Содержание

Введение

Глава I. Тува в начале ХХ века

1.1 Геополитическое положение и международно-правовой статус

1.2 Социальная структура Тувы в начале ХХ века

1.3 Быт, хозяйство и культура

Глава II. Экономическое положение

2.1 Русская торговля в Урянхайском крае

2.2 Китайский торговый капитал

Заключение

Библиография

Введение

Тува имеет богатую историю и самобытную культуру, уходящую своими корнями в глубь веков.

История Тувы прошла через определенные стадии социального и духовного развития и внесла свой посильный вклад в развитие общечеловеческой культуры.

Актуальность исследования. Чрезвычайно актуально исследование истории Урянхайского края 1900-1914 гг., так как данный период насыщен важнейшими историческими событиями, представляющими важное историческое и теоретическое значение.

Определяя актуальность исследования, автор руководствовался следующими соображениями:

1. Социально-экономическое развитие народа составляет основу всего его исторического процесса, поэтому исследование материального производства и производственных отношений данного периода имеет первостепенное значение для понимания и всех других сторон его прошлого – политической истории, культуры и т.д.

Исследование социально-экономической истории Тувы 1900-1914 гг., важное для понимания прошлого тувинского народа, имеет большое познавательное значение и для уяснения закономерностей и особенностей социального развития вообще кочевых скотоводческих народов.

Цель исследования. Автор поставил целью изучить историю Тувы 1900-1914 гг., когда складывались предпосылки коренного поворота в ходе истории тувинского народа.

Центральной проблемой изучения истории Урянхайского края этого периода является выяснение характера социально-экономических отношений и их развития.

Исходя из цели исследования, перед работой поставлена задача , которая заключается в том, чтобы изучить характер социальных отношений и рассмотреть развитие экономики Тувы.

В прямой связи с поставленной проблемой и как ее составная часть выдвигается также задача выяснить степень влияния китайской и русской экономики на социально-экономические процессы, происходившие в Туве.

Объект исследования – История Тувы в начале ХХ века.

Предмет исследования. Социально-экономическая история Тувы 1900-1914 гг.

Степень разработанности темы. Проблемы, определяемые темой выпускной квалифицированной работы, были предметом исследования в отраслевой литературе.

До революции только русская наука занималась прошлым Тувы, что объяснялось общим интересом русских ученых к Центральной Азии. [9, С. 9]. Историю тувинцев в своих трудах попутно касаются русский синолог Н.Я. Бичурин (Иакинф)[1] , А.М. Позднеев[2] , Д.М. Позднеев[3] , Г.Н. Потанин[4] ; специально работали над отдельными проблемами прошлого Тувы В.Л. Попов[5] , В.Н. Васильев[6] , В.М. Родевич[7] и др.

Многие из указанных авторов занимались такими вопросами истории Тувы, которые имели отношение к внешней политике России в Центральной Азии, в частности, русско-китайских отношений. [9, С. 9]. Некоторое внимание уделялось истории русской торговли в Туве, крестьянской колонизации и другим вопросам.

Особое место в дореволюционной литературе о Туве занимают труды и исследования Е.К. Яковлева, Ф.Я. Кона и В.А. Ватина-Быстрянского.

В советское время историей Тувы занимаются такие ученые, как Г.Е. Грумм-Гржимайло («Западная Монголия и Урянхайский край»), Р.М. Кабо («Очерки истории и экономики Тувы»), С.В. Киселев, С.Е. Малов, Л.П. Потапов. Из тувинских ученых научные статьи писали С.К. Тока, Т.О. Данзын-оол.

Работы вышеуказанных ученых, безусловно, обогатили представления об истории тувинского народа, они имеют большую научную и познавательную ценность.

Методика и методология исследования . Методологическую основу исследования составляет диалектический метод научного познания, а также общенаучные методы, определяющие организацию и процедуру познавательной деятельности: наблюдение, сравнение, аналогия, анализ, синтез, индукция, дедукция и другие. Кроме того, в работе применялись частно-научные методы исследования: статистический, системно-структурный и т.д.

Теоретическую основу исследования составили труды в области истории Тувы, имеющие отношение к теме исследования. В частности использовались работы известных ученых-историков: Р.М. Кабо, В.И. Дулова, Н.А. Сердобова и др.

Новизна исследования . Данная тема рассмотрена

Теоретическая и практическая значимость результатов работы заключается в том, что выводы и предложения, содержащиеся в данной работе, могут быть использованы при практической деятельности учителей истории Тувы, а также могут быть полезны студентам исторического факультета.

Структура и объем диплома определены исходя из логики исследования, его объекта, предмета, целей и задач. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка.

Глава I. Тува в начале ХХ века

Давно замечено, что география и местоположение территории имеют немаловажное значение для исторических судеб государств и народов. [15, С. 7]

1.1 Геополитическое положение и международно-правовой статус

Тува в начале ХХ века была «перекрестком» географических ландшафтов (стыком таежных и центрально-азиатских пустынно-степных природных комплексов и климатических зон, ареалом уникального разнообразия фауны и флоры), цивилизаций (евразийской, кочевой, китайской), формаций (феодально-патриархальных отношений, китайского позднего феодализма, перешедшего в результате Синьхайской революции в стадию раннего капитализма, и российского зрелого капитализма), этносов и племен (здесь проходила разделительная черта между монгольским и тюркским «мирами»). В силу уникального геополитического положения края в его развитии прослеживаются процессы многостороннего переплетения межцивилизационных, межформационных, межукладных и межклассовых отношений, а также синтезированные в их ходе переходные категории. Вместе с тем тувинцы, несмотря на сильное влияние внешней среды, были и остаются самобытным жизнестойким этносом со своеобразным менталитетом и богатой духовной и материальной культурой.

Занимая самый центр азиатской суши, Тува отстоит от мирового океана на 2,5-3 тыс. км. Замкнутость ее в плотном кольце горных хребтов ограждала тувинцев от чрезмерного и нежелательного влияния извне, не приводя, однако, к этнической изоляции. По природно-климатическим (естественно-историческим) характеристикам подавляющая часть территории Тувы относится к Южной Сибири: от Монголии ее отделяет один из величайших мировых водоразделов, проходящий по горным хребтам Сенгилен, Танну-Ола и Цаган-Шибэту. [5, С. 16]. Наиболее тяготеющими к Монголии и подверженными ее политическому, религиозному и культурному влиянию (вплоть до языковой и этнической ассимиляции) были тувинские племена, кочевавшие к югу от хребта Танну-Ола и жившие с монголами в одинаковых природно-климатических условиях. Большая открытость по направлению к Югу и природно-этническая принадлежность к Северу во многом определяли специфику истории Тувы.

Значительная удаленность Тувы от портов, являвшихся «центрами силы» западно-европейских стран, обезопасила ее от вмешательства с их стороны. И напротив, наличие сухопутных границ с Россией и Внешней Монголией (в составе Китая) во многом обусловило то, что она стала объектом борьбы между Россией, Монголией и Китаем. В этой борьбе шансы России, по оценке английского путешественника и разведчика Д. Каррутерса, изначально выглядели наиболее предпочтительными. Он писал: «К русскому покровительству туземцы относятся здесь весьма доброжелательно… Странно будет, если в один прекрасный день все эти земли не подпадут окончательно под протекторат Российской империи». [17, С. 176].

Факты свидетельствуют, что для Китая Тува служила прежде всего буферной зоной между ним и Россией, частью плацдарма для предполагаемого военного наступления на Южную Сибирь и Казахстан, а также поставщиком пушнины. Цинские власти были заинтересованы в экономической и культурной изоляции Тувы, но из-за ее отдаленности и активного развития русско-тувинских связей поддерживать такой режим не могли. Кроме того, цивилизационно и этнически Тува, как и Монголия, не стала для Китая «своей». Феодально-чиновничья иерархия с ее чинами и знаками отличия, ведение управленческих и судебных дел по китайским законам, устойчивый потребительский спрос местного рынка на китайские товары, особенно ткани, предметы роскоши, чай и табак, использование в строительстве буддийских храмов (хурэ) элементов китайской храмовой архитектуры – вот и все, что связывало Туву с Цинской имерией. Ни конфуцианская философия, являющаяся стержнем китайской цивилизации, ни китайская культура глубокого влияния на тувинцев не оказали.

