преп. Амвросий Оптинский
Слово Божие имеет силу перерождать человеческую душу. И тогда все то, что было справа начинает казаться слева, а все, что было слева, начинает казаться справа. Иной язык, иные понятия, иные чувства у верующего и у неверующего человека. Что хорошо по Божьи, то плохо по мирскому, и наоборот, что хорошо по мирскому, то мерзость пред Господом. И вот, когда упадет семя слова Божия на добрую почву, человек мирской начинает скорбеть, ибо чувствует, как начинает отрываться от обычной мирской жизни, мирских интересов, мирских понятий, но не может найти дороги, по которой можно идти в условиях жизни мирской, в то же время исполняя Заповеди Божьи.
Это создает в его душе как бы некоторый разлад, как бы некое смущение. Он уже потерял вкус к тому, что раньше так манило его в жизни мирской, но и не научился еще вполне отдаться жизни духовной, и спрашивает такой человек: как ему жить? То есть, как ему найти в наших условиях жизни такие пути, которые дали бы ему возможность и в мирской суете жить по Божьи.
Его смущает, что наша жизнь построена совсем не так, как учил Христос, и что даже невозможно найти приложения к жизни возгоревшейся ревности о жизни во Христе.
Но так было всегда. И в первые века христиане жили среди язычников. И разве христианин, живший при дворе римского императора, где царствовали разврат, честолюбие, зависть и злоба, — разве не был он поставлен перед тем же вопросом, как в условиях жизни мирской сохранять и осуществлять христианское учение?
Здесь открывается первая задача для всякого христианина. Задача внутренняя. Задача нашего внутреннего устроения. Внешняя жизнь может остаться еще неизменной, но это будет уже совсем иной человек. Иное отношение будет к скорби, к неудачам, к болезням, к злобе, к клевете, к славе, иной откроется смысл человеческого бытия.
И потому первое, на что надлежит указать человеку, отрывающемуся от жизни мирской, уже почувствовавшему жизнь Господа, — нужно указать ему те внутренние задачи, которые стоят перед каждым. Когда душа человеческая придет в надлежащий строй, Господь вразумит ее тогда и о внешнем жизненном пути.
Для того, чтобы отдаться жизни духовной, надо иметь внутреннюю решимость отдаться этой жизни окончательно, вполне. Это то самое, что страшит многих, что заставляет их служить двум господам и что является источником многих скорбей. Господь призывает нас не к тому, чтобы мы половину сердца отдали Ему, не к тому, чтобы мы половину души отдали Ему. Он хочет от нас нетого, чтобы наполовину только служили Ему. Господь требует, чтобы все сердце наше, всю душу нашу, всю жизнь отдали Ему. Только при этом Господь обещает все то, что мы так хорошо помним, когда что-либо просим у Господа, и всегда забываем, когда речь идет о наших обязанностях перед ним.
«Не заботьтесь о завтрашнем дне», — сказал Господь.
Но тут же прибавил:
«Ищите же прежде Царствия Божьего и правды Его и это все приложится вам».
Ты хочешь, чтобы Господь одел тебя, как лилию, и питал, как птицу небесную, — так ищи прежде Царствия Божия и тогда все необходимое для твоего земного существования будет дано тебе.
Ты запомнил слова Господа:
«У вас и волосы все сочтены».
Но не забыл ли другие слова, сказанные тут же:
«Кто исповедует Меня перед людьми, того и Я исповедую перед Отцом Моим Небесным». Но можешь ли ты, желающий такого попечения Божьего о твоей жизни, можешь ли ты по совести сказать, что исповедуешь Господа перед людьми?
Только тот воистину отдает свою жизнь Господу, кто каждый час, каждую минуту своей жизни может сказать: «Да будет воля Твоя».
Как достигнуть такого состояния духа? Многими трудами достигается оно. Святые подвижники учат, что необходимо, прежде всего, отречение от своей воли. Отсюда краеугольный камень монашества — послушание.
Четвертая ступень Лествицы и раскрывает этот путь. В слове четвертом Св. Иоанн говорит: «О блаженном и приснопамятном послушании». Что есть послушание?
«Послушание ееть совершенное отречение от своей души, действиями телесными показуемое... Послушание есть... добровольная смерть, жизнь, чуждая любопытству, безпечалие в бедах, неуготовляемое пред Богом оправдание, безстрашие смерти, безбедное плавание, путешествие спящих. Послушание есть гроб собственной воли и воскресение смирения... Послушай, как мертвый не противоречит и не рассуждает ни о добром, ни в мнимо худом; ибо за все должен отвечать тот, кто благочестиво умертвил душу его. Послушание есть отложение рассуждения и при богатстве рассуждения».
