Контрольная работа по древнерусской литературе
Тема: Своеобразие жанра русского жития и его эволюция (развитие) в произведениях древнерусской литературы. Жанр жития.
студентки 1927 группы 3 курса
заочного отделения
педагогического факультета
Перепечиной Ирины Дмитриевны.
План контрольной работы
1. Введение
2. Житиё - как жанр древнерусской литературы
3. Жанр житийной литературы в 14-16 веках
4. Заключение
5. Литература
1. Введение
Каждый народ помнит и знает свою историю.
В преданиях, легендах, песнях сохранялись и передавались от одного поколения другому воспоминания с сведения о прошлом своей родины.
Общий подъём Руси в 9 веке, создание центров письменности, грамотности, появление целого ряда образованных людей своего времени в княжеско-боярской, церковно- монастырской среде определили развитие древнерусской литературы.
«Русская литература насчитывает целую тысячу лет. Она является самой древней литературой в мире, старше и французской, и английской, и немецкой.
Она зародилась ещё во второй половине 10 века. И из этого огромного тысячелетия более семисот лет принадлежит периоду, который называют «древнерусской литературой». И эту литературу рассматривают как литературу одной темы и одного сюжета. Д.С. Лихачёв так писал об этом периоде: « Этот сюжет- мировая история, и эта тема- смысл человеческой жизни».
Основной чертой древнерусской литературы является то, что в ней нет условных персонажей. Имена действующих лиц- все исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печорский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…
Подобно тому, как существует эпос в народном творчестве, можно сказать, что он существует и в древнерусской литературе. Эпос- всё творчество древнерусских писателей, сюжетно взаимосвязанное между собой. Произведения этого периода показывают нам целую эпическую эпоху в жизни русского народа. Эпоха фантастична и исторична в одно время. Эпоха – время княжения Владимира Красное Солнышко. В это время были написаны многие произведения. Другое эпическое время- независимость Новгорода.
Исторические песни рисуют нам единое течение событий: 16 и 17 века.
Древняя русская литература - эпос, в котором говорится об истории Руси. Ни одно из произведений Древней Руси - переводное или оригинальное не стоит обособленно. Все они органично дополняют друг друга в создаваемой картине мира. Каждый рассказ - законченное целое, и вместе с тем, он связан с другими. Все древнерусские произведения строились по «анфиладному принципу».
Житиё дополнялось с течением времени службами святому, описанием его посмертных чудес. Оно обязательно содержало в себе дополнительные рассказы о святом. Иногда соединяли несколько житий одного и того же святого в новое единое произведение.
Многие из рассказов Древней Руси стали восприниматься как исторические, как документальное повествование о русской истории.
Агиографический жанр- жанр написания жития святых. В 11- начале 12 века были написаны жития Антония Печерского, которое не сохранилось, Феодосия Печерского, 2 варианта жития Бориса и Глеба. В этих житиях авторы проявляют самостоятельность и высокое литературное мастерство.
2. Житиё как жанр древнерусской литературы
В 11-начале 12 века создаются первые жития 2 жития Бориса и Глеба, Житиё Феодосия Печерского, Антония Печерского (до настоящего времени не сохранилось).
Их написание было важным шагом в идеологической политике Русского государства.
В то время, когда были созданы эти жития, русские князья настойчиво добивались у константинопольского патриарха права на канонизацию своих, русских святых, так как это бы повысило авторитет русской церкви.
Первым и важным условием канонизации святого являлось создание жития этого святого.
Здесь приведём пример жития Бориса и Глеба, Феодосия Печерского.
Оба жития написаны Нестором.
Эти жития относятся к 2 агиографическим типам - жития-мартирия (рассказа о мученической смерти святого) и монашеского жития, в котором повествуется обо всём жизненном пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и др.
При написании жития Нестор учёл все требования, которые предъявляются к агиографическому канону. Конечно, он был знаком с переводными византийскими житиями, но проявил такую художественную самостоятельность, что стал одним из выдающихся древнерусских писателей.
Особенности жанра жития первых русских святых.
«Чтение о Борисе и Глебе»
начинается с введения в историю всего человеческого рода: сотворение Адама и Евы, их грехопадение, обличение «идолопоклонства» людей, воспоминание об учении и распятии Иисуса Христа, который пришёл для того, чтобы спасти весь род человеческий,как стали проповедовать новое учение апостолы и как восторжествовала новая вера.
Нестор рассказал о подробности крещения Руси князем Владимиром. И этот акт он описал как самый радостный и торжественный: все русские люди спешат принять христианство, и ни один из них не противится и даже не говорит вопреки воле самого князя, и сам Владимир радуется, так как видит «новую веру» новообращенных христиан. Итак, вот как описаны события, произошедшие до злодейского убийства Бориса и Глеба Святополком. Нестор показал, что Святополк действует по козням дьявола.
Историческое введение в житиё обязательно для того, чтобы показать единство мирового исторического процесса: события, произошедшие на Руси- лишь частный случай борьбы бога и дьявола, и любому поступку, про который рассказывает Нестор, он подыскивает аналогию, прообраз в прошлой истории.
Бориса Нестор сравнивает с библейским Иосиофом, который тоже пострадал из-за зависти братьев.
Если сравнить житиё с летописью, то можно увидеть, что в летописи ничего не говорится о детстве и юности Бориса и Глеба.
