Сравнение происхождения мира и человека у древних народов и их жертвоприношения
Индия
«Тот многосильный Брама, откуда те пять дхату. Горы, следует знать, — его кости, земля — тук и мясо,
Его кровь — океаны, пространство — чрево,
Ветер — его дыханье, сила — огонь, потоки — жилы,
Агни, Сома, Солнце и Месяц слывут его глазами,
Небо вверху — голова, его стопы — обитель земная, его руки — стороны света.
Несомненно, труднопостижим, труднопознаваем даже для совершенных Атман,
Он славится, как бесконечный владыка Вишну.
Атман души всех существ, труднопостижим для несовершенных духом, Для бытия всех существ он произвел личное начало.
От него произошла вселенная, о нем я тобою был спрошен».
В этом отрывке Махабхараты та индоевропейская космогоническая основа, которая в той или иной степени вошла в мифологические представления многих народов Европы» особенно это касается германских, кельтских и славянских племен. «Всеобъемлющий Брама, из Вед состоящий» возник из божественного лотоса, который создал «Самосущий Акаши», сотворивший до этого воду, — она породила две другие стихии — огонь и воздух, из их сочетания родилась четвертая стихия — земля. Но и Акаши не был первотворцом — до него, был рожден Аханкара, отцом его являлся Махан, которого, в свою очередь, породил Акьята — изначальный бог индийского пантеона.
Мир, Вселенная, по представлению индоевропейских народов, это изначальный Бог, имеющий антропоморфные черты, а значит, зеркально, создавая человека по подобию божьему демиург использует тот же материал, то есть «космические» части своего собственного тела.
Кельты
Согласно валлийской традиции тело человека состояло из девяти частей. В комментариях к книге «наследие кельтов» братьев Рис написано: «С другой стороны, в одном ирландском трактате сохранился широко распространенный миф, что Адам был сделан из восьми частей — его плоть была из земли, кровь из моря, лицо из солнечного света, мысли из облаков, дыхание из ветра, кости из камней, душа от Святого Духа, его благочестие — от Света Мира. Эта тема встречается также в "Книге захватов Ирландии", однако там говорится, что голова, грудь, живот и ноги Адама были, соответственно из земли разных стран, а его кровь, дыхание, сердце и душа, соответственно, из воды, воздуха, огня и дыхания бога». Любопытная инверсия этого сюжета о происхождении человека наблюдается в германо-скандинавской мифологии о создании мира из первочеловека. Н.С. Широкова пишет: «Классическим образом мифа о вечном сотворении и разрушении вселенной являются космогония и эсхатология, составляющие важный компонент германо-скандинавской мифологии. Там содержится представление об этом аморфном, хаотическом состоянии вселенной перед началом космогонии. В начале времен не существовало ни земли, ни неба, ни моря, а лишь одна зияющая бездна — посредине между севером и югом. В сотворении мира принимают участие и природные стихии, и борющиеся между собой антропоморфные образы. Лед или иней с севера и искры с юга смешиваются в изначальной бездне, и в образовавшейся таким образом атмосфере теплоты рождается великан Имир. Первые боги Один, Вилли и Be убивают Имира и из его тела создают мир».
Вот как это описано в Младшей Эдде: «Сказал тогда Ганглери: "За что же принимались тогда сыновья Бора, если они были, как ты думаешь, богами?" Высокий сказал: "Есть тут, о чем поведать. Они взяли Имира, бросили в самую глубь мировой Бездны и сделали из него землю, а из крови его — море и все воды. Сама же земля была сделана из плоти его, горы же из костей, валуны и камни — из передних и коренных его зубов и осколков костей". Тогда молвил равновысокий: "Из крови, что вытекла из ран его, сделали они океан и заключили в него землю.
И окружил океан всю землю кольцом, и кажется людям, что беспределен тот океан и нельзя его переплыть". Тогда молвил Третий: "Взяли они и череп его и сделали небосвод. И укрепили его над землей, загнув кверху ее четыре угла, а под каждый угол посадили по карлику. Их прозвали так: Восточный, Западный, Северный и Южный. Потом они взяли сверкающие искры, что летали кругом, вырвавшись из Муспелльсхейма, и прикрепили их в середину неба Мировой Бездны, дабы они освещали небо и землю. Они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили путь. И говорят в старинных преданиях, что с той поры и ведется счет дням и годам, как сказано о том в "Прорицании вельвы":
Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей.
Так было раньше».
По мнению ряда специалистов, в кельтской мифологии практически совсем отсутствуют данные о космогонических и схатологических представлениях. Однако во многих моментах кельтская и германская мифология близки. С.В. Шкунаев считает, что причиной того, что у германских народов сохранились основные языческие мифы, является отсутствие у них корпоративно организованного жречества, в отличие от кельтов, в мифологии которых отсутствует космогония и эсхатология именно потому, что учение об этих предметах было прерогативой друидов, которые вне касты своими знаниями не делились. С этим суждением можно поспорить, если вспомнить индийскую мифологию, коей не помешало эти мифы сохранить при наличии не менее корпоративного брахманства. К тому же скандинавская мифология во многом могла воспринять кельтскую мифологию благодаря многочисленным и длительным контактам этих народов. Не следует забывать, что расцвет скандинавского искусства пришелся на конец эпохи викингов после завоевания Ирландии Викинги, к примеру, позаимствовали и освоили ирландское декоративное искусство, «практически создав новый его стиль. Литературные достижения двух народов представляются еще более поразительными. Север поделился своей эпической поэзией взамен на ирландскую форму прозаического повествования, ставшей формой исландских саг» Далее Дж. Каппер утверждает: «Нигде кельтский дух не был столь силен, как среди самых ранних поселенцев на самой родине саг, в отдаленной норвежской провинции в Исландии».
Вместе с тем в кельтской мифологии, как впрочем, и в славянской, сохранились как мифы о происхождении человека, так и отзвуки космогонии и эсхатологии. М.Л. Сжостед точно заметила, что в то время как другие народы исторически переосмысливали свои мифы, ирландцы, наоборот, мифически переосмысливали свои историю и даже географию. В не меньшей степени это относится к славянской мифологии. Не зря может быть и в ирландских сагах, и в русских былинах столь тесно переплетены мифологические представления с реальной историей. И здесь, в подобных произведениях, многие космогонические знания попросту зашифрованы.
Ирландская традиция ничего не говорит о том, в каком состоянии находился остров до того, как на нем появились люди. Первым человеческим существом, появившимся в Ирландии, оказалась женщина Кессайр, прибывшая туда со своими спутниками еще до Всемирного Потопа и которые утонули во время него. В живых остался только один из спутников — Финтан, которому суждено было стать своеобразным хранителем и наблюдателем последующих событий. Пережив потоп и пройдя ряд чудесных превращений в различных животных, Финтан жил так долго, что стал свидетелем всех последующих нашествий и завоеваний Ирландии и, в конце концов, даже принял веру Христа. Будучи друидом, он долгое время был нем, храня тайну происхождения мира. В саге «Видения Фингена» женщина из Другого Мира перечисляет чудеса, которыми отмечена ночь рождения будущего короля Конна Ста Битв: «Что же это за чудо еще, — спросил Фин-ген. — А вот что, — ответила женщина. — Финтан, сын Бохра, сына Ноя, сына Этиара, сына Нуайла, сына Амда, сына Каина, сына Ноя, что даром благородного короля сделался величайшим в мире мудрецом. Был бессловесен он — не хороша была его речь, хоть и мог он говорить — в час, когда услышал гул потопа у склона горы Ойлифот. На гребне волны перенесло его на юго-запад Ирландии. Сделался он нем, и лежал, погруженный в сон, пока потоп покрывал землю. Воистину безмолвен он был с той поры и доныне. Оттого-то и скрыта была правда об Ирландии, ее деяниях, пророчествах, старине и законах. Лишь один Финтан пережил потоп, и ныне ночью наслал на него Господь дух Самуила — пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появилось у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык. Так открылась этой ночью старина и былые деяния, отчего и говорится "уж лучше молчание, чем пустые речи"».