Когда мы имеем многое возразить против того, что повелевает духовный отец, нужно отложить все рассуждения, — ибо согласие не есть послушание. Монастырское послушание, или послушание старцу и есть послушание без мотивов, без рассуждений, без возражений.
Конечно, священник-духовник не то же, чтостарец, но и ему должно оказывать добровольное послушание, поскольку во всякое духовничество входит элемент старчества.
«Начало умерщвления и духовной воли, и членов тела бывает прискорбно; средина иногда бывает с прискорбием, иногда без прискорбия, а конец уже без всякого ощущения и возбуждения скорби».
Когда человек вступает на путь послушания, вначале ему трудно подчинять волю свою чужой воле. Отсюда скорбь и смятение духа. В середине пути бывает по-разному. Одни быстро усваивают привычку к послушанию, другие — с трудом, отсюда у них эта середина проходит без скорби, у других в скорбях. А к концу все люди радостно несут подвиг послушания.
Святой Афанасий Великий называет послушание «добровольным мученичеством». И мученический путь вначале труден. В середине допускает колебания. А в конце светел н радостен.
«Отцы псалмопения называют оружием, молитву — стеною, непорочные слезы — умывальницею, а блаженное послушание назвали исповедничеством, без которого никто из страстных не узрит Господа».
Что зто значит? Это значит, что многообразны средства, которыми пользуемся мы в борьбе за наше спасение: псалмопение — подобно оружию в этой борьбе с темными силами; молитва созидает стену, которою мы, как крепостными стенами, ограждаем себя от суеты мирской; непорочные наши слезы — это умывальница, в которой мы омываемся от наших грехов. Велико значение и псалмопения, молитвы, и слез. Но послушания не могут заменить они. Послушание есть исповедничество Господа. Свидетельство безстрастия. Путь самоотречения, без которого никто не узрит Господа.
Послушание дается не сразу. На пути сего подвига есть свои обольщения.
«Находящийся в повиновении, когда победит следующие два обольщения врагов, пребывает уже рабом Христовым и вечным послушником».
О первом обольщении:
“Дьявол старается находящихся в повиновении иногда осквернять телесными нечистотами, делает их окаменелыми сердцем и сверх обычая, тревожными; иногда наводит на них некоторую сухость и бесплодие, леность к молитве, сонливость, помрачение, чтобы внушить им, будто они не только никакой пользы не получили от своего повиновения, но еще и вспять идут, и таким образом отторгнуть от подвигов послушания. Ибо он не попускает их разуметь, что часто промыслительное отнятие многих наших духовных благ бывает для нас причиною глубочайшего смиренномудрия, которым душа обладает”.
Как часто на исповеди духовнику приходится слышать о таких душевных состояниях. Почти полторы тысячи лет назад писаны эти слова Св. Иоанна Лествичника, но законы духовной жизни одинаковы для всех времен и народов. Духовные немощи и обольщения и тогда были такими же, как и ныне. И ныне пребывающие в послушании и под руководством старцев или простых духовников встающие на путь жизни подвергаются такому женападению врага. Они вдруг начинают испытывать усилие страстей, или начинают чувствовать окаменелость сердца. То внезапная тревога охватывает их, то сухость, то леность, пропадает почти совсем желание молиться. Враг вкладывает ему мысль, что пока он не исполнял послушания, не шел по этому пути он был лучше. Лучше молился, был чище сердцем, духовнее, ревностнее работал Господу. А вот как встал под руководство — так и потерял все.
Знай — это искушение. Вражеский навет, попускаемый промыслительно, ибо такое временное лишение нас духовных благ бывает для нас причиною глубочайшего смиренномудрия.
Обольщение второе противоположно первому:
«Видел я послушников, исполненных сердечного умиления, кротких, воздержанных, усердных, свободных от брани страстей и ревностных к деланию, которые сделались таковыми через покров отца своего. Бесы, приступившие к ним тайно, вложили в них мысль, будто они уже сильны к безмолвию и могут достигнуть через него совершенства бесстрастия. Обольщенные сим они пустились из пристани в море, но когда буря постигла их, они, не имея кормчего, потерпели бедственное крушение в этом скверном соленом море».
Это значит, что иной раз слишком быстрые успехи поражают послушника, ему начинает казаться, что он уже достиг высоты, на которой не требуется послушания. Из тихой пристани выходит он на безбрежный простор своеволия. Здесь бесы стерегут его, и начатый под руководством так успешно путь жизни духовной кончается страшным кораблекрушением. Чаще всего именно здесь впадает человек в прелесть, то есть в горделивое самообольщение.
Но, как и во всем, не надо быть и в послушании человеком с двоящимися мыслями.
«Кто иногда слушает, а иногда не слушает отца, тот подобен человеку, который к больному своему глазу в одно время прикладывает целебную мазь, а в другое — известь».
