Внешнюю политику США в 1917–1941 гг. характеризовало постоянное внимание к германской проблеме, которая представляла собой ведущий аспект европейской политики Соединенных Штатов, а в определенные годы оказывалась в центре внимания всей внешней политики Вашингтона. Об этом наглядно свидетельствовало развитие американо-германских отношений на протяжении всего этого периода – от вступления США в первую мировую войну до вступления во вторую мировую войну. И хотя крайними точками в этом процессе было начало состояния открытой враждебности между обоими государствами, это, разумеется, не означало, что температура в американо-германских отношениях поддерживалась на одинаковом уровне на протяжении четверти века. В имевших место перепадах была своя закономерность, своя внутренняя логика, связанная с развитием как американского, так и германского империализма.
Отношениям между США и Германией в 1917–1941 гг. посвящено большое количество исследований на Западе. Эта проблема затрагивалась как в специальных работах, касающихся двусторонних отношений, так и в более общих, рассматривающих политику США в отношении Европы в целом. Среди последних преобладают работы американских историков, подвергшиеся также критическому анализу в советской историографии.
В задачу данного обзора входит освещение позиций западногерманских историков в 70-е – начале 80-х годов, не нашедших комплексного исследования в марксистской историографии, по некоторым узловым аспектам и переломным моментам политики США в отношении Германии в 1917–1941 гг.
Последние полтора десятка лет историки ФРГ весьма интенсивно занимаются изучением новейшей истории США в Звеном, и в особенности их внешней политики в межвоенный период и в годы второй мировой войны.
Интерес западногерманских исследователей именно к этому периоду отнюдь не случаен. Он во многом обусловлен активной, можно сказать, даже фронтальной, разработкой буржуазной историографией ФРГ в 60-е – 70-е годы различных аспектов внутренней и внешней политики Веймарской республики и "третьего рейха", что неизбежно ставило перед необходимостью дать ответы на большое число вопросов, связанных с "фактором США" во внешней политике Германии после первой мировой войны, его ролью в восстановлении экономического потенциала и политического влияния веймарской Германии, а также оценкой этого фактора накануне и в первый период второй мировой войны военно-политическим руководством нацистского рейха.
Эти задачи, вставшие перед исторической наукой ФРГ, дали важный импульс, сфокусировав внимание целой группы, прежде всего, молодых исследователей на изучении внешней политики США после их вступления в первую мировую войну. Практически уже к середине 70-х годов весь германский аспект внешней политики Соединенных Штатов в 1917–1941 гг. был "монополизирован" несколькими наиболее плодотворно разрабатывающими его в статьях и монографиях историками ФРГ. Здесь следует, прежде всего, упомянуть К. Швабе, В. Линка, Г.Ю. Шредера, Л. Юнкера и Б. Мартина. Широко привлекая архивные материалы, используя труды историков других стран, прежде всего, конечно, американских, вышеупомянутым западногерманским исследователям наряду с некоторыми другими историками ФРГ удалось создать в достаточной степени интересное и своеобразное "видение" американской внешней политики в богатый международными событиями период, когда на США лежала немалая ответственность за судьбы мира.
Как в общих работах по истории США, так и в исследованиях, касающихся собственно участия США в первой мировой войне, неизменно уделяется внимание мотивации их вступления в войну против кайзеровской Германии. Представитель старшего поколения западногерманских историков д-р Г. Дамс, в переработанном издании "Истории Соединенных Штатов", не высказывая своего собственного мнения по поводу мотивов вступления США в войну, приводит весьма интересную оценку американского дипломата У.Х. Пейджа, писавшего президенту США В. Вильсону в марте 1917 г.: "Вступление в войну представляет, вероятно, единственную возможность удержать наши теперешние экономические позиции и воспрепятствовать экономическому кризису".
Более четкую позицию по этому вопросу занял автор ряда общих работ по истории США в новейшее время профессор Кельнского ун-та Э. Ангерманн, считающий, что объявление США 6 апреля 1917 г. войны кайзеровской Германии являлось, в сущности, последовательным завершением развития, длившегося многие десятилетия, в ходе которых Америка все сильнее включалась в игру сил в мировой политике.
Подавляющее большинство западногерманских историков рассматривает вступление США в первую мировую войну как событие, не только придавшее ей глобальный характер, но и предрешившее ее исход. А некоторые историки ФРГ полагают, что в обеих мировых войнах США и Германия "противостояли друг другу в качестве главных врагов". И это отнюдь не единичное мнение.
Несколько особняком в этом отношении выглядит оценка профессора ун-та в Аахене К. Швабе – одного из ведущих западногерманских специалистов по внешней политике США. С одной стороны, он разделяет точку зрения Г. Мольтманна, но в его трактовке отсутствует категоричность, присущая последнему, она более эластична. К. Швабе пишет: "В условиях возраставшей военной и экономической слабости Антанты Америка все больше становилась опорой противников центральных держав, возглавляемых Германией; мировая война все больше и больше превращалась в германо-американское столкновение". С другой стороны, он считает вступление США в первую мировую войну вынужденным шагом". США, – подчеркивает он, – были практически вынуждены к войне в результате перехода к неограниченной подводной войне и, тем самым, к принятию на себя роли великой державы".
В ранее написанной, небольшой по объему биографии В. Вильсона К. Швабе особенно акцентировал внимание на мировоззренческо-психологических аспектах решения вопроса о вступлении США в первую мировую войну. По его мнению, В. Вильсон затягивал вступление страны в войну, т.к. "опасался военной победы Антанты", "которая стала бы неизбежной после американского вмешательства и, в конечном счете, привела бы к заключению мира-диктата". И в этой работе К. Швабе утверждает, что "неограниченная подводная война Германии" "лично для Вильсона имела решающее значение" в процессе принятия решения о вступлении США в войну.
Правда, в качестве еще одного фактора, сыгравшего определенную роль в этом решении президента США, К. Швабе Называет Февральскую буржуазно-демократическую революцию в России, которая вызвала прилив энтузиазма у В. Вильсона и "придала войне смысл, выходящий за рамки" текущих задач, связанных с отражением германской угрозы на океанских просторах. "Теперь, – резюмирует К. Швабе, – вело демократии и мрачные цели автократии четко противостояли друг другу", что побудило В. Вильсона призвать "к войне за "освобождение всех народов, включая немецкий", к освобождению от безответственных автократов, которые преследуют исключительно свои эгоистические цели". Западногерманские рецензенты работ К. Швабе, и прежде всего его основного труда "Германская революция и вильсоновский мир, отмечали, что его характеристика президента США находится в созвучии с исследованиями американских историков, которые в своих работах дошли до "значительной исторической реабилитации миротворца Вильсона". В американской историографии распространена точка зрения, что США были втянуты в первую мировую войну, "окрыленные вильсоновским идеализмом", С другой стороны, одностороннее выпячивание мировоззренческих компонентов вильсоновской политики в качестве своего рода модели для интерпретации этой политики уже в начале 70-х годов подвергалось критике некоторыми историками ФРГ, считающими необходимым при анализе политики США в большей степени принимать во внимание влияние экономических факторов.
В Вашингтоне с большим энтузиазмом отнеслись к Февральской революции в России, использовав это событие в качестве веского аргумента для скорейшего вступления в войну. По всей видимости, это был единственный случай в XX в., когда официальные круги США с одобрением восприняли известие о революции. Профессор Гиссенского ун-та Г.-Ю. Шрёдер писал на этот счет в статье "Америка как модель?: Дилемма внешней политики Вашингтона в отношении революционных движений в XXвеке", что в США существует явное "противоречие между революционной традицией и "контрреволюционной" внешней политикой", вылившееся особенно в XX в. в "стратегию, направленную против революционного развития". Этот вывод, в частности, полностью подтверждается на примере отношения американского правительства к Ноябрьской революции в Германии.