Финтан не только сохранил память обо всех волнах чудесных переселенцев, коих было четыре, но и поведал обо всех их преобразованиях на острове, которые напоминали действия скорее не людей, а демиургов.
Однако есть и другая версия появления первой женщины в Ирландии. Вот что пишут по этому поводу братья Рис: «Согласно ныне утраченной, но более ранней рукописи — Книге Друим Снехта — имя первой женщины, поселившейся в Ирландии до потопа, была не Кессар, а Банба, и она, ставшая затем одним из этнонимов острова, ассоциировалась не с водой, а с землей, поднявшейся из воды, отсюда одно из поэтических обозначений Ирландии — «Остров Банбы — женщин». Банбе удалось пережить потоп на вершине Тул Туинде, «куда не могли достать волны», и она навсегда осталась на острове, чтобы, встретив сыновей Миля, объявить им, что она старше Ноя. Тул Туанде, таким образом, напоминает нам о первохолме восточной космогонии, первой земле, возникшей из вод хаоса. Иными словами, первоженщина в Ирландской традиции символизирует одновременно воду и землю, и оба эти первоэлемента персонифицированы далее в образах мужа Кессайр, Финтана, сына «океана», ее отца, чье имя буквально означает «мир».
После потопа первой появляется в Ирландии раса Парталона. А. Ван Хамель считал его богом — покровителем растительности.
Ф. Леру и X. Гюйонварк относят Парталона к числу творцов или мифических предков. Им следует и Н. С. Широкова: «В качестве бога — Творца или мифического предка Парталон выводит мир из хаоса. При нем земля мало-помалу начинает обретать сегодняшний природный облик, он создает озера, реки, равнины. Он закладывает основы экономики и цивилизации, распахивает новь, изобретает рыбную ловлю, охоту, земледелие и скотоводство. При нем строится первое жилище и первая "гостиница", делается первый котелок и появляется умение варить пиво.
Парталон окружает себя первыми друидами, первыми поэтами и первыми воинами». При нем же произошла и первая битва с фоморами — мифологическими существами, представляющими в ирландской космогонии демонические, темные силы, тесно связанные с морем. Братья Рис считают, что фоморы — это значит «подводные». Их демоническая дьявольская сущность выражена в одноглазости и одноногости и однорукости, что часто характерно и для славянской мифологии, когда речь идет о нечистой силе.
Братья Рис замечательно проанализировали, как волны новых поселенцев преображали Ирландию: «С точки зрения мифологической, ничто по-настоящему не существует, пока оно не "оформлено", не "определено" и не названо, вот почему в тех фрагментах "Книги захватов Ирландии", где рассказывается о возникновении особенностей рельефа, об установлении границ и названии частей острова, безусловно, просматриваются важные части космогонического мифа. Когда Партолон прибыл в Ирландию, там было только три озера и девять рек. Еще семь озер возникли уже при нем, другие четыре — во времена Немеда, а еще три — при Племенах богини Дану Как правило, озера появлялись там, где рыли могилу для погребения того или иного персонажа, и возникшее озеро, естественно, получало затем его имя. Другой повторяющийся мотив становления рельефа — расчистка земель. Так, Парталон расчистил четыре долины, Немед двенадцать и т. д.
"В Книге захватов" говорится, что когда Парталон высадился на острове, там была только одна древняя долина под названием Эльта, расчистил ее сам Бог-Творец, и в ней не росло ни деревца, ни куста. Все повести о "захватах" пронизаны мотивами о возникновении и названии рек, холмов, долин, озер и мысов — так обретает свой облик земля, храня память о тех героях, которые жили и умерли на ней и нашли в ее недрах последнее пристанище». В славянской мифологии творцом различных видов рельефа выступает сатана.
А что же с идеей конца мира, свойственной многим индоевропейским народам? У Страбона на эту тему есть следующий пассаж: «не только друиды, но и другие утверждают, что души и вселенная неразрушимы; но все же, в конечном счете, огонь и вода одержат верх над ними».
В саге «Битва при Маг Туиред» богиня войны Бадб предрекает конец света: «А потом предрекла она конец света и всякое зло, что случится в ту пору, каждую месть и болезнь. Вот как пела она:
"Не увижу я света, что мил мне. Весна без цветов,
Скотина без молока,
Женщины без стыда,
Мужи без отваги,
Пленники без короля...
Леса без желудей,
Море бесплодное,
Лживый суд старцев,
Неправые речи брегонов,
Станет каждый предателем,
Каждый мальчик грабителем,
Сын возляжет на ложе отца,
Зятем другого тогда станет каждый...
Дурные времена,
Сын обманет отца,
Дочь обманет мать"».
Все та же индоевропейская космогоническая идея о гибели и возрождении Вселенной. Только в кельтском варианте о возрождении мира нет прямых свидетельств, если не считать ирландские саги, где на смену одним завоевателям этого сакрального острова приходят другие, причем в качестве очередных завоевателей выступают боги.
Конечно, имея дело только с теми мифологическими источниками, которые были созданы в христианские времена, достаточно трудно воссоздать в целостном виде космогонические представления кельтов, однако совершенно очевидно, что они восходят к древнейшим индоевропейским представлением и являются одним из наиболее архаичных представлений в Европе, как впрочем, и славянские.
Здесь важен принцип такой мифологической инверсии: Бог — человек. И границей, зеркалом этой инверсии является сама Земля. Если части Бога это земные стихии и первоэлементы, составляющие землю: земля, вода, огонь, воздух, то и человек сотворен из этих же элементов. И именно отсюда идея бессмертной души и слияния тела с божественной Землей, для дальнейшей реинкарнации, перерождении в новом качестве. Отсюда огонь как божественный посредник для перехода в иной мир, огонь, позволяющий быстрей покинуть бренное тело для соединения с Богом для последующего рождения в новом качестве. Именно эта идея объединяет разноэтнический кельтский мир, в котором славяне занимали свое достойное место.
Славяне
Славянская мифология о происхождении человека дает практически идентичную картину с кельтской. Вот что пишет А.Н. Афанасьев в работе «Языческие предания об острове Буяне»: «По единогласному свидетельству народного стиха о Голубиной книге и азбуковников, тело человеческое создано было от земли, волоса от травы, жилы от корней, кровь от морской воды, кости от камени, лыхание от ветра, мысли от облак, очи от солнца, душу вложил сам Бог».
В Беседе трех святителей — одного их апокрифов, известном в Древней Руси уже с XI в., сказано, что Адам был сотворен из восьми частей: «1) от земли взято тело, 2) от камня — кости, 3) от Красного моря — кровь, 4) от солнца — глаза, 5) от облаков — мысли, 6) от дыхания — волосы, 7) от света — душа, 8) сам Господь вдохнул в него душу и дал власть над всем видимым и невидимым в водах и в горах, на земле и на небе». Как видите, приведенный выше древнеирландский текст практически совпадает с только что приведенным и совершенно ясно, что в данном случае основа одна — индоевропейская традиция, освященная в начале этой главы цитатой из Махабхараты.