В житии же, согласно правилу агиографического жанра, Нестор рассказывает, как ещё отроком Борис постоянно читал жития и мучения святых» и мечтал сподобиться такой же мученической кончины. В летописи нет упоминания о браке Бориса, а в житии Борис стремится избежать брака, но женится лишь по настоянию отца. В летописи проглядывают живые человеческие отношения: Святополк привлекает киевлян на свою сторону тем, что раздаёт им дары(«именье»), их берут неохотно, потому что в войске Бориса находятся те же самые киевляне, а они опасаются братоубийственной войны: Святополк может поднять киевлян против их родичей, ушедших в поход с Борисом. Все эти эпизоды в летописи выглядят живо, жизненно, а в «Чтении» они совсем отсутствуют.
В житии показано, что Глеб не понимает, за что он должен умереть. Беззащитная юность Глеба очень изящна и трогательна. Даже когда убийца «взял святаго Глеба за честную главу», тот «молчаше, акы агня незлобиво, весь бо ум имяще к богу и воззрев на небо моляшеся».
Вот ещё одна особенность агиографического жанра- абстрагированность, избежание конкретности, живого диалога, имён, даже живых интонаций в диалогах и монологах.
В описании убийства Бориса и Глеба тоже отсутствуют яркие краски, показано только моление, причём ритуальное, торопят убийц «кончать своё дело».
Итак, подведём итог: Агиографическому жанру присущи холодная рассудочность, осознанная отрешённость от конкретных фактов, имён, реалий, театральность и искусственная патетика драматических эпизодов. Наличие таких элементов описания жития святого, как его детство, юность, набожность, строгость, в которой он держал себя, аскетизм, соблюдение поста, постоянное чтение псалмов, молитвы Всевышнему.
Житиё Феодосия Печерского.
Это житиё написано Нестором после жития Бориса и Глеба.
Кто же такой Феодосий Печерский? Это- инок, а затем он становится игуменом прославленного Киево-Печёрского монастыря.
Это житиё отличается от рассмотренного нами выше большим психологизмом характеров, обилием живых реалистических деталей, правдоподобием и естественностью реплик и диалогов.
Если в предыдущем житии канон торжествует над жизненностью описываемых ситуаций, то в данном произведении чудеса и фантастические видения описаны очень наглядно и так убедительно, что, когда читатель читает то, что происходит на этих страницах, он не может не поверить в то, о чём читает. Более того, ему кажется, что он всё описываемое в произведении видел своими глазами. Можно сказать, что эти отличия не только как результат возросшего мастерства Нестора. Причина вероятно в том, что это жития разных типов. 1 житиё, которое мы рассматривали- житиё-мартирий, то есть рассказ о мученической смерти святого. Эта основная тема и определяла художественную структуру жития, противопоставление добра и зла, диктовала особую напряжённость в описании мучеников и его мучителей, так как кульминационная сцена должна быть томительно долгой и до предела нравоучительной. Поэтому в таком типе жития-мартирия, как правило, описываются истязания мученика, а его смерть происходит как бы в несколько этапов, чтобы читатель подольше сопереживал герою.
В то же время герой всегда обращается с молитвами к богу, в которых раскрываются такие качества как его стойкость и покорность и обличаются преступления его убийц. «Житиё Феодосия Печерского»- типичное монашеское житиё, рассказ о благочестивом, кротком, трудолюбивом праведнике, вся жизнь которого -непрерывный подвиг. В нём множество бытовых описаний сцен общения святого с иноками, мирянами, князьями, грешниками. В житиях этого типа обязательным условием являются чудеса, которые творит святой, и это вносит в житиё элемент сюжетной занимательности, требует от автора особого искусства, чтобы чудо было описано эффектно и правдоподобно.
Средневековые агиографы хорошо понимали, что эффект чуда хорошо достигается при сочетании только реалистических бытовых подробностей с описанием действия потусторонних сил - явлений ангелов, пакостей, устраиваемых бесами, видений и т.д.
Композиция жития всегда одинакова:
1. Пространное вступление.
2. Рассказ о детстве святого
3. Упоминание благочестия родителей и самого будущего святого.
4. Жизнь святого, полная лишений, мучений.
5. Смерть святого, чудеса у гроба.
Однако в данном произведении есть отличия в описании детских лет святого от других житий. Образ матери Феодосия совершенно нетрадиционный, полный индивидуальности. Мы читаем о ней следующие строки: она была физически сильной, с грубым мужским голосом; страстно любя своего сына, она не могла примириться с тем, что он- наследник сёл и рабов – не помышляет об этом наследстве, ходит в ветхой одежонке, наотрез отказываясь от «светлой и чистой», тем самым наносит поношение своей семье, а всё свое время проводит в молитвах и печении просфор. Его мать старается любыми способами переломить благочестивость сына (хотя его родители представлены агиографом как благочестивые и богобоязненные люди!), она жестоко избивает сына, сажает его на цепь, срывает с его тела вериги. Несмотря на это, Феодосию удаётся уйти в Киев в надежде постричься в одном из тамошних монастырей. Мать его не останавливается ни перед чем, чтобы найти его: обещает большое вознаграждение тому, кто укажет ей местонахождение сына. Наконец она его находит в пещере, где он живёт вместе с другим отшельником Антонием и Никоном (из этого обиталища вырастет впоследствии Киево-Печерский монастырь).
