Матвеева А. М.
Империалистическая эпоха породила два судьбоносных явления в мировой истории — Первую мировую войну и ее идеологическое обоснование — классическую западную геополитику. В сферу задач последней входило доказательство необходимости экспансионистской политики, территориальных захватов, претензий на мировое господство; познание же механизмов мироустройства было во многом производным от этой цели.
Отечественная геополитическая традиция — явление качественно другого порядка. В России геополитическая мысль зародилась на полвека раньше, вне связи с империализмом. Свои истоки она брала в недрах научного знания, отечественной антропогеографии и экономической географии, военной стратегии и истории. Российская геополитика (или если использовать не этот термин западной политологии, а понятие отечественной военно-географической науки — военная статистика (Д.А. Милютин), высшая стратегия (А.Е. Вандам) исходила из свойств континентальной Российской империи, основной ее задачей являлось обеспечение безопасностигосударства и исходя из этого поиск адекватной геостратегии на мировой арене. В рамках отечественной геополитики можно выделить два научных направления — военно-стратегическое (А.Е. Снесарев, А.Е. Вандам, А.Н. Куропаткин и др.) и экономико-географическое (Д.И. Менделеев, В.П. Семенов-Тянь-Шанский, П.Н. Савицкий и др.)
Каковы же были рекомендации отечественных геополитиков накануне Первой мировой войны?
Анализируя опыт отечественной геополитической мысли накануне 1914 г., необходимо иметь ввиду следующие обстоятельства.
Идея Балканского союза рассматривалась нашими учеными-геостратегами как опасный геоиделогический конструкт.
По мнению А.Е. Вандама, она была взята на вооружение англичанами накануне Первой мировой войны (1). Это вылилось в создание Балканского Союза, который был брошен на слабеющую Турцию, не могущую более представлять собой надежный заслон для русских и немцев на пути к Средиземному морю. Усиливая Сербию, Черногорию и Грецию после размежевания отнятых у Турции земель, Англия «двойным барьером заградила первый Балканский путь» (2). А после второй Балканской войны Англия, дав возможность Турции вернуть некоторые потерянные земли, еще более усилила оборону проливов.
Российская научная геополитическая мысль не была сконцентрирована на европейских делах. Разумеется, считалось необходимым сохранить и надежно защитить выходы к Балтике и Черному морю, упрочить позиции в Закавказье. Но восточный вектор политической активности России, по мнению отечественных геополитиков, был гораздо важнее пресловутого панславистского проекта. В этом отношении показательны слова И.И. Дусинского, отмечавшего в 1910 г., что «Славянство — щит России на Западе. Но кроме Запада у нас есть Север, Юг и Восток, являющиеся исключительно сферой нашей политики национальной» (3). «Для нашей национальной политики, — продолжал он, — азиатские части восточного вопроса представляются еще более существенными, чем дела европейские» (4). Отсюда первостепенной геополитической задачей считалось обезопасить Россию от «исторической неизбежности натиска Китая»:
1) С помощью интенсивного промышленного освоения всего Зауралья (создания культурно-экономических колонизационных баз на Урале, Алтае, горном Туркестане с Семиречьем и на «Кругобайкалье»), выравнивания по плотности населения центра и периферии (Д.И. Менделеев, В.П. Семенов-Тянь-Шанский, П.Н. Савицкий)
2) С помощью интенсивной колонизации в глубь Азии (5).
О естественно-исторической обусловленности русской колонизации на Восток с целью обретения «удобной и прочной границы» писал еще И.С. Аксаков в 80-е гг. XIX столетия. Славянофил считал, что продвижение России в сторону Средней Азии «законно, естественно и неизбежно» (6). Еще дальше эту идею развил генерал А.Е. Снесарев, указав на необходимость укрепления наших государственных позиций в Афганистане в противовес британской Индии (7).
П.Н. Савицкий и А.Е. Вандам рассматривали Русское государство как геополитического преемника Монгольской державы. Это подразумевало включение в состав Российской империи остатков территории бывшей Золотой Орды.
Наследие «монголосферы», касалось, прежде всего, исторического «степного» мира, центральной области «старого материка» — Монголии и Восточного Туркестана, а также среднеазиатского, сопряженного геополитически с «иранской сферой»(8).
Географическая принадлежность Внешней Монголии к пространству России определялась близостью почвенно-ботанической и климатической. Она подчеркивалась ярким географическим контрастом с Китаем, где не было ничего, сходного с монгольскими явлениями (9). Также дело обстояло и с Синьцзяном (Восточный Туркестан).
