| Сочинение. Анализ рассказа «Книга» М. Горького из цикла «По Руси» (1912-1917гг.)
План:
1.
Жанровая установка.
2.
Пространство и время.
3.
Проблемно-тематический уровень.
4.
Образы. Система персонажей.
Группы и системы взаимоотношений.
1)
население станции – пассажиры проходящих мимо поездов
2)
население станции – жители казачьих хуторов
3)
взрослые – дети
4)
жители станции – «страстные любители чтения»
5)
автор, Юдин, Колтунов.
Образы.
а) Крамаренко, Егоршин, жена Егоршина.
б) Вера
в) Колтунов
г) Юдин
д) Автор
5.
Сюжет и композиция.
6.
Вывод.
Список использованной литературы.
Рассказ «Книга» входит в цикл М. Горького «По Руси», который создавался писателем в 1912-1917 гг. Отдельные рассказы сборника Горький написал в Италии, на. О. Капри, в период первой эмиграции. В 1913 г. он вернулся в Россию (4; с. 386). Жанровая установка
цикла – художественный бытовой очерк.
Очерк – эпический жанр, широко распространенный в современной литературе наряду с рассказом. Очерки разнообразны по содержанию, они касаются политических, экономических, научных и производственных вопросов, изображают явления общественно-политической жизни, природы и быта, типы представителей социальных и профессиональных групп и т.д. Подобно другим жанрам публицистики, эти очерки могут включать и художественные образы, но вымысел не должен нарушать точности изображения явлений, ради информации о которых пишется очерк. К художественной литературе наиболее близки очерки, называемые беллетристическими или художественными. Обязательная, неотъемлемая часть их – художественные образы. Таковы очерки из цикла «По Руси» М. Горького. В очерке, в отличие от рассказа, отражается не разрешение конфликта в действии, а процесс ознакомления с явлениями, последовательность их анализа, ход размышлений. (5; с.184) Цикл «По Руси» – очерки бытовые. Сам Горький любил называть себя «бытовиком» (3; с. 75)
Пространство и время.
Пространству в произведении уделено большое внимание. Открытое, бесконечное. Оно необозримо вширь, так же, как и ввысь, но высота и обширность только пригибают к земле. Это пространство определяет, кажется, весь образ жизни. Затерянность посреди нигде.
Степь. Железнодорожная станция между Волгой и Доном.
«Степь: над пустою землей, в свинцовой дали струится марево, на бугорках, около своих нор, стоят суслики, приложив к остреньким мордочкам ловкие передние лапки, точно молятся. А больше никого нет, - дышишь пустотою, и сердце жалобно сжимается от скуки… Жизнь кажется бесконечным сном». «Дым от костра встает к небу серым столбом, не отгоняя комаров».
Все кажется замершим в вечности. Что подчеркивается эпитетами ряда: «мертвые заводи», «глухая тишина», «пустая земля». «Пустоты страны, густая скука ее равнин». Кажется, и время вытягивается в бесконечность, параллельно пространству.
«В степи темно и душно, как в бане, звезды кажутся угасающими». Словно в конце времен.
Даже пассажирские поезда, пробегая мимо станции, только усиливают впечатление неподвижности жизни, углубляют сознание отрезанности от нее жителей.
С другой стороны, субъективное время автора время можно считать циклическим: от книги до книги. Скука в отсутствие книги – поиск – нетерпеливое ожидание – чтение, обсуждение – скука. Время жителей станции – не от поезда до поезда (это слишком привычно), а от события до события. Любое происшествие, или его наступление, поощряется и подстрекается жителями станции, как способ спасения от бесконечной скуки.
Уровень обобщенности достаточно высок. События могли происходить в любое время, на любой малонаселенной равнине.
Проблемно-тематический уровень.
Анализу подвергается проблема существования духовных ценностей у любого «маленького» человека, их осознание или неосознание, значение наполнения ими жизни. Так же описывается контраст прекрасного и безобразного (уродливого), сосуществование этих явлений и их тесное переплетение в обыденной жизни. Контраст между калечащей, страшной действительностью – и мечтой о жизни (которая заключена в книге). Тема страшного мира.
Повествование идет от первого лица, лица автора.
Группа людей, ничем друг с другом не связанная, вынуждена сосуществовать, мириться, уживаться, затерянные посреди бескрайнего пространства, «густого» времени и «глухой» тишины.