И здесь она идёт на хитрость: требует у Антония показать ей сына, угрожая самоубийством у его дверей. А увидев Феодосия, она уже не гневается, обнимает своего сына, плачет, умоляя его вернуться домой и делать там, что захочет, но Феодосий непреклонен. По его настоянию мать постригается в одном из женских монастырей. Мать поняла, что только так она сможет хоть изредка видеть своего сына, поэтому согласилась на это.
Агиограф показывает и характер будущего святого: сложный, обладающий всеми добродетелями подвижника: кроток, трудолюбив, непреклонен в умерщвлении плоти, исполнен милосердия, но, когда в княжестве происходит княжеская распря( Святослав сгоняет с престола своего брата изяслава), Феодосий активно включается в сугубо мирскую борьбу и смело обличает Святослава.
Самое замечательное в житии – это описании монастырского быта и особенно творимых Феодосием чудес. Вот описание одного из чудес: к нему, тогда уже игумену Киево-Печёрского монастыря, приходит старший над пекарями и сообщает, что нет больше муки и не из чего печь им хлеб. В ответ Феодосий посылает его посмотреть ещё раз в ларе. Тот отправляется в кладовую, подходит к сусеку и видит, что сусек, прежде пустой, полон муки. В этом эпизоде присутствует и живой диалог, и эффект чуда, усиленный именно благодаря умело найденным деталям: пекарь помнит, что отрубей осталось 3 или 4 пригоршни- это конкретно зримый образ и столь же зримый образ наполненного мукой сусека: её так много, что она даже пересыпается через стенку на землю.
Очень интересен и другой эпизод: Феодосий задержался у князя и должен вернуться в свой монастырь. Князь приказывает, чтобы его подвёз на телеге некий отрок. Тот, увидев скромно одетого человека, дерзко обращается к нему: « Чьрноризьче! Се бо ты по вься дьни пороздьнъ еси, аз же трудьн сый ( вот ты все дни бездельничаешь, а я тружусь). Не могу на коне ехати». Феодосий соглашается. Но по мере приближения к монастырю, всё чаще встречаются люди, знающие Феодосия. Они почтительно кланяются ему, а этот отрок начинает тревожиться: кто же этот убогий монах? Он и вовсе приходит в ужас, когда видит, как стречает с почётом его попутчика монастырская братия. Однако игумен не упрекает возницу и даже велит накормить и заплатить ему. Мы точно не можем сказать, были ли такие случаи с Феодосием. Несомненно только одно: Нестор умел описывать подобные интересные случаи со святым, он был писатель большого таланта.
В течение последующих веков будут написаны многие десятки различных житий- велеречивых и простых, примитивных и формальных, жизненных и искренних. Нестор же был одним из первых русских агиографов, и традиции его творчества найдут продолжение и развитие в сочинениях его последователей.
3. Жанр житийной литературы в 14-16 веках
Жанр житийной литературы получил широкое распространение в древнерусской литературе: «Житиё царевича Петра Ордынского, Ростовского(13 век)», «Житиё Прокопия Устюжского»(14 век).
Епифаний Премудрый
(умер в 1420 году) вошёл в историю литературы как автор 2-х житий- «Жития Стефана Пермского»( епископа Перми, крестившего коми и создавшего для них азбуку на родном языке), написанного в конце 14 века, и «Жития Сергия Радонежского», созданного в 1417-1418 годах.
ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО
С чего же начинает житиё Епифаний?
Верстах в четырех от славнаго в древности, но смиреннаго ныне Ростова Великаго, на ровной открытой местности по пути в Ярославль, уединенно расположилась небольшая обитель во имя Пресвятыя Троицы - заштатный Варницкий монастырь Здесь было поместье родителей Сергия, благородных и знатных бояр Ростовских Кирилла и Марии; тут был их дом; тут и жили они, предпочитая уединение сельской природы суете городской жизни при княжеском дворе. Кирилл и Мария были люди добрые и богоугодные. Говоря о них, блаженный Епифаний замечает, что Господь не попустил родиться Сергию от неправедных родителей. Такому детищу, которое, по устроению Божию должно было в последствии послужить духовной пользе и спасению многих, подобало иметь и родителей святых, дабы доброе произошло от доброго и лучшее приложилось к лучшему, дабы взаимно умножилась похвала и рожденного и самих родивших во славу Божию.
Кирилл и Мария имели уже сына Стефана, когда Бог даровал им другого сына - будущаго основателя Троицкой Лавры, красу Церкви Православной и несокрушимую опору родной земли. Задолго до рождения сего святаго младенца, дивный Промысл Божий уже дал о нем знамение, что это будет великий избранник Божий и святая отрасль благословеннаго корня.
В один воскресный день его благочестивая мать пришла в церковь к Божественной литурпи и смиренно стала, по тогдашнему обычаю, в притворе церковном, вместе с прочими женами. Началась литургия; пропели уже трисвятую песнь, и вот, не за долго пред чтением святаго Евангелия, вдруг, среди общей тишины и благоговейнаго молчания, младенец вскрикнул у нее во чреве, так что многие обратили внимание на этот крик.