Некоторые западногерманские авторы представляют В. Вильсона чуть ли не "вдохновителем" Ноябрьской революции, т. к. из его посланий немцы должны были сделать вывод, что в случае свержения Вильгельма IIони могли бы рассчитывать на лучший мир". Так, Вильсон способствовал возникновению Ноябрьской революции и провозглашению Германской республики". К. Швабе более осторожно высказывает ту же мысль." В. Вильсон, – пишет он, – подготовил путь, который вел к революции". Правда, он проводит некоторое разграничение между субъективными намерениями президента США, воплотившимся в конкретные шаги американской политики, и внутриполитическим развитием в Германии. Так, по его мнению, ни отречение кайзера, ни революция в Германии не являлись самоцелью для Вильсона. Для американского президента они никогда не были безоговорочной предпосылкой для переговоров о перемирии. Напротив, подчеркивает К. Швабе, "угроза, которую в его представлении воплощал большевизм, говорила скорее в пользу, по крайней мере, внешнего поддержания прежних форм правления в Германии". Когда же произошла Ноябрьская революция в Германии, то это событие было совершенно однозначно прокомментировано в госдепартаменте "как самая худшая новость за последние месяцы".
В одной из статей, вышедшей спустя почти 10 лет после монографии "Германская революция и вильсоновский мир", К. Швабе более четко характеризовал позицию американского руководства в преддверии назревавших революционных событий в Германии. Он отмечал, что еще до отставки кайзера Вильсон и его советники решили предпринять все возможное, чтобы предотвратить установление в Германии политической системы, которая бы напоминала" большевистскую модель".
В этой связи необходимо отметить, что позиция официального Вашингтона в отношении тех или иных сдвигов во внутриполитической жизни Германии нередко отличалась от реакции американского общественного мнения на те же события. Так, последнее рассматривало Ноябрьскую революцию и приход к власти правительства Ф. Эберта-Ф. Шейдемана в качестве важного шага на пути демократизации немецкого общества. Хотя уже в первых комментариях по этому Поводу отмечалось, что сформирование возглавляемого социал-демократами правительства не означает "больших перемен по отношению к старой бюрократической системе", поскольку пришедшие к власти лица "больше ориентировались на поддержку со стороны правых, чем левых". Правительство же США, как констатирует К. Швабе, с самого начала увидело в революционных событиях в Германии "не осуществление собственных желаний, а прежде всего опасность вообще для существования государственного строя и первый шаг в направлении к взятию политической власти большевизмом по русскому образцу".
Установление даже буржуазно-демократической формы правления в Германии всецело ассоциировалось в правящей элите США с революцией, что нашло свое подтверждение в официальном курсе американской делегации на Парижской мирной конференции, К. Швабе приходит к выводу, что то, в чем Вильсон готов был уступить кайзеровской Германии – равноправное участие в мирных переговорах и в Лиге наций – не соответствовало более его намерениям по отношению к послереволюционной Германии. "Ноябрьская революция, – резюмирует он, – сделав из немцев, с американской точки зрения, потенциальных большевистских контрагентов, не только не улучшила международного положения Германии, а, напротив, ухудшила его решающим образом".
Внимание к этому аспекту внешней политики США не носит случайного характера. Среди западногерманских историков, прежде всего американистов, идет интенсивная полемика о значении демократизации политической жизни Веймарской республики для отношения США к этой стране.
Крупнейший в ФРГ, да и, вероятно, на всем Западе, специалист по американо-германским отношениям периода Веймарской республики профессор Трирского ун-та В. Линк отстаивает, хотя и не всегда последовательно, точку зрения, что для США было "в высшей степени важно", чтобы Германия после свержения монархии обрела республиканско-парламентский строй и "развивалась после революционной фазы в направлении "подлинной республики". Подобного же взгляда придерживаются и некоторые другие западногерманские историки. Причем В. Линк распространяет свой взгляд на весь период Веймарской республики. Так, полагает он, в ходе осуществления плана Дауэса промышленные круги и политическое руководство в Берлине, крайне заинтересованное в широком притоке займов из США, "в значительной мере принимали в расчет американские ожидания относительно либерально-демократической системы в Германии". Высказанная на международном симпозиуме в Бохуме, посвященном влиянию экономических и политических факторов на развитие Веймарской республики, эта точка зрения вызвала серьезные возражения прежде всего со стороны западногерманских исследователей. Оппоненты В. Линка отмечали, что к тому времени, когда американские займы потекли в Германию, стало ясно, что парламентская система Веймарской республики политически уже не устраивала немецких промышленников. Более того, подчеркивалось на симпозиуме, история США с конца XIX в. свидетельствует, что при решении вопроса о внешнеполитических связях "парламентские формы правления вообще не играли никакой роли".
К. Швабе пришел к схожему выводу при анализе политической пинии Вильсона: "Уже в ходе переговоров о перемирии… вопрос о форме германского государства до тех пор, пока оно только оставалось буржуазным и избегало большевистских тенденций, и до тех пор, пока была гарантирована военная слабость Германии, представляли для Вильсона, в конечном счете, второстепенную проблему, несмотря на его публичные заявления". Д-р Э. Вандель приводит доказательства того же на примере близкой к шоку реакции, американского общественного мнения на избрание в 1925 г. президентом Веймарской республики фельдмаршала П. фон Гинденбурга, воспринятого как явный симптом усиления "пруссачества и милитаризма"; и совершенно спокойного отношения к этому событию со стороны официальных кругов США, и прежде всего самого президента К. Кулиджа, что имело решающее значение для делового мира Америки.
Чем же была вызвана столь большая заинтересованность США в веймарской Германии и каковы были последствия американской политики по отношению к этой стране? Эти вопросы широко обсуждаются в буржуазной историографии ФРГ.
По мнению В. Линка, важнейшими внешними факторами, определявшими внешнеполитическую стратегию США в отношении веймарской Германии, были: обострение противоречий между державами-победительницами в первой мировой войне; завоевание большевиками власти в России и угроза социалистической революции в Центральной Европе; выпадение потерпевшей поражение Германии из конкурентной борьбы на море и создание буржуазно-демократической республики в этой стране. Он считает, что "приоритетной задачей" американской политики в отношении Германии являлось включение ее в западное "либерально-капиталистическое сообщество" или даже "в новый, возглавляемый США международный порядок", чтобы: во-первых, усилить международные позиции этого сообщества; во-вторых, стабилизировать либерально-капиталистический режим в Германии и воспрепятствовать ее соскальзыванию "вправо" или "влево"; в-третьих, сохранить Германию в качестве бастиона против большевистской России; в-четвертых, не "отдавать" Германию европейским империалистическим державам в качестве "репарационной колонии", а подготовить ее рынок для американской экономической экспансии; в-пятых, через либерально-капиталистическую Германию иметь возможность оказывать влияние на европейскую политику и располагать рычагом в отношении "старых империалистических держав".
В других работах В. Линка больше акцентируется внимание на экономической стороне проблемы, как чисто германской стабилизация Веймарской, республики и "в качестве емкого рынка для американского экспорта и… американских инвестиций", так и общеевропейской – "американское правительство и деловые люди видели в Германии маховое колесо экономического оздоровления Европы". Среди имеющихся у историков ФРГ мнений относительно движущих мотивов американской внешней политики в отношении веймарской Германии отметим следующее: создание для последней возможности "вернуться к мировой политике через усиление ее позиций в мировой экономике".