Что они делали? «Играли в карты, страшно пили водку, порою, обезумев от пьянства и тоски, поражали друг друга дикими выходками».
Пустота кругом и внутри, от которой невозможно найти спасения.
Колтунов: «Разве я для того родился, чтобы меня комары ели?»
Авторская оценка более конкретна: «Духовный голод, - муки его знакомы только тем, кто жил в пустотах нашей страны, задыхаясь в густой скуке ее равнин. Нечем жить, - это, кажется, самое жуткое ощущение, испытанное мною».
В уста того же Колтунова автор вложил следующие слова: «Вы спросите меня: что будет через десять лет, в сей день и час? Я вам верно скажу: то же самое. А через двадцать пять? И тогда – то же самое». Исхода нет. То есть, это, практически, прямая отсылка к знаменитому стихотворению А. Блока 1912 г. «Ночь, улица, фонарь, аптека…», входящего в цикл «Пляски смерти», а затем, в свою очередь, в цикл «Страшный мир». Дата публикации стихотворения – 1914. Я не могу сказать, позаимствовал ли кто-нибудь из писателей цитату друг у друга, или каждый пришел к этой мысли самостоятельно, - важно указание на мироощущение Горького: жизнь – страшна, мир – страшен.
«Медленно приближаясь, луч двоится, и вот он стал похож на чьи-то желтые жуткие глаза, они дрожат в гневном возбуждении, - к трем домикам станции ползет из глубины ночи некое злое чудовище, угрожая гибелью. Знаешь, что это – товарный поезд, но хочется представить себе другое, хотя бы страшное, но другое».
Автор и его приятель Юдин находят себе спасение в книгах. Глядя на них, смутно нащупывает это спасение и Колтунов, скорее, в пику героям, - для него привычнее, понятнее и даже естественнее пьяное забвение.
«Книги были для нас просветами в мир действенной жизни из мира мертвой пустоты». Поэтому за книгу и развернулась некая борьба, глухое противостояние, напоминающее даже погоню за золотом в рассказах Джека Лондона:
« – Скотина! Приятель! Все мы приятели до первого вкусного куска».
« – Прочь! Убью! Кто это?
- Я. За книгой.
- Не дам…»
Автор сознается, что испытывал ненависть к Колтунову, который препятствовал чтению книги.
Книга – это мечта. Она уводит от реальности – и спасает.
Образы. Система персонажей.
Группы и системы взаимоотношений.
1)
население станции – пассажиры проходящих мимо поездов.
«Из окон вагонов, как портреты из рам, смотрят на тебя какие-то люди; вспыхивают, точно искры в темноте, загадочные глаза женщин, трогая сердце теплыми лучами мимолетных улыбок. Сердитый свисток – и в облаке пара поезд скользит дальше, лица людей в окнах вагонов странно искажаются, вытягиваясь вбок, все в одну сторону. К этому мельканию жизни быстро привыкаешь; мимо тебя ежедневно проезжают одни и те же машинисты, кочегары и кондуктора; кажется, что и люди всегда одни и те же, - они стали неразличимы, точно комары».
Отчуждение от, громко говоря, человечества. Противопоставление. Там – жизнь, здесь – ее отсутствие. И чтобы не усугубить сожаление – игнорирование пассажиров.
2)
население станции – жители казачьих хуторов.
Также равнодушное отчуждение, сосуществование.
«Бойкие девицы приходили очищать от снега станционные пути, а по ночам на станцию являлись их братья и отцы воровать щиты на топливо и товар из вагонов"»
3)
взрослые – дети
В данном рассказе описан только один ребенок, девочка Вера шести лет, Вера Петровна.
Дети у Горького – прекрасные, удивительные, непонятные, беззащитные и несчастные существа. Непохожесть на взрослых подчеркивается внешней красотой, описанной поэтически, кажется, эти дети знают то, что утратили взрослые, у них есть духовный, нравственный стержень, собственная логика и оценка добра и зла, понять которую взрослому уже не дано. Поэтому родной отец чувствует к Вере отчуждение. И невозможно представить, что дети вырастут и станут похожи на своих родителей.
«Отец звал дочь по имени и отчеству – Вера Петровна; он относился к ней непонятно – с любопытством и как будто с боязнью, за которой скрывалась враждебность…» «Все население станции любило ее какой-то особенной любовью, боязливой и осторожной; мужчины при ней тише ругались, женщины ставили ее в пример своим детям».
4)
жители станции – «страстные любители чтения».