Обратимся теперь к другой книге замечательного исследователя А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», где приведены и проанализированы многочисленные предания о сотворении мира. «Предания о сотворении мира, живущие в устах русского народа, обставлены такими подробностями, которые, несомненно, принадлежат глубокой древности. В книге Терещенко предание это записано в такой форме: «В начале света благоволил Бог выдвинуть землю. Он позвал черта, велел ему нырнуть в бездну водяную, чтобы достать оттуда горсть земли и принесть ему. Ладно, думает сатана, я сам сделаю такую же землю! Он нырнул, достал в руку земли и набил ею свой рот. Принес Богу и отдает, а сам не произносит ни слова... Господь куда ни бросит землю — она вдруг является такая ровная-ровная, что на одном конце станешь, — то на другом все видно, что делается на земле. Сатана смотрит... хотел что-то сказать и поперхнулся. Бог спросил, чего он хочет. Черт закашлялся и побежал от испугу. Тогда гром и молния поражали бегущего сатану, и он где приляжет — там выдвинутся пригорки и горки, где кашлянет — там вырастит гора, где прискачет — там высунется поднебесная гора. И так бегая по всей земле, он изрыл ее, наделал пригорков, горок, гор и превысоких гор». Такое творение земли народ на своем эпическом языке назвал сеяньем. «Взял Бог песчиночку и насеял всю землю с травами, лесами и всякими угодьями». В русских преданиях, в которых зачастую перемешаны христианские и языческие представления, создателями земли, как правило, являются и Бог и дьявол. Многие исследователи связывают этот факт с богомильской ересью, однако и в славянском язычестве существует противопоставление Белобога и Чернобога. Но вернемся к Афанасьеву.
«В Галиции рассказывают, что в начале веков было только небо да море, по морю плавал Бог в лодке и встретил большую, густую пену, в которой лежал черт. "Кто ты?" — спросил его Господь. "Возьми меня к себе в лодку, тогда скажу". — "Ну, ступай!" — сказал Господь и вслед за тем послышался ответ: "Я черт!" Молча поплыли они дальше. Черт начал говорить: "Хорошо, если б была твердая земля и было бы где отдохнуть нам". — "Будет! — отвечал Бог. — Опустись на дно морское, набери там во имя мое горсть песку и принеси, я из него сделаю землю". Черт опустился, набрал песку в обе горсти и примолвил: "Беру тебя во имя мое!" Но когда вышел на поверхность воды, — в горстях не осталось ни зернышка. Он погрузился снова, набрал песку во имя Божие, и когда воротился — песку у него осталось только за ногтями. Бог взял этот песок, посыпал по воде и сотворил землю не больше и не меньше, как сколько нужно, чтобы им обоим улечься. Они легли рядом — Бог к востоку, а черт к западу. Когда черту показалось, что Бог заснул, нечистый стал толкать его, чтобы он упал в море и потонул, но земля тотчас далеко раскинулась к востоку. Увидя это, дьявол начал толкать Бога к западу, а потом к югу и северу, во все эти стороны земля раздавалась широко и далеко. Потом Бог встал и пошел на небо, а черт по пятам за ним, услышал, что ангелы славили Бога в песнях, и захотел создать себе столько же подчиненных духов, для этого обмыл свое лицо и руки водою, брызнул ею назад от себя — и сотворил столько чертей, что ангелам не достало уже места на небесах. Бог приказал Илье-Громовнику напустить на них гром и молнию. Илья гремел и стрелял молниями, сорок дней и ночей лил дождь, и вместе с великим дождем попадали с неба и все черти, еще до сего дня многие из них блуждают по поднебесью светлыми огоньками и только теперь достигают до земли».
А вот предание заонежан: «По досюльскому окиян-морю плавало два гоголя, первый бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам Господь вседержитель и сатана. По божию повелению, по Богородициному благословению, сатана выздынул со дня синего моря горсть земли. Из тоя горсти Господь сотворил ровные места и путистые поля, а сатана понаделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молот ком и создал свое воинство, и пошла между ними великая война. Поначалу одолевала было рать сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места, отчего и появились водяные, леший и домовые».
Подобное же предание находим в апокрифической литературе, а именно в статье, озаглавленной «Свиток божественных книг». Хотя статья эта известна нам в позднейших и отчасти попорченных списках, но без сомнения — происхождение ее весьма древнее, в ней заметны следы богомильского учения и некоторые передаваемые ею подробности встречаются в рукописях XV и XVI столетий. До сотворения мира, сказано в «Свитке», сидел Господь Саваоф в трех каморах на воздусех, и был свет от лица его семьдесят — седмерицею светлее света сего, ризы его были белее снегу, светозарнее солнца. Не было тогда ни неба, ни земли, ни моря, ни облаков, ни звезд, ни зари, не было ни дней, ни ночей. И рече Господь буди небо хрустальное и буди заря, и облаки, и звезды! И ветры дунул из недр своих, и рай насадил на востоце, и сам Господь возсел на восто-це в лепоте славы своей, а гром-глас Господень, в колеснице огненной утвержден, а молния — слово Господне, из уст Божьих исходит. Потом создал Господь Тивериадское море, безбрежное, «и сниде на море по воздуху... и в виде на море гоголя плавающа, а той есть рекомый сатана — заплелся в тине морской. И рече Господь Сатанаилу, аки не ведая его: "Ты кто еси за человек?" И рече ему сатана: "Аз есмь бог." — "А мене како нарещи". Отвечав же сатана: "Ты бог богом и господь господем". Аще бы сатана не рек Господу так, тут же бы сокрушил его Господь на море Тивериадском. И рече Господь Сатанаилу: "Понырни в море и вынеси мне песку и камень". И взяв Господь песку и камень, и разсея по морю и глаголя: "Буди земля толста и пространна!" Затем взял Господь камень, преломил надвое, и из одной половины от ударов Божьего жезла вылетели духи чистые, из другой же половины набил сатана бесчисленную силу бесовскую. Но
Михаил-архангел низверг его со всеми бесами с высокого неба. Созданная Богом земля была утверждена на тридцати трех китах».
Западнославянские представления о происхождении земли разнятся от восточнославянских и по духу ближе к представлениям кельтов.
«По хорутанскому верованию, земля Волею Божией вышла из морской бездны, в которой до начала мира была погружена вместе с солнцем, месяцем, звездами, молнией и ветрами, первая показалась из воды высокая гора Триглав, самая жизнь на земле зародилась с той минуты, когда внутри ее загорелся огонь, то есть когда лучи весеннего солнца согрели мерзлую землю и пробудили в ней силу плодородия. У карпатских русинов существует верование, что вселенную созидали царь — огонь и царица — вода, то есть молния и дождь, небесный огонь солнца и живая вода весенних разливов, а сербская песня представляет молнию силою, господствующую над всем миром и все в нем устрояющей она делит мир и раздает дары — Богу небесную высь, св. Петру — летний зной, Иоанну-Крестителю — зимний холод, Николаю-угоднику — воды, Илье-пророку — громовые стрелы. Замечательно, что слово творить указывает на воду, как на существенный элемент творчества, датское tvore — разводить, размешивать что-либо сухое с влажным, исландское thvari — тесто, русское творилка — квашня, раствор — смесь жидкости с чем-нибудь сухим или одной жидкости с другой, творог употребляется в смысле мягкой грязи.