Когда начали петь Херувимскую песнь, младенец вскрикнул в другой раз, и притом уже столь громко, что голос его был слышен по всей церкви. Понятно, что мать его испугалась, а стоявшые близ нея женщины стали между собою переговариваться, что бы мог означать этот необыкновенный крик младенца?
Между тем литургия продолжалась. Священник возгласил: «Вонмем! святая святым!»
При этом возглашении младенец вскрикнул в трети раз, и смущенная мать едва не упала от страха: она начала плакать… Тут ее окружили женщины и, может быть, желая помочь ей успокоить плачущее дитя, стали спрашивать: «где же у тебя младенец? От чего он кричит так громко?» Но Мария, в душевном волнении, обливаясь слезами, едва могла вымолвить им: «Нет у меня младенца; спросите еще у кого-нибудь».
Женщины стали озираться кругом, и не видя нигде младенца, снова пристали к Марии с тем же вопросом. Тогда она принуждена была сказать им откровенно, что на руках у нея, действительно, нет младенца, но она носит его во чреве…
Вот такие строки предваряют житиё, уже указывая на произошедшее чудо с будущим святым.
Благоговейный списатель жития Сергиева, преподобный Епифаний, сопровождает свое повествование о сем необыкновенном происшествии таким размышлением: «достойно удивления, говорит он, что младенец, будучи во чреве матери, не вскрикнул где-либо вне церкви, в уединенном месте, где никого не было, - но именно при народе, как бы для того, чтобы многие его услышали и сделались достоверными свидетелями сего обстоятельства. Замечательно еще и то, что прокричал он не как-нибудь тихо, а на всю церковь, как бы давая понять всем, что он будет служить Богу с детства. Ещё интересно и то обстоятельство, что не возгласил он однажды или дважды, но именно трижды, являя тем, что он будет истинным учеником Святыя Троицы, так как троичное число предпочитается всякому другому числу, потому что везде и всегда сие число является источником и началом всего добраго и спасительнаго».
После описаннаго происшествия мать стала ещё более внимательна к своему состоянию. Всегда имея в мыслях, что она носит во чреве младенца, который будет избранным сосудом Святаго Духа, Мария во все остальное время беременности готовилась встретить в нем будущаго подвижника благочестия и воздержания. Так, в строгом посте и частой сердечной молитве пребывала богобоязненная мать святаго дитяти; так и самое дитя, благословенный плод ея чрева, еще до появления своего на свет, некоторым образом уже предочищался и освящался постом и молитвою.
И вот праведная Мария вместе с своим мужем дала такое обещание: если Бог даст им сына, то посвятить его на служение Богу. Это значило, что они, с своей стороны, обещали сделать все, что могли, чтобы на их будущем дитяти исполнилась воля Божия, совершилось тайное о нем предопределение Божие, на которое они уже имели некоторое указание.
3 мая 1319 года в доме боярина Кирилла была общая радость и веселие: Марии Бог дал сына. Они нарекли его Варфоломеем, так как он родился в день Варфоломея. При крещении сына Кирилл и Мария рассказали про тот случай в церкви священнику, и он, как сведущий в Священном Писании,- указал им много примеров из ветхаго и новаго заветов, когда избранники Божии еще от чрева матери были предназначаемы на служение Богу.
Между тем мать, а потом и другие стали примечать в младенце опять нечто необыкновенное: когда матери случалось насыщаться мясною пищею, то младенец не брал сосцев ея; то же повторялось, и уже без всякой причины, по средам и пятницам: так что в эти дни младенец вовсе оставался без пищи. Возращенный постом во чреве матери, младенец и по рождении как будто требовал от матери поста. И мать, действительно, стала еще строже соблюдать пост: она совсем оставила мясную пищу, и младенец, кроме среды и пятницы, всегда после того питался молоком матери. Однажды Мария отдала младенца на руки другой женщины, чтобы та покормила его своею грудью; но дитя не захотело взять сосцев чужой матери; то же самое было с другими кормилицами… «Добрая отрасль добраго корня, говорит блаженный Епифаний, питалась только чистым млеком родившей его. Так сей младенец от чрева матери познавал Бога, в самых пеленах поучался истин, в самой колыбели привык к посту и, вместе с молоком матери, навыкал воздержанию… Будучи по естеству еще младенцем, он выше естества уже предначинал пощение; с младенчества он был питомец чистоты, питаемый не столько млеком, сколько благочестием, и предъизбранный Богом еще до рождения»…
Когда Варфоломею исполнилось семь лет, родители отдали его учиться грамоте. Вместе с Варфоломеем учились и два брата его: старший Стефан, и младший Петр. Братья обучались успешно, хотя Петру в то время не было и шести лет, а Варфоломей далеко отставал от них. Учитель наказывал его, товарищи упрекали и даже смеялись над ним, родители уговаривали; да и сам он напрягал все усилия своего детскаго ума, проводил ночи над книгою, и часто, укрывшись от взоров людских, где-нибудь в уединении, горько плакал о своей неспособности, горячо и усердно молился Господу Богу: «дай же Ты мне, Господи, понять эту грамоту; научи Ты меня, Господи, просвети и вразуми!» Но грамота все же ему не давалась.
Раз отец послал его в поле искать жеребят, каковое поручение пришлось особенно по душе мальчику, любившему уединяться от людей. Здесь-то и случилось с ним необыкновенное приключение.