1.2 Социальная структура Тувы в начале ХХ века

До момента установления российского протектората социальная структура тувинского общества отражала сложное переплетение патриархально-феодальных и капиталистических отношений.

Господствующими отношениями являлись феодальные, именно они определяли социальную структуру тувинского общества, представленную двумя основными классами – феодалов и зависимых аратов. Феодалы (нойоны, чиновники и ламы) владели лучшими пастбищами и охотничьими угодьями, посевами. В их собственности, составлявшей менее 8% всех хозяйств страны, находились 40% домашних животных, в том числе треть поголовья крупного рогатого скота, половина конепоголовья и 60% овец и коз. [1, С. 30]. Араты делились на относительно самостоятельных, постоянно зависимых и обнищавших.

В конце ХIХ века все хошуны Тувы составили особый корпус во главе с амбын-нойоном, у которого имелось знамя – как символ отдельной военно-административной единицы. Также амбын-нойон имел должностную печать – символ его власти над находящимися под его управлением хошунами. [16, С. 64].

Н.А. Сердобов, в своей монографии «История формирования тувинской нации» о амбын-нойоне пишет следующее: «Даже в начале ХХ века, когда влияние амбын-нойона уже значительно ослабло, нойон Даа хошуна Буян-Бадорху именует его в своих письмах «властелином над всеми мээрен чангы, всеобщинным старшиной». [39, С. 212].

Хуралы (сборища) феодалов-чиновников всех хошунов собирал и возглавлял также амбын-нойон, что подчеркивает его верховное положение.

В 1911-1912 гг., когда монгольским и тувинскими народами было свергнуто маньчжуро-китайское иго, амбын-нойон считался правителем всей Тувы и с ним прежде всего имели сношения органы Российского правительства. Нельзя переоценивать значение амбын-нойонства, вместе с тем нельзя и не рассматривать его как институт, хотя слабой и урезанной, но все же централизованной политической власти, распространившейся в основном на родственное население, ведущее схожее по типу хозяйство и имеющее единые в своих главных чертах культуру и быт.

После амбын-нойона, верхушку правящей элиты Тувы составляли кожуунные нойоны (князья), или ухерида. Они распоряжались земельными угодьями, лесами, освобождались от налогов и повинностей, не подлежали суду местных судебных органов. Такими же привилегиями пользовались кожуунные и сумонные чиновники, занимавшие должности различных степеней. Многие из них, как и князья, сохранили китайские феодальные звания, чины и знаки отличия. [22, С. 111].

Хозяйство нойона, бая, делилось на две части: собственная, меньшая часть этого хозяйства всегда находилась при самом бае, а наибольшая часть его оставалась в хозяйстве зависимого непосредственного производителя: часть скота на выпасе у аратов, пашня у тараачинов и т.п. Нойон редко, но строго контролировал эту часть своего хозяйства.

Это подтверждает Ермолаев: «богатые хозяйства его сдают пастухам, а сами с небольшим количеством нужных лошадей и быков и всеми овечками уходят в горы, где теплее». [9, С. 193]

Юрта богача, как правило, всегда белая, а юрты зависимых от него людей – черные (кара оглер), иногда это даже не юрты, а шалаши (чадыр). С ростом богатства феодала и его политического веса количество юрт у него увеличивалось.

К правящей элите относилось также и ламаистское духовенство в лице высших чинов церковной иерархии. Высшие ламы по своему социальному происхождению являлись выходцами из обеспеченных феодальных семей. Как и феодалы, ламы были освобождены от налогов, повинностей и службы в армии. Монастырские хозяйства имели лучшие пастбищные земли для своих стад и содержались за счет «добровольных» пожертвований, подарков и подношений. Представители власти и буддийские монастыри являлись самыми крупными собственниками в Туве. Одним из источников их богатства были монастырские хозяйства, обслуживавшиеся трудом рядовых аратов. В монастырских хозяйствах (чыза) находились тысячи голов скота. Например, Верхне-Чаданский монастырь (хурэ) имел четыре крупных хозяйства. В одном из них содержались более 300 лошадей, 60 коров и свыше 700 голов мелкого скота. Хозяйство этого хурэ обслуживали более 60 семей аратов. Хурэ вело торговлю, покупая у китайских купцов чай, ткани, табак и с выгодой перепродавая их тувинскому населению. У аратов же монастырь скупал по низким ценам пушнину и скот, которые затем вывозились для продажи по более высоким ценам в Монголию. За счет монастырских хозяйств и доходов от торговли обогащались верхушка ламаистского духовенства. Рядовые же ламы жили главным образом за счет различных приношений от верхушки.

Внутри аратства формировались группы карабаев (богачей), средних слоев и батраков.

Подавляющее большинство населения Тувы составляли политически и экономически зависимые араты (крестьяне). А.В. Потанина так охарактеризовала социальное и имущественное расслоение среди тувинцев: «Между ними замечается резкая имущественная разница: есть богачи и в то же время многие буквально ничего не имеют, живут в бревенчатых шалашах-алянчиках, покрытых древесной корой, и питаются лишь тем, что добудут на охоте или в лесу: кореньями, орехами, лиственничной корой. Многие проживают всю жизнь, не обзаведясь семьей. Нам случалось заглядывать в алянчики таких звероловов. Часто трудно решить, - жилой он или оставленный: иногда вся домашняя утварь состоит из сшитых из бересты корытец, употребляемых при еде, да железного котелка, который владельцем иногда носится с собой, чтобы служить ему во время охоты. Князья же живут богато; их окружает многочисленная челядь, и в их сундуках скопляются дорогие уборы и безделушки из нефрита, сердолика, ляпис-лазури и других ценимых ими камней в несколько сот рублей. Их любимое времяпровождение – игра в шахматы, причем проигрывают иногда целые табуны лошадей». [34, С. 70]

Самой бедной и бесправной прослойкой тувинского населения были люди, батрачившие на баев. В их обязанности входило выполнение различных домашних работ – установка юрты, ее уборка, ношение воды, заготовка дров, приготовление еды, чистка загонов для скота и т.д.

Араты, полностью лишенные средств производства, составляли слой батрачества. Они нанимались к баям и зажиточным середнякам в работники по уходу за скотом, женщины доили коров, готовили пищу и т.д. Наемный труд, как известно, является одним из показателей капиталистического развития. Если в конце ХIХ века встречались отдельные случаи работы по найму, то в начале ХХ века они участились.

Кроме тувинского населения, в начале ХХ века жили в Урянхайском крае и русские.

Развитие в Туве золотопромышленности, сельскохозяйственных и торговых предприятий, научных исследований и особенно переселение крестьян способствовало установлению широких связей Тувы с Россией.

Первые связи между русскими и тувинцами установилась на пороге XVI – XVII веков. Вплоть до середины XVIII века они носили неустойчивый характер. С установлением в 1757г. русско-китайской границы по Саянам зародилась торговля тувинцев с казаками из русских пограничных поселков. Но велась она редко и в небольших размерах.

Вступление России после 1861 г. в эпоху капитализма вызвало ускоренное развитие ее окраин. Это, в частности, проявилось в массовом заселении и хозяйственном освоении русскими крестьянами граничащего с Тувой Усинского края. С этого времени русско-тувинские отношения вступили в новый этап. Они приняли постоянный характер и начали развиваться вширь и вглубь. Усинский край в силу его географического и социально-экономического положения стал опорным пунктом русской колонизации в Туве.

Еще в конце 30-х гг. ХIХ в. русская золотопромышленность пустила корни в Туве. В начале ХХ века на приисках Усинского края и Тувы насчитывалось до 500 рабочих.

Тяжелые условия работы, низкая оплата труда и произвол приискового начальства вызывали стихийные протесты рабочих, крестьяне уходили в Туву. [22, С. 8]. Так и началось внедрение в Туву русского народа.