Народное предание относит создание мира к первому весеннему месяцу — марту, название которого говорит о времени, посвященному Марсу, — богу-громовнику, победителю демонических ратей. Во всех мифологиях божество весенних гроз, как оплодотворитель земли и податель урожаев, наделяется творческою силою, от его дыхания произошли ветры, от его глаголов — громы, от слез — дожди, от густых волос — облака и тучи». Будучи монотеистами, славяне и кельты имели вместе с тем огромное количество богов, выполняющих различные функции, которые так или иначе связывались с человеческой деятельностью. Поскольку мир был создан одним богом из собственного тела, а человек из частей земли по образу этого бога, казалось бы, зачем нужны посредники в виде более мелких богов? Вместе с тем многообразие природных явлений и человеческой деятельности нуждалось в более мелких «управителях» и «покровителях». Чем сложнее становились общественные отношения, тем большее количество богов появлялось в национальном пантеоне.
Любопытно, что финская космогония развивает практически ту же идею, что и космогония скандинавов и славян. «Изначально обитала в воздушной области дева Ильматр — буквально дочь воздуха, однажды спустилась она с эфирных высот на море, и вот поднялась буря, море взволновалось, Ильматр зачала в утробе своей сына от ветра и носилась по морской поверхности ровно семьсот лет, наконец чудному ребенку надоело заключение, и он сам проложил себе дорогу из чрева матери, это был Вейнемей-нен — бог, обладающий даром могучих чародейских песен. Подобно светлому богу русского народного предания, он плавает по волнам первобытного моря и пением своим, то есть громовым словом и звуками завывающей бури, творит острова, мысы, заливы и подводные камни.
Затем прилетает орлица, соответствующая голубям карпатской колядки, садится на колена Вейнемейнена и несет яйца, из которых потом созданы были солнце, луна и звезды. Орел — олицетворение грозовой бури, из-за разбитых молниями и рассеянных ветрами туч он выводит круговидные светила, которые на метафорическом языке уподоблялись золотым яйцам, снесенным мифическою птицею».
Мифология, как правило, оперирует разными попытками бога создать человека. Так, в Ирландии было несколько волн переселенцев, и судя по тем свойствам этих жителей, каждая раса создавалась богом разными способами и из разного материала. Вот что пишет Афанасьев: «Создание первого человека миф ставит в теснейшую связь с преданиями о происхождении огня. Как на земле огонь добывался через трение одного полена, вставленного в отверстие другого, так и на небе бог-громовник сверлит гигантское дерево-тучу своей острой палицей, и от этого сверления она чреватеет и рождает малютку молнию. Древнему человеку, который в громовой палице узнавал детородный член бога-оплодотворителя земной природы, естественно было это представление о происхождении огня и молнии сблизить с актом соития и зарождения младенца, тем более, что самая жизнь, одушевляющая человека, понималась как возженное пламя. Священные песни Вед в добытом трением огне видят плод супружеского соединения обрубков дерева, из которых один представляет воспринимающую жену, а другой — воздействующего мужа, масло же, которым их умащали, называют плотским семенем. Отсюда возникли мифические сказания, во-первых, что душа новорожденного нисходит на землю в молнии, и во-вторых, что первая чета людей создана богами из дерева».
Существует и другая мифологическая версия: «Миф о происхождении рода человеческого из камней в одной из наших старинных рукописей соединяется с верованием славян в Рода, имя которого в памятниках постоянно ставится рядом с роженицами, вещими предсказательницами судьбы новорожденного и помощницами в родах. Вот это любопытное свидетельство: "Вседержитель, иже един бессмертен и непогибающих творец, дуну бо ему на лице дух жизни, и бысть человек в душу живу: то ти не Род седя на вздусе, мечеть на землю груды — ив том рождаются дети... Всем бо есть творец Бог, а не Род". Род, мечущий с неба груды — камни, напоминает общеарийское представление о боге-громовнике, который разбивает облачные скалы, бросая в них молниеносным молотом».
Есть и еще одна версия. По известному свидетельству Несторовой летописи, волхв, рассказывая о происхождении рода человеческого, утверждает, что вспотевший от мытья в бане Бог обронил на землю капли пота, из которого дьявол сотворил человека, а Бог вдохнул в него душу.
Представления кельтов и славян о происхождении мира и человека удивительно близки. Скорее всего это не потому, что один народ повлиял на другой. Здесь нет учителей и учеников. Похоже, это тот случай, когда оба народа пронесли эти древнейшие индоевропейские знания сквозь череду веков и, возможно, именно эти знания позволили им хорошо понять друг друга после того, как пройдя многовековое самостоятельное развитие, эти два народа встретились вновь.
Темы космогонии и происхождения человека не зря сведены в общую главу, поскольку в цепочке Бог — Вселенная — Земля — Человек, не только есть обратная связь, но, что всего важнее, с двух сторон этой цепочки стоят существа, имеющие похожий облик. Венец творения — человек, замыкает собой цепь творений демиурга, по образу и подобию которого он создан, а значит в обязанности человека входит поддержание равновесия на земле, из частей которой он создан. Отсюда становится понятен и смысл жертвоприношений, особенно человеческих, которые у кельтов и славян служили именно этой главной космической цели — сохранению мирового равновесия. Расчленение жертвы олицетворяло собой создание мира из частей бога, а различные способы умертвления жертвы — посвящения ее богам разных стихий и функций.
Жертвоприношения
Жертвы, приносимые богам, имели колоссальное значение в религиозной жизни каждого народа и служили не только в качестве искупительной жертвы или жертвы, приносимой для испрошения милости, но, в первую очередь, осуществляли незримую сакральную связь человека с богом. И для осуществления этой связи нужны были специальные люди, не только обладающие особыми изотерическими способностями, но и посвященные в эти мистические таинства и участие которых и даже руководство в этом важнейшем ритуальном действе было необходимо в силу их умения осуществлять эту связь. Короче говоря, тот, кто приносил жертву, должен был быть угоден богам не менее чем сама жертва.
Именно поэтому у многих, в том числе и индоевропейских народов, возникла особая жреческая каста, в функции которой входило как один из важнейших факторов руководство и проведение различных жертвоприношений. В извечной борьбе колдунов и воинов, о которой уже говорилось выше, шла борьба и за право совершать наиболее значимые общественные жертвоприношения, тем более, что как это было видно из предыдущей главы, сама космогония мира была построена на жертвоприношении, совершенном богами, которое человек, облеченный высшим знанием, просто копировал — ведь в человеческом мире это еще было нужно для сохранения мирового равновесия.
Поэтому друиды, в неменьшей степени, что и волхвы, будучи хранителями не только религиозных традиций, но и древнего знания, придавали жертвоприношениям особый, сакральный смысл, будучи не просто проводниками воли богов, но в момент проведения самого ритуала сами исполняли роль богов перед народом.
Стоя перед жертвенным алтарем, друид или волхв ощущал себя демиургом, создающим заново Вселенную и поддерживающим ее равновесие. Это хорошо видно из анализа космогонических представлений славян и кельтов, приведенного выше.
Возвращаясь к противостоянию «колдунов» и «воинов», необходимо отметить, что, видимо, не зря в воинственном Риме роль главных участников жертвоприношений старались брать на себя именно военные вожди, так же как впоследствии в славянском мире князья. Те, кто владели властью гражданской и военной, всегда стремились подчинить себе и власть духовную.
Приступим теперь к сопоставлению двух систем жертвоприношений — славянской и кельтской.
Кельты
Ирландцы, принявшие христианство, практически изъяли из своих легенд почти любое упоминание о приношении богам. Название самого жертвоприношения, тем не менее, осталось в кельтском языке. Это очень древнее слово, означающее название вазы с округлым основанием и использовавшееся для принесения жертв богам. У славян, кстати сказать, слово «чара», как раз та самая ваза с круглым основанием имеет прямое отношение к принесению жертв и гаданию, как и производные от нее слова «чаровник», «чаровать», «очаровывать».