Роль экономического фактора была чрезвычайно велика в планировании политики Вашингтона в отношении Веймарской республики. К этому мнению пришли участники международного симпозиума в Аугсбурге. Как отмечает К. Швабе, уже Вильсон исходил из того, что, будучи в конечном счете интегрирована в новый мировой порядок, Германия должна занять в нем положение великой экономической, но не военной державы.
Западногерманский исследователь Х.Л. Хольтфрерих убедительно показал, что американские частные капиталы потекли в виде займов в Германию не только с принятием плана Дауэса, а уже непосредственно после окончания первой мировой войны. Особенно возросло значение германского рынка для американской экспортной экономики в условиях мировой капиталистической депрессии 1920/1921 гг. В это время США заняли первое место в германском импорте. Причем, как считает профессор Брауншвейгского ун-та Г. Цибура, главная цель экспорта капитала несомненно состояла в том, чтобы улучшить конкурентоспособность крупных американских концернов, что могло осуществляться исключительно за счет Европы. Бывшие союзники США до тех пор должны были ждать кредитов, пока они не заключат двусторонние соглашения об урегулировании платежей по военным долгам. В этих условиях Германия оказывалась "в Привилегированном положении". Из этого, резюмирует Цибура, возник "экономически бессмысленный цикл": США ссужали Германии деньги, чтобы она была в состоянии выплачивать репарации, а это, в свою очередь, открывало возможность для кредиторов Берлина начать погашение их долгов Соединенным Штатам. "Этой кредитной политикой США внесли раскол в группу держав-победительниц, что не способствовало стабилизации Версальской системы".
Профессор Марбургского ун-та П. Крюгер явно идеализирует отношения между двумя странами, когда утверждает, что "по существу после окончания войны исчезли американо-германские политические противоречия". Поэтому вполне естественным выглядит такой шаг США, как заключение сепаратного мирного договора с Германией, "обеспечивавшего Америке все выгоды Версальского договора, но не накладывавший на нее никаких обязательств по обеспечению выполнения" последнего.
Экономическими, да и политическими отношениями, не исчерпывались связи между Вашингтоном и Берлином. Профессор Рурского ун-та в Бохуме К. Вурм обращает внимание на то, что в перспективе США ставили целью даже военное усиление Германии. Причем, в том, что касалось наращивания военной мощи Веймарской республики, дело вовсе не ограничивалось какими-то общими рассуждениями. С середины 20-х годов, приводит данные В. Линк, имели место регулярные контакты между штабными офицерами армии США и рейхсвера, а перевооружение последнего "готовилось даже при поддержке военного министерства США".
В оценках мотивов американской политики в отношении веймарской Германии у западногерманских исследователей нет сколько-нибудь существенных расхождений. Пожалуй, лишь Г. Мольтманн подошел к политике США в германском вопросе с эмоциональными критериями. Он попытался объяснить "быстрое улучшение, даже расцвет отношений" между обеими странами не только положительной реакцией на "установление первой республиканской правительственной системы в Германии", но и" известной симпатией американцев к побежденным". В остальных же случаях, как правило, можно говорить о большем или меньшем преобладании экономических акцентов в интерпретации внешней политики США.
Иногда, правда, налицо излишняя односторонность, как, например, у П. Крюгера, который пишет: "С их деньгами, а также с экономической и политической заинтересованностью в оздоровлении Германии и Европы, в успокоении и консолидации европейских отношений, они были в состоянии без крупных внешнеполитических акций или связей предложить рейху ту разновидность особых отношений, в которой он нуждался, чтобы экономически вновь стать на ноги и политически освободиться от односторонней зависимости от великих европейских держав, прежде всего от Франции; но, с другой стороны, эти отношения обязывали проявлять сдержанность и быть полезным американским интересам в Европе в наиболее выгодной форме".
В отношениях между США и веймарской Германией в 20-е – начале 30-х годов переломными моментами являлись план Дауэса и мировой экономический кризис. В оценке этих событий в западногерманской буржуазной историографии на протяжении последних полутора десятилетий можно выделить несколько тенденций. Отголоском однопланового апологетического отношения к внешней политике США этого периода является гипертрофированно положительная оценка плана Дауэса, продемонстрировавшего, "какие преимущества может иметь для Германии вмешательство Америки". Напротив, в абсолютном большинстве работ историков ФРГ предпринимается попытка многопланового подхода к плану Дауэса, для них характерно стремление показать его "позитивные" и негативные стороны как для Германии, так и для США, а также его влияние на международные экономические отношения в целом.
План Дауэса представлял собой завершающий компонент долгосрочной внешнеполитической и внешнеэкономической стратегии США не только в отношении Германии, но и всей Европы, Затягивая предоставление кредитов остро нуждавшимся в них европейским державам-победительницам, США в конечном счете добились полного фиаско конкурировавших между собой английских и французских проектов решения германской репарационной проблемы и выдвинули план Дауэса. Из документов госдепартамента явствует, что американское правительство было сильно заинтересовано в принятии плана Дауэса, хотя и скептически относилось к его осуществимости.
С принятием плана Дауэса, как отмечает В. Линк, возобладала американская концепция "экономического мира" – "Соединенные Штаты стали не только defacto, но и dejure третейским судьей в важнейшем европейском вопросе". Однако это "посредничество не было самоцелью, а служило экономической и торгово-политической экспансии США в Европе и Германии". В госдепартаменте план Дауэса рассматривали как выражение PaxAmericana для Европы, который должен занять место Paxbritannica. По мнению В. Линка, план Дауэса был важным шагом на пути сколачивания финансово-экономической империи США, став в сочетании с протекционистской политикой последних "мощным средством захвата иностранных рынков собственной промышленностью".
Веймарская Германия представляла для США важный фактор общеевропейской стабилизации, тесное переплетение американо-германских экономических интересов превратило ее в жизненно важный элемент всей системы внешне экономических и политических отношений США. Этот тезис последовательно проводится во всех исследованиях В. Линка, особенно в его монографии "Американская политика стабилизации в Германии 1921–1932", критический анализ которой был дан в советской историографии, Некоторые западногерманские исследователи не разделяют точки зрения о решающем влиянии политики США на изменение международного положения Веймарской республики. Например, профессор Гамбургского ун-та Д. Штегманн считает, что сравнительно сильные позиции Германии на международной арене во второй половине 20-х годов в значительной степени объясняются тем, что Берлин был в состоянии сталкивать своих соперников друг с другом, тогда как тезис В. Линка означает "слишком сильное смешение акцентов".
Историки ФРГ весьма критично оценивают политику США в годы относительной стабилизации капитализма. Э. Ангерманн обращает внимание на то, что США, хотя и интегрировали Веймарскую республику в западное сообщество в качестве "равноценного партнера" и иммунизировали ее против "большевистской революции", "но они не смогли упразднить рокового вращения займов, репараций и военных долгов". Этот круговорот существенно способствовал расстройству международных платежей и "нездоровому" расширению системы международного и, в особенности, американского кредита, которая "в значительной степени обусловила начавшийся в 1929 г. мировой экономический кризис". Профессор Западноберлинского ун-та В. Фишер видит причину экономической дестабилизации в том, что США не предприняли даже попытки снять политическим путем проблему военных долгов; не открыли свои рынки перед европейскими экспортерами, чтобы последние смогли решить эту проблему экономически. В то время как В. Линк считает, что одна "из важнейших причин краха послевоенного порядка" коренится в отказе США связать воедино проблему военных долгов и германских репарационных платежей. Распространено в историографии ФРГ и представление, что в американских деловых кругах существовало мало понимания сложностей международной финансовой политики и отсутствовала готовность принять во внимание экономические трудности европейских государств".