С начала 80-х годов ХIХ в. началось стихийное переселение русских крестьян-земледельцев в Туву. В 1885 г. на р. Туране и в 1886 г. на р. Уюке были образованы первые русские поселки земледельческого типа. В период с 1886 по 1889 гг. сложился небольшой поселок из пяти семей на р. Сейбе на Тодже. Все три поселка получили одноименные рекам названия. За период 1886-1905 гг. сюда переселилось 190 семей, с 1906 по 1911 гг., когда в долинах основных притоках Енисея возникли первые поселки, прибыло еще 330 семей. [9, С. 176]

Обратимся к выяснению вопроса о составе переселенцев. В. Родевич в своем «Очерке Урянхайского края» (1910) писал, что переселенцы в Туве «разноплеменны и разнородны». [39, С. 259]. Среди них – староверы из долины Уса, купцы из Минусинска, казаки из Абаканской и Тубинской степи, крестьяне из деревень Присаянья (Каратузы, Кужебара, Означенного, Казанцева и др.). Им же отмечено оседание и бывших рабочих закрытых золотых приисков.

В докладе одного из царских переселенческих чиновников (1916 г.) Иркутскому генерал-губернатору говорится: «Населения Урянхайского края в значительной мере состоит из выходцев соседней Енисейской губернии, на втором месте состоит Томская губерния и только 30% русских жителей – выходцы других губерний Сибири и Европейской России». Абсолютное большинство выходцев из Енисейской губернии являлось жителями Минусинского уезда. Среди них преобладали бедняки.

Таким образом, за 1900 по 1914 гг. русская колония в Туве состояла из представителей антагонистических классов: промышленников, купцов и кулаков с одной стороны, рабочих и трудовых крестьян – с другой. Последние составляли подавляющее большинство. Крестьяне на 50% были бедняками, на 40% - середняками и на 10% - кулаками. [15, С. 16]

В отличие от представителей эксплуататорских классов, с их хищническим, грабительским отношением к экономическим ресурсам Тувы, трудовые крестьяне ощутимо способствовали подъему ее производительных сил.

В результате крестьянского переселения, создания первых промышленных очагов Тува стала объектом приложения сил российских рабочих и крестьян. По данным В. Родевича, в 1908 г. русскими крестьянами было распахано до 3 тыс. десятин и засеяно до 1 тыс. десятин, построено 116 населенных пунктов. Тесная связь трудового населения Тувы и Усинского округа определялась также и тем, что эти два края исторически составляла по сути дела один этнический регион.

1.3 Быт, хозяйство и культура

В начале ХХ века в хозяйстве, культуре и быту тувинцев сохранялись многие традиции, сложившиеся у населения бассейна Верхнего Енисея еще в древности.

В Туве на протяжении ряда веков сформировались три основных хозяйственно-культурных типа (ХКТ).

Кочевые скотоводы горно-степной зоны населяли большую часть территории Тувы — ее центральные, западные и южные районы. Здесь жили тувинцы, получившие в литературе название западных и составлявшие около 95 % населения по данным конца XIX — начала XX в. Их хозяйство основывалось на пастбищном скотоводстве (мелкий и крупный рогатый скот, лошади, верблюды) с сезонными «вертикальными» перекочевками и дополнялось у значительной части населения орошаемым земледелием, спорадической охотой, собирательством и рыболовством. Основным жилищем служила решетчатая войлочная юрта. Одежду шилиглавным образом из выделанных шкур домашних животных, войлока и привозных тканей. Эти и некоторые другие хозяйственно-культурные особенности были характерны также для тех сохранявших традиционные формы скотоводческого быта частей монгольского, бурятского, кыргызского и хакасского народов, которые населяли сходные горно-степные районы Южной Сибири и Центральной Азии.

Охотники-оленеводы горно-таежной зоны населяли в Восточной Туве бассейны верхних течений рек Бий-Хем и Каа-Хем. В научной литературе они получили название восточных тувинцев, или тувинцев-тоджинцев. В конце XIX — начале XX в. у них насчитывалось около 400 хозяйств и они составляли около 3 % коренного населения Тувы. В основе их хозяйственной деятельности лежали круглогодичный охотничий промысел на мясных животных, главным образом копытных, и сезонный — на пушных, а также кочевое скотоводство с круглогодичными «вертикальными» перекочевками. Оленеводство было вьючно-верховое, с доением, а при крайней необходимости, в тяжелых условиях — и с забоем домашних оленей на мясо. Очень важную роль играло сезонное собирательство, а также спорадическое рыболовство. Жилищем служил чум, который летом крыли выделанной берестой, а в холодное время года обработанными шкурами копытных. Одежду шили главным образом из шкур диких животных. Эти и некоторые другие хозяйственно-культурные особенности были характерны также для тофаларов, камасинцев, части дархатов, живших в сходных природных условиях Саян. Поэтому данный ХКТ получил название горно-таежного саянского подтипа ХКТ охотников-оленеводов тайги. [15, С. 208]

Кочевые и полукочевые охотники-скотоводы горной таежно-степной зоны жили двумя компактными группами в пограничной области Восточной Тувы на стыке горно-степной и горно-таеж-ной зон в среднем течении рек Бий-Хем и Каа-Хем (сумоны Кол и Бел бей). Здесь в конце XIX — начале XX в. насчитывалось около 250 хозяйств, что составляло около 2 % всех тувинцев. Их хозяйственная деятельность базировалась на охоте и пастбищном скотоводстве (в основном лошади и крупный рогатый скот), причем для одних хозяйств ведущую роль играла охота, для других — скотоводство. Преобладание одного, из этих двух видов хозяйственной деятельности зависело от обеспеченности скотом и колебалось в отдельные годы в ту и другую сторону. Охотничий промысел велся круглый год на мясных и сезонно — на пушных животных. У значительной части населения важную роль играло собирательство, меньшую — рыболовство. Основным жилищем служил чум, круглый год крывшийся берестой, а у некоторых — кусками коры лиственницы. Небольшая часть охотников-скотоводов вела полукочевое хозяйство, имея на зимниках постоянные срубные, нередко юртообразные, жилища. В их культуре сочетались черты, близкие как таежным охотникам-оленеводам, так и горно-степным скотоводам. Сходные хозяйственно-культурные особенности были в определенной мере присущи и части алтайцев, бурят, монголов, хакасов, живших в Саяно-Алтае и сопредельных районах на границе тайги и горных степей, — горный таежно-степной саяно-алтайский подтип ХКТ охотников-скотоводов.

Пребывание Тувы в составе Цинской империи отрицательно сказалось на развитии ее экономики. По существу, был законсервирован сложившийся веками хозяйственный уклад. Стремясь превратить Туву в своеобразный «охотничий заповедник» с целью получения пушнины, взимаемой путем налога (албана), власти тем самым не способствовали развитию других отраслей хозяйства, и прежде всего скотоводства — основного занятия большинства тувинских племен. По самым строгим подсчетам, в Туве в начале XX в. было около 900—1100 тыс. голов скота. [10., Кн.1]. При этом больше половины составляли овцы и козы, пятую часть — рогатый скот и лишь десятую — лошади.

Ведущей отраслью хозяйства тувинцев было экстенсивное кочевое скотоводство. Тува, как и Центральная Азия, является одним из древнейших скотоводческих районов мира. Степные и подстепные районы Тувы с хорошим травостоем и малоснежной зимой служили отличной базой для скотоводства, в меньшей степени способствуя развитию оседло-земледельческого хозяйства. Поэтому Тува с древнейших времен входит в зону формирования двух хозяйственно-культурных типов кочевников Азии — скотоводов сухой зоны умеренного пояса и таежных охотников-оленеводов.

Тувинцы разводили овец, коров, лошадей, в небольшом количестве также сарлыков (яков) и верблюдов. А жители горно-таежной Тоджи занимались оленеводством и охотой. В скотоводческом хозяйстве тувинцев ведущее место занимало овцеводство. Важную роль в жизни тувинцев играли лошади и крупный рогатый скот. Скот круглый год находился на подножном корму. Вместе со скотом тувинцы кочевали с одного пастбища на другое, меняя их в зависимости от времени года. Скот являлся главным источником существования и основой хозяйства тувинцев. Он давал им самое необходимое: мясо, молоко, шерсть, кожу. Лошади и крупный рогатый скот использовались также в транспортных и вьючных целях.

Богатые скотовладельцы имели по нескольку сотен и тысяч голов скота, беднейшая же часть населения, составлявшая большинство, владела небольшим количеством скота, исчисляемым на одно хозяйство лишь десятками голов. От размера стада, как главного богатства и основного источника получения материальных благ, зависели социальный престиж и степень эксплуатации чужого труда его владельцами.