Есть еще один достоверный источник, показывающий следы жертвоприношения коня, видимо существовавшего у кельтов. Геральд Камбрийский описывает ритуал, который, как ему сообщили, все еще практиковался в одном из северных королевств Ирландии и включал в себя жертвоприношение коня. Выбранный король символически соединялся с жертвенным животным, а затем купался в похлебке, сваренной из жертвенного коня и пил эту похлебку. Этот обряд напоминает индийское жертвоприношение коня.
Существует описание жертвоприношения быка, связанное с выборами короля в саге «Болезнь Кухулина». «В то время они собирались, чтобы выяснить, не смогут ли они найти человека, которого можно было бы назначить верховным королем. Поскольку им было неприятно то, что вершина господства и первенства в Ирландии, то есть Тара, не подчинялись власти одного короля... Вот короли, которые присутствовали на этом совещании: Медб и Айлиль, Курой и Тигер-нах, сын Лухе и Финд, сын Росса; они не спросили совета у короля уладов, поскольку заключили союз против Ульстера, но они устроили пир быка, чтобы знать, кому им следует отдать королевскую власть.
Пир быка происходит так: забивали белого быка, один человек должен был наесться его мяса и напиться мясного отвара и затем уснуть, а четверо друидов пели над ним слова истины. Тот видел тогда во сне человека, которого надлежало возвести в короли, — видел его внешность, его характер, манеры и те дела, которыми он был занят. Когда человек пробудился от сна, то поведал королям о том, что видел молодого воина, благородного и сильного, с двумя красными перевязями, который сидел у ложа больного человека в Эмайн Махе ». То есть, в этом случае, связь друида с богом для получения информации по такому важному поводу, как выборы короля, осуществлялась через ритуальное поедание мяса и бульона жертвенного
животного. Более того, у друида устанавливалась магнетическая связь с претендентом на престол.
«Во всех жертвенных местах найдены кости животных. Вероятно, их убивали и разрубали на части тут же, так как в заполнении ям при анализах отмечается присутствие органических веществ, как считают исследователи, мяса и крови. Преобладают кости домашних животных, реже оленя, медведя, волка, собаки. Волк и собака по ирландским сагам принадлежали миру богов и в грядущей катастрофе все должно погибнуть в борьбе с мировым волком». Излюбленным животным кельтов был кабан. Он олицетворял силы природы, белый кабан являлся символом друидов, свинина была обязательна при ритуальной еде. В сагах хороший король «без изъяна» уподоблялся «кабану, идущему перед желудями». Охота на кабана в сагах приводит в подземный мир. Двойственное значение имел конь — с одной стороны, он был солнечным символом и защитником, с другой, являлся проводником в подземный мир и предвестником смерти. Как это похоже на мифологию славян — одна история о смерти Вещего Олега чего стоит. Вещи, которые сопровождали покойника или жертву, кельты, как впрочем, и славяне, ритуально «убивали».
«Жертвенные вещи представлены обычными бытовыми предметами: сосуды, часто специально разбитые, как символ перехода в другое состояние и последующего возрождения, бусы, браслеты, также разломанные и разогнутые, фибулы, шейные гривны — торквесы, которым придавалось особое сакральное значение, мечи... Большую роль играло копье. Друид мог обвести копьем круг и, воткнув острие в землю, вызвать воду... Особое положение занимал котел — символ изобилия, бессмертия, в нем варилась пища богов, собиралась кровь жертв, над ним давалась присяга в верности, и совершался обряд побратимства, при помощи котла гадали — рука невиновного не должна была пострадать в кипящей воде котла...» Но были и человеческие жертвоприношения. Именно они играли главенствующую роль в сохранении мирового равновесия и явились якобы главной причиной физического уничтожения друидов римлянами.
Приведем классический пример из «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря: «Весь галльский народ очень привержен своим обрядам...» и далее «Люди, пораженные тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы, этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения своих соплеменников. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми. Они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжком преступлении, а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невинных». Мы еще вернемся к этому важнейшему описанию человеческих жертвоприношений, которые удивительным образом совпадают с данными археологических раскопок в Шумске, показывающими следы подобного ритуала, видимо, существовавшего в Древней Руси, что подтверждается и летописными свидетельствами мести княгини Ольги древлянским послам.
«Похороны великолепны и дорогостоящи, — отмечает Цезарь. — На костер в Галлии, как и в гомеровской Греции, возлагали различное имущество, скот и, в некоторых случаях, людей, которых любил покойный».
Многие античные источники показывают необыкновенную жестокость кельтов, как впоследствии византийские, жестокость славян. Здесь важно показать, что человеческие жертвоприношения часто бывали добровольными, как у славян, так и у кельтов.
Об этом обычае пишет и другой современник галльских таинств — Помпоний Мела: «Прежде откладывали урегулирование счетов и уплату долгов до прибытия в другой мир, и находились люди, которые по собственной воле бросались в погребальные костры своих близких, как если бы хотели продолжить жить вместе с ними». Вот еще пример добровольного жертвоприношения, существовавшего у галлов. «Некоторые при торжественном стечении всего народа, получив серебро или золото, или какое-то количество сосудов с вином, торжественно освидетельствовав дар, распределяли его между близкими и друзьями, затем ложились на щит, и стоящий рядом ударом меча перерезал им горло».
Человеческие жертвоприношения, связанные так же с гаданием, описаны у Диодора Сицилийского: «Наконец они прибегают к помощи прорицателей, за которыми признают большой авторитет. Эти прорицатели предсказывают будущее, наблюдая за птицами и принося жертвы, и держат в подчинении себе весь народ. Но особенно когда они вопрошают предзнаменования ради каких-либо крупных выгод, то совершают невообразимый и странный ритуал. Посвятив человека богам, они ударяют его мечом в область диафрагмы, и когда жертва падает под ударами, они предсказывают будущее, наблюдая за его падением, движением его членов и за истечением крови».
Похоже описывает человеческие жертвоприношения и другой античный историк — Страбон: «Они наносили человеку, обреченному в жертву, удар в спину и гадали по его судорогам. Однако они не приносили жертв без друидов. Упоминаются еще и другого рода человеческие жертвоприношения, они расстреливали свои жертвы из лука, или распинали их в святилищах, или же сооружали огромную статую из сена и дерева, затем бросали туда скот и всевозможных диких животных, а также людей и все это вместе сжигали».
Кельты не боялись смерти — поэтому во многом их с удовольствием использовали в качестве наемных воинов. Не ценя собственную жизнь, кто же станет ценить чужую, тем более жертвоприношение как бы очищала жертву от грехов, в особенности, если речь шла о преступниках. Ни тем же принципам разве следовала инквизиция, сжигая ведьм и еретиков? И кельтский воин, чтобы стать воином, должен был не просто убить своего врага, а совершить с ним определенный жертвенный ритуал.
«Изобразительное искусство кельтов свидетельствует о распространении у них культа отсеченной головы. О существовании такого культа сообщали и письменные источники, из которых следует, что кельты делали чаши из черепов убитых врагов. Молодой кельт, чтобы попасть в сословие всадников, должен был убить врага, его череп прикрепить к седлу, а затем хранить его дома, или в месте, посвященном культу мертвых. Голова считалась сосредоточением жизненной силы, символом человека
Во многих культовых сооружениях кельтов находили человеческие черепа, части черепных коробок и разрозненные кости многих скелетов. Чаще всего скопления человеческих костей обнаруживается в "шахтах" — расщелинах в скалах, где жертвы скапливались на протяжении нескольких столетий периода гальштата и латена. Здесь среди других предметов в некоторых шахтах сосредоточены черепа и кости тридцати— пятидесяти человек, но целые скелеты взрослых людей встречаются редко... тогда как скелеты детей находятся во многих местах. Положение костей и сопровождающие их вещи явно говорят о совершённых жертвоприношениях».