То слушаться, то не слушаться своего духовника, а особенно старца, это значит, то лечить, то засорять зрение своей души. Духовное зрение наше не может быть чистым, если мы к духовным очам нашим то будем прикладывать духовную мазь послушания, то известь своеволия.
«Тем, которые взяли на себя о Господе попечение о нас, должны мы веровать без всякого собственного попечения, хотя бы повеления их и несогласны были с нашим мнением, и казались противными нашему спасению, ибо тогда вера наша к ним искушается как бы в горниле смирения. Признак истинной веры в том и состоит, чтобы без сомнения покоряться повелевающим даже тогда, когда мы видим, что повеления их противны нашим ожиданиям».
Здесь все с большей и большей ясностью открывается нам, какое послушание требует подвижник. Заметим, что речь идет о послушании монастырском, о руководстве старческом, где послушание является нарочитым подвигом. Духовник в миру не может взять на себя такого руководства, ибо не может руководить всею жизнью духовного своего сына. Но в объеме и его духовного руководства надлежит все же пребывать в послушании и мирянам, ибо без послушания отцу — нет сыновьего отношения, и значит нет никакого руководства.
Вот почему в завершение наставления о послушании Св. Иоанн говорит слова страшные, дерзновенные, говоря которые святой подвижник предостерегает, чтобы словами этими «не ужасались».
«Не ужасайся и не дивись, когда скажут тебе, что лучше согрешить перед Богом, нежели пред отцом своим; потому что, если мы прогневали Бога, то наставник наш может Его с нами примирить; а когда мы наставника ввели в смущение, тогда уже никого не имеем, кто бы за нас ходатайствовал».
Вот последняя степень самоотречения. За тебя, послушника, даст пред Господом ответ твой отец духовный, которому вверил ты душу свою.
Сомневаешься ли ты в великом значении послушания? Спроси об этом тех, кто имел и лишился этого блага.
“Пользу послушания возвестят тебе те, которые отпали от него; ибо они тогда только узнали, на каком стояли небе”.
Воистину так! Ведь мы вообще умеем ценить только то, что у нас отнимается. Пока тело наше здорово, мы не замечаем и не ценим этого блага. А когда заболеем тяжкою болезнью, думаем, что были бы счастливы, если бы исцелились от нее.
Пребывать в послушании в смысле духовном — как бы пребывать на небе. Отпавшие от него лишились этого неба и только после того, как лишились, поняли, на какой высоте стояли и куда низвергнуты.
Мы внимаем с вами словам Св. Иоанна о блаженном и приснопамятном послушании.
И чудится мне вопрос, который встает у многих из вас: «Ведь здесь идет речь о монастыре, здесь речь идет о настоятеле, о старце, но кого слушаться в миру?»
Скорбь великая в том, что вопрос этот основателен, сомнение понятно и что вина в этом двоякая — вина мирян и пастырей.
Долгие, долгие годы иной раз живет человек, не оглядываясь на свою жизнь. Но вот разразится беда, оглянется человек и ужаснется: да куда я зашел? Нечто подобное испытавается нами, когда мы после всех церковных потрясений оглядываемся на жизнь церковную: Боже! Да куда же мы зашли? Я не знаю книги более страшной для совести каждого из нас, чем «Книга Правил Святых Апостолов, Святых Соборов, Вселенских и Поместных, и Святых отец».
Читая именно эту книгу, видишь, как мы ушли «в сторону», что мы забыли. Это имеет прямое отношение и к вопросу, кого слушаться. Духовный отец, пастырь, превратился в требоисполнителя. А миряне исповедуются раз в год и считают, что чаще исповедоваться почти грешно. Но можно ли руководить духовной жизнью человека, которого видишь раз в год? И как при таких условиях возможно послушание? Как может пастырь взять на себя ответственность пред Господом за человеческую душу? И обращаются ли к пастырю за «руководством»? Не обращаются ли к нему только тогда, когда надо крестить, венчать, хоронить или отслужить молебен или панихиду? Но разве пастырство только в этом? О, конечно, пастырь не старец, но ведь ему вверены души мирян. Он должен пасти свою паству, то есть вести ее ко спасению, а для этого он должен назидать и просматривать души духовных своих чад. Без этого нет настоящего пастырства.
Вина и мирян и пастырей не есть вина вчерашнего дня. Это вина вековая, глубоко коренящаяся в церковной жизни.
Надо общими усилиями избыть этот грех. Тогда ясен будет вопрос — кого слушаться в миру. Пусть мы, священники, станем отцами. Пусть вы, миряне, почувствуете себя детьми. Тогда вы легко найдете кого слушаться: ибо дети должны слушаться отцов своих.
|