Принадлежность скота тому или иному хозяину тувинцы определяли прежде всего по его масти, возрасту и т.д. Обычно каждая семья знала свой скот. Однако, когда стадо доходило до нескольких сотен голов, конечно, всех их запомнить было трудно. Поэтому у тувинцев существовали два способа отмечать принадлежность скота хозяину. У мелкого рогатого скота, т.е. овец и коз, делали имы — метки — путем надреза (одного или нескольких) на ушах. Надрезы эти были вертикальными, наклонными, круглыми, а также отличались другими сочетаниями и деталями. У лошадей, редко у крупного рогатого скота делали тавро (тангма - тамга) путем выжигания горячим железным клеймом чаще на левой, редко на правой ляжке. В отдельных случаях лошадь тавруется двумя и более тамгами. Жители того или иного сумона (в древности рода и племени) имели свои имы-метки и тамги, отличные от меток и тамг жителей других сумонов.

Овцеводство для западных тувинцев имело огромное значение. Овца давала мясо, молоко, сало, грубую шерсть для изготовления одежды и войлока. Козью шерсть употребляли главным образом бедные араты, не имевшие овец. В хозяйстве тувинца применение находили шкуры овец и коз (для шуб, переметных сум, кожаных штанов, дох и т.п.). В горных степях сухой навоз использовали в качества топлива.

Поскольку овцы и козы составляли основную часть стада, они определяли характер кочевок. Крупный рогатый скот (коровы и яки-сарлыки) держали для получения молочных продуктов, мяса и шкур, а также как тягловую силу. Сарлыки, хорошо приспособленные для жизни в горных районах Центральной Азии, давали молоко, мясо, шерсть и использовались для перевозки грузов. У тувинцев сарлыки были распространены лишь в запад-ных (Бай-Тайга, Монгун-Тайга, Барыын-Хемчик) и некоторых южных районах.

Высокогорные области в районах Тоджи и Тере-Холя с большими запасами мхов и лишайников служили прекрасными пастбищами для оленей. В жизни тувинцев этих мест олень играл универсальную роль. На нем совершали перекочевки, охотились, оленье молоко шло в пищу. Большое значение для тувинцев-кочевников имела лошадь, которая была в первую очередь транспортным животным, хотя мясо и молоко ее тувинцы употребляли в пищу. Лошадь — единственное животное, породу которого старались улучшить путем отбора лучших особей, но лишь в богатых хозяйствах. У тувинцев, как и у многих других скотоводческих племен, лошадь была олицетворением богатства и знатности.

Конь имел для тувинцев, как и для всех других скотоводческих народов Евразии, первостепенное значение. Его использовали для верховой езды, в военных походах, реже под вьюк и как тягловую силу на сельскохозяйственных работах. Тувинцы испокон веков выращивали местную породу лошадей. Они были низкорослы, с мохнатой гривой и шерстью, чрезвычайно выносливы и неприхотливы. Тувинцы с детства прекрасно ездили верхом и по праву считались прирожденными наездниками. Под вьюк как тягловое животное использовали также крупный рогатый скот (главным образом волов). Завьючивание производили при помощи специального седла и длинных волосяных или кожаных веревок. Конское верховое седло было приспособлено для езды в горных условиях. Существовали специальные вьючные седла. Преобладали железные стремена, реже использовались бронзовые. Кожаные парные вьючные мешки, перекидываемые через седло, привязывали ремешками. Несмотря на твердую каменистую почву, лошадей, как правило, не подковывали.

Тележный транспорт у тувинцев в рассматриваемое время почти не вошел в быт, хотя русская телега и упряжка появились в Туве вместе с русскими переселенцами. Не распространилась также и лодка. Переправлялись через реки старинным способом — на лошадях, а на глубоких местах и через озера — при помощи плотиков, привязанных иногда к хвосту лошади.

У восточных тувинцев, как уже отмечалось, основным верховым и вьючным животным был олень, что давало возможность заниматься в горной тайге этих районов зверовым промыслом, совершать перекочевки. Лошадей в этих географических условиях использовали в меньшей мере.

Летом обычно весь скот находился в открытых загонах, зимой же козы и овцы содержались в природных укрытиях, чаще всего в узких горных долинах, пещерах и других местах, защищенных от ветра. Существовали также сколоченные из бревен наземные хозяйственные постройки (теплушки-телятники, овчарни, теплушки для ягнят).

Скот пасся в течение всего года на подножном корму. Тувинцы не практиковали сенокошение. Но некоторые хозяйства западных тувинцев сено все же заготавливали: траву подрезали специальными длинными ножами, свивали в жгуты длиной 4—5 м, толщиной до 10—12 см и развешивали на деревьях. Однако это не позволяло иметь значительные запасы сена, которое использовалось лишь для подкорма молодняка. Бичом для скота являлись систематические «джуты» (падежи при большом и мерзлом снеге) и бескормица, которые уносили сотни тысяч голов. Бескормица наступала чаще всего в марте, когда начинались оттепели, а затем образовывалась ледяная корка, которую истощенному животному трудно было разбить копытами. В снежные зимы и в сильные холода скот также оставался без корма и погибал. В суровую и снежную зиму 1885 г. погибло такое количество скота, что в Туве наступил голод. Джуты и эпизоотии наносили огромный ущерб хозяйству и благосостоянию народа. Они были страшным бичом тувинского скотоводства. Ветеринарный врач Д.В. Мурзаев, долгое время работавший в Туве, приводит данные о массовых заболеваниях скота, например за 1889—1899 гг., из которых видно, что только один год (1899) был спокойным, а во все остальные свирепствовали разные болезни скота, охватившие в 1894 г. всю Туву". [15, С. 209]

Кочевое пастбищное скотоводство было главным, но не единственным видом хозяйственной деятельности тувинцев, они занимались также охотой, которая имела промысловое значение, и собирательством.

Вплоть до ХХ века у тувинцев сохранялось собирательство черемши, корней сараны, кандыка и др. Употреблялись в пищу облепиха, лесные ягоды, кедровые орехи. Орудиями собирательства служили специальные цельнокованые ножи, деревянная корнекопалка с железным наконечником (озук). Собирательство было жизненно необходимым не только в силу обнищания аратов. Оно позволяло употреблять в пищу ценные дары природы, заменяющие для многих, в условиях слабо развитого земледелия, хлеб, овощи, картофель. [39, С. 217].

Земледелием ближайшие исторические предки тувинцев занимались с давних времен. Земледелие, известное в Туве еще в I тыс. лет до н.э., получает свое дальнейшее развитие в период раннего средневековья (VI—XII вв.). С тех пор земледелием коренное население Тувы занималось постоянно, но при экстенсивном скотоводческом хозяйстве оно не могло стать ведущей отраслью материального производства. Вместе с тем земледелие, хотя оно и имело лишь подсобное значение в хозяйстве тувинцев, играло существенную роль в их жизни. Оно давало кочевому скотоводческому хозяйству возможность стабильного существования и жизнеспособность.

У жителей Центральной и Западной Тувы земледелие имело специфические особенности. Для пахоты употреблялся андазын (coxa) — деревянное приспособление, согнутое под почти прямым углом. На один его конец был посажен металлический сошник, а на другом укреплялся брусок, служивший рукоятью. Таким андазыном землю можно было вспахивать неглубоко, что было оправданно в местных условиях. Боронили колючим карагаником, привязав его на поперечной балке в один ряд. В течение сезона проводились специальные поливные работы.

Колосья хлеба вырывали вместе с корнем руками или срезали специальным ножом (оргак). Сжатый таким образом хлеб связывали в снопы и обмолачивали на току недалеко от поля. Зерно из колоса выбивалось копытами быков или лошадей, которых прогоняли по разложенным на току снопам. Тувинцы сеяли просо, ячмень и в меньшей степени пшеницу. С появлением в Туве русских крестьян-переселенцев тувинское земледелие обогатилось новыми орудиями труда (железный плуг, коса) и некоторыми сортами посевных. В то же время опытные араты-земледельцы передавали пришельцам свой опыт в ведении орошаемого земледелия в суровых климатических условиях. Пашни, засеваемые западными тувинцами, в начале XX в. составляли в общей сложности около 5 тыс. га.