А.Я. Гуревич сделал попытку по древним ирландским сагам вычленить фрагменты ритуала человеческого жертвоприношения. Так конунг Аун принес в жертву своих сыновей, чтобы продлить себе жизнь; человека закапывали в землю «ради урожая»; при убийстве девочки ее несли к яме; после поединка богов остатки тела побежденного разбрасывали по всей Ирландии для благополучия и процветания страны. В сагах иногда говорится об одноногом, одноруком, одноглазом человеке, что в кельтской традиции означает причастность к потустороннему миру. Пережитки человеческих жертвоприношений прослеживаются в играх, проводимых в Британии во время традиционного еще с кельтских времен праздника I мая.
«О большом значении, которое кельты придавали рассечению жертв, свидетельствует сенсационное открытие, сделанное в 1963 г. в районе Дижона во Франции... Здесь в воде около святого источника лежало 190 деревянных скульптур, закрытых сверху галькой, ветками и соломой и, по-видимому, спрятанных при уничтожении кельтского святилища, в середине I в. н. э. Среди скульптур есть две целые фигуры, одетые в плащ и тунику, но основная масса находок представлена специально выточенными частями тела, сделанными в натуральную величину: сорок голов человека, 16 изделий из соединенных вместе 2-3 голов, 14 частей торса, 27 ног, 3 руки с ладонями, а также головы быка и коня. Вероятно, в конце кельтской цивилизации такие изображения заменяли при обрядах прежние кровавые жертвы».
Не было более тяжкого наказания у кельтов, чем отлучение от жертвоприношения, о чем свидетельствует, так же как и о колоссальном влиянии друидов на общество Юлий Цезарь: «Именно они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным, совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, — решают те же друиды, они же назначают награды и наказания, и если кто, будет ли это частный человек или же целый народ — не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношения. Это у них самое тяжелое наказание. Кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного, как бы он того не домогался, для него не производится суд, нет у него и права ни на какую бы то ни было должность».
Как видим, кроме непременного участника всех жертвоприношений, друиды выступают также и в роли прорицателей и гадателей, в роли судей и вершителей жизни не только рядовых членов кельтского общества, но даже и королей.
Кристиан-Ж. Гюйонварк и Франсуаза Леру в книге «Кельтская цивилизация» пишут: «В любом случае, жертвоприношение является основным обрядом кельтской религии, так же как всех остальных религий, включая христианство, и нужно признать, что обряд жертвоприношения совершался строго определенным способом. Существует множество разновидностей возможных жертв... Немаловажен способ жертвоприношения — бескровное жертвоприношение повешение, утопление, захоронение — кровавое жертвоприношение убийство, кремация — растительная жертва или жертвенное возлияние молоко, вода или брага».
По замечанию тех же авторов, название кельтского жертвоприношения во всем островном кельтском мире стало обозначать евхаристию. Такая же ситуация, кстати сказать, и с русским языком.
Большое значение играло, конечно, и место совершения жертвоприношения, которое тоже имело сакральное, если не космогоническое значение. Интересное описание воздействия друидов на войско римлян и описание мест жертвоприношений дал Корнелий Тацит: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины, похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы, бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещеваниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых северных обрядов: ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям». Далее он описывает поведение британцев, поднявших восстание против римлян под руководством неистовой королевы Боудикки: «Известно, что в упомянутых мною местах погибло до семидесяти тысяч римских граждан и их союзников. Ведь восставшие не знали ни взятия в плен, ни продажи в рабство, ни каких-либо существующих на войне соглашений, но торопились резать, вешать, жечь, распинать, как бы в предведении, что их не минует возмездие, и заранее отомщая себя». На самом деле, кельты, не боясь смерти, не боялись и возмездия, а описанные Тацитом ужасы, совершенные британцами для них самих, не более чем жертвоприношение пленников, причем произведенные в интересах разных слоев населения — здесь и бескровные жертвы — повешение и распятие, и кровавые, и огненные жертвоприношения. Далее сам Тацит отчасти подтверждает эту мысль: «вот что совершили они самого ужасного и жестокого: они вешали женщин из лучших семей, они отрезали их груди и пришивали им ко рту, чтобы казалось с виду, будто те поедают их. После чего они протыкали их тела насквозь снизу вверх острыми кольями. И все эти злодейства они вершили во время своих жертвоприношений и пиршеств, которым предавались в своих святилищах и особенно в священном лесу Андрасты, который почитается у них особо». Ф. Леру считает, что война в Британии носила ярко выраженный религиозный характер: «Тексты умалчивают о том, чем отвечали римляне со своей стороны, но все это явно приняло характер религиозной войны, вызванной разрушением святилища друидов в Англези».
По мнению этой же исследовательницы, друиды еще существовали, по крайнем мере, в X в., а именно, во времена правления верховного короля Домналла Уа Нейлла. Далее Леру пишет, приводя цитату из одного средневекового источника: «В главном эпизоде, знаменующем торжество христианства над "кровавым культом", речь не идет о друидах: "Там-то и находился королевский идол Ирландии, а именно — Кром Круах, вокруг которого стояли двенадцать каменных истуканов: он был сделан из золота и почитался божеством у всех народов, заселивших Ирландию до прихода Патрика.
Ему приносили первенцев от каждого приплода скота и первых отпрысков от каждого клана. Именно сюда пришел почтить его Тигеримас, сын Фоллаха, король Ирландии, во время праздника Самайна, вместе с мужчинами и женщинами Ирландии. Все они падали ниц перед ним, расшибая себе лбы, хрящи в носах, колени и локти столь сильно, что три четверти всех людей Ирландии умирало от таких земных поклонов. От чего и происходит название "Равнина Падения ниц"».
Как видите, не менее кровавыми были жертвоприношения не просто в мирное время, а уже при традиционном переходном «двоеверии», которое было характерно и для славянского мира.
Славяне
В ритуальном сооружении «Великанша», найденном в районе Шумска, наши предки приносили в жертву людей и животных, видимо, по кельтскому образцу, сам обряд здорово напоминает месть княгини Ольги древлянским князьям за убийство ее мужа, князя Игоря. Рыбаков пишет: «В шумском ритуальном сооружении все соответствует "огромному чучелу", созданному для "общественных жертвоприношений". Чучело изготовлено из кольев и легкого материала, прочной кровли над сооружением не было. Чучело огромно, длина его в 3,5-4 раза превышала размеры жилищ в соседних синхронных поселках древлян X-XI вв. Внутри чучела сожжены бык, птица и многое непознаваемое другое. Были ли сожжены люди, мы утверждать не можем, но вещи людей в кострище были.
Человеческие кости в могильнике рядом с чучелом, охраняемые погребальной урной, сохранились в ничтожных остатках».
Удивительно похожим на жестокое отношение кельтов в Британии по отношению к римлянам и описанное у Тацита, являются жестокие действия славян, описанные Псевдо-Кесарием, который пишет, что славяне с удовольствием поедают женские груди из-за того, что они наполнены молоком, при этом подобно мышам разбивают головы младенцев о камни. Прокопий Кесарийский, также рассказывая о небывалой жестокости славян, пишет, что в начале они не щадили никакого возраста, но убивали поголовно всех, кто попадался с того момента, как они пришли в страну римлян. Так что вся земля наполнилась трупами. Убивали они попавшихся ни мечом, ни копьем, ни другим каким-либо привычным способом, но очень крепко вбивали в землю копья и, силой направляя острие копья между ягодиц, вплоть до внутренностей человека, — вот таким образом они считали правильным пускать их в расход. И эти варвары, вкопав в землю на значительную глубину четыре толстых столба, привязывали к ним руки и ноги пленных, а потом, непрерывно колотя их дубинами по голове, убивали. Других же вместе с быками и овцами, которых они не могли угнать в родные места, сжигали без всякой жалости, заперев в сараях.