За последние годы среди западногерманских исследователей наметился определенный крен в пользу пересмотра роли плана Дауэса, как позитивного фактора временной стабилизации международных отношений. Если В. Линк по-прежнему отстаивает подобную точку зрения, то Э. Ангерманн пишет уже о "мнимой стабилизации", хотя и Делает при этом оговорку, что США несут за это "даже не главную вину". Они, продолжает Э. Ангерманн, "несмотря на многократно проявленную добрую волю", но вследствие своей "зачастую близоруко-эгоистической политики лишили основы многие попытки по обеспечению международного мирного порядка". А.К. Вурм приходит к выводу, что, несмотря на то, что США не исключали возрождения военной Мощи Германии, они совершенно не были обеспокоены проблемами европейской безопасности и вовсе не собирались брать на себя никаких обязательств по гарантированию стабильности международного порядка в Европе.
В 1984 г. вышла в свет монография Г. Цибуры "Мировая экономика и мировая политика, 1922/1924–1931: Между реконструкцией и крахом", в которой, в частности, подверглась резкой критике политика США в Европе, прежде всего ее германский аспект. Автор считает совершенно несостоятельной еще встречающуюся в западной историографии точку зрения, согласно которой план Дауэса открыл для Веймарской республики период восстановления, не имевший по своим масштабам и интенсивности прецедентов в истории Германии. Цибура отмечает и чрезвычайно ограниченный характер стабилизации, навязанной США государствам Европы, которые оказались "заложниками американских финансовых магнатов". Эта стратегия Вашингтона вынудила правительство европейских стран придать приоритетное значение финансовой политике, а тем самым и дефляционной бюджетной политике со всеми вытекающими из нее социальными проблемами. "На самом деле этот вид стабилизации валюты оказался панцирем, который роковым образом ограничил экономическую и социально-политическую свободу действий национальных правительств, в особенности Германии…". Именно "здесь, – приходит к выводу Цибура, – а не в репарационном вопросе, находилась одна из важнейших причин того, что экономическая и политическая стабилизация в Германии не смогли принести необходимых результатов".
Нельзя пройти и мимо тенденции, связанной с явной идеализацией американо-германских отношений в докризисный период, якобы достигших такого уровня развития, "которое едва ли казалось возможным после событий первой мировой войны и безудержной пропаганды". Подобному подходу противостоит оценка двусторонних отношений, исходящая из того. что даже интегрирование Германии на правах привилегированного партнера в возглавляемую США западную экономическую систему" ни в коей мере не устранило глубоких, долговременных противоречий между интересами США и Германии". Мировой экономический кризис резко обострил все негативные стороны политики стабилизации, что в первую очередь отразилось на американо-германских отношениях. Последние претерпели определенные изменения уже в канун Кризиса. В этот период правительство США стало проявлять повышенную заинтересованность в сохранении хороших отношений с Веймарской республикой не только из-за своих инвестиций в ее экономику и выгод получаемых от экономической экспансии, но также в связи с опасениями по поводу создания единого антиамериканского фронта европейских государств. Это обстоятельство превращало Германию в важный фактор международного развития, ослабляло ее зависимость от США, что создавало для Берлина возможности в сфере внешнеполитического маневрирования.
Рассмотрение политики США начала 30-х годов в отношении веймарской Германии в контексте ее международных связей и влияния на нее мирового экономического кризиса позволило ряду западногерманских исследователей прийти к небезынтересным выводам. Например, Г. Цибура полагает, что падение доминирующих позиций Соединенных Штатов в мировой капиталистической экономике под влиянием кризиса и его масштабы в самих США, привели американские правящие круги полностью переключиться на преодоление разрушительных последствий кризиса. Причем этот переход был предпринят без какого-либо учета возможного влияния "сомоизоляции" США па мировую экономику и международные отношения. Подобный "изоляционизм", именуемый Э. Ангерманном" национальным эгоизмом", дал основание участникам симпозиума в Аугсбурге, посвященного международным отношениям в период мирового экономического кризиса, вести речь о "жалкой картине американской внешней политики".
Падение американского влияния в Европе больше всего затронуло Германию, перед "ревизионистской динамикой" внешней политики которой был открыт "простор для свободы действий", что не могло не сказаться на состоянии американо-германских отношений. Но, как отмечает
П. Крюгер, имела место и обратная зависимость. Под "грудой обломков германо-американских отношений было похоронено также американское влияние, которое раньше проявлялось с такой необычайной силой. Но теперь, – пишет он, – когда немцы не придавали повышенного значения ни деньгам, ни благосклонности США-, оно также рухнуло". Вне зависимости от того, какая из этих двух тенденций была ведущей, в историографии ФРГ, можно сказать, закрепилось представление, что "американо-германским отношениям выпало определяющее значение" в развитии Версальской системы.
Как же оценивают итоги американской политики "стабилизации" в веймарской Германии историки ФРГ? В освещении этого вопроса нет сколько-нибудь заметных расхождений во мнениях, хотя последнее отнюдь не означает, что все или хотя бы большинство авторов предлагают всестороннее рассмотрение проблемы. Для них скорее характерен констатирующий подход. Наиболее типичная для западногерманской историографии оценка выглядит так – "крах международной экономической системы", подготовленный в значительной степени финансово-экономической и политической стратегией США, обусловил односторонний ревизионизм 30-х годов".
Некоторым работам, например Г. Цибуры, присущи немалые противоречия в оценке американской политики этого периода. С одной стороны, он выделяет "позитивный аспект" зависимости Веймарской республики от американского капитала, что якобы" ограничивало возможности использования экономического потенциала в целях германской политики ревизий". Но с другой, – хотя и с некоторыми оговорками, он констатирует: "Парадоксальным образом и; несомненно, без всякого умысла США все-таки способствовали, через политическое усиление Германии, закладыванию основ активной политики ревизий".
Более глубоко и разносторонне, хотя тоже не всегда последовательно, подытожил политику США в отношении веймарской Германии в своих работах В. Линк. С его точки зрения, под американским влиянием французская концепция "коллективной безопасности" в Европе постепенно была заменена американской концепцией "мирных изменений". Практическим выражением этой линии являлись план Дауэса, Локарнские соглашения, пакт Келлога-Бриана, которые, по мнению В. Липка, "укрепили мир". Сопоставляя американскую политику peacefulchanges и германскую политику ревизий, он приходит к выводу, что они "никогда не были полностью идентичны, хотя и сближались в эру Штреземана".
В. Линк отмечает, что политика эта основывалась на "необыкновенно больших американских капиталовложениях в Германии". Именно последние в значительной, если не в решающей степени предопределили ярко выраженный прогерманский акцент во внешней политике США во второй половины 20-х – начала 30-х годов. Таким образом, приходит к выводу В. Линк, США превратились в "важнейшего партнера германской политики ревизий до тех пор, пока она использовала мирные средства и осуществляла "постепенную ревизию". Ранее В. Линк утверждал, что действия Германии на международной арене привели к постепенному отдалению США от поддержки политики "мирных изменений" и обусловили тенденцию "к сближению с французской позицией сохранения статус-кво" в Европе. Позднее он более критично характеризовал американскую внешнюю политику в начале 30-х годов, отмечая, что еще в 1932 г. государственный секретарь США Г. Стимсон придерживался мнения о возможности примирения германской политики ревизий и французской враждебности к ней "на почве общей заинтересованности в обеспечении мира и стабилизации демократическо-капиталистического порядка в виду угрозы социальной революции".