На поле, под дубом, увидел Варфоломей незнакомаго старца-черноризца, саном пресвитера; благоговейный и ангелоподобный старец приносил здесь свои молитвы Богу вездесущему и изливал пред Всеведущим слезы сердечнаго умиления. Поклонившись ему, скромный отрок почтительно отошел в сторону, не желая прерывать его беседы с Богом, и стал вблизи, ожидая окончания молитвы. Старец окончил молитву; он с любовию взглянул на доброе дитя, и, прозревая в нем духовными очами избранный сосуд Святаго Духа, ласково подозвал его к себе, благословил его, отечески поцеловал и спросил: «Что тебе надобно, чадо?»
«Меня отдали учиться грамоте, сказал сквозь слезы Варфоломей, и больше всего желала бы душа моя научиться читать слово Божие; но вот сколько ни стараюсь, никак не могу выучиться, не понимаю, что мне толкуют, и очень печалюсь о том; помолись за меня Богу, отче святый, - попроси у Господа, чтобы Он открыл мне учение книжное: я верю, что Бог примет твои молитвы».
Умилился старец от таких речей малаго отрока; он видел его усердие, и любуясь красотой детской души, отражавшейся на его кротком лиц, воздел руки, возвел очи на небо, вздохнул к Богу из глубины сердечной и стал молиться, испрашивая дитяти просвещения свыше… Старец заключил свою вдохновенную молитву священным словом: аминь, и бережно вынул из пазухи небольшой ковчежец. Открыв его, он взял оттуда тремя перстами малую частицу святой просфоры, и, благословляя ею Варфоломея, промолвил: "возьми сие, чадо, и снеждь; сие дается тебе в знамение благодати Божией и разумешя Святаго Писания. Не смотри на то, что частица св. хлеба так мала: велика сладость вкушения от нея".
Радуясь от всей души, что Бог привел ему встретиться с таким святым старцем, Варфоломей сладостно внимал его душеполезным наставлениям; как семена на добрую землю, так и благодатныя слова старца ложились на его доброе сердце.
Между тем, как говорил старец, так и сбылось: с отроком произошла чудная перемена. Какую бы книгу не раскрыл он, - тотчас же начинал читать ее без всякаго затруднения, понимая и смысл того, что читал. Так дар Божий, столь неожиданно ему ниспосланный, воздействовал в юном Варфоломее и просветил ум его. Нет нужды говорить, что после этого случая он скоро опередил в учении как братьев своих, так и прочих товарищей.
Всею душою Варфоломей полюбил Богослужение церковное и не опускал ни одной службы церковной.
Епифаний доводит до сведения читателей, что наши предки не знали и не любили читать какия-либо книги светскаго содержания; жития святых, святоотеческие писания, разные Палеи, сборники, летописные сказания о минувших судьбах родной земли - вот книги, которые были любимым чтением того времени. И Варфоломей читал эти книги.
Он скоро понял, что еще в отроческом возрасте страсти начинают проявлять свою губительную силу, которую сдержать стоит немалаго труда; а кто хотя раз поддастся в юности их влечению и попустит им связать себя порочными склонностями, тому и подавно тяжело преодолеть их. И вот благоразумный отрок принимает все меры, чтобы оградить себя от их воздействия, и пресекает все пути, которыми они привыкли находить доступ к сердцу человека. Потом святой отрок налагает на себя строгий пост: по средам и пятницам он не позволяет себе вкушать ничего, а в прочие дни питается только хлебом и водою. О каких-нибудь других питиях, не говоря уже о вине, он не позволяет себе и помыслить во всю свою жизнь.
И святый отрок никогда не позволял себъ даже отведать каких-нибудь сладких блюд или напитков. Так укрощая юную плоть свою воздержанием и трудами для сохранения чистоты душевной и телесной, он ни в чем не выходил из воли своих родителей: как кроткий и послушный сын, он был истинным утешением для них.
«И виден был в нем прежде иноческаго образа совершенный инок, - говорит блаженный Епифаний,- поступь его была полна скромности и целомудрия. Никто не видал его смеющимся, а если и появлялась иногда кроткая улыбка на его прекрасном лице, то и она была сдержана; а чаще лицо его было задумчиво и серьезно; на глазах нередко заметны были слезы - свидетели его сердечнаго умиления; его уст никогда не оставляли Богодухновенные псалмы Давидовы. Всегда тихий и молчаливый, кроткий и смиренный, он со всеми был ласков и обходителен, ни на кого не раздражался, от всех с любовию принимал случайныя неприятности. Ходил он в плохой одежде, а если встречал бедняка, то охотно отдавал ему свою одежду».
Здесь уместно сказать несколько слов о том, в каком состоянии находилась в описываемое нами время Русская земля, чтобы знать, при каких обстоятельствах жили родители Варфоломеевы, и среди каких условий воспитывался сам Варфоломей.
Поистине трудные были тогда времена!.. Тяжким бременем лежало иго татарское на плечах Русскаго народа. О том, чтобы сбросить с себя это ненавистное иго, никто не смел и подумать. Князья то и дело ходили в Орду, - то на поклон грозным тогда ханам монгольским, то судиться и тягаться между собой, и сколько благородной крови княжеской пролито в Золотой Орде по зависти и братоубийственной ненависти честолюбивых.