О принесении, причем добровольном, в жертву близких людей покойного мы знаем из арабских источников. По запискам Ибн Фалдана погребальный обряд длился десять дней. Умершего помещали в могилу с крышей. Имущество разделяли на три части: треть женам и дочерям, треть на погребальный реквизит и треть — на поминки. Из числа «девушек умершего» одна соглашается быть его женой в потустороннем мире и обрекает себя на смерть и на последующее сожжение. Все десять дней подготовки и кремации, пока шили одежду для умершего, остальные пили и развлекались с женщинами. «А та девушка, которая сожжет сама себя с ним, в эти десять дней пьет и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдается людям».
Одним из главных священных деревьев кельтов был дуб, выполнявший, судя по всему, и роль Мирового дерева. Такую же картину мы наблюдаем у славян.
«Средневековая топонимика знает урочище Перунов дуб в Галицкой земле, что важно для нас как документированное посвящение дуба именно Перуну-громовержцу. Поклонение древних русов Перунову дубу описано императором Константином Багрянородным Подробно рассказав о многотрудном переходе русской торговой флотилии через днепровские пороги и опасную Крарийскую переправу, Константин пишет о благодарственном молебне руссов-язычников на острове Хортице: «Пройдя это место, они достигли острова, называемого Святым Георгием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там рос огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай. Насчет петухов они бросают жребий — зарезать ли их, или съесть или пустить живыми...»
Из животных кельты более всего почитали кабана, который к тому же служил проводником в царство мертвых. Дуб и связанный с этим деревом кабан не менее почитались и славянами. Дважды наука обогатилась находками подлинных священных дубов языческого времени. Первая находка была сделана в 1909 г. В 8 км от устья Десны близ Никольского монастыря из воды был извлечен ствол дуба около 20 м длины. Дуб погиб сравнительно молодым — судя по годичным кольцам, ему было около 150 лет. В свое время в толщу ствола были врезаны и успели врасти в древесину четыре кабаньих челюсти, расположенные квадратом. Челюсти принадлежали молодым кабанам.
Вторая аналогичная находка дубового ствола с кабаньими клыками была сделана в 1975 г. неподалеку от первой в Днепре, ниже устья Десны. На высоте 6 м от корней в ствол дуба были также вживлены 9 кабаньих челюстей, образующих фигуру квадрата со стороной в 34 см. Нижняя часть ствола носит следы огня. Дата по С — примерно середина VIII в. н. э.
Сочетание опаленного дуба с кабаньими клыками ведет нас к новогоднему циклу празднеств, когда сжигалась дубовая колода и непременным блюдом на ритуальном пиру был «Васильевский» или «кесарийский» поросенок — 1 января в православном календаре был днем Василия Кесарийского. Церковь не признавала январского нового года, так как отмечала то 1 марта, то 1 сентября. День 1 января был просто днем Василия Кесарийского. Стоит заметить, что ритуальное животное, закалываемое к Новому году, никогда не называется в народе свиньей, а всегда поросенком. Челюсти в древних дубах принадлежали молодым особям. О магической силе кабаньих клыков может косвенно свидетельствовать надпись XII в. на клыке из Вщижа «А, Б, В, Г...Ги, помози рабоу своему Фоме».
Славяне даже будучи язычниками, склонялись к монотеизму. По свидетельству Прокопия Кесарийского: «Они считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают. Они почитают реки и нимф и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят гадания». Вместе с тем, так же как и кельты, основным объектом почитания у славян были деревья, реки, родники, камни и различные священные места. Храмом была сама природа. И часто именно в священных местах, созданных природой, совершались богослужения и приносились жертвы. Одним из важнейших поводов для проведения подобных ритуалов были похороны.
Арабский автор Ибн Фалдан описывал в начале X в. похороны знатного руса, на которых приносили в жертву кур, собак, коров, коней, наконец, девушку-наложницу. Жертвоприношение человека было высшим ритуальным актом, увенчивающим иерархию прочих жертв. Людей, согласно средневековым русским источникам, приносили в жертву Перуну в Киеве — в 983 г., жребий, указывающий на жертву, пал на сына варяга-христианина, тот отказался выдать сына на заклание перед идолом Перуна, и оба варяга были растерзаны язычниками. Так же по жребию приносили в жертву христиан и Свентовиту в Арконе, Триглаву, Припе-гале и другим богам. Немецкий хронист Гельмгольц рассказывал о мученической смерти епископа Иоанна в земле балтийских славян в 1066 г. Захваченного в плен епископа язычники водили по своим городам, избивая его и издеваясь над ним, а когда епископ отказался отречься от Христа, отрубили ему руки и ноги, тело выбросили на дорогу, голову же, воткнув на копье, принесли в жертву богу Редегасту в своем культовом центре Ретре.
Ритуальное расчленение жертвы, как уже говорилось, весьма характерный обряд, символика которого связана, в частности, с актом сотворения мира, который сравним с мотивом русского стиха о Голубиной книге, где из тела первосущества творится весь мир — солнце из лица Божьего, месяц — от груди, сословия — из частей тела Адама и так далее. Более того, этот миф вполне соотносится с ведийским гимном о Пуруше и восходящему к общему с ним индоевропейскому мифу о сотворении мира из тела человека.
Важнейший момент в жизни людей — это строительство дома. Для славянина язычника любое строительство — акт творения, приближающего его к богу, сотворившего Вселенную. Здесь человек сам становится как бы демиургом на бытовом уровне. «Космогоническому акту близка по символике и строительная жертва, необходимая для успешного завершения строительства дома, крепости, города и т. п. В сербской балладе о строительстве Скарда три брата строят крепость, но ее все время разрушает вила, необходима строительная жертва — близнецы, брат и сестра с одинаковыми именами, посланные за ними, не находят близнецов, и вила требует в жертву жену одного из братьев строителей — ту замуровывают в башню, оставив лишь отверстие, чтобы она могла кормить грудью младенца-сына. Обычно в качестве строительной жертвы использовали череп лошади, который закладывали под фундамент дома, а также петуха и курицу, которых резали при строительстве жилища — сравните также "конька" или "курицу" — названия конструктивных деталей крыши традиционной русской избы. При этом сам дом представляется в славянской традиции антропоморфным — сравним "лицо" как обозначение фасада, "окно" и так далее. Человек, конь и птица воплощали в типичной картине мира образ мирового дерева, центра мира и космической оси — на жертве, принесенной у основания мирового дерева, творят весь мир. Сравните мотивы апокрифов об Адаме, погребенном на Голгофе — из его головы вырастает кипарисовое дерево, из того, в свою очередь, делают крестное дерево, на кресте приносится искупительная жертва Христа»'*.
Дерево, особенно почитаемое и стоящее у воды, — обычное место для жертвоприношений. Еще совсем недавно, в конце XIX в., несмотря на тысячелетнее христианство, в славянских деревнях по-прежнему совершали жертвоприношения. Именно под деревом дружка рубил голову петуху во время свадьбы у чехов. Жертвенной кровью петуха он окроплял присутствующих. В Болгарии на Юрьев день приносили в жертву святому Георгию — покровителю скота первого родившегося в отаре ягненка, которого закалывали под фруктовым деревом или в наиболее священных частях жилища — у очага, восточной стены. Для жертвоприношения выбирали, как правило, белого ягненка, на голову которого надевали венок, на правом рожке закрепляли свечу, старший в доме мужчина окуривал жертву ладаном и закалывал, кровью мазали лбы детям, чтобы они были здоровы, кровь использовали в качестве лекарства и т. п. Такая кровь считалась особенно целебной. Мясо жертвы съедали на общей трапезе, кости зарывали в муравейник, чтобы овцы плодились, как муравьи. Сходные обряды существовали и у других южных славян*.