Значительное место в хозяйстве занимала охота. В западной и центральной частях страны она носила спорадический характер, а в восточных (Тоджа и Тере-Холь) была основным занятием. Так, например, Г. Спасский еще в 1806 г. писал, что тувинцы (тоджинцы) «мало имеют скота и держат отчасти оленей. Главное пропитание получают от звериной и рыбной ловли и от дикорастущих трав». [12, С. 132]

Несмотря на значительный толчок, который дали охотничьему промыслу албан, выплачивавшийся пушниной, а также возникший во второй половине XIX в. вывоз пушнины из Тувы российскими купцами на европейский рынок, техника охоты оставалась прежней. Тувинцы использовали на промысле самострелы, которые устанавливали на путях движения диких животных, а также огнестрельное охотничье оружие, которое получило среди них распространение с середины XVIII в. Шомпольно-фитильные, а в XIX в. и пистонные ружья с деревянными рогатками-ножками для большей устойчивости при выстреле изготовлялись как в Китае, так и в самой Туве. Тувинцы сами приготовляли порох. В последующее время у охотников появляется русская винтовка.

Некоторая специализация на охотничьем промысле ряда хозяйств содействовала расширению обмена между охотниками и скотоводами, между разными родоплеменными группами и территориальными общинами. Промысел многих охотников из Тоджи, западной Тувы в Усинской, Амыльской тайге и в других угодьях, расположенных на территории России, поддерживал и развивал контакты тувинцев с русским населением и родственными группами в Хакассии, на Алтае. [39, С. 216].

Рыболовство находилось в зачаточном состоянии, развивалась преимущественно в Тодже. Сведения многих исследователей позволяют сделать вывод о том, что рыболовство было занятием, а рыба пищей главным образом беднейших слоев населения и что эта отрасль хозяйства получает быстрое развитие только с приходом в Туву русских. [40, С. 216].

Рыбу ловили на небольших речках руками, волосяными петлями, острогой или небольшими сетями. Применялись также длинные шесты с железным крючком на конце, которыми добывали крупную рыбу, и сети из конского волоса. Зимой рыбу ловили в прорубях. По официальным данным, в Туве ежегодно продавалось до 1500 пудов рыбы — хариусов, тайменей, щук, ленков и сигов.

Ремесла и домашние промыслы имели важное значение в хозяйстве. Тувинцы сами производили почти все необходимое для примитивного кочевого хозяйства. Со временем профессиональный характер приобрело кузнечное, литейное, шорное и отчасти столярное ремесло. В том, что кузнечество было профессиональным, убеждают неизменно высокие отзывы об изделиях тувинских мастеров со стороны ряда исследователей (Е.К. Яковлев[8] ; Ф.Я. Кон и др.).

Как правило, кузнец одновременно являлся и серебряных дел мастером, и слесарем. Ремесленников-кузнецов было не очень много, всего лишь один-два на крупный сумон, а по всей Туве число их вряд ли достигало сотни. Из всех ремесел кузнечное дело было лучше поставлено технически. Тувинские кузнецы производили хорошие удила, замки, ножи, огнива, наконечники для стрел, пряжки, курки для кремневых ружей, украшения на седла и узды, женские украшения из серебра (накосники, серьги, кольца, браслеты и др). Тувинские мастера, изготовлявшие мебель для юрты (шкафчики, кровати), сами расписывали красками свои изделия.

Шорное ремесло существовало в Туве как самостоятельное. Изготавливались преимущественно сбруя верхового коня, седла, чепраки, кожаные фляги и др. Несмотря на неблагоприятные условия развития ремесла, из рук умельцев выходили прекрасные изделия, выполненные с большим художественным вкусом. Отличались, например, изяществом и тонкостью работы шахматы, обращала на себя внимание художественная орнаментика многих чепраков, сундуков, женских украшений, кожаных сосудов. В художественной резьбе по камню и дереву, в орнаментике прослеживаются интересные и яркие традиции древнего «звериного» стиля, расцвет которого ведет начало со скифского времени.

Как и прежде, основными были два типа жилища. У западных тувинцев, как отмечалось выше, использовалась разборная юрта с деревянным легким каркасом, покрытая войлоком. В большинстве районов она называлась древним тюркским термином «өг». Ее легко и быстро устанавливали и разбирали, перевозили на быках вьюком. Деревянный каркас юрты — ее стены — представлял собой шесть — восемь звеньев складной решетки. Крыша была куполообразной, из тонких длинных палок, привязанных одним концом к решетке, а другим вставленных в деревянный круг, служивший одновременно и светодымовым отверстием. Ориентировалась юрта по-древнетюркски — входом на восток, но в южных районах по монгольскому обычаю — на юг. Дверь делали либо из войлока, либо из дерева. Остов юрты покрывали семью полосами войлока определенной формы и размера и скрепляли веревками. Пол был земляной, но застилался войлоком, шкурами и т.п. В центре юрты на земле устраивался очаг с железным таганом на трех ножках, в котором варили пищу. Костер давал тепло в холодное время года, а вечером освещал юрту. Юрта не имела перегородок. Правая от входа сторона была «женской», и здесь, почти у самой двери, находилась кухня. Левая сторона — «мужская»: здесь близ двери лежали седла, сбруя, здесь же держали скот-молодняк в холодное время года. Прямо против входа за очагом находился почетный угол (тор), где принимали гостей и сидел хозяин.

Утварь была приспособлена к перекочевкам. Она состояла из кухонной деревянной полки, кровати, шкафчиков со створками или выдвижными ящиками для хранения различных мелких вещей и ценностей, низенького деревянного столика, который ставился перед сидящими на полу гостями, кожаных мешков для хранения зерна, одежды и пр. В переднем углу у многих, особенно состоятельных, тувинцев стояли деревянные столики с предметами буддистского культа. Домашняя утварь делалась из дерева, кожи, войлока и по размерам и материалу была приспособлена к кочевому образу жизни. Наиболее характерны для утвари юрты рядового арата были деревянные кадки или кожаные большие сосуды для хранения кислого молока, деревянные ведра и подойники, выдолбленные из ствола тополя, с волосяной дужкой и берестяным дном, прибитым деревянными гвоздями, деревянные большие ступки для размельчения зерна в крупу и маленькие — для толчения соли и кирпичного чая. Чугунные котлы различных размеров для варки мяса, чая, перегонки кислого молока в вино, ручная каменная мельница, а также различные деревянные чашки, ложки, блюда, кожаные и войлочные мешки для хранения продуктов и посуды почти исчерпывают перечень домашней утвари. Использовались также покупные изделия. Богатые тувинцы пользовались металлическими чайниками, серебряными приборами, фарфоровой и фаянсовой посудой как китайского, так и российского изготовления.

В зависимости от материального достатка владельца юрты ее мебель и утварь имели некоторые различия. Юрта богача была больших размеров, деревянные ее части окрашивались. На полу расстилали орнаментированный прочный белый войлок, ковры — войлочные, с аппликацией, на богато орнаментированных кроватях лежали кроме войлочного матраца меховые одеяла, а также красиво оформленные аппликациями кожаные или матерчатые наликовые подушки. На кухонной полке стояла дорогая посуда.

Бедняцкие юрты покрывались коричневым или серым войлоком, служившим до полного износа. Деревянная утварь была бедная и самодельная, нередко на земляном полу вместо войлока лежали подогнанные куски бересты. Самые бедные жили в маленьких чумах, покрытых ветхим войлоком. Каркас таких чумов составляли жерди, связанные вверху в пучок или вставленные в деревянный дымовой круг (хараача), а внизу расставленные по кругу. Называлось такое бедняцкое жилище «боодей».

Для восточных (таежных) районов Тувы основным жилищем был чум (алажы-ог) с остовом из высоких жердей, установленных по кругу. Три из них были основными, определявшими положение остальных, связанных вверху или скрепленных с использованием развилки в одном из основных шестов. Высота чума достигала 4,5 м, диаметр основания обычно не превышал 4—4,5 м. С мая по октябрь пользовались покрышками из трех сшитых полос особым образом вываренной бересты. Покрышки связывали волосяными веревочками. В северо-восточной части Тувы чум покрывали летом сшитыми полосами вываренной бересты, а в остальное время года покрышками служили сшитые сухожильными нитями полости из выделанной кожи копытных, главным образом лося, марала или оленя. В центре чума над очагом висел бронзовый котел, подвешенный на цепи, укрепленной на длинной жерди в центре чума. Под ним разжигали огонь. Вся утварь оленеводов, за исключением котла, обычно бронзового или медного, была изготовлена из дерева и бересты. Спали на полу, подстелив шкуры животных. Кроватью, как правило, не пользовались. При перекочевках большую часть утвари, в том числе покрышки для чума, перевозили в парных вьючных сумах на оленях. Планировка жилища такого типа ирасположение в нем предметов почти не отличались от описанных выше и характерных для юрты. При перекочевках остов чума оставляли на месте, а перевозили только покрытие. На промысле охотники пользовались в качестве временного жилища шалашами, сооружавшимися из небольших жердей и крытых ветками.