В целом же, по мнению В. Линка, американская политика "мирных изменений" утвердившаяся вместо "коллективной безопасности", проявила себя "лишь как временно обеспечившая мир", а ее итог с точки зрения перспективы сохранения мира, был отрицательным. В конечном счете, американо-германское сотрудничество в годы. Веймарской республики было оплачено возрождением военно-экономической мощи Германии.
Одним из негативных косвенных аспектов американской политики стабилизации веймарской Германии было превращение НСДАП в мощное ультрарадикальное движение. В отличие от многочисленных американцев, поместивших свои капиталы в Германии и напуганных псевдосоциалистической демагогией нацистов, добившихся первого крупного успеха на сентябрьских выборах 1930 г., официальные круги и деловой мир США вполне отчетливо представляли себе истинный характер НСДАП. Ведущие американские банкиры и промышленники предприняли немало усилий, чтобы изменить у рядовых вкладчиков впечатление о нацистском движении. Результаты этих усилий были с удовлетворением восприняты в госдепартаменте. С другой стороны, ощутимый прирост голосов, поданных за компартию на ноябрьских выборах в рейхстаг, и одновременная потеря почти 2 млн. избирателей НСДАП вызвали заметную озабоченность в США, отмечает В. Линк.
Среди историков ФРГ бытует и мнение, что США настолько были обеспокоены "социальной напряженностью" в Веймарской республике в последние годы ее существования, что предлагали значительный кредит для закупок зерна. Последнее должно было продемонстрировать "заинтересованность США в стабильной демократии" в этой стране. Однако, считает В. Линк, политические и деловые круги США рассматривали ситуацию в веймарской Германии в 1932 г. как альтернативную – правая диктатура, либо социальная революция. В этих обстоятельствах они были готовы на все, лишь бы "сохранить свои инвестиции и воспрепятствовать распространению социалистическо-коммунистического экономическою порядка".
Не фашизм, а коммунизм был для США абсолютным противником". Страх перед ним перекрывал все остальные возможные альтернативы, в частности усиление антиамериканских настроений в общественном мнении, особенно в ультраправых и фашистских организациях. В конечном счете, диктатура "справа" в Германии всегда рассматривалась американским истеблишментом в качестве "меньшего зла", признает В. Линк.
Приход нацистов к власти серьезно изменил международную обстановку, отразился он и на американо-германских отношениях. Их освещение в буржуазной историографии в целом и в западногерманской в частности уже на протяжении нескольких десятилетий вызывает незатухающую дискуссию, что свидетельствует о наличии не только оттенков во мнениях, во и различных подходов к внешней политике США в 1933–1941 гг.
Как отмечает Г. Мольтманн, "до сих пор не удалось дать общую оценку роли, которую сыграли Соединенные Штаты в предвоенной истории". При этом, считает он, "в современной истории едва ли существует тема, которая пережила бы столь много толкований и все еще далека от консенсуса в интерпретациях", как внешняя политика президента Рузвельта в 1933-1941 гг. Г. Мольтманн перечисляет вопросы, ставшие наиболее дискуссионными в западной историографии: были ли США вырваны из состояния пассивности на международной арене и спровоцированы к участию в мировом конфликте? Принимали ли они косвенное участие в усилении Германии и Японии и поощрении их экспансионизма политикой роковых уступок? Или США c самого начала ориентировались на противоположный курс противостоявший фашистско-тоталитарным системам? Или США вообще стремились к осуществлению собственных экономических и имперских интересов, которые вынужденно входили в столкновение с германскими и японскими экономическими интересами и стремлением к господству." Отвечая на эти вопросы, – резюмирует Г. Мольтманн, – сформировались целые школы историков". К. Швабе, преломив все вышесказанное к германскому аспекту внешней политики США, огрубление свел происходящую в западной историографии дискуссию к двум основным течениям: одно из них трактует Рузвельта как поджигателя войны, в то время как другое изображает его прямым соучастником политики "умиротворения".
Приход Гитлера к власти и установление нацистской диктатуры в Германии нашли предельно скупое, хотя и нюансированное отражение в работах историков-американистов в ФРГ. Начнем с того, что в 80-е годы в западногерманской историографии все больше акцентируется внимание на необходимости увязывать внутреннюю и внешнюю политику для более глубокого понимания последней. Профессор Рурского ун-та в Бохуме Г. Шмидт отмечает, что связь внутриполитической ситуации с обострившимися экономическими и политико-стратегическими международными проблемами "образует центральный отправной пункт в треугольнике силы "Франция-Великобритания-США" для объяснения реакции западных демократий на национал-социалистический вызов".
Особенно показательна в этом отношении политика США. Профессор ун-та в Эссене К. Роэ считает, что в Соединенных Штатах существовало даже заметное "меньшинство", с точки зрения которого нацистская общественно-политическая система была достаточно привлекательна и сама по себе не опасна. Однако, разумеется не это определяло ведущую тенденцию в американской внешней политике по отношению к "третьему рейху" в первые годы после прихода Гитлера к власти. По мнению В. Линка, имело место стремление сохранить "возможности обеспечения сотрудничества с нацистским режимом в международных экономических и политических делах". В другой своей работе он пишет, что в первый период существования нацистского режима "в официальных отношениях между Германией и Соединенными Штатами господствовали "реально-политические соображения, именно с американской стороны". Правящие круги последней, несмотря на "идеологические противоречия" с "третьим рейхом" и исходя из экономических соображений, ставили своей задачей "установление рабочих отношений с нацистами".
В этой связи западногерманские историки высказывают различные мнения по поводу того, являйся ли 1933 г. рубежом в американо-германских отношениях. Некоторые из них утверждают, что, несмотря на антипатии Рузвельта к нацистской Германии, в американской внешней политике вначале ничего не изменилось. К тому же, как пишет профессор Гейдельбергского ун-та Д. Юнкер, "при вступлении Рузвельта в должность в 1933 г.… отсутствовали политические предпосылки для активной политики. Профессор ун-та Альберта-Людвига Б. Мартин полагает, что начало антагонизма между США и Германией не может быть соотнесено с каким-то определенным годом, а развивалось длительное время под влиянием многих факторов. По его мнению, 1933 г., не является рубежом в отношениях между обоими государствами. С другой стороны, Г.-Ю. Шредер приходит к выводу, что "захват власти национал-социалистами означает глубокий рубеж в развитии германо-американских отношений. Установление диктатуры в Германии и форсируемая посредством ускоренного вооружения политика ревизий, – продолжает он, – означали решающий вызов американским представлениям об общественном устройстве".
Как бы там ни было, большинство историков ФРГ считает, что приход Гитлера к власти "не мог оставить американцев равнодушными", поскольку США "давно рассматривали Германию в качестве ядра своей европейской политики и как важнейший бастион против большевистской России". Дополняя эту оценку, К. Киппан пишет, что и после 30 января 1933 г. "в широких кругах Америки существовало понимание внешнеполитических проблем Германии". Однако преследование евреев и политических противников нацизма вызвало возмущение в США, а резкое наращивание вооружений – озабоченность, оценивает ситуацию Э. Ангерманн. Это "неравнодушие", по мнению К. Швабе, привело Рузвельта к выводу уже в 1933 г., что политика Гитлера была" главным препятствием для лучшего обеспечения мира в Европе". Вместе с тем, считает доцент Западногерманского ун-та Г. Рупипер, "в оценке национал-социализма тотальное его отрицание сочеталось с беспомощностью", поскольку для американских дипломатов в Берлине нацистские лидеры являлись "клиническими психопатами, которые могли быть остановлены только с помощью войны". Дипломатические же акции считались неэффективными".
