажировку дипломата во французском консульстве в Москве. В годы первой мировой войны выполнял обязанности офицера связи французского командования в штабе русской бригады во Франции. В ноябре 1917 г. находился в России в качестве заместителя консула Франции. После восстановления дипломатических отношений между Францией и СССР Э. Лабонн был советником французского посольства в Москве.
В инструкции, разработанной во французском министерстве иностранных дел для нового посла в Советском Союзе, подчеркивались трудности, с которыми придется встретиться Лабонну, поскольку отношения между Францией и СССР приняли натянутый характер. Послу следует учитывать опасения советских лидеров. Одержав победу над Францией, германский рейх предпримет агрессию против СССР. Поэтому можно предположить, говорилось в инструкции, что Советский Союз заинтересован в изменении соотношения сил между Германией и англофранцузской коалицией. Однако не следует надеяться на быстрый поворот в политике СССР в сторону западных союзников. В рекомендациях новому послу говорилось, что советские дипломаты будут вести обмен мнениями по политическим проблемам только в том случае, если представители Франции и Англии не будут ставить под сомнение территориальные и политические достижения СССР в Восточной Европе, в том числе в Западной Украине и Западной Белоруссии, на Балтике. Франция также готова поддержать Советский Союз на Балканах. Судя по этому документу, французский МИД считал целесообразным признать геополитические интересы СССР.
12 июня Э. Лабонн прибыл в Москву, и уже 14 июня был принят народным комиссаром иностранных дел СССР В.М.Молотовым. В соответствии с инструкцией, полученной в МИД Франции, новый посол проинформировал наркома о военно-политическом положении франко-английской коалиции. «Сухопутные французские силы весьма подорваны, и советское правительство поймет, насколько опасно с точки зрения европейского равновесия их нынешнее состояние», - заявил Э.Лабонн. Он выразил предположение, что после поражения Франции: «Германия попытается распространиться в восточном направлении», - намекая тем самым на заинтересованность СССР в сохранении франко-германского фронта. - «Сопротивление Франции в некоторой степени зависит от поддержки, которую Франция смогла бы в настоящее время найти», -отметил посол. «Изменение военной обстановки на суше подрывает равновесие европейских сил», - подчеркнул Лабонн и спросил, имеет ли Советское правительство намерение обменяться с французской стороной взглядами о возможности восстановления баланса сил в Европе. Вопрос был сформулирован весьма дипломатично, но смысл его был ясен - Франция хотела бы получить поддержку от СССР в войне с Германией. Однако Лабонн не упомянул о желании французского правительства закупить боевые самолеты в СССР.
Конечно, Молотов не мог и не считал, вероятно, необходимым рассматривать вопрос о помощи Франции, когда ее вооруженные силы были на пороге сокрушительного разгрома. Молотов заявил, что «позиция Советского Союза определяется договорами, заключенными с другими странами, и политикой нейтралитета, о которой было заявлено в начале европейской войны», дав понять, таким образом, намерение Москвы не выходить за рамки советско-германского пакта о ненападении.
Конечно, советское руководство не было заинтересовано в быстром разгроме Франции, поскольку опасность германского нашествия на земли СССР в этом случае возрастала. Но официально Кремль демонстрировал свою полную лояльность с Берлином, приверженность к «советско-германской дружбе».
16 июня французский военный атташе генерал Палас в беседе с офицером отдела внешних сношений НКО заявил: «Французская армия несет большие потери, она истощена и долго держаться не сможет. Это положение должны учесть и вы, пока еще не поздно. После того, как прекратит свое существование французская армия, Германия будет самой сильной страной, и тогда немцы будут непобедимы». Французского генерала выслушали с сочувствием, но каких-либо обнадеживающих заявлений от своих собеседников он не получил. Тем более, что уже было поздно. Франция была накануне капитуляции.
17 июня во время беседы с Ф. Шуленбургом В.М. Молотов поздравил посла Германии с победами германской армии. На следующий день посол телеграфировал в Берлин: «Молотов выразил мне теплые поздравления советского правительства по случаю блестящих успехов, одержанных германскими вооруженными силами...». Подобные заявления одного из советских лидеров германская сторона воспринимала не только как проявление дипломатической вежливости.
16 июня правительство П. Рейно ушло в отставку. В ночь на 17 июня маршал Петен сформировал правительство. К удивлению президента Республики образование нового совета министров прошло без обычных для французской политической жизни затяжек, проволочек и закулисных сделок лидеров партийных группировок. В кармане у маршала оказался уже подготовленный список членов правительства.
«Неоднократно в нашей истории случалось, когда военные проигрывали войны по причине своей неспособности и отсутствия воображения, - писал в своих мемуарах министр Ж. Зей, - но, без всякого сомнения, впервые в результате катастрофы военные захватили власть. В республиках часто диктаторами становятся генералы-победители, но никто не мог подумать об опасности диктатурысо стороны генералов, проигравших войну».
Первое заседание кабинета Петена длилось всего 10 минут, за время которых было принято решение просить у германского командования прекращения огня. Новому министру иностранных дел П. Бодуэну было поручено через испанского посла и папского нунция обратиться к германскому и итальянскому правительствам с предложением о прекращении военных действий на территории Франции.
Днем 17 июня Петен по радио обратился к населению и армии Франции: «С болью в сердце я говорю вам сегодня о том, что надо прекратить борьбу. Этой ночью я обратился к противнику и спросил, готов ли он вместе с нами, как принято между солдатами после честной борьбы, искать возможности для прекращения военных действий». Это воззвание внесло полную деморализацию в ряды армии, которая еще вела боевые действия, сдерживая наступление противника. Петен, не дождавшись ответа командования вермахта, по существу отдал приказ о прекращении сопротивления. Немцы немедленно издали листовки с текстом речи Петена и разбрасывали их на позиции французской армии. Командование вермахта воспользовалось создавшимся положением и ускорило наступление своих войск по всему фронту, стремясь перед началом переговоров оккупировать как можно больше французской территории.
20 июня германское командование сообщило, что французская делегация, назначенная для переговоров, должна прибыть на мост через Луару у Тура. На следующий день французская делегация во главе с генералом Ш. Хюнтцигером была доставлена на станцию Ретонд в Компьенском лесу. Гитлеровцы не случайно выбрали это место для переговоров. 22 года назад в ноябре 1918 г. в белом вагон-салоне маршал Франции Фош продиктовал условия перемирия побежденной Германии. Французские власти воздвигли на этом месте памятник, надпись на котором гласила: «Здесь 11 ноября 1918 г. была повержена преступная гордость германской империи». Исторический вагон был помещен в доме-музее на окраине поляны. По приказу Гитлера дом-музей был разрушен, а вагон-салон был поставлен на то же место, где он стоял в ноябре 1918 г.
Французская делегация с самого начала встречи с германскими представителями поняла, что на переговорах может идти речь не об «условиях мира», как надеялись Петен и его окружение, а только о капитуляции. Глава германской делегации генерал В. Кейтель зачитал условия перемирия, подчеркнул, что они не могут быть изменены, и потребовал, чтобы французская делегация подписала документ немедленно. После непродолжительной дискуссии 22 июня в 18 часов 42 минуты условия перемирия между Францией и Германией были подписаны. 24 июня на вилле Инчиза в окрестностях Рима был подписан документ о перемирии между Францией и Италией.
25 июня в 1 час 15 мин. военные действия во Франции были прекращены.
По условиям перемирия вооруженные силы Франции должны были быть разоружены, а личный состав демобилизован. Корабли военно-морского флота должны были сосредоточиться в портах приписки и после разоружения находиться под контролем Германии и Италии. Германскому и итальянскому контролю подлежали все аэродромы и наземные сооружения военной авиации. Германское командование получило право требовать передачи в свое распоряжение артиллерийских орудий, танков, самолетов, средств тяги, боеприпасов и другой техники и оружия. Северные, северо-западные и западные территории Франции оставались под оккупацией германских войск. Граница оккупированной зоны проходила от швейцарской границы на запад к г. Тур, а затем спускалась на юг до испанской границы. На Атлантическом побережье Франции немцы заняли порты Сен-Назер, Ла Рошель и Бордо. В оккупированных районах Германия осуществляла всю власть. Расходы на содержание оккупационной администрации и германских войск возлагались на французское правительство.
На неоккупированной территории, в так называемой «свободной зоне» номинально власть принадлежала правительству Петена, которое получало право иметь армию «для поддержания внутреннего порядка». Численность этой армии должна быть определена позднее решением Германии и Италии. Личный состав французских вооруженных сил, попавший в плен, оставался на положении военнопленных до заключения мира.
Как ни тяжелы были условия Компьенского перемирия, все же они были сравнительно мягкими, если иметь в виду политику дальнего прицела Гитлера в отношении Франции. В беседе с одним из своих приближенных еще до начала войны Гитлер говорил: «...Франция - это страна «негроидов» придет в упадок, который она тысячу раз заслужила. Когда настанет время для сведения счетов с Францией, Версальский мир будет детской игрой по сравнению с условиями, которые мы ей навяжем». Нацистское руководство намеревалось не только отторгнуть от Франции Эльзас и Лотарингию, но и присоединить к рейху другие французские земли, создать «независимые» государства в Бретани и Бургундии. В своем дневнике И. Геббельс сделал многозначительную запись: «Если бы французы знали, что фюрер потребует от них, когда настанет время, у них, наверное, выскочили бы глаза из орбит. Поэтому хорошо, что мы пока не раскрываем своих замыслов и пытаемся выбить из покорности французов все, что вообще возможно».
Но в июне 1940 г. германское руководство учитывало, что еще не решен вопрос с Англией, и ни в коем случае нельзя толкать Францию на сторону Черчилля. Большую опасность для Германии представляла перспектива ухода французского военно-морского флота в порты Великобритании, что могло дать дополнительный козырь Лондону для продолжения войны с Германией. Оставляя разоруженный французский флот в ведении формально независимого правительства Петена, германское командование надеялось избежать опасной перспективы ухода французских военных кораблей в английские порты.
Существовала еще одна причина, которая сдерживала Берлин от слишком суровых условий перемирия. Германия и Италия не имели реальных сил для установления своего господства во французских колониях. Вторжение германо-итальянских войск в Северную Африку было сопряжено с большими трудностями, кроме того, оно встретило бы сопротивление довольно значительных французских сил в Алжире, Тунисе и Марокко. В Берлине посчитали целесообразным оставить французские колонии под управлением правительства Петена, которое окажет противодействие генералу де Голлю в его замыслах продолжать войну с Германией, используя ресурсы французской колониальной империи.
Окончательная судьба Франции, по замыслу Гитлера, могла быть решена только после того, как Англия прекратит сопротивление и будет победоносно завершена война с Советским Союзом.
Таким образом, правительство Петена получило некоторое смягчение условий перемирия только потому, что обладало разменной монетой - военно-морским флотом и колониальными владениями. Кроме того, Гитлер и его окружение, учитывая перспективы войны, считали, что на какое-то время Петен может стать союзником Германии в войне с Англией. События, происшедшие в первые дни июля подтвердили расчеты Гитлера.
Узнав об условиях перемирия, заключенного в Компьене 22 июня, британское правительство проявило большое беспокойство. Выполнение требований германского командования в отношении военно-морского флота Франции могли привести к тому, что большая часть французских боевых кораблей оказалась бы в руках немцев. Военный кабинет Англии принял исключительное по своей важности решение о захвате боевых кораблей Франции, находившихся вне портов французской метрополии. В случае невозможности захвата английское правительство решило применить силу и уничтожить французские корабли. «Это было ужасное решение, самое противоестественное и мучительное, которое мне когда-либо приходилось применять... - писал в своих мемуарах У.Черчилль. - Но на карту было поставлено само существование нашего государства и спасение всего нашего дела». 3 июля англичане осуществили операцию «Катапульта».
Находившиеся в портах Англии французские корабли были внезапно захвачены английскими моряками. В Александрии британским властям в результате переговоров удалось нейтрализовать французскую эскадру адмирала Годфруа. На военно-морской базе Мерс-эль-Кебир события приняли трагический характер. Командующий французской эскадрой адмирал Жансуль отказался выполнить английский ультиматум. Тогда корабли английской эскадры под командованием адмирала Сомервилла расстреляли французские корабли. Линкор «Бретань» был взорван, линкоры «Прованс» и «Дюнкерк» получили тяжелые повреждения. Один эсминец был потоплен, два получили пробоины, был поврежден авиатранспорт «Командан Тест». Французские моряки понесли большие потери: 1297 чел. было убито, 351 чел. ранен.
8 июня отряд английских кораблей атаковал линкор «Ришелье», находившийся в Дакаре и нанес ему тяжелые повреждения.
Действия британского правительства по существу означали начало войны между Англией и Францией. 3 июля министр военно-морского флота в правительстве Виши адмирал Дарлан отдал приказ всем французским военным кораблям атаковать при встрече в море английские корабли. Однако через некоторое время приказ был отменен. Правительство Виши было лишено возможности вести войну с Великобританией.
Операция «Катапульта», осуществленная английскими военно-морскими силами, значительно ослабила французский флот и тем самым уменьшила угрозу Великобритании в случае перехода французских кораблей в руки немцев. Эта операция свидетельствовала также о решимости британского правительства вести войну с Германией.
Французская кампания вермахта закончилась полной победой германского оружия. Армия Франции потеряла более 84 тыс. убитыми, 5,3 тыс. пропали без вести. Германские войска захватили более 1,5 млн. пленных (по другим данным в плену оказалось 1850 тыс. французских военнопленных).
Потери фашистской Германии в этой 46-дневной кампании были незначительными. Вермахт потерял убитыми и пропавшими без вести 45,5 тыс. чел. и немного более 111 тыс. раненными.
Поражение Франции в войне с Германией потрясло весь мир. Трудно было предположить, что Франция - великая держава, победитель в первой мировой войне, находясь в союзе с Великобританией, будет разгромлена и капитулирует в столь короткий срок. Поражение было тем более ошеломляющим, поскольку французская армия признавалась во всем мире как одна из сильнейших на Европейском континенте.
Трагедия 1940 г. воспринималась французами как один из самых болезненных периодов истории Франции, который, по мнению современников, положил конец целой эпохи. Третья республика перестала существовать и была заменена авторитарным режимом Виши, возникшим по милости германских захватчиков.
Катастрофа 1940 г. явилась трагическим, но вполне логичным результатом глубокого социально-политического кризиса, охватившего государственные институты и военную организацию Франции. Социальные противоречия привели к обострению классовой борьбы и фактически породили раскол французского общества. Сменяющие друг друга правительства, выражая интересы отдельных групп господствующего класса и политических партий не сумели, да и не могли наладить эффективную деятельность государственного аппарата.
За период с 1936 по 1939 г. во Франции действовали 6 различных правительств. Министерская чехарда ослабляла политический режим Третьей республики. «В конечном счете, развал государства лежал в основе национальной катастрофы, - писал в «Военных мемуарах» генерал де Голль. - В блеске молний режим предстал во всей своей ужасающей немощи».
В условиях глубокого социально-политического кризиса французского общества господствующие классы страны занимали такие политические позиции, которые объективно противоречили национально-государственным интересам Франции.
Еще задолго до поражения французская буржуазия начала терять свои национальные традиции. «Великий страх» социальной революции породил симпатии к «сильной власти», к германскому фюреру как решительному борцу с большевизмом не только среди банкиров и промышленников, но и многочисленной мелкой буржуазии - хозяев небольших предприятий. «Лучше Гитлер, чем Народный фронт», - эта формула верно определяла политику французской буржуазии.
Ответственность господствующих классов за поражение и капитуляцию Франции подчеркивают многие зарубежные историки. Э. Боннефу в «Политической истории Третьей республики» писал: «Националисты, готовые сотрудничать с врагом, апостолы «порядка», готовые развязать гражданскую войну - все они содействовали параличу режима и готовили его падение в час, когда интересы Франции требовали национального единства».
Антиреспубликанские профашистские настроения проникли в армию «Слишком многие офицеры, причем некоторые из них занимали видные посты, питали непримиримую ненависть к демократическому режиму и тайно восхищались гитлеровским нацизмом или «фашизмом Муссолини», - писал в своих воспоминаниях бывший министр правительства Даладье Жан Зей.
Поражение Франции вскрыло несостоятельность внешнеполитического курса французских правительств. Франция - победительница в первой мировой войне, занимавшая господствующее положение на Европейском континенте, за короткий срок растеряла свои позиции в Европе. Делая одну уступку за другой фашистскому рейху, надеясь тем самым направить германскую агрессию на восток против СССР, лидеры Третьей республики ослабляли военно-политическое положение Франции.
Французская дипломатия до начала второй мировой войны не сумела обеспечить военно-политический союз с Бельгией и Голландией, потеряла свои позиции в Юго-Восточной Европе. Выступая на сессии Верховного Совета СССР в числе экономических, политических и военно-стратегических причин поражения В.М. Молотов указал на серьезные ошибки в определении внешнеполитического курса французским правительством, в частности «непониманием роли Советского Союза в делах Европы».
Англо-французский союз оказался непрочным. Его ослабляли противоречия, которые существовали между союзниками, как в области экономики, так и в области политики.
Крушение политического режима во Франции происходило в ходе военных сражений войск англофранцузской коалиции с вермахтом. Наряду с политическими факторами, определившими поражение англо-французских союзников, большое значение имели глубокие пороки военной организации Франции. Французские стратеги не сумели правильно оценить новые тенденции в развитии военного дела. Они слепо верили в незыблемость опыта первой мировой войны и не сумели оценить возросшие возможности танков и авиации для ведения широких наступательных действий. Стратегические концепции французского генерального штаба утверждали преимущества обороны, опирающейся на мощные укрепления. Линия Мажино, как китайская стена, должна была оградить Францию от вражеского нашествия. В результате французская армия оказалась недостаточно подготовленной не только к наступательным действиям, но и к активной обороне. Французское командование проявило полную беспомощность в отражении мощных группировок германских войск, действующих во взаимодействии с танками и авиацией.
«Организационные формы французской армии и ее вооружение, - писал советский военный исследователь И.И. Зубков, - оказались в таком же резком противоречии с требованиями современной войны, как и стратегические и оперативно-тактические принципы, на которых она воспитывалась».
Глубокий социально-политический кризис, деградация государственного управления, противоречивая, зачастую антинациональная, внутренняя и внешняя политика французских правительств привели Францию к катастрофе.
Быстрая победа над Францией вскружила голову Гитлеру и его генералам, которые склонны были приписывать победы «непревзойденным» качествам вермахта и «гениальности» военного руководства, в первую очередь, самого Гитлера. Так родился миф о непобедимости германской армии.
Поражение Франции резко изменило военно-стратегическую обстановку в Европе. Такие страны как Австрия, Чехословакия, большая часть Польши, Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия, Люксембург и Франция были захвачены Германией.
Британская армия оказалась сброшенной за Ла Манш. По расчетам Берлина Англия не могла оказывать длительное сопротивление фашистскому блоку. Командование вермахта надеялось разгромить английские города мощными ударами авиации, при благоприятных обстоятельствах десантировать германские войска на Британские острова. Однако в Берлине существовали надежды, что до разгрома Англии дело не дойдет и возникнет возможность заключить с Англией компромиссное соглашение.
Единственной силой в Европе способной противостоять Германии оставался Советский Союз.
Летом 1940 г. Гитлер принимает решение готовить нападение на СССР. 30 июня начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта в своем дневнике сделал запись: «Основное внимание на Восток». 31 июля 1940 г. на совещании с генералитетом Гитлер заявил: «...Россия должна быть ликвидирована. Срок - весна 1941 г.».
Политическое и военное руководство Германии полагало, что возросший военно-промышленный потенциал рейха обеспечит победу вермахта над Красной Армией.
Летом 1940 г. в распоряжении германских властей оказались огромные ресурсы сырья, мощный экономический потенциал оккупированных стран.
С учетом экономических возможностей Франции, Бельгии, Голландии, Люксембурга и других оккупированных стран нацистская Германия сумела увеличить с 1939 по июнь 1941 г. производство электроэнергии в 2,1 раза, железной руды в 7,7 раза, бокситов в 22,8 раза, чугуна и стали в 2,3 раза, аллюминия в 2 раза.
Из оккупированных стран было вывезено в Германию большое количество стратегического сырья и промышленного оборудования. Во Франции немцы захватили 3288 локомотивов (21% всего парка), 335 тыс. железнодорожных вагонов, около 60% станочного парка, большое количество торговых судов. Во Франции вермахт получил 750 тыс. грузовых и легковых автомобилей, значительная часть которых пошла на оснащение 92 дивизий.
Общая стоимость вывезенного из Франции в Германию промышленного оборудования и станков составила 9,8 млрд. франков.
Опираясь на производственные мощности почти все Европы, Германия смогла резко увеличить производство вооружений. 4871 предприятие Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании и Западной Польши выполняли военные заказы Германии. В 1940 и первой половине 1941 г. в Германии возросло производство танков и штурмовых орудий, самолетов, артиллерийских систем, стрелкового вооружения, боеприпасов и снаряжения.
Нацистский рейх готовился к нападению на СССР.
Советское руководство, безусловно, располагало сведениями о росте военного производства в Германии и о планах агрессии против Советского Союза. В связи с этим принимались энергичные меры по укреплению обороны советского государства. Однако Сталин и его окружение продолжали верить, что Гитлер не начнет войну против СССР, пока не поставит на колени Англию или заключит с ней компромиссное соглашение. Не отказываясь от сотрудничества с Германией, советское руководство надеялось оттянуть начало войны хотя бы до 1942 г. Сталин все еще надеялся, что ему удастся «переиграть» Гитлера. Подобные расчеты оказались иллюзорными. 22 июня 1941 г. нацистская Германия напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война советского народа против фашистской Германии.
|