Савицкий и Снесарев утверждали, что Синьцзян и Монголия составляли «монгольское ядро континента», обладание которым являлась геостратегической и геоэкономической необходимостью. Геополитическое значение этой территории было связано с созданием самодостаточной экономической системы. Отсюда делался вывод, что только ориентацией в сторону Востока, может быть осуществлено «великопромышленное развитие России».
В ряде насущных стратегических задач России в начале ХХ в. отечественными геополитиками (Д.И. Менделеевым, С.О. Макаровым, И.И. Дусинским, П.Н. Савицким) выделялась и проблема охраны северных «территориальных вод» и земель. В частности, Новой Земли от поползновений норвежцев; Шпицбергена не столько от Норвегии и Швеции, сколько от попыток проникнуть сюда «развязных янки, желающих соединить доктрину Монроэ с колониальной политикой во всем Тихом океане» (10) (имелись ввиду стремления американцев захватить в свои руки угледобычу там на Шпицбергене). Так, И.И. Дусинский пророчески предвидел еще в 1910 г. перерастание панамериканской доктрины Монро в планетарную стратегию.
Таким образом, определение и проведение удобной и надежной восточной и северной границы являлось важнейшей задачей в геополитических исканиях наших ученых начала ХХ века.
Анализируя стратегическую целесообразность войны России в блоке с Англией против Германии, российские геополитики подробно изучали опыт своих западных коллег (работы Ф. Ратцеля, Р. Челлена, А.Т. Мэхэна, Дж. Стронга, В. Уайта). Им было известно, что главным противником на пути к мировому господству Англия считает Российскую Империю (11). Об этом красноречиво свидетельствовало стремление заблокировать подступы России к Черному морю со стороны Кавказа. Наши геополитики были осведомлены о планах А.Т. Мэхэна по созданию на территории Малой Азии и Месопотамии, зависимого от Англии буферного государства, которое плотно бы закрыло выход России к Средиземному морю и Индийскому Океану (12).
Им была хорошо знакома стратегия англосаксов: не допускать преобладания на Европейском континенте какой-либо державы. Российские геостратеги были осведомлены о политике «колец Анаконды», сводящейся к уничтожению морских сил континентальных соперников и запиранию их на материке. Поэтому адекватно оценивали роль Англии, которая стремилась, как можно плотнее, забаррикадировать наш государственный фронт от устья Дуная до устья Амура. Таким образом, именно на Англию российские геополитики возлагали ответственность за развязывание Первой мировой войны, целью которой являлось подавление Германии как своего главного конкурента в Европейском регионе и на Атлантике, как в свое время являлось подавление активности России на Тихом океане (13).
Включение остальных государств Европы в этот конфликт обеспечило бы Англии скорейший желаемый результат при меньших экономических потерях. Известна была и «директива» английского Генштаба, согласно которой три четверти всей тяжести войны на суше против Германии возлагались на Россию (14)
Итак, вывод отечественной научной геополитической мысли накануне Первой мировой войны был однозначен — «английский способ» решения германского вопроса губителен для России.
Геополитический анализ потенциала пространственно-силовых взаимоотношений России и Германии показывал стратегическую целесообразность союза этих двух крупнейших государств Евразии. Ради сохранения русско-германской дружбы, многие геополитики славянофильской направленности призывали частично отречься от панславянских интересов, если Германия откажется от политики продвижения на восток и юго-запад (15). Такой союз считался возможным, поскольку учитывалась двойственная геополитическая природа Германии, которая имеет «как бы два лика: один смотрит на океан, другой — на континент» (16). Этим обусловливалась двойственность ее геостратегии: «Drang nach Osten» или «Zukunft liegt an der See» (17). Таким образом, устремление геополитической активности Германии на колониально-заморское расширение делало ее естественным союзником России против Океанической империи.
В 1916 г. П.Н. Савицкий отмечал, что даже «направленность войны против России не уничтожает того обстоятельства, что, при известных условиях, идея империалистической Германии гораздо более совместима в мире с идеей империалистической России, чем с идеей империалистической Англии» (18). Именно на таких позициях изначально стоял Вильгельм II.
Но, как верно отмечал А.Е. Вандам, «едва только закончена была, тихоокеанская трагедия наша, как с быстротой фокусника, надев на себя маску приветливости и дружелюбия, Англия сейчас же подхватила нас под руку и повлекла из Портсмута в Алхезирас, чтобы, начав с этого пункта, общими усилиями теснить Германию из Атлантического океана и постепенно отбрасывать ее к востоку, в сферу интересов России» (19).