Тем не менее, одна дипломатическая акция была предпринята хотя, на первый взгляд, она носила косвенный характер, ее значение было немалым, что особенно сказалось впоследствии. Этой акцией была нормализация отношений США с Советским Союзом, который стал рассматриваться Рузвельтом, по мнению целого ряда историков ФРГ, как важный противовес экспансионистской политике как Японии, так и Германии. При этом, как отмечает в одной из недавно вышедших статей Г.-Ю. Шредер, "ценность Советского Союза… возрастала в той мере, в какой увеличивалась угроза безопасности США со стороны тоталитарных государств". В более ранней монографии он оценивал этот шаг администрации Рузвельта в первую очередь под углом зрения "экономических причин".
Часть западногерманских, как впрочем и американских исследователей, сходится в том, что для первых лет администрации Рузвельта была характерна прежде всего углубленность во внутриполитические проблемы, что не было равнозначно "изоляционизму", но и не предполагало активного воздействия на события в Европе. Некоторые западногерманские историки в большей или меньшей степени отдали дань "изоляционистской" концепции. Так, К. Швабе пишет, что хотя Рузвельт и был интернационалистом, но, тем не менее, осуществлял" внешнюю политику, находившуюся под изоляционистским влиянием". Г. Мольтманн признает существование в 30-е годы политического изоляционизма в США, воздействие которого "на внешнеполитические решения не должно недооцениваться", а Э. Ангерманн в одной из работ выделяет периоды" экстремистского изоляционизма". Но в целом тезис о выраженном "изоляционистском" характере внешней политики США в 30-е годы не нашел сколько-нибудь заметного отражения в исторической литературе ФРГ в отличие от американской, где он стал "расхожей версией".
В 70-е годы в западногерманской историографии оформились два основных направления в интерпретации внешней политики США в 1933–1941 гг. в целом, и ее германского аспекта в частности. Одно из них сформировалось явно под влиянием радикального направления в американской исторической науке, возглавляемого У. Уильямсом. Ведущей фигурой этого направления в историографии ФРГ стал Г.-Ю. Шредер, еще в 1970 г. выпустивший книгу "Германия И Соединенные Штаты 19331939: Экономика и политика в развитии германо-американских противоречий". В ней он изложил свои взгляды как на внешнюю политику США, так и на характер американо-германских противоречий, как производных, в частности, от генеральной линии политики Вашингтона. По его мнению, "американская внешняя политика в общем и целом подчинена экономическим движущим силам". Поэтому "американская политическая доктрина, писал он же в одной из статей, – являлась краеугольным камнем американской внешней политики". В отличие от целого ряда историков на Западе, в том числе и западногерманских, объясняющих обострение американо-германских противоречий в 30-е годы "крайностями" внутренней и внешней политики нацистов, бросивших вызов "идеалам США", идеологической агрессией" третьего рейха" в Западном полушарии и даже исключительно личной неприязнью президента Рузвельта к нацистским лидерам. Г.-Ю. Шредер приходит к выводу, что в основе этих противоречий лежала ожесточенная борьба за рынки сбыта и источники сырья в различных регионах земного шара, особенно в Латинской Америке, а "германо-американские отношения, прежде всего, определялись экономическими факторами".
Монография Г.Ю. Шредера вызвала оживленные отклики в различных странах. Отмечались ее достоинства, связанные, прежде всего, с исследованием внешнеэкономического аспекта американо-германских противоречий, которые длительное время рассматривались на Западе излишне односторонне, в основном под углом зрения развития дипломатических отношений; вместе с тем в концептуальном отношении она подверглась критике как в марксистской, так и в буржуазной историографии. При этом обращалось внимание, прежде всего, на абсолютизацию экономических компонентов, приведших к отождествлению внешней политики и внешнеэкономической экспансии, на замыкание в рамках схемы "совпадения экономических и внешнеэкономических факторов", что в конечном счете привело к слабому учету политико-силовых поворотов и полному игнорированию стратегических элементов в политике Рузвельта. Немалые возражения, хотя и не столь однозначные, вызвала также концепция Г.-Ю. Шредера о "неизоляционистском" характере и содержании внешней политики американского правительства. По мнению Г. Мольтманна, наиболее характерной чертой работы Г.Ю. Шредера является "экономический детерминизм".
Другое направление в западногерманской историографии, разрабатывающее внешнюю политику США в 30-е годы, сложилось в основном к середине 70-х годов. Его также не обошло влияние школы У. Уильямса, но оно возникло, прежде всего, в ходе полемики с подходом к внешней политике с позиций экономического детерминизма. Один из наиболее видных представителей этого направления в историографии ФРГ Д. Юнкер в книге "Неделимый мировой рынок: Экономические интересы во внешней политике США 1933–1941" выразил согласие только с одним тезисом школы У. Уильямса – о глобальном характере экономических интересов США в период правления администрации Рузвельта, т.е. лишь частично принял тезис о "неизоляционистском" характере внешней политики Соединенных Штатов в 30-е годы. По мнению Л. Юнкера, ссылка на "торгово-политический интернационализм США" не может служить опровержением тезиса об изоляционистском характере американской внешней политики, "ядро которой составляла изоляция от политики союзов".
Как отмечал профессор Уорикского ун-та У. Зауттер, Д. Юнкер также оспаривает правомерность известного тезиса У. Уильямса о том, что экономические причины в решающей степени определяли политику США, и в особенности их вступление во вторую мировую войну. Действительно, Д. Юнкер полагает, что экономический вызов, брошенный США "третьим рейхом", определенно повлиял на решение Соединенных Штатов принять участие в войне, но лишь вследствие" безграничного экспансионизма гитлеровской системы политического господства, которая грозила повлечь за собой глобальные экономические последствия".
Разумеется, направление, представленное Д. Юнкером, Б. Мартином и некоторыми другими историками ФРГ, весьма критически внешнюю политику США 1933–1941 гг., отличает не только полемика со школой У. Уильямса и его западногерманскими последователями. Д. Юнкер и его коллеги отнюдь не склонны недооценивать роль экономических факторов в формировании внешнеполитического курса США, более того, они придают им глобальные масштабы, но наряду с другими, не менее глобальными мотивами – политическими, идейными и военно-стратегическими. Так, например, Д. Юнкер считает вполне "уместным" употребление понятия "глобализм" При характеристике планов и намерений интернационалистов, возглавляемых Рузвельтом, причем отнюдь не только в экономическом контексте. Важнейшая черта данного направления в современной западногерманской историографии – это отражение того факта, что "США вступили во вторую мировую войну не только потому, чтобы опередить нападение Гитлера, планирующего завоевание мира,… а чтобы тем самым защитить позиции мировой державы в буквальном смысле".
Для того чтобы понять, насколько далеко представители этого направления ушли в интерпретации внешней политики США на протяжении почти 20-летнего периода, сопоставим несколько оценок американского изоляционизма, В. Бес-сон писал в 1964 г. о "невротическом нейтралитете", проявление которого "тем удивительнее, что к этому времени агрессивная динамика европейского фашизма уже довольно отчетливо была заметна". В 1978 г. Э. Ангерманн характеризовал внешнюю политику США в 30-е годы Как проявление "национального эгоизма", правда, делая оговорку, что за этим не скрывается морально-ценностный аспект. Однако в 1981 г. Б. Мартин констатировал, что американская политика нейтралитета "в Действительности служила осуществлению всемирных национально-эгоистических притязаний на гегемонию".