Срубных жилищ (бажын или ыяш-ог) было мало, и устанавливались они только на зимниках. Из хозяйственных построек и сооружений тувинцы имели крытые загоны, навесы, сараи, маленькие амбары, преимущественно на зимних стоянках.

Питание у западных тувинцев основывалось на использовании различных блюд, приготовляемых из мяса, молочных, а также растительных продуктов. Нередко богатым тувинцам доставляли из Китая и Восточного Туркестана сушеные фрукты, сладости и сахар.

Среди молочной пищи важное значение имел «хойтпак» — заквашенное молоко. Его пили, из него путем перегонки приготовляли самогон {арака), а из творожистых остатков делали кислый высушенный на солнце творог (ааржы), а также пресный сладковатый сыр (быштак). Из молочных напитков следует отметить еще кумыс, а также тарак (простоквашу) и ореме (сливки и пенки молока).

Большое значение в питании имела мясная пища. Любимыми видами мяса были баранина и конина. Из мяса варили супы (быдаа, мун), готовили пельмени (манчи), манты (бууза), шашлыки (шиштээн эып) и другие блюда. Зимой мясо хранили в замороженном виде, а летом, в особенности для дальних поездок и охоты, сушили на солнце или коптили.

Западные тувинцы засевали свои пашни, как отмечалось выше, просом, ячменем, пшеницей. Зерно мололи и жарили, приготовляли из муки лепешки, печенье и другие блюда. Кроме того, варили каши (каъдык) из привозного риса, а также местного проса, ячменя, различные молочные супы. В пищу использовали и дикорастущие растения, в частности клубни сараны и кандыка. Употреблялись в пищу различные дикорастущие ягоды: смородина, голубика, черемуха, облепиха, земляника и т.д. Рыбу елиглавным образом бедняки.

У восточных тувинцев мясные блюда готовили преимущественно из мяса диких животных. Очень важную роль играло собирательство дикорастущих растений, в особенности съедобных луковиц сараны, из которых готовили различные блюда.

Одежда тувинцев, как и вся сложившаяся веками материальная культура, была приспособлена к кочевому быту в условиях горно-степной и горно-таежной природной среды. Общее название как верхней, так и нижней одежды в тувинском языке — «хеп», используются также собирательные названия «хеп-сын» для одежды или «идик-хеп» (одежда и обувь).

Шили одежду из выделанных шкур домашних и диких животных, а также из покупных тканей, которые в цинское время приобретали через посредство китайских купцов, а с конца XIX в. также у русских. Известный путешественник Ф. Кон писал в начале XX в., что «Россия своими товарами одевала по преимуществу бедноту, Китай доставлял материал для одежды богачей и чиновников». [18, С. 110]

Одежда подразделялась в зависимости от времени ее использования на весенне-летнюю и осенне-зимнюю. Она различалась и по назначению: повседневная, праздничная, промысловая, культовая, спортивная. Социальные различия находили отражение главным образом в качестве материала одежды и ее украшения, но нередко и в покрое.

Наплечная одежда тувинцев-кочевников была туникообразной, распашной и носила название «тон». Наиболее распространенным видом одежды в летнее время был «шыва тон» — легкая верхняя одежда, в осеннее время — «ой тон» или «хураган кежи тон» — легкая шуба из шкур ягнят, зимой — «негей», «аскыр-негей тон» (тулуп) — меховая шуба из овчины, которую у богатых тувинцев покрывали шелковой тканью, а у рядовых — простой. Однако чаще ее вообще не покрывали тканью или красили минеральными красками. Шили шубы также из козьих и оленьих шкур, из тарбаганьих шкурок. Шубу кроили длиннополой, несколько расширяющейся книзу, с цельной спинкой и большой левой полой, с фигурным выступом запахивающейся направо до бокового шва правой полы. У шубы были рукава с прямоугольной проймой, длинные и суживающиеся к кисти руки^Носили ее подпоясанной. Некоторые бедняки летом носили верхнюю одежду, надевая ее на голое тело. В жаркое время дня они сбрасывали ее с плеч (обнажаясь до пояса) и удерживали на себе опояской. Левая, фигурная пола на женской верхней одежде от ворота до подола была украшена кантами — узкими полосками плиса, шелка, меха, цветными кручеными нитками, которые пришивались) к воротнику и полам, образуя узор. Зимние шубы покрывали одноцветной тканью. Нередко летней верхней одеждой служил длиннополый халат так называемого монгольского покроя, запахиваемый глубоко направо и подпоясываемый. Его шили из одноцветной ткани, на подкладке. Женщины носили легкую верхнюю одежду из ткани, имевшую на уровне колен нашитый волан, украшенный по линии шва и окаймленный цветными шнурками. На рукавах были суконные манжеты.

Мужские и женские штаны, рубахи издавна шили из выделанной кожи, а зимой пользовались меховыми штанами. Теплые шапки отделывали околышем из мерлушки, иногда — из меха рыси, лисицы, соболя, выдры. Летние шапки мужчин и женщин из стеганой материи (на овечьей шерсти) имели коническую и округлую тулью и высокий околыш из меха и ткани. Тульи шапок богачей шили из красного, вишневого, синего или черного шелка, а околыш — из бархата либо плиса, а сзади к околышу пришивали две широкие шелковые ленты, спускавшиеся на спину. К макушке шапки пришивали кисть из ниток, спускавшихся на затылок.

Тувинцы-охотники носили короткополую шубу из шкуры косули или из овчины, а от дождя и мокрого снега их предохраняла короткая распашная доха мехом наружу из шкуры оленя или косули. Шапку делали из шкурки, снятой с головы косули, лося или оленя.

Обрядовая одежда особо не отличалась от обычной. Так, например, не было специального свадебного костюма, однако к свадьбе девушке шились два специальных головных убора-накидки. Одна из них — тумалай — изготавливалась из четырехугольного куска ткани размером примерно 2 х 1,5 м. К верхнему краю его пришивали овальный кусок, собранный в сборку на вздержке, надеваемый на темя. К передней части тумалая пришивали треугольной кусок материи, закрывающий лоб до бровей. Надетая на голову накидка свободно спадала на плечи и спину. Края этой своеобразной фаты обшивали тканью другого цвета и украшали подвесками из бус, раковин каури, монет. У богачей тумалай делали из цветного шелка, у рядовых кочевников или бедноты — из бязи либо ситца. Головной убор «баштангы» представлял собой глухую сшитую из ткани на подкладке накидку, которая покрывала голову, часть лица, плечи и спину. Края его, смотря по достатку владелицы, обшивали серебряными, медными, бронзовыми или даже свинцовыми мелкими литыми бляшками, образующими узкую кайму.

Существовала особая одежда тувинских шаманов и лам. Культовый костюм (плащ и шапка) шаманы надевали только во время камланий. Костюмы шаманов у западных тувинцев имели сходство с алтайскими, а у восточных — с тофаларскими. Ламы носили халаты из тканей красного и желтого цвета.

У западных тувинцев наиболее распространены были два вида кожаной обуви — твердые сапоги с высоким, до колена, голенищем на толстой многослойной подошве, с загнутым вверх сужающимся носком и мягкие сапоги с таким же голенищем, с круглым тупым носком. Зимой под эту обувь на ногу надевали длинные войлочные чулки. У восточных тувинцев шили обувь из камуса (шкуры с ног оленя, марала, косули) мехом наружу. Стельки делали из коры жимолости, сухой осоки и т.п. Одежду и обувь шили в домашних условиях по стандартному покрою и размерам (для взрослых, подростков и детей), выраженным в народных мерах.