Договор с Англией 1907 г. и последующая интеграция России в Антанту рассматривалась российскими военными стратегами как путь к предательству национальных и государственных интересов. В 1907 г. А.Е. Снесарев публично заявил, что, подписав конвенцию с Англией, Россия «окончательно признала Афганистан находящимся вне сферы русского влияния» (20). Великий русский геополитик задавался вопросом «но почему же Россия обязана неминуемо и быстро стать на сторону или Германии, или Англии? Почему Россия не может оставаться свободной, жить своей собственной жизнью, не втягиваясь в ту борьбу, которая касается других, но не ее... Разве мало государств, которые жили и живут «международным балансом», т.е. не примыкая ни к одной из соседних стран... Если международный баланс спасает заведомо слабые государства, дает им возможность вести самостоятельную жизнь, то насколько больше шансов у могущественной России использовать этот прием для безопасного завершения внутренних реформ, укрепления своей мощи, последующего более разумного и верного учета в свою пользу той борьбы, которая может разгореться между державами».
Итак, в нашей Высшей Стратегии накануне общеевропейской трагедии было отчетливое понимание того, что грядущая Первая мировая «не своевременная и ненужная», «усердно навязываемая нам англичанами» война может поставить Россию в крайне невыгодное положение в дальнейшем.
О научной обоснованности выводов отечественной геополитики свидетельствует их соответствие дальнейшей политической практике.
Самым губительным последствием этой войны для России, по мнению наших геополитиков, могло быть ее возобновление. Так, А.Е. Вандам в 1913 г., П.Н. Савицкий в 1919 г. предвидели Вторую мировую войну.
Как отмечал А.Е. Вандам «потеряв колонии, не имея возможность существовать средствами собственной территории, немцы проведут наступление против России» (21). В случае победы над Германией на Континенте усилится Россия, тогда Англия будет реализовывать принцип «баланса сил» против России, «приступит к образованию против нас коалиции, с целью постепенного оттеснения нас не только от Балтийского и Черного морей, но и со стороны Кавказа и насыщаемого сейчас ярым ненавистником России, доктором Морисом, англосаксонскими идеями Китая (22). Как четко в этом научном военно-стратегическом прогнозе обрисованы планы антантовских интервентов в годы Гражданской войны!
По окончании Первой мировой войны, исследуя феномен Российской империи, в складывающихся условиях нового Версальского миропорядка, российские геополитики не могли не обратить внимания на Германию, как и Россию, выброшенную за борт с корабля мировых держав решениями Парижской мирной конференции. Критикуя такой вердикт, П.Н. Савицкий пророчески заметил, что страны-участники этого «международного судилища» «горестно ошибутся в своих ожиданиях и в исторической перспективе уготовят себе несколько смешное положение» (23). Кроме похожего униженного состояния, эти две страны сближало такое историческое свойство государственности, как великодержавность, существо которого, заключается, по мнению, Петра Николаевича — в том, «что они остаются великодержавными при всех поворотах своей истории» (24). А это означало, что центростремительные силы снова проявятся в государственном организме и возродят империю. Версальский же договор еще более подогревал Германию в этом намерении, которая, несмотря на тяжелые территориальные и экономические потери, сохранила производительные силы, как свою хозяйственную основу (25).
В 1919 г., предвидя угрозу расширения Германии в восточном направлении за счет территории России, П.Н. Савицкий разработал превентивный геостратегический план «континентальных гарантий и океанического равновесия», в соответствии с которым: во-первых, Россия (при этом не имело значение со стороны белых или красных), должна заключить с Германией «соглашение расчета», по которому первая получает гарантии от покушения на нее Германии, заключающиеся в возможности «полного осуществления славянской идеи», а именно: «в укреплении западных и юго-западных славянских государств и союзе с ними России, усилении ее влияния на Балканах и в не-немецких областях бывшей Австро-Венгрии» (26). Взамен Россия должна отказаться от интересов в Европе западнее линии Познань — Богемские горы — Триест, в результате чего Германия «бескровно добьется преобладания» в Западной Европе (27). Савицкий полагал, что в этом случае, Германия может обойтись без войны, создав под своей эгидой вместе с «континентальными странами крайнего Запада и их колониями» (фактически навязав) «западноевропейский таможенный союз», в рамках которого протекционистская политика Франции и Италии была бы ликвидирована, а Германия получила бы доступ к «линии океана, более близкой ко многим центрам ее хозяйственной жизни, чем Любек и Гамбург» (28).