Как отмечают западногерманские исследователи, сначала современники, а затем и историки пришли к серьезно отличающимся оценкам как внешней политики администрации Рузвельта, так и ее германского аспекта. Одна историческая школа называет президента США "поджигателем войны", тогда как другая инкриминирует ему соучастие в политике "умиротворения". В действительности, разнообразие оценок и мнений позволяет вычленить значительно большее число подходов историков ФРГ к политике США этого периода.
Так, некоторые из них считают, что американское правительство стремилось "противопоставить… фашистским державам функционирующий механизм коллективной безопасности". Э. Ангерманн более критичен в суждениях; он полагает, что интерпретация внешней политики США в первые годы президентства Рузвельта не может быть связана с понятием "коллективная безопасность", т.к. "попорот в американской внешней политике от доктринарного нейтрализма к концепции "коллективной безопасности" был крайне медленным и сложным процессом, а сам Рузвельт при этом не представлял собой дальновидного и целеустремленного лидера, каковым его охотно изображает легенда".
Хотя в западногерманской историографии в последние годы и появилось робкое признание того факта, что успешно "противостоять национал-социалистской опасности возможно было только в рамках коллективной системы безопасности…". Однако само это понятие, а также причины неудачи курса на создание эффективной системы коллективной безопасности, трактуются буржуазными историками ФРГ весьма односторонне. Так, К. Швабе пишет о некоем" едином западном оборонительном фронте против Гитлера", решающей причиной невозможности создать который "были глубокие различия в оценке международного положения, в дипломатической тактике, и, в конечном счете, в способности дипломатического маневрирования, отделявшие Америку от западноевропейских держав".
Большинство истериков ФРГ подвергают резкой критике американские законы о нейтралитете, принятые конгрессом США в 30-е годы, как поощрявшие экспансионистскую политику держав "оси" в Европе и Азии, но лишь немногие авторы, да и то косвенно и весьма непоследовательно, определяют политику США в отношении Германии до 1938 г. как поддержку "умиротворения", или терпимость к нему, что было характерно для Англии и Франции. В связи с этим вполне понятна отрицательная реакция некоторых западногерманских историков на своего американского коллегу профессора Бостонского ун-та А. Оффнера, выпустившего еще в конце 60-х годов книгу "Американское умиротворение: Внешняя политика Соединенных Штатов Америки и Германия, 1933–1938", получившую в целом положительную оценку в советской историографии. А. Оффнер Продолжает отстаивать и в более поздних работах эту точку зрения: "С 1933 по 1940 г., – пишет он, – Соединенные Штаты сделали, как они считали, все, что могло "умиротворить" Германию политически и экономически…".
Отвергая тезис об американской политике "умиротворения Германии, историки ФРГ предлагают взамен целый набор вариантов. В. Линк считает, что США, стремясь к установлению "рабочих отношений" с нацистской Германией, сделали старку На политику экономического сдерживания, которая была связана с желанием найти политический modusvivendi с "третьим рейхом". Г.-Ю. Шредер, в свою очередь, для характеристики американской политики вводит понятие "экономического умиротворения", которое, по его мнению, не только не имело ничего общего с британской политикой "умиротворения" агрессоров, принципиально отличаясь от последней, но осуществлялось как внешнеэкономическая концепция "сознательно" противопоставленная "национал-социалистической экономической и… политико-идеологической экспансии".
В специальной статье, посвященной отличию американской политики "экономического умиротворения" от английской накануне второй мировой войны, Г.Ю. Шрёдер детально обосновал и развил эту точку зрения. По его мнению, американская "контр-политика" развивалась уже в то время, когда не было и речи об угрозе безопасности США в военно-стратегическом плане. Она сформировалась под влиянием национал-социалистского экономического наступления на рынках Южной Америки и Юго-Восточной Европы. Поэтому в то время как британская концепция" экономического умиротворения" стремилась к политической разрядке путем экономических уступок "третьему рейху", дипломатия США своей активной "контр-политикой" в экономической сфере хотела лишить нацистский режим экономической базы агрессии. Американский вариант "экономического умиротворения" "также включал в себя ликвидацию политической напряженности экономическими средствами, но как раз не посредством уступок, а путем нажима".
Исходя из этого, Г.-Ю. Шрёдер считает возможным предположить, что британская и американская концепция "экономического умиротворения "могут быть интерпретированы как расходящиеся стратегии внешней политики", и констатировать, что обе державы "не осуществляли однородной политики в отношении Германии…". Причем, если Г.Ю. Шрёдер считает, что наступил момент, когда "экономическое умиротворение" было признано Вашингтоном как неэффективное средство борьбы с экспансией нацистской Германии, и эта борьба стала вестись с опорой на стратегические ресурсы США, то Б. Мартин констатирует, что в отношении Японии "экономическое умиротворение" осуществлялось вплоть до самого последнего момента, т.е. до нападения Японии на Перл-Харбор.
Не все западногерманские исследователи разделяют тезис и о специфическом американском варианте "экономического умиротворения" нацистского рейха. По мнению К. Швабе, "на практике дело никогда не доходило до американского" экономического умиротворения" гитлеровской Германии. Напротив! Экономические отношения после прихода Гитлера к власти пришли в упадок столь быстро в такой мере", что "фактически между США и Германией разразилась разновидность торговой войны". Д. Юнкер полагает, что правительство Рузвельта, несмотря не явно недостаточное вооружение страны, "никогда не было вынуждено идти в Европе или в Азии на политику "умиротворения", т.к. США отделены как от одного, так и от другого континента двумя океанами, и в отличие от Франции и Англии угроза их существованию не являлась "актуальной". Эту точку зрения разделяют и некоторые представители буржуазной историографии других стран.
Отвергая различные аспекты концепций как об изоляционистском характере внешней политики США в 30-е голы, так и об американском варианте "умиротворения" агрессоров, некоторая часть историков ФРГ должна была так или иначе прийти к какой-то логически обоснованной трактовке политики администрации Рузвельта, как-то объяснить "отсутствие прямых дипломатических акций со стороны Вашингтона в отношении гитлеровской Германии до конца 1938 г." и "длительную агонию" американского изоляционизма в 1939–1941 гг. Именно эту функцию взяла на себя интерпретация внешней политики США 30-х – начала 40-х годов через призму тезиса о ее глобалистско-гегемонистском характере, находящая все большее число приверженцев среди западногерманских исследователей. В. Линк говорил об этом еще полунамеком, заметив, что правительство Рузвельта не только не могло, но и не хотело "трансформировать свою экономическую мощь в политические действия" и что предпосылки для сотрудничества между Лондоном и Вашингтоном были созданы только тогда, когда политика Великобритании потерпела фиаско.
Г.Ю. Шрёдер достаточно откровенно пишет в этой связи, что США не только осуществляли "стратегию сдерживания" в отношении "третьего рейха", но и использовали "слабости британской позиции, чтобы вступить в наследование британской империей". Эту же мысль развивает В. Мартин, который считает, что изоляционистская внутриполитическая оппозиция курсу Рузвельта не в достаточной степени объясняет политику промедления США. По его мнению, "интервенционистская глобальная стратегия правительства Рузвельта возникла из национальных, политически и экономически мотивированных соображений безопасности; она решительно боролась с державами "оси", но и не вязалась с альтруистическим партнером политически родственных систем". Д. Юнкер раскрывает содержание этой политики глобализма, как особенности внешней политики США этих лет. Как он считает, "глубоко укоренившийся в истории США "либеральный глобализм" соединился с новым, обусловленным развитием военной техники и оценкой целей держав" оси" военным глобализмом". Д. Юнкер продолжает эту мысль и делает вывод, что "военный глобализм был новым, но во время второй мировой войны и особенно после нее стал доминантой в определении национальных интересов США.