Тон (халат) дополнял пояс из свернутой ткани, к которому мужчины подвешивали нож в ножнах, огниво и за который затыкали кисет и трубку. Женщины к поясу прикрепляли ключи, игольники и подвесные бляшки-украшения (из меди, серебра, железа). В качестве украшений женщины носили кольца, браслеты, серьги (из серебра, бронзы), китайские и местного производства. Сохранялось накосное украшение замужних женщин — «чавага».

В семейно-брачных отношениях господствовала моногамная семья под главенством мужа, которая представляла собой хозяйственную единицу общества. Большая часть повседневной хозяйственной работы в семье рядовых тувинцев лежала на женщине. Несмотря на ее подчиненное положение, женщина пользовалась авторитетом и принимала участие в решении семейных дел.

При господстве моногамии встречались отдельные случаи многоженства, главным образом у чиновников и богачей. В этих случаях старшей считалась первая жена. Каждая из жен жила в отдельной юрте и вела в ней домашнее хозяйство. Наряду с этим существовали и патриархальные большие семьи, состоящие из представителей трех поколений и ведущие общее хозяйство под руководством старшего мужчины (а в случае смерти — его жены). Такие семьи жили в нескольких юртах. Как правило, каждый женатый член большой семьи имел отдельную юрту. Это были семейно-родственные аальные общины. Выдача замуж девушки была делом не только ее родителей, но и довольно широкого круга родственников. Это нашло отражение в обряде «шай бузар», когда давалось согласие на брак девушки. Приехавшие родители жениха передавали отцу невесты плитку кирпичного чая, которую он разбивал на кусочки (отсюда и название «шай бузар») и наделял ими каждого из своих родственников, присутствовавших в юрте, символизируя этим их участие в просватании девушки. Расходы по приготовлению имущества невесты для переезда ее в аал жениха несли и необходимые для этого работы выполняли не только родители невесты, но и ее сородичи. Другой обычай — «селиктенир» — заключался в том, что, когда наступало время делать для невесты юрту с полной внутренней обстановкой, мать вместе с дочерью шла к родственникам, близким и далеким, в первую очередь одноаальцам, и просила их помочь снарядить дочку для замужества. Никто ей в этом не отказывал. Каждый давал что мог: кто — овцу, кто — козу, кто — ступку, кто — войлок, кто — часть юрты и т.д. Но наряду с этим сородичи невесты участвовали и в разделе того, что получали ее родители от родственников жениха. Это правило нашло выражение в обычае «малдаар», который в свадебном цикле следует за тем, как договоренность о браке состоялась. Родители и родственники невесты приезжали к родителям и родственникам жениха и получали за невесту определенное количество скота. По возвращении домой они обязаны были поделиться скотом, полученным за невесту, со своими родственниками и раздавали им примерно две трети полученного скота. В свою очередь родственники, получившие скот, были обязаны участвовать материально в комплектовании имущества невесты (ончулээр), которое она должна была принести в дом жениха. Один из них делал решетку юрты, другие — палки крыши и дымовой круг, третьи — войлочные покрышки, четвертые — сундуки для хранения имущества и т.д.

Главным в свадебном цикле являлся обряд «дугдеп», или «дугдээри», что означает скрепление или окончательное закрепление сговора о браке, после которого жених имел право посещать невесту. Когда родители жениха и его родственники приезжали на дугдеп, родители невесты брали у приехавших любую понравившуюся им лошадь, и этот обычай носил название «аьт чаяр» («отобрать лошадь»). Однако при отъезде домой после дугдепа жених тоже получал от родственников невесты приглянувшуюся ему лошадь, и это право жениха носило название «кудээ аьды» («лошадь зятя»).

У тувинцев была разработана целая система народных мер длины, объема и массы жидких и сыпучих тел и т.д. В основе мер длины лежали измерения, определяемые различными частями тела человека. Длина между вытянутыми горизонтально руками человека составляла меру кулаш; а между вытянутыми большим и средним пальцами — карыш (четверть). Единицами измерения были локоть (кыры дурту или дугай), ширина одного, сложенных вместе двух, трех и четырех пальцев (шшг) и т.п. Меры эти имели в жизни тувинцев большое практическое значение. Их применяли при раскрое одежды и обуви, при изготовлении деревянных частей решетчатой юрты или ее войлочного покрытия и т.д. Жидкость мерили посудой: деревянными чашками, ведерками, кожаными бутылками-флягами, изготовляемыми в домашних условиях также по стандартными размерам. Самой маленькой мерой жидкости была чашка «дашка» или «кундага» (в песнях) с количеством жидкости на один глоток, затем шла маленькая чашка, потом обычная и, наконец, большая. Сыпучие вещества, например зерно, измерялись по весу и объему кожаным мешком «барба» стандартного размера, вмещавшим 3—4 пуда зерна, и ямами для хранения «уургай», вмещавшими 6—7 барба.

Летосчисление велось по двенадцатилетнему «животному» циклу в следующем порядке: годы мыши, коровы, тигра, зайца, дракона, змеи, лошади, овцы, обезьяны, курицы, собаки, кабана. Годы мыши, зайца, лошади, овцы и кабана считались счастливыми, а годы коровы, дракона, обезьяны, курицы — несчастливыми. Счет месяцев в большинстве районов велся по сезонам года. Каждый сезон делился на три месяца. Например, зимний сезон состоял из месяца начала зимы, среднего зимнего месяца и последнего месяца зимы. Точно так же делился на месяцы весенний сезон: начальный, средний, последний. Такие же наименования имели три летних и три осенних месяца. Лишь в Тодже каждый месяц имел собственное название, часто отражавшее то или иное хозяйственное значение данного месяца (месяц сбора кандыка и т.д.). Сутки, по народному календарю, делились на полночь, время от полуночи до рассвета, от рассвета до восхода солнца, затем следовали малый и большой полдень, далее вечерний полдень, закат солнца и несколько видов сумерек (светлые, средние, темные). При отсутствии часов и даже понятия о них время летом определяли по тому, какая часть помещения внутри юрты, какие предметы обстановки освещены, и в соответствии с этим выполняли ту или иную работу (доение различных видов скота утром и вечером, приготовление пищи). Большие практические познания кочевники-скотоводы и охотники имели в деле ведения сезонного пастбищного скотоводства, охоты на различных зверей, в ориентировке в горах, тайге и степи, в привычках и повадках домашних животных и зверей.

Фольклор тувинцев был представлен в рассматриваемый период различными жанрами. Тувинцы с детства любили предания, сказки, песни, поговорки, загадки, пословицы. Героические сказания передавались из поколения в поколение в течение многих столетий. Они несут в себе следы различных исторических эпох, пережитых народом в своем развитии.

Народное изобразительное искусство имело преимущественно прикладной характер — резьба по дереву, камню (агальматолиту), художественное литье из металла (шахматы, бляшки для украшений), тиснение по коже, орнаментация деревянных бытовых вещей (шкафчиков, кроватей).

Большого искусства достигли тувинские камнерезы и ювелиры. Они изготавливали из цветных металлов различные предметы личного и бытового назначения. Русский ученый Ф.Я. Кон, посетивший Туву в начале XX в., писал, что медные и бронзовые шахматы, отлитые на Кемчике, могут конкурировать с изделиями европейских мастеров, несмотря на то что выделка форм поглощает массу совершенно непроизводительного труда. [18, С. 176]

Тувинская народная музыка основана на пентатонике. Тувинцы любят песни, в основном одноголосные. Хорового пения не было. Существовали также мелодии, рассчитанные на самостоятельное исполнение на музыкальных инструментах (ходушпай, узун хоюг и др.). Наибольшее распространение имели смычковые и щипковые инструменты. Среди них игил — двухструнный смычковый инструмент длиной около метра. Струны изготовлялись из конского волоса, смычок напоминал лук с тетивой из конских волос. Мелодии исполнялись на одной струне, другая служила для сопровождения. Бызаанчы — четырехструнный смычковый инструмент с несъемным смычком. Дошпулуур — двухструнный музыкальный инструмент, чадаган — струнный щипковый инструмент, на котором играли пальцами правой руки. Были известны также железные и деревянные варганы (хомус). Повсеместно был распространен также инструмент, похожий на дудку, — шоор. Знали также поперечную флейту лимбии, которую в отличие от других инструментов, изготовленных местными мастерами, покупали у китайских купцов.