Иго татарское не прошло бесследно и в народной нравственности: «забыв гордость народную, - говорит Карамзин, - мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая Татар, еще больше обманывали друг друга; откупаясь деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивые и бесчувственные к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов. От времен Василия Ярославича до Иоанна Калиты (период самый несчастнейший!) отечество наше походило более на темный лес, нежели на государство: сила казалась правом; кто мог, грабил: не только чужие, но и свои; не было безопасности ни в пути, ни дома; воровство сделалось общею язвою собственности»…
Да, тяжело было Русской земле в те скорбныя времена; трудно, невозможно было одолеть сильнаго врага и именно потому, что князья Русские все больше ссорились между собой, - единства не было, по клочкам была разделена вся обширная Русская земля. И если бы не осознали наконец необходимости этого единства - кто знает? - может быть и совсем погибла бы Русь Православная, подпав владычеству более опасных врагов.
Но Бог не попустил случиться такой беде. Раньше всех поняли опасность наши первосвятители: они всегда твердили князьям, что единодушие между ними необходимо для спасения России от окончательной гибели; когда было можно, святители всегда являлись миротворцами в усобицах княжеских, действуя и словом убеждения, и силою духовной власти. А прозорливый святитель Петр положил прочную основу объединению Русской земли, переселившись навсегда из Владимира, на Клязьме, в незнатный тогда городок Москву, к умному и благочестивому Князю Иоанну Даниловичу Калите. Этот Князь стал настойчиво приводить в исполнение намеченную еще его отцом мысль объединения Русской земли, и присоединял одно за другим соседния княжества к Московскому.
Не избежали, конечно, этих народных скорбей и праведные родители Варфоломеевы. Славный и именитый некогда боярин Кирилл, еще ранее описанных нами событий в Ростове, под старость стал терпеть нужду. Частыя путешествия в Орду со своим князем, тяжкие дани и непосильные подарки ордынским вельможам, без чего никогда не обходились эти путешествия, - жестокий голод, нередко опустошавший Ростовскую область, а больше всего, говорит преподобный Епифаний, великая рать или нашествие Туралыково в 1327 году - все это вместе отозвалось крайне неблагоприятно на его состоянии и почти довело его до нищеты.
Родители Варфоломея решили найти другое место жительства. Случай скоро представился. В 12 верстах от Троицкой Лавры, по направлению к Москве, есть село Городище или Городок, которое в древности носило имя Радонежа. Лишь только это стало известно в Ростове, многие из его жителей, в надежде найти себе облегчение; потянулись в Радонеж. В числе таких переселенцев Епифаний называет Протасия тысяцкаго, Георгия, сына Протопопова с родом его, Иоанна и Феодора Тормасовых, их родственников Дюденя и Онисима, бывшаго ростовскаго вельможу, а в последствии диакона и ученика Сергиева. В числе их переселился и блаженный Кирилл со всем своим семейством и водворился в Радонеже близ церкви Рождества Христова.
Далее Епифан описывает желание Варфоломея уйти в монастырь, но его родители просят, чтобы он остался пока с ними, а после их смерти может уйти в монастырь. Варфоломей соглашается и остаётся с ними, по - прежнему соблюдая все посты, ведя аскетический образ жизни.
После смерти родителей он уходит от людей вместе со своим братом Стефаном, у которого случилось горе в семье: умерла любимая жена, и он соглашается уйти со своим братом подальше от людей.
Братья оставляют свой мир и идут в самую глушь соседних лесов…
В те времена каждый, желавший уединенной жизни, мог один или с товарищем свободно идти в лес, на любом месте строить себе хижину или копать пещеру и селиться тут. Долго ходили братья по окрестным лесам; наконец им полюбилось одно место, удаленное не только от жилищ, но и от путей человеческих. Это место было Самим Богом предназначено к устроению обители: над ним и прежде видали достойные люди - одни свет, другое огонь, а иные ощущали благоухание. Оно находилось верстах в десяти от Хотькова и представляло небольшую площадь, которая возвышалась над соседнею местностью в вид маковки, почему и названа Маковцем или Маковицею.
Горячо помолились братья на избранном месте пустыннаго жития; предавая самих себя в руки Божии, они призывали Божие благословение и на самое место своих будущих подвигов. Потом стали рубить лес; с великим трудом переносили они тяжелые бревна на своих, хотя и привычных к труду, но все же боярских плечах; мало-помалу редела чаща лесная, открывая место, на котором в последствии суждено было Богом процвести славной Лавре Сергиевой. Отшельники устроили себе сначала шалаш из древесных ветвей, а потом убогую келлийку; наконец, подле келлии, поставили и малую церквицу. Все это было сделано руками самих братьев-трудников; они не хотели приглашать посторонних людей, потому что телесный труд был необходимым условием самой жизни подвижнической.
Когда церковь была готова к освящению, Варфоломей сказал Стефану: «по плоти ты мне старший брат, а по духу - вместо отца; и так, скажи мне: во имя какого Святаго следует освятить нашу церковь? Какой будет ея престольный праздник?»