«Кровавые жертвы приносили в славянской традиции во время главных календарных праздников — на рождество у южных славян резали овец, кур на пороге дома или на рождественском полене — бадняке. Мясо съедали во время рождественской трапезы, рогом жертвенного животного ударяли по фруктовым деревьям с приговором — "я тебя рогом — а ты меня урожаем".
Христианские праздники, связанные с различными святыми, как правило, были связаны с прежними языческими праздниками, поэтому жертвоприношения остались прежними, сменились лишь те, кому эти жертвы посвящались. Особенно интересны летние праздники — Петров день, Ильин день, которые также сопровождались закланием жертвенных животных — быков, баранов, петухов. Их потом сообща поедали за общей обрядовой трапезой. Подобные ритуалы были приняты как у южных, так и у восточных славян, в том числе на Русском Севере, где такое жертвоприношение называлось "мольба", "жертва", "братчина". Обещанный на заклание скот окрестные крестьяне пригоняли к церкви на праздник, священник благословлял его, мясо варили в котлах и съедали, раздавали богомольцам и т. п. На Русском Севере существуют архаичные предания о коровах, некогда выходивших из воды, чтобы быть принесенными в жертву, об оленях, выходивших для этого из леса, и т. п., но люди, приносившие жертвы, были жадны и забивали слишком много животных, поэтому они перестали появляться. Думается, что эти легенды во многом память прошлых языческих жертвоприношений, когда люди добровольно приносили себя в жертву богам».
Жертвенными животными Ильи-пророка — громовержца в народной традиции, заменившего собой языческого Перуна, считаются баран или бык. Именно этого животного, по данным византийского историка Прокопия Кесарийского, славяне приносили в жертву верховному божеству, создателю молний. Жертвоприношение в Ильин день должно было избавить от дождей и гроз, обеспечить урожай и т. п. По другой русской традиции бык считался жертвенным животным Миколы, наиболее почитаемого русскими святого Николая, сравните поговорку: «Бык Миколе, а баран Илье». Интересно, что святой Николай, так же как святой Георгий, считался в определенных районах покровителем скота, заменяя, таким образом, языческого Белеса. Перун и Белее — боги соперники. Более того — родоначальники разных славянских племен. Поэтому на севере, где в языческие времена более почитался Белес, жертва Миколе была более серьезной и весомой, чем жертва Илье.
Помимо кровавых жертвоприношений были и бескровные жертвы — зерно, еду, питье, ткани и другие «обетные» предметы — приносились славянами в священные урочища, оставлялись у деревьев и источников и в других священных местах. Так, у черногорцев кашу, сваренную из зерен разных злаков и плодов, бросали в день святой Варвары 4 декабря в источник с приговором: «Мы тебе варицу, а ты нам водичку, ягнят, козлят» и т. д. Характерны также мелкие приношения духам — демонам, нечистой силе, покойникам. Так, лешему оставляли яйцо в лесу на перекрестке дорог, чтобы он вернул заблудившуюся корову, водяным приносили жертву при строительстве мельницы, остриженные волосы затыкали в щели дома в жертву домовому и т. п.
Арабский средневековый путешественник Ибн Даста, говоря о высоком значении у русов знахарей, дает описание человеческого жертвоприношения: «Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему петлю на шею, навешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что это жертва Богу»..
Анализ двух последних глав показывает, что если сравнивать жреческие функции волхвов и друидов, систему и характер жертвоприношений, то везде мы находим много общего, в отдельных случаях даже чуть ли не полное совпадение. И волхвы, и друиды носили белые одеяния, и те, и другие по своему общественному положению стояли выше гражданской и военной власти. Внутри этих двух жреческих кланов существовала своя четкая иерархия, причем часто связанная с непосредственным выполнением жреческих функций.
Можно говорить не только об идентичности функций друид-волхв, но и подобных параллелях: филид-боян сказитель, бард-скоморох. И волхвы, и друиды выполняли функции не только жрецов предсказателей и главных участников жертвоприношений, они были и судьями, и врачевателями и учителями народа, а главное — хранителями древнего знания, которое передавалось только изустно и только посвященным, поэтому у обоих народов письменная традиция по-настоящему стала развиваться лишь с появлением христианства. Именно поэтому древнее языческое знание смогло сохраниться благодаря ирландским и славянским апокрифическим источникам и уже гораздо более поздним фольклорным записям народных легенд, сказок, былин, песен, пословиц, а так же той информации, которую нам дают современные археология и языкознание.
Что касается собственно самих жертвоприношений, то их разительное сходство еще раз подтверждает ту мысль, что славянская языческая религиозная традиция явно во многом развивалась под воздействием кельтской.
Последние данные археологии, обобщенные И.П. Русановой, показывают: «Жертвенные ямы-колодцы на лужицких городищах полностью соответствуют священным колодцам кельтов, хотя последние иногда достигали глубины 20-35 м. И лужицкие, и кельтские колодцы использовались многократно долгое время, в их слоистом заполнении содержатся расчлененные тела людей и животных, черепа и кости ног — жертвы забрасывались чистой глиной и камнями».
Интересны и схожи с кельтскими города святилища, самым известным и таинственным из которых в Польше является памятник на горе Шленжа, занимающий самую высокую вершину Силезской возвышенности. «Городище особенно знаменито благодаря каменным скульптурам, стоящим у подножья, по северному склону и на вершине горы — изображение кабана, медведя, фигуры с рыбой, монаха, "сфинкса", гриба, кегли. На многих фигурах на скалах прочерчены косые кресты в виде буквы "X"».
Русанова считает, что и эти скульптуры имеют кельтское происхождение. Интересно, что наверху, у входа на городище найдены обломки кельтской посуды, но здесь же есть и праславянская и лужицкая керамика. Возникшая в конце периода гальштата в начале латена, практически непрерывно использовалась в культовых целях вплоть до воцарения здесь славян.
По сообщению Титмара Мерзенбургского, в начале XI в. гора Шленжа пользовалась у жителей особым почетом из-за своей величины и назначения, на ней отправляли «проклятые, поганые обряды». Подобная преемственность традиций существовала и в других местах.
«Вероятно, традиция таких культовых мест на горах возобновилась у славян в IX-X вв., когда в таких местах возникли настоящие святилища. Славянское святилище находилось на лысой горе в Свентокжицких горах, каменные валы которого были нанесены еще в гальштатское время.
Подобные святилища с каменными валами, построенными в раннем железном веке, расположены на каменистых холмах в Медоборах на реке Збруч».
Круглые святилища, окруженные рвом или каменными холмами, имели распространение и у кельтов еще в гальштатское время.
«Круглые площадки с ровиками были распространены на всех славянских землях. У славян такие сооружения являлись первыми капищами — местами, где стояли идолы. В дальнейшем капища другой конструкции сохраняли такую же круглую форму, единую на всех славянских святилищах».
Славяне, под руководством волхвов, которые сами были носителями кельтских друидических традиций, осуществляли жертвоприношения и оборудовали священные места в полном соответствии с кельтскими канонами. Впоследствии они переняли у кельтов и принципы храмового строительства.
|