Во-вторых, для устойчивости системы «континентальных гарантий» необходимо ее подкрепить «океаническим равновесием», а именно, поддержкой России Англией, ибо «одоление Германии над одной из этих сторон грозило бы повлечь установление всеевропейской, если не всемирной гегемонии Германии» (29).
Такой утопичный проект по реализации континентальных панславянской и пангерманской идей именно при посредничестве «океанической» Британии в основе своей имел очень важное рациональное практическое геополитическое начало. Это идея о необходимости заключения соглашения между двумя аутсайдерами мировой политики. Савицкий был уверен, что «народы российский и германский совместно оказались побежденными весьма вероятно, только для того, чтобы в следующий момент совместно же оказаться победителями» (30).
Значение этой концепции наиболее четко проявляется в сравнении с геополитическими планами англосаксонских и немецких геополитиков межвоенного периода.
Так, в 1919 году классик англосаксонской геополитики Х. Маккиндер указывал на то, что возможный союз Германии и России может парализовать англоскаксонскую политику «Анаконды» (31). Контрстратегия такой геополитической линии должна была заключаться в создании между ними разделительного «срединного пояса» из государств Восточной Европы. Как известно, такой подход нашел отражение и в «14 пунктах» В. Вильсона, и в политической практике — в принципах организации Версальско-Вашингтонского миропорядка.
Как показывает исторический опыт, научная геополитика или военная статистика, высшая стратегия должна лежать в основе государственной внешней и внутренней политики. Пренебрежение выводами первой может привести к катастрофическим результатам.
Список литературы
1. Вандам А.Е. Величайшее из искусств (Обзор современного положения в свете высшей стратегии) // Е.А. Вандам. Геополитика и геостратегия. М., 2002.С. 165.
2. Вандам А.Е. Там же. С. 166.
3. Дусинский. Цели нашей внешней политики // Дусинский И.И. Геополитика России. М.: Москва, 2003. С. 121.
4. Дусинский И.И. Там же. С. 250.
5. Дусинский И.И. Там же. С. 260.
6. Аксаков И.А. Где границы государственному росту России // Русский геополитический сборник, 1998. № 3. С. 25.
7. Снесарев А.Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб. 1906. Он же. Авганистан // Русский геополитический сборник. 1996 №1. С. 35–43.
8. Савицкий П.Н. Степь и оседлость // Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997. Указ. С. 339.
9. ГА РФ Ф. 5783. Оп. 1. Д. 298. Л. 4.
10. Вандам А.Е. Величайшее из искусств (Обзор современного положения в свете высшей стратегии) // Там же. М. 184.
11. Вандам А.Е. Наше положение // Там же С. 88.
12. Вандам А.Е. Геополитика и геостратегия. М., 2002. С. 91, 166.
13. Вандам А.Е. Величайшее из искусств (Обзор современного положения в свете высшей стратегии) // Там же. С. 174, 181; Дусинский. Цели нашей внешней политики // Дусинский И.И. Геополитика России. М.: Москва, 2003. С. 31.
14. Вандам А.Е. Величайшее из искусств… С. 172–174.
15. Дусинский. Цели нашей внешней политики // Дусинский И.И. Геополитика России. М.: Москва, 2003. С. 197, 201.
16. Савицкий П.Н. Борьба за империю (империализм в политике и экономике) // Русская мысль. 1915. Москва и Петроград, № 1. С. 65.
17. «Натиск на Восток» или «Будущее — на море»
18. Савицкий П.Н. Борьба за империю (империализм в политике и экономике) // Там же. С. 67.
19. Вандам А.Е. Величайшее из искусств (Обзор современного положения в свете высшей стратегии) // Там же. С. 179.
20. Снесарев А.Е. Афганистан // Русский геополитический сборник. 1996 №1. С. 45.
21. Вандам А.Е. Величайшее из искусств …С. 182.
22. Вандам А.Е. Величайшее из искусств …С. 183.
23. Савицкий П.Н. Очерки международных отношений // П.Н. Савицкий. Континент Евразия. М., 1997. С. 384.
24. .Там же. С. 390.
25. Савицкий П.Н. Очерки международных отношений. // Указ. соч. С. 394.
26. Савицкий П.Н. Очерки международных отношений. // Указ. соч. С. 397–398.
27. Там же. С. 396.
28. Там же. С. 396.
29. Там же. С. 397.
30. Там же. С. 397.
31. Хаусхофер К. Континентальный блок: Центральная Европа, Евразия, Япония // К. Хаусхофер. О геополитике. Работы разных лет. М., 2001. С. 374–375.
|