- Зачем спрашиваешь меня о том, что сам лучше меня знаешь? - отвечал ему старший брат. - Ты, конечно, помнишь, как не раз покойные родители наши, при мне, говорили тебе: «Блюди себя, чадо: ты уже не наше, а Божие; Господь Сам избрал тебя прежде твоего рождения и дал о тебе доброе знамение, когда трижды возгласил ты во чреве матери, во время литургии». И пресвитер, тебя крестивший, и чудный старец, нас посетивший, говорили тогда, что это трикратное проглашение твое предзнаменовало, что ты будешь учеником Пресвятая Троицы; и так пусть церковь наша будет посвящена Пресвятому Имени Живоначальныя Троицы; это будет не наше смышление, а Божие изволение: пусть же благословляется здесь имя Господне отныне и во веки!»
Основной принцип, из которого исходит в своём творчестве Епифаний Премудрый, состоит в том, что агиограф, описывая житиё святого, должен всеми средствами показать исключительность своего героя, величие его подвига, отрешённость от всего земного. Отсюда и стремление к эмоциональному, яркому, украшенному языку, который отличается от обыденной речи. Жития Епифания переполнены цитатами из Священного писания, потому как подвиг его героев должен найти аналогии в библейской истории. Своим произведением Епифаний продемонстрировал своё подлинное мастерство, ошеломил читателя бесконечным рядом эпитетов или синонимических метафор, заставив вдуматься читателя в смысл своего произведения. Это приём получил название «плетение словес».
В агиографии 14-15 веков широкое распространение получил принцип абстрагированности, когда из произведения «по возможности изгоняется бытовая, политическая, военная, экономическая терминология, названия должностей, конкретных явлений природы данной страны…» Писатель прибегает к перифразам, употребляя выражения типа «вельможа некий», «властелин градутому» и т.д.
Устраняются и имена эпизодических персонажей, они именуются просто как «муж некто», «некая жена», при этом прибавляется «некий», «некая», «един» служат изъятию явления из окружающей бытовой обстановки, из конкретного исторического окружения». Агиографические принципы Епифания нашли своё продолжение в творчестве Пахомия Логофета.
Пахомий Логофет.
Пахомий, серб по происхождению, приехал на Русь не позднее 1438 года. На 40 -80 годы приходится его творчество: он написал не менее 10 житий, множество похвальных слов, служб святым и других произведений.
Вспомним житиё Феодосия Печерского, как отговаривал его Антоний, напоминая о трудностях, ожидающих его на монашеском пути, как всеми способами пыталась вернуть его мать к мирской жизни. Подобная ситуация есть и в «Житии Кирилла Белозёрского», написанном Пахомием. Юноша Козьма воспитывается у своего дяди, человека богатого и именитого. Дядя хочет сделать Козьму казначеем, но юноша жаждет постричься в монахи. И вот случилось приехать игумену Стефану и юноша пал к ногам его, пролил слёзы, молил его постричь его в монахи, и тот выполнил желание парня.
Затем Стефан отправляется к Тимофею, дяде парня, сообщить ему о пострижении племянника. Конфликт лишь едва очерчён, а не изображён. Тимофей, услышав о случившемся, «тяжко внят слово, вкупе же и скорби исполнивася и некая досадительная изрече к Стефану». Тот оскорблённый уходит, однако Тимофей, пристыженный своей благочестивой женой, тут же раскаивается «о словесих, глаголанных к Стефану», возвращает его и просит прощения. Словом, в «стандартных» велеречивых выражениях изображается стандартная ситуация, никак не соотносимая с конкретными персонажами данного жития.
В начале 15 века под пером Пахомия Логофета создавался новый житийный канон- велеречивые, «украшенные» жития, в которых живые, «реалистические» черточки уступали место красивым, но сухим перифразам. Но наряду с этим появляются жития другого типа, смело ломающие традиции, трогающие своей искренностью и непринуждённостью. Таково «Житиё Михаила Клопского».
«Житиё Михаила Клопского».
Необычно уже само начало жития. Вместо традиционного зачина, рассказа агиографа о рождении, детстве и пострижении будущего святого, это житиё начинается с середины, при этом со сцены неожиданной и загадочной.
Монахи Троицкого на Клопе (под Новгородом) монастыря были в церкви на молитве. Поп Макарий, вернувшись в свою келью, обнаруживает, что келья отперта, а в ней сидит неведомый старец и переписывает книгу апостольских деяний. Поп «уполошившись», вернулся в церковь, позвал игумена и братию и вместе с ними вернулся в келью. Но келья оказалась запертой изнутри, а незнакомый ему старец продолжает писать. Когда его спрашивают, тот отвечает очень странно: он слово в слово повторяет каждый заданный ему вопрос. Монахи так и не смогли узнать даже его имени.
Старец посещает с остальными чернецами церковь, молится вместе с ними, и игумен решает: «Буди у нас старец, живи с нами». Всё остальное житиё- описание чудес, творимых Михаилом ( имя его сообщает посетивший монастырь князь). Даже рассказ о «преставлении» Михаила удивительно бесхитростен, с бытовыми деталями, отсутствует традиционная похвала святому.
Необычность «Жития Михаила Клопского», созданного в век творений Пахомия Логофета, не должна, впрочем, нас удивлять. Дело здесь не только в самобытности автора, но и в том, что автор жития- новгородец, он продолжает в своём произведении традиции новгородской агиографии, которая, как и вся литература Новгорода того времени, отличалась непосредственностью, непритязательностью, простотой, сравнительно с литературой Москвы или Владимиро-Суздальской Руси.
Однако «реализм» жития, его сюжетная занимательность, живость сцен и диалогов- всё это настолько противоречило агиографическому канону, что уже в следующем столетии житиё пришлось перерабатывать.