Уникальным видом древнего народного певческого искусства было так называемое горловое пение, вернее, очень своеобразное горловое гудение в низких и высоких регистрах, нередко сопровождаемое игрой на музыкальных инструментах. Было несколько разновидностей такого пения: в высоком регистре — сыгыт, в очень низком — каргыраа, в среднем — хоомей.

Наиболее распространенными, массовыми и любимыми народными развлечениями у тувинцев являлись, как и в предшествующее столетие, национальная борьба (хуреш), конные скачки, состязания в стрельбе из лука. Все эти виды соревнований устраивались на празднествах, в том числе буддийских. Победители скачек на лошадях награждались призами. Лошадь готовили специально, тренировали мальчиков-жокеев. Борьба хуреш велась парами, участниками ее были только мужчины, выступавшие от того или иного сумона или хошуна; также присуждались призы. Борцы специально тренировались и готовились к поединкам. Перед схваткой они надевали борцовские костюмы, а после победы исполняли небольшую мимико-танцевальную сценку, изображая птицу — орла. Были и другие игры, развлечения как у взрослых, так и у молодежи.

Из массовых молодежных развлечений можно назвать гуляние (ойтулааш), где проводились состязания в красноречии, пении и различных играх.

Одной из любимых и очень распространенных игр были шахматы. Помимо обычных, классических шахмат у тувинцев бытовали и другие разновидности этой игры: бычьи шахматы (буга-шыдыраа), шахматы-чирги, китайские шахматы (кыдат-шыдыраа) и др. Известны и другие игры детей и взрослых, среди них даалы, напоминающая игру в домино, игра с костями — лодыжками овец (кажык) и др.

Религия. В жизни трудящихся тувинцев большое место занимали различные религиозные представления. Несмотря на распространение буддизма, наличие монастырей и большого числа лам, среди тувинцев господствовал древний шаманизм, многие культы и обряды которого зафиксированы у древнетюркских племен еще китайскими летописями. Даже некоторые ламы в ряде случаев (особенно при болезни) сами обращались за помощью к шаманам. Тувинский шаманизм представлял собой систему по существу первобытных религиозных верований, основанную на признании злых и добрых духов, окружающих человека, населяющих горы, долины, леса, воды, небесную сферу и подземный мир. Благополучие, здоровье и вообще вся жизнь и судьба каждого человека признавались зависящими от тех или иных духов. Смерть человека рассматривалась как уход в загробный мир, где жизнь продолжалась. Считалось, что умерший некоторое время после смерти оставался вблизи живущих родственников, а затем переходил в мир другой и оттуда мог влиять на судьбу живых. Существовал культ умерших предков-шаманов. Через шамана — этого специального посредника между людьми и духами — человек обращался к духам при всех бедах и несчастьях, заболеваниях, а также при испрашивании благополучия себе и скоту, хорошего урожая, удачной охоты, многочисленного потомства. Шаманами или шаманками становились люди по велению духов, по их призыву. Шаманское призвание считалось наследственным.

Тувинский шаман совершал моления духам в специальном ритуальном костюме и с бубном. Костюм этот состоял из короткой распашной куртки, сшитой из грубо выделанной (под замшу) шкуры оленя, марала, косули, иногда окрашенной под охру. К подолу куртки было пришито большое количество разноцветных жгутов из материи или замшевых лент, которые образуют нижнюю часть шаманского плаща. На спине, груди, плечах, рукавах куртки имеется много различных железных и матерчатых подвесок, изображающих духов — помощников шамана. Этот костюм символизировал у тувинских шаманов птицу. Шаман во время камлания (моления) «летал» в нем по горам и долинам. Частью костюма являлась специальная мягкая шапка, сшитая из материи в виде колпака, верхняя часть которого откидывалась назад. Шапка тоже сплошь была зашита различными лентами, тесемками, пучками перьев, бляшками, бисером и натягивалась на лоб до самых глаз. Орудием культового служения шамана был бубен, состоявший из деревянного обода круглой формы (диаметром 60 - 70 см), одна сторона которого была обтянута сыромятной кожей марала, оленя или самца косули. Бубен имел деревянную рукоятку из березы, на которой вырезалось изображение человека (шамана, по одним объяснениям, и «хозяина» бубна — по другим), а ниже — нескольких змей. Кроме рукоятки имелся поперечный железный или деревянный прут (тетива) с железными подвесками. С наружной и внутренней стороны на коже бубна красной охрой или белой краской наносились различные рисунки (шамана с бубном, его духов-помощников и т.д.). Бубен осмыслялся либо как ездовое животное шамана, то самое, шкурой которого он был обтянут, либо как лук, из которого шаман стрелял по злым духам. Изготовление бубна было связано с целой церемонией, в которой участвовали прежде всего сородичи и близкие родственники шамана. Шаманы жили за счет различных натуральных приношений им со стороны верующих, обращавшихся с просьбой провести то или иное камлание, моление или жертвоприношение. Они считались людьми, способными вылечить больного, так как болезнь человека объяснялась тем, что больного мучил тот или иной дух и его душа временно куда-то ушла. Поэтому нужно было изгнать злого духа либо найти и вернуть душу. Лечебно-магическая практика доставляла шаману больше всего доходов. После камлания, как правило, больной поправлялся, особенно в случае легкой простуды и прочих простых заболеваний, когда болезнь проходила по существу благодаря внутренним силам организма.

Шаманские моления у тувинцев отличались большим разнообразием. Многие из них носили общественный характер в рамках аала, сумона, а иногда даже и хошуна. Некоторые моления сохраняли родовой характер, и устраивали их только сородичи, хотя присутствовать на них можно было и посторонним, которые, однако, не принимали участия в самом молении. Следует отметить прежде всего ряд таких молений у тувинцев, упоминания о которых содержатся в китайских летописных источниках. Таковым был «дагыыр» — моление небу и горам, устраиваемое иногда отдельными сумонами, а иногда и хошунами. Оно совершалось в начале лета на определенной для каждого сумона горе и имело целью испросить у неба благополучия скоту и людям, хорошего урожая (просьба о дожде). Его проводили не только шаманы, но и уважаемые старики. На эти моления съезжалось много народа, и заканчивались они обильным угощением и весельем. Особенно распространены были моления, связанные с посвящением горным духам животного — ыдыка (лошади и быка).

Эти летние моления проводились совместно, чаще всего группами жителей близлежащих аалов. Например, обитатели аалов, кочующих в верховьях какой-либо реки, устраивали такое моление на определенной горе, а обитатели низовьев этой реки собирались на такой дагыыр в другом месте. На горе, где посвящали ыдыка-лошадь или ыдыка-быка, устраивали жертвенник (саска) в виде шалаша из молодых деревьев и хвороста, перед которым молились не только шаманы, но и ламы, а иногда те и другие одновременно. Эти горы (ыдык-даг) считались священными, на них нельзя было подниматься женщинам. О таких священных горах имеются упоминания в древнетюркских надписях. Посвященное животное мыли водой из источника и молоком, мазали маслом, окропляли вином, окуривали вереском и затем, привязав цветную ленту, отпускали в стадо. Ыдык ходил в стаде того или иного аала до старости, принося, как верили тувинцы, счастье и благополучие скоту этого аала, охраняя от болезней его жителей; затем его заменяли новым. Посвящали ыдыка также огню, обычно это был домашний козел. Посвящение этого ыдыка и моление носили семейный характер. Устраивали дагыыр осенью, при перекочевке на осенне-зимние пастбища, на горных перевалах. Здесь около кучи камней (оваа), собранной у тропы проезжающими, останавливались, добавляли камней, бросали сюда кусочки еды, деньги, привязывали к прутикам цветные ленточки, пучки волос из грив лошадей и т.д. Затем угощали горных духов кроплением молочной водки и благодарили за летнюю кочевку.

Проводили дагыыры-моления также у рек и ручьев, обращаясь к духам воды. Моление реке существовало у тюркоязычных племен и в древнетюркское время. В литературе имеется упоминание о молении, устраивавшемся весной на месте начала магистрального оросительного канала, с просьбой о ниспослании урожая. На этот дагыыр съезжались лишь те жители, которые пользовались водой из данного канала для полива своих полