ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ И УПРАВЛЕНИЯ – НИНХ

Институт Международных отношений и права

Кафедра Международных отношений

Исторический портрет Фаины Раневской

Выполнила: студентка группы МО-92

Дементьева Ксения

Преподаватель: Сарнова В.В.

Новосибирск, 2010

Она родилась 114 лет назад. 65 лет спустя ей присвоили звание Народной артистки СССР – по совокупности достижений в искусстве. Через 15 лет после высокого присвоения она категорически отказалась праздновать свое восьмидесятилетие. На том основании, что "старость – это просто свинство".

Она известна своими едкими замечаниями, сотнями афоризмов и блистательно исполненными ролями в кино. Она позволяла себе некоторую дерзость в общении с сильными мира сего, ее еврейское происхождение доставляло ей немало проблем, но ни болезни, ни одиночество, казалось, не могли сломить эту великую женщину.

Раневскую можно считать своеобразным талисманом здравомыслящей интеллигенции, которая, надо полагать, была утомлена хождением строем под лозунгами. Она не была опасна, и не несла в себе угрозы властям, и даже получила Сталинскую премию целых три раза, однако ее отнюдь нельзя назвать идеалом советской женщины. В эпоху всеобщего равенства ей удалось сохранить индивидуальность. Раневская стояла особняком от всех, впуская в свою жизнь только достойных людей, в полном достоинства одиночестве взирая откуда-то издалека на суету людей, не наделенных ее мудростью, изредка бросая в их сторону саркастические намеки.

Она была слишком самобытной и яркой; то, что называется характерная актриса, и ни в кино, ни в театре она, по определению, не могла быть ведущей, поэтому ее героини всегда находились на отшибе, дабы не отвлекать зрителя от «правильной» линии. Раневская не была обделена славой, но, думается, что многих созданных для нее ролей она все же не сыграла – ее лучшей ролью стала роль мадам Розы Скороход в киноленте ”Мечта” Михаила Рома, позволившая Раневской играть в полную силу. Фаина буквально «влюбилась» в свою будущую героиню Розу Скороход. Наверное, она предчувствовала судьбу, которая ожидает вскоре ее народ, поэтому ей удалось создать один из самых запоминающихся еврейских характеров, еврейских трагедий. Едва ли это могло понравиться идеологам того времени, но отказываться от фильма на этом основании они не стали – он вышел на экран в 1943 году, в разгар Великой Отечественной войны.

Американский президент Франклин Рузвельт, посмотрев ленту, назвал Раневскую одной из величайших актрис мира. Ее талант отметил и Сталин:

«— Вот Михаил Жаров — хороший актер: понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду. Все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает, и все равно всегда разная».

Она ничего не боялась - другие боялись ее легендарного острого язычка. Когда кто-то, глядя на Сикстинскую Мадонну Рафаэля, сказал: «Ну чего в ней особенного?!», Раневская ответила, что эта дама так долго пленяла лучшие умы человечества, что она вполне может выбирать сама, кому нравиться, а кому нет. Эта фраза точно характеризует личность самой Раневской.

С развалом СССР Фаина стала еще более популярной: мода на гласность и критику предыдущего периода принесла свои плоды. Однако Раневская всегда останется человеком вне лагерей, ее вклад в историю – она сама. Она разнообразила будни страны развитого социализма, доставляла удовольствие своими меткими остротами и, что самое важное, служила примером для молодых талантливых людей. Поэтому я считаю ее достойной называться исторической личностью – хотя она и не вершила историю, и была по большому счету обычным человеком, Раневская остается одним из символов той эпохи.

Фаина Раневская (Фельдман) родилась 15 (по старому стилю) августа 1896 года в Таганроге в состоятельной еврейской семье. Помимо неё в семье уже было два старших сына и дочь Белла. В юности Фаина очень завидовала красоте своей сестры, и в будущем всех красивых девушек она называла «фифами».

Ее отец, Герш Хаймович, крупный торговец и владелец фабрики сухих красок. Ему принадлежали несколько домов, магазин, склады, пароход "Св. Николай". Он являлся старостой синагоги и основателем приюта для престарелых евреев.

Мать, Милка Рафаиловна (Заговайлова) - поклонница литературы и искусства, страстная почитательница А. П. Чехова. От нее, видимо, унаследовала Фаина чувствительность, артистичность, любовь к поэзии, музыке, театру. Даже псевдоним ее - дань любви к Чехову. Судя по высказываниям самой Фаины Григорьевны, она не была счастлива в родительском доме. Трудно понять, почему, живя без всяких материальных проблем, в семье, где у нее были еще брат и сестра, горячо любимая мать, девочка чувствовала себя несчастливой и одинокой. Возможно, причина в ее повышенной ранимости из-за легкого заикания, которым Фаина страдала от рождения. Боясь, что над ней будут смеяться, она избегала сверстников и не имела друзей. Учиться она тоже не любила: проучившись в младших классах Мариинской женской гимназии, она упросила родителей забрать ее оттуда.

Летом 1910 года родители на свою беду повезли Фаину в Крым. По соседству с семьей Фельдманов, в большом тенистом саду стоял дом, где отдыхала актриса Алиса Коонен. Фаина — неловкая, нескладная, но с огромными сияющими глазами, каждый день поджидала Коонен у ворот, чтобы вместе с ней отправиться к морю.

А через год произошла встреча, определившая всю ее жизнь. Весной, гимназистка Фаина в таганрогском театре на гастрольных спектаклях впервые увидела игру Павлы Вульф. Фаина и представить не могла, что пройдет несколько лет и Павла станет ее педагогом. В тот момент Фаина и мечтать о том не смела, настолько потрясла ее манера игры известной актрисы. В тот момент Фаина определила для себя будущее призвание.

Сдав экстерном все экзамены за курс в гимназии, она пошла на курсы в частной театральной студии Ягелло, где научилась свободно двигаться по сцене и говорить растянутыми словами, скрывая заикание.

Поначалу семья снисходительно относилась к этому увлечению дочери, однако нетрудно себе представить, какие чувства вызывало у Гирши Фельдмана заявление дочери о том, что она собирается стать профессиональной актрисой. В такой семье подобная профессия (даже в 1915 году) считалась, быть может, чуть более пристойной, чем занятие проституцией в борделе. Солидный Фельдман не мог понять, что влечет дочь на эту сомнительную стезю, но мириться с этим не собирался. Фаине надо было решиться: либо полный разрыв с семьей, либо — сцена. Она выбрала второе.

После этого она уехала в Москву, где ее ожидали неудачи: ни в одну из лучших школ актерского мастерства ее не приняли. С трудом она устроилась в частную школу, однако долго ее обучение там не продлилось, потому что у Фаины просто не было средств, чтобы оплачивать уроки. Ее семья после революции эмигрировала, и Фаина осталась одна в неспокойной России. Она работала во многих городах, ее вера в призвание помогала преодолевать трудности. В 1915 г. дебютировала на сцене дачного театра в Малаховке.

В это время скромная Фаина Фельдман уходит в прошлое, и начинает свой отсчет блистательная карьера Фаины Раневской. Этот псевдоним она взяла из любимой пьесы «Вишневый сад». В связи с появлением сценического имени Раневская рассказала такую историю:

«Когда мы вышли из массивных банковских дверей, то порыв ветра вырвал у меня из рук купюры - всю сумму. Я остановилась и, следя за улетающими банкнотами, сказала

- Как грустно, когда они улетают!

-Да ведь вы Раневская! - воскликнул спутник. - Только она могла так сказать.

Когда мне пришлось позже выбирать псевдоним, я решила взять фамилию чеховской героини. У нас есть с ней что-то общее, далеко не все, совсем не все».

Раневская очень дорожила расположением Павлы Леонтьевны Вульф, приютившей ее в трудное время и оказавшей помощь в продвижении, дававшей ценные советы. Вместе с ее семьей Раневская эвакуировалась в Ташкент в годы Великой Отечественной. Там Фаина сблизилась с Анной Ахматовой, дружба продлилась до конца их дней.

«В небольшом номере, за столом, покрытым потертойбархатной скатертью, перед двумя стаканами с остывшимбледным чаем – две великие старухи нашего века».

Когда Ахматову привезли из Ленинграда совсем больную, Раневская, ее выхаживала. Ночами даже ломала заборы в Ташкенте, чтобы набрать дров и протопить буржуйку: Анна Андреевна мерзла. Впоследствии, бывая в Москве, Ахматова иногда останавливалась у Раневской.

Известна история, когда во время очередного московского визита Фаина Георгиевна среди глубокой ночи позвонила Ахматовой с криком: «Мне приснился Пушкин!..» — «Такси — и срочно еду!» И таки помчалась среди ночи на Котельническую слушать в подробностях сон.

Хотя Раневскую и Ахматову связывала долгая дружба, Фаина Георгиевна не сочла возможным написать строки воспоминаний о замечательном поэте— она была слишком дорогим ей человеком. Хотя в ее бумагах сохранилось множество записанных на листах бумаги фраз, высказываний, отдельных сценок.

«Мне не поручали сделать это!» — отвечала на горячие призывы знакомых. А если бы все-таки решилась, наверное, получились бы незаурядные рассказы. Особенные и неповторимые, как и все, что она делала.

Ахматова о Раневской: «Актерка до мозга костей. Актриса Художественного театра в быту — просто дама, а эта — актерка. Если бы в шекспировской труппе были женщины, они были бы таковы».

Так, Фаина Георгиевна придумала свой собственный жанр: она говорила стихами, цитируя известные строки, сочиняя свои. Получалось нечто невообразимое и безумно смешное. В этих стихах фантастическое переплеталось с реальным, в этом выдуманном мире действовали окружающие ее люди и герои пушкинских сказок, официальные лица и животные. Когда она рассказывала эти стихи сыну Ирины, мальчик не мог заснуть, настолько увлекательная картина разворачивалась в его воображении.

Раневская самостоятельно выстраивала внутреннюю линию роли, продумав все до мельчайших деталей. Создавая образ абсолютно гротескный, она шла к нему через подробные бытовые и психологические штрихи, в этом – ее творческий метод. Актрисе было важно все: от шляпы с перьями и пенсне до огромной тетради с рукописью, сшитой суровой нитью. Раневская играла на полном, почти трагическом серьезе со слезами, с характерными завываниями низкого голоса, с сентиментальным надрывом. Раневская, безусловно, актриса психологического театра, несмотря на внешнюю эксцентрическую характерность. Первичным для Раневской всегда была полнота внутренней жизни образа, от которой возникали внешние детали, а не наоборот. В то же время эта яркая и на первый взгляд, самодостаточная актриса самым существенным образом нуждалась в содержательных партнерах. «Для меня партнер – самое главное», – говорила она.

Осип Абдулов, игравший с ней в паре, в ответ на все стереотипы, связанные с игрой Фаины, сказал: «Фаина — и героиня, и травести, и гранд‑кокет, и благородный отец, и герой‑любовник, и фат, и простак, и субретка, и драматическая старуха, и злодей. Все амплуа в ней одной. Раневская — характерная актриса?! Чепуха! Она целая труппа!»

Удивительный характер Раневской позволял ей не только быть постоянно разной, но и сохранять присутствие духа в любой ситуации, с удивительным нахальством называть вещи своими именами. В этом противоречие и трудность ее характера – будучи блистательной, смелой, невозмутимой 24 часа в сутки, она всегда остается актрисой на сцене, и трудно сказать, что скрывалось за всем этим. А ведь будучи знаменитой, она так и не смогла воплотить в жизнь то, чего хотелось ей, а не зрителю страны советов.

Летом 1964 года в Комарове в Доме театрального общества жила Фаина Раневская. Актерский талант самой высокой пробы, и такой же интеллект, и такая же острота ума, своеобразие взгляда на вещи, свобода поведения, речи, жеста, обаяние невероятной популярности, трагикомическая внешность - все вместе действовало мгновенно и пленительно на тех, кто оказывался с ней рядом. Стало общим местом признание того, что ее артистический дар был растрачен посредственными режиссерами на роли неизмеримо ниже ее возможностей, растаскан на "эпизоды", на "номера". Но печаль и сетования по этому поводу отвлекли внимание даже знавших ее современников от того, что было еще печальнее: так же по пустякам растранжирил век, привыкший считать людей на миллионы, и всю из ряда вон выходящую одаренность этой уникальной натуры, так же не оценен остался калибр личности» (Анатолий Найман «Воспоминания об Анне Ахматовой»).

В своей официальной автобиографии, которую Фаина Георгиевна написала в 1950 году, к 35-летию работы в театре, она перечисляла: «За этот период я сыграла свыше 200 ролей в театре и 20 ролей в кино. Сыграла множество ролей в пьесах русских классиков: Гоголя, Горького, Чехова, Толстого, Грибоедова, Островского, Горького, Чехова. Сыграла множество ролей в пьесах советских драматургов: Билль-Белоцерковского, Афиногенова, Корнейчука, Шкваркина, Катаева, Тренева, Луначарского, Суркова, Погодина и так далее. И в пьесах западных классиков. Народная артистка республики, лауреат Сталинской премии. Сейчас играю в Театре им. Моссовета. Ф. Раневская». Казалось бы, куда лучше? Однако слава, известность, столь лестные для актеров, ее тяготили:

«Есть же такие дураки, которые завидуют «известности». Врагу не пожелаю проклятой известности. В том, что вас все знают, все узнают, для меня что-то глубоко оскорбляющее, завидую безмятежной жизни любой маникюрши».

Она мечтала не об «апофеозе», а о настоящей полноценной работе. А интересных, ярких ролей режиссер театра Моссовета Юрий Завадский ей не давал.

«Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, мне не дают, меня надо сдать в музей... Скоро шестьдесят лет, как я на сцене, а у меня есть только одно желание — играть с актерами, у которых я могла бы еще поучиться».

Когда в Москву снова приехал на гастроли театр Брехта из Германии, Елена Вейгель — ведущая артистка, исполнительница главной роли в пьесе «Матушка Кураж», встретившись с Раневской, удивилась тому, что Завадский, обещавший поставить эту пьесу для Фаины Георгиевны, как просил об этом Брехт, не выполнил обещания. Раневская промолчала и лишь записала: «У геноссе Завадского оказалась плохая память».

Кроме матушки Кураж Раневскую лишили еще одной очень значительной роли — на этот раз в кино. Эйзенштейн хотел снять ее в «Иване Грозном» в роли Ефросиньи, и уже были сделаны пробы, оказавшиеся на редкость удачными. Начальство заблокировало решение Эйзенштейна, не соглашалось на Раневскую. Он настаивал на своем, переписка длилась около года, — но следовал решительный отказ.

«Сообщаю, что С. Эйзенштейн просит утвердить на роль русской княгини Ефросиньи в фильме «Иван Грозный» актрису Ф.Раневскую. Он прислал фотографии Раневской в роли Ефросиньи, которые я направляю вам. Мне кажется, что семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах, и поэтому утверждать Раневскую на роль Ефросиньи не следует, хотя Эйзенштейн будет апеллировать во все инстанции».

Ко всему прочему, ее знаменитое «Муля, не нервируй меня!» обратилось против нее самой. Дети, завидев ее на улице, бежали следом и кричали эту фразу. Это выводило ее из себя. Она старалась изо всех сил, пытаясь подстроиться под требования режиссеров, чтобы не сделать на экране чего-то непонятного для простой аудитории, она играла вторые роли в театре – а взамен получала второсортную шутку, которая почему-то должна была ее забавлять.

Когда Брежнев, вручая ей орден, сказал «Я знаю, кто Вы! Вы – «Муля, не нервируй меня!», Раневская не выдержала. Несмотря на торжественную атмосферу, она обиженно бросила «Меня так дразнят только мальчишки и хулиганы, Леонид Ильич!».

Она ненавидела художественного руководителя Моссовета Юрия Завадского, который мало того что не давал Раневской ролей, ее достойных, еще и отдавал эти роли своей жене, явно менее одаренной. Он однажды крикнул ей «Вон из театра!» на что Раневская ответила «Вон из искусства!». Ее раздражала и его приземленность, жажда наград и званий. Однако она не воевала ни с кем в открытую, о чем после жалела: «Мы неправильно себя вели. Нам надо было орать, скандалить, жаловаться в Министерство, разоблачить гения с бантиком и с желтым шнурочком и козни его подруги. Но… у нас не тот характер. Достоинство не позволяет».

"Знаете, - вспоминала Раневская, - когда я увидела этоголысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности".

Раневской довелось служить в Революционном Театре прогрессивного советского режиссера Мейерхольда. Однажды он вызвал ее к себе в кабинет и, сказав, что театр пропагандирует пролетарское искусство, попросил написать заявление о принятии в Партию. «Опишите ваше пролетарское социальное происхождение, попросите оказать вам великую честь – умереть на сцене коммунисткой». Раневская взяла лист бумаги и начала писать: «Я, Фаина Георгиевна Фельдман, дочь угнетенного черносотенным самодержавием бедного нефтепромышленника из Баку…».Большее ее в партию не приглашали.

Когда Фаине уже присвоили звание народной артистки, ею заинтересовался Комитет Национальной Безопасности. Планировалась, как тогда говорили чекисты, моментальная вербовка в лоб. Раневская сумела очень изящно вывернуться: выслушав подосланного молодого человека, она сказала, что готова сотрудничать, однако проблема в том, что она живет в коммунальной квартире и разговаривает в сне. «И вдруг ночью, во сне, я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания. Называть фамилии, имена и клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее... А вокруг меня соседи…» После этого Раневская получила отдельную квартиру, а сотрудничать с КГБ снова отказалась.

«Фаина, Вам 11 и никогда не будет 12!»

«Кто бы знал мое одиночество?Будь он проклят, этот самый талант,сделавший меня несчастной...»

У нее не было проблем с властями, ее обожали, боялись и боготворили. Конечно, Раневская понимала, что безумно талантлива. Знала — люди ждут ее появления на экране, в театре, но по-детски расстраивалась, что любят персонажи, а не ее, ревновала к ним. Трагедия Раневской заключалась не в ее противостоянии миру, а в сражении с самой собой. Она не была революционером, или мятежником, а была просто одинокой женщиной, хотя и не простой.

Она прожила свои 88 лет одна, без мужа и детей, и единственным любимым существом Раневской был пес по кличке Мальчик. Тяжело это одиночество переносила, особенно когда начали умирать ровесники. «Одиночество — это когда некому рассказывать сны». Постоянный рефрен записок: «Тоскливо, нет болезни мучительнее тоски». «Как мне одиноко в этом страшном мире бед и бессердечия». «Как унизительна моя жизнь. Это же пытка нечеловеческая жить в такой тоске».

Сегодня Раневская не теряет известности благодаря сети Интернет. На некоторых особенно агрессивно настроенных сайтах, где, не стесняясь выражений, обсуждают популярных персон, о Раневской пишут с удивительным для такого места уважением. Видимо потому, что юмор и вся фигура Раневской родственны популярной ныне интернет культуре. Это тоже можно назвать ее вкладом в историю, хотя вряд ли Фаина задавалась целью стать известной благодаря своим оригинальным высказываниям. Она была и остается гениальной актрисой, отпечатавшейся в сердце тех, кто был с ней знаком; воспитавшей новое поколение советских и российских актеров и подарившей стране столько минут смеха и радости. Многие фильмы запомнились зрителям именно благодаря Раневской, хотя ее роли чаще всего были эпизодическими. Но две минуты экранного времени Раневской значили для фильма куда больше, чем все главные персонажи. Недаром редакционным советом английской энциклопедии «Кто есть кто» Раневская была в 1992 году включена в десятку самых выдающихся актрис ХХ столетия.