Сравним лишь один эпизод- описание смерти Михаила в 15 веке и в переделке 16 века. В первоначальной редакции читаем: «И разболеся Михаила месяца декабря в Савин день, ходя к церкве. А стоял на правой стороне у церкве, на дворе, против Феодосиева гроба. А почали говорить ему игумен и старцы: «Чему, Михаиле, не Стоишь в церкве, а стоишь на дворе?» И он им рече»Ту аз хочю полежати». Да взял с собою кадилницу да темьан(благовоние), да шол в келью. И послал к нему игуменг сети и нити от трапезы. И они отперли, темьян ещё курится, а его нету(умер). И почали места искати, земля меръзла, где его положити. И помянуша черньци игумену - испытай того места, где стоял Михаила. Ино с того места досмотриша, аже земля тала. И они погребоша его честно». Этот непринуждённый, живой рассказ подвергся решительной переработке. Так на вопрос игумена и братии, почему он молится на дворе, Михаил теперь ответствует так: «Се покой мой в век века, яко зде вселитися имам». Эпизод, когда он уходит в свою келью, так же переработан: «И кадило въжьзизает, и на углие фимиам възложив, в свою келью отходит, братиям же дивящимься, видевшее святаго толико изнемогъша, и паки толику крепость приемъша. Игумен же в трапезу отходит и к святому брашно посылает, вкусити тому повелевает. Пришедъшии же от игумена и внидоша в келйю святаго, и видивше того к господу отшедша, и руце крестаобразно согбене имуща, и образом, яко спяща и благоухания многа испущающа». Далее описывается плач при погребении Михаила; причем его оплакивают не только монахи и архиепископ «с всем священным собором», но и весь народ: люди спешат на похороны, «быстринам речным подобящася, слезы же непрестанно лиюще». Словом, житиё приобретает под редакцией Василия Тучкова именно тот вид, в каком бы создал его, например, Пахомий Логофет. Эти попытки уйти от канонов, впустить в литературу дыхание жизни, решиться на литературный вымысел, отрешиться от прямолинейной дидактики проявились не только в житиях.
Жанр житийной литературы продолжал развиваться и в 17-18-х веках: «Сказание о роскошном житии и веселии», «Житиё протопопа Аввакума» (1672г.); «Житиё патриарха Иоакима Савелова» (1690г.), «Житиё Симона Воломского», конец 17 века; «Житиё Александра Невского». Автобиографический момент по-разному закрепляется в 17 веке: здесь и житие матери, составленное сыном («Повесть об Улиании Осоргиной»); и «Азбука», составленная от лица «голого и небогатого человека»; и «Послание дворительное недругу»; и собственно автобиографии- Аввакума и Епифания, написанные одновременно в одной земляной тюрьме в Пустозёрске и представляющие собой своеобразный диптих.
«Житиё протопопа Аввакума»- первое автобиографическое произведение русской литературы, в котором Аввакум сам рассказал о себе и своей многострадальной жизни.
Говоря о сочинении протопопа Аввакума, А.Н.Толстой писал: «Это были гениальные «житие» и «послания» бунтаря, неистового протопопа Аввакума, закончившего литературную деятельность страшными пытками и казнью в Пустозерске. Речь Аввакума- вся на жесте, канон разрушен вдребезги, вы физически ощущаете присутствие рассказчика, его жесты, его голос».
4. Заключение
Изучив поэтику отдельных произведений древнерусской литературы, сделаем вывод об особенностях жанра жития.
Итак, житиё - жанр древнерусской литературы, описывающий жизнь святого. В этом жанре существуют разные агиографические типы: житиё-мартирия (рассказ о мученической смерти святого), монашеское житиё (рассказ обо всём пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и т.п.). Характерные чертами агиографического канона являются:
Холодная рассудочность
Осознанная отрешённость от конкретных фактов, имён, реалий
Театральность и искусственная патетика драматических эпизодов, наличие таких элементов жития святого, о каких у агиографа не было ни малейших сведений.
Важность момента чуда, откровения. Именно чудо вносит движение и развитие в биографию святого.
Надо сказать, что жанр жития не стоит на месте, он постепенно изменяется. Авторы отходят от канонов, впуская в литературу дыхание жизни, решаются на литературный вымысел («Житиё Михаила Клопского»), говорят на простом языке («Житиё протопопа Аввакума»).
Древнерусская литература складывалась, развивалась вместе с ростом общей образованности общества.
Древнерусские авторы донесли до современных читателей свои взгляды на жизнь, размышления о смысле власти и общества, роли религии, поделились своим жизненным опытом.
На этом общем культурном фоне появились оригинально и независимо мыслящие писатели, средневековые публицисты, поэты.
5. Литература
1. Д.С.Лихачёв. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси.-М., 1975г., с.19
2. И.П.Еремин. Литература Древней Руси (этюды и характеристики).- М.-Л., 1966г., с.132-143
3. Д.С.Лихачёв. Человек в литературе Древней Руси.-М.,1970г.,с.65.
4. И.П.Еремин. Литература Древней Руси (этюды и характеристики).-М.-Л,.1966г.,с.21-22
5. В.О.Ключевский. Древнерусские жития святых как исторический источник.-М., 1871г., с.166.
|