«На станции служило одиннадцать человек, четверо семейных. Все жили точно под стеклянным колпаком, о каждом было известно все, чего не нужно знать о человеке, и каждый знал обо всех остальных все, что хотел и не хотел знать. Все ходили друг перед другом словно голые; человек при первом удобном случае публично выворачивался наизнанку, понуждаемый скукой к нечистоплотным откровенностям и покаяниям».
«Все население станции вылезало на перрон и неприкаянно шлялось повсюду, заводя от скуки ссоры, раздражая дежурных воющими зевками, жалобами на бессонницу и нездоровье, нелепыми вопросами. По двору, точно лунатики, ходят женщины в белых одеждах, босые, с растрепанными волосами».
Смиренное принятие вынужденного сосуществования.
Автору, Юдину и Колтунову жители станции противопоставлены тем, что, в отличие от них, испытывающих духовный голод, маются непредметизированной тоской и скукой.
В свою очередь, и внутри маленькой группы читателей есть противопоставление:
5)
автор, Юдин – Колтунов.
Колтунов – своего рода, переходное звено. Он не совсем таков, как остальные жители, он читает, и глубоко переживает прочитанное, внутри него, следовательно, происходит какая-то духовная работа, но сам порыв читать для него, скорее, перенятие осознанного желания читать Юдина и автора, а также способ приобрести некоторую власть над героями, завладев вожделенным для них предметом.
Образы.
а)
Сторож Крамаренко («молодой, красивый мужик»), смазчик Егоршин («лысенький и богомольный старик»), жена Егоршина – казачка («женщина большая и молчаливая»). Скупо описанная история, которая подтверждает ранее рассказанное автором о пустоте, скуке и тоске в жизни, от которых пытаются избавиться хотя бы временно. Это люди, которым нечем жить, у них нет книг, и нет потребности в них, и им нечем заполнить пустоту внутри, кроме пьянства и диких «шуток».
Внутреннего мира этих персонажей автор никак не касается и описывает случай от третьего лица, с кажущейся беспристрастностью. Тем не менее, таким образом автор стремился, скорее, поразить читателя уродливыми проявлениями жизни, возможно, заставить оглянуться на свой собственный образ жизни. Сама история, наверняка, реальная, и производит сильное впечатление дикой несоразмерностью причины и последствий, - совершенно катастрофических для всех трех участников.
Сторож Крамаренко, от все той же тоски и пустоты жизни, пошел на грубую выходку. Казачка не менее бездумно ответила неадекватно, выплеснув на него ковш кипятка; а ее муж, смазчик Егоршин, взвинтил себя совершенно необоснованно еще на несколько порядков, до состояния аффекта, и забил жену гаечным ключом.
Причем, как видно, и казачка, и Егоршин, обычно смирные и тихие люди, не лишенные сострадания. Не сказано прямо, что женщина умерла, на это указывают два обстоятельства: Крамаренко уволился и ушел со станции на следующий день, «шел он вдоль линии дороги странно прямо, высоко подняв голову». Егоршин перевелся на другую станцию, но его перевод был сопровожден таким комментарием постороннего персонажа: «Тебе в землю надо переводиться; от горя никуда, кроме как в землю!». Сама казачка перед смертью, в окровавленных бинтах, спрашивала, больно ли обварила Крамаренко, и винила во всем только себя. Все трое участников осознавали свою вину в произошедшем.
Реакция жителей станции: казачка – «бесстыжая», Егоршин – «люди смотрели на него в окно и ругали старика». В основном, жители к любому событию относятся, как к зрелищу.
б)
Вера, Вера Петровна.
«Шестилетняя рыженькая девочка, спокойная и серьезная, как взрослый человек. Ее бледное, неподвижное личико словно пряталось в золоте кудрей, темные глазки смотрели на все сосредоточенно, улыбалась она редко».
Ее отец – пропащий человек, пьяница, тревога за девочку, ее беззащитность сквозит в строках, когда она бродит без присмотра по железнодорожным путям.
Оценка окружающих: «смирненькая да аккуратная».
Оценка автора: «Смотришь, как она одиноко расхаживает по пустой земле, и все больше не нравятся ее отец, станция, люди – вся эта скучная, полусонная жизнь».