При столь различающейся интерпретации историками ФРГ Характера внешней политики США в 1933–1941 гг. и ее германского аспекта неизбежно возникает вопрос о целях этой политики. Здесь мы сталкиваемся с точками зрения, преимущественно обосновывающими "но нарастающей" претензии США на мировое лидерство или даже гегемонию.
К. Швабе, имеющий явную склонность оперировать в своих выводах "духовными" категориями, считает, что "цепью Рузвельта было воспитание американцев в духе "всемирно-политического мышления и чувства ответственности". Д. Юнкер достаточно определенно ведет речь о защите позиций мировой державы как важнейшей цели этого периода. Доцент Рурского ун-та в Бохуме В. Хельбих констатирует "уверенную поступь при создании прочного фундамента не ограничивающейся – экономическим сектором американской мировой политики".
Противоречивый характер носит оценка целей внешней политики США Г.Ю. Шрёдером. В монографии он отмечал, что первостепенная политическая цель Вашингтона заключалась в обеспечении своего гегемонистского положения в Латинской Америке. Однако в более поздних статьях он писал уже "о перспективной политической стратегии, которая стремилась увязать решение непосредственных экономических трудностей с долгосрочными политико-экономическими установками". К последним относился, по мнению Г.-Ю. Шрёдера, "неделимый мировой рынок", который уже перед началом второй мировой войны опосредовал "руководящую роль США в мире", а в последующем PaxAmericana.
Д. Бавендамм оперирует целым набором "высших" или "важнейших" целей американской внешней политики 30-х–40-х годов. Среди них – воспрепятствовать соглашению "между главными европейскими державами", к которому раньше или позже присоединились бы также Италия и Япония, что могло бы "стать опасным для американской сверхдержавы". Далее он называет свержение Гитлера и крах "третьего рейха", усиление зависимости Англии и Франции от США, что должно было, по мнению Д. Бавен-дамма, "положить начало распаду европейских колониальных империй".
Наиболее откровенен и последователен в выводах Б. Мартин, считающий, что "долгосрочная цель Рузвельта состояла в том, чтобы через конфликт в Старом Свете, путем поддержки политически ему близких и экономически открытых систем западноевропейских демократий, поднять США ведущей мировой державы". Путем сопоставления он разъясняет, что означала в тех условиях американская концепция будущего "мирного устройства". Если английский подход скорее соответствовал "нормативному, международно-правовому мышлению в рамках европейской политической традиции" и исключал "представления о мировом господстве", то "Рузвельт понимал под этим "PaxAmericana" – экономическое единство мира под американским патронатом". Среди важнейших долгосрочных предпосылок американской концепции мирного устройства были "ослабление Великобритании и взаимное "растерзание" национал-социализма и коммунизма".
Резким контрастом к охарактеризованным трактовкам внешнеполитических целей США в 30-е – начале 40-х годов является позиция некоторых историков ФРГ, пытающихся связать цели правительства США в этот период с созданием системы коллективной безопасности, призванной предотвратить войну. Есть также тенденция представить политику Вашингтона как отсутствие каких-либо целенаправленных действий вообще, т.е. как простое реагирование на сложившуюся ситуацию.
Немалый интерес представляет и точка зрения западногерманских историков по поводу роли нацистской Германии и остроты американо-германских противоречий во вступлении США во вторую мировую войну. Акцентируется здесь то обстоятельство, что напала на США не Германия, а Япония, но вместе с тем Гитлер объявил войну Соединенным Штатам уже 11 декабря 1941 г., чем, несомненно, облегчил действия Рузвельта. В западногерманской историографии можно встретить и такое утверждение, что-де планы Гитлера по завоеванию мирового господства рухнули именно в этот день.
В целом западногерманская историография придает большое значение европейскому театру военных действий для принципиального решения Рузвельта о необходимости вступления США во вторую мировую войну. Правда, некоторые историки ФРГ считают, что этот шаг был обусловлен исключительно событиями на Дальнем Востоке. С другой стороны, например, Г.Ю. Шредер призывает не переоценивать роль Японии во вступлении США в войну, "поскольку в любом случае США не дожидались бы покорения континентальной Европы, как это вытекало из программы Гитлера". По его мнению, "для Вашингтона угроза жизненным американским интересам со стороны национал-социалистской Германии реально существовала уже с середины 30-х годов".
Первую часть этого вывода поддерживают и некоторые другие историки ФРГ. Так, Б. Мартин полагает, что принятие закона о ленд-лизе фактически уже означало решение о вступлении в войну с державами "оси". По мнению профессора Кельнского ун-та А. Хильгрубера, решения Рузвельта в июле 1941 г. свидетельствовали, что он уже был готов к вступлению в войну для защиты глобально понимаемых "национальных интересов". Г. Гуггисберг приходит даже к выводу, что с лета 1941 г. США де факто находились уже в состоянии войны с Германией. Д. Юнкер, подводя своего рода итоги дискуссии по этому вопросу, отмечал, что администрация Рузвельта не желала участвовать ни в одной из войн – ни в Европе, ни на Дальнем Востоке, но исходя из национальных интересов США, "сочла необходимым вступить в обе". И в этой связи, считает Д. Юнкер, ожесточенная полемика историков США по поводу того, вступил ли Рузвельт в европейскую войну через тихоокеанскую "заднюю дверь" или нет, представляется спором по второстепенному вопросу.
Более 20 лет назад ныне покойный западногерманский историк В. Бессон обращал внимание на тех, кто выступает за пересмотр тезиса об основной ответственности нацистского фюрера за возникновение второй мировой войны. Он считал, что они не многим отличаются от тех авторов, кто возлагает на президента Рузвельта ответственность за расширение европейской войны до масштабов мировой. Для западногерманской историографии 80-х годов это предостережение не утратило своей актуальности, о чем свидетельствует содержание книги Д. Бавендамма "Путь Рузвельта к войне".
Западногерманские американисты в 70–80 – годы создали немало работ, освещающих с различных, преимущественно критических, сторон многие аспекты внешней политики США в 1917 1941 гг. Новые документы, интенсивные дискуссии по ряду проблем, влияние марксистских исследований, а также изменения во внутриполитической обстановке ФРГ и международном положении в целом, – все это не могло не наложить отпечатка на развитие этой области исследований в буржуазной историографии ФРГ. Поэтому вряд ли можно безоговорочно согласиться с выводом доцента Кельнского ун-та Р. Поммерина, с удовлетворением констатировавшего, что исторические исследования в области американо-германских отношений протекают в спокойном русле, они не подвержены антиамериканским течениям в Федеративной республике…".
Список литературы
1.История США: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т всеобщ, истории. Редкол.: Севостьянов Г.Н. и др. – М: Наука, 1985. – Т. 2: 1877–1918. – 598 с. – Библиогр.: с. 575–586.
2.История США: В 4-х т. / АН СССР. Ин-т "всеобщ. истории. Редкол.: Севостъянов Г.Н. и др. – М.: Наука, 1985. – Т. 3: 1918–1945. – 671 с. – Библиогр: с. 641–655.
3.Мальков В.Л. Европейская политика США накануне второй мировой войны в освещении новейшей американской буржуазной историографии // Буржуазная историография второй мировой войны: Анализ современных тенденций / Редкол.: Жигалов И.И. и др. – М., 1985. – С. 99–129.
4. Мельников Ю.М. Роль американо-германских противоречий в возникновении второй мировой войны. – Вопросы истории, 1959. – №3. – С. 77–97.
|