Реакция, которую автор предполагал вызвать у читателя – сожаление, что невозможно помочь этому ребенку и таким, как она, что ей не место здесь, что она предназначена для лучшего, что она вынуждена смиренно принимать на свои плечи заботу об отце, который часто напивается до безобразных физиологических последствий и находится на грани смерти – и принимает она это без ужаса или брезгливости, и продолжает, как и любой ребенок, любить своего родителя, страдать за него, вместо него, следуя своей детской логике. Например, то, что герои прочитали вслух рассказ, который Колтунов «примерил» на себя, - и тем самым его обидели.
В соприкосновении с образом Веры контраст прекрасного и безобразного в рассказе особенно ощутим.
в)
Колтунов, Петр Игнатьевич.
Как бы «переходное звено» между остальными жителями станции и компанией автора и Юдина, сошедшихся как «страстные любители чтения».
У него появилась та же тяга к книге, скорее, в процессе наблюдения за героями, он перенял у них страстное желание что-либо прочесть, скорее не осознанно, а видя, что другим это ценно, интересно, и на время избавляет от тоски. Сыграло роль и желание иметь то, что страстно хотят заполучить другие.
«Он должно быть, имел какие-то свои догадки о жизни, но выражал их неясно, и даже казалось, что он не хочет быть понятым».
Внешность: «Сухонький, тощий, он постоянно встряхивал вихрастой, рыжей головой и, прикрывая серые глаза золотистыми ресницами». «Всегда полупьяненький, болтливый», «обгрызенные усы, воспаленные глаза, тоненький нервный голос». Обгрызенные усы в сочетании с фамилией Колтунов указывают на пропащесть персонажа. Сын священника, явно знакомый с русской литературой, он опустился, спился, читает «незначительные рассказы». Но, всвязи с тем, что рассказ этот имеет связь с фактами его биографии, глубоко его переживает. Непонятно, остались ли в нем другие движения души, или он вытравил их своим пьянством; он отчужденно относится к собственной дочери. Неизвестно, задевали ли его книги когда-либо также, как этот «незначительный рассказ», благодаря которому, тем не менее, он рыдал, ушел в мир книжной иллюзии и, видимо, временно избавился от пустоты. Пустота заполнилась болью, и именно она заставляла звереть при попытках отнять книгу. Но боль – это не тот уход от реальности, который Колтунов предпочел бы. Пустоту он привык заменять пьяным беспамятством, поэтому вскоре книга снова стала представлять ценность только в плане вещи, в которой нуждаются другие, а это дает персонажу некое временное превосходство над автором и Юдиным.
Авторская оценка: «Он был противен и жалок, он сам, видимо, чувствовал это».
Реакция станционных жителей: «Вся станция видела, что мы, трое друзей, поссорились, все слышали, как Колтунов издевался над нами, все чего-то ждали от нас и что-то внушали нам, безмолвно, пытливыми взглядами, усмешками».
То есть, поведение жителей станции было почти подстрекательским, все ждали какой-то шумной развязки, которой могли (и рассчитывали) стать свидетелями, чтобы, в свою очередь, избавиться от скуки доступными им способами.
К счастью, бурное, агрессивной или трагической развязки не произошло, но Колтунов все-таки чувствовал себя оскорбленным, что после него читают вслух, вынося тем самым на общее обозрение, рассказ, который он считал слишком личным, поэтому:
«он был безобразно пьян и дико таращил красные, мокрые глаза:
- Не сметь! Молчать! Не читать!»
г)
Юдин, телеграфист.
Внешность: «Горбатый и злой», «зол, дерзок, склонен к пессимизму». Подчеркнутое не единожды определение злой позднее опровергается поведением персонажа. Словно слова «горбатый и злой» традиционно существуют в неразрывной связке. Если человек горбат, он обижен судьбой, и должен на окружающих вымещать свою бесконечную обиду и неизбывную злобу. Тем не менее, ничего подобного не следует из дальнейших описаний:
«Где-то в глубине его души теплилась тоска о лучшей жизни и нежное сострадание к людям».
« - Как жалко всех! Как жалко людей! – вздыхал он иногда.
Это чувство он бесплодно тратил на уход за больными, на примирение семейных ссор».
Фамилия этого героя библейская, как бы указывающая на его бескорыстную любовь и служение людям. В этом отношении Юдин оценен автором выше себя самого, как имеющий более высокие нравственные установки, чем автор: «Когда я немножко смеялся над ним за это, он резко возражал:
- А что делать? Что можно делать в этой рыбьей жизни?!»
д)
Автор.
Автор является и наблюдателем, и участником событий. Он не является беспристрастным, но дистанцирует свою оценку тем, что все переживается не сейчас, а отдалено во времени, находится в прошлом. Он так же оценивает и себя, как станционных жителей.
Так, он стыдится своего поведения в истории с книгой. Он отталкивал от себя Веру только лишь затем, чтобы досадить ее отцу. Девочка не понимала, за что ее обижают, но отлично это чувствовала. В тот миг это не трогало никого из участников истории.
Автор также признается в возникшей тогда ненависти к человеку, и ненависть была реальной, несмотря на то, что сейчас он пытается прикрыться словами «смешно вспомнить». По всей видимости, ему не смешно, а неудобно, возможно, стыдно об этом вспоминать.
«В те дни я искренно страдал и боялся чего-то, потому что в груди порою вскипала такая ненависть к человеку, что от нее кружилась голова и перед глазами мелькали красные пятна».
То есть, автор боялся, чувствуя, что может скатиться в ту же бездумную жестокость, которую наблюдал кругом. И случилось это по причине того, что для него недоступна сейчас книга, как способ убежать от страшного мира. И этот страшный мир вот-вот его поглотит. Ненависть была обращена к тому человеку, который мучил их «жутким ощущением духовного голода». Источник мучений, самых страшных, что знал автор, персонифицировался.
Сюжет и композиция.
Система повествования строится от первого лица, в то же время, одни из эпизодов нейтрален, описан будто от третьего лица (история с избитой гаечным ключом казачкой), по всей видимости, чтобы усилить впечатление читателя кажущейся отстраненностью и скупостью рассказа.
Экспозиция представляет собой настоящее время, в котором автор натыкается на книгу, выметенную с чьей-то дачи вместе с мусором. Забытая, ненужная вещь, не ценная ни для кого. Взглянув на эту книгу, автор и вспоминает события, когда книга лично для него имела небывалую ценность, и остальное повествование обращено к этим событиям, к прошлому, воспоминаниям автора. Писатель довольно долго вводит читателя в тот мир, степной железнодорожной станции, где пространство и время определяют поведение героев и ритм действия – то тягучего, то вдруг резко разражающегося каким-то событием.
Кульминации рассказ достигает в момент борьбы за книгу, когда отношения трех героев наиболее обострены, и могло бы все кончиться трагически, несоразмерно событию, но согласно внутренней логике произведения. Но эту взвинченность обстановки снял сам виновник происходящего, обыденно и как бы между делом.
Тем не менее в развязке видно, что не все страсти улеглись, конфликт еще мог тлеть в виде обид.
Фабула, «то, что было на самом деле» (5; с. 330), заключается в ссоре троих приятелей за обладание предметом – книгой, настоятельно необходимой каждому из них.
Сюжет – «то, как узнал об этом читатель». Сюжет включает в себя не только те события, которые непосредственно в нем разворачиваются, но и события духовной жизни автора, его размышления по ходу повествования (5; с. 330). Сюжет – воспоминания о тоскливой жизни на затерянной в степи станции, муках духовного голода, наблюдениях за окружающими людьми, моментах радости, когда удавалось раздобыть журналы или книги для чтения, когда реальность можно было отодвинуть чтением; о борьбе за книгу, эмоциональном накале того момента, наконец, о получении книги в свое распоряжение.
Вывод.
От страшного мира, мук духовного голода, спасает книга. Даже чтение «незначительных» рассказов – побег от этой реальности, временное спасение, избавление. Ценность, за которую одуревшие от скуки люди сражаются, словно за золото Клондайка.
Список использованной литературы:
1. Горький М. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 11. Рассказы 1912-1917 гг. – М.: Гос. изд-во худож. лит., 1951. – 422 с.
2. Горький М. Проза. Драматургия. Публицистика / М. Горький; Ред.-сост. П. В. Басинский. – М.: ООО «Изд-во АСТ»; «Олимп», 2001. – 672 с. – (Школа классики).
3. Басинский П. В., Федякин С. Р. Русская литература конца XIX – начала ХХ века и первой эмиграции: Пособие для учителя. – М.: Издат. Центр «Академия», 2000. – 528 с.
4. Русские писатели, ХХ век. Биобиблиогр. Слов. В 2 ч. Т.1 / Под ред. Н. Н. Скатова. – М.: Просвещение, 1998. – 784 с.
5. Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В. И. Новиков, Е. А. Шкловский. – 2-е изд., доп. И перераб. – М.: Педагогика-Пресс, 1998. – 424 с.
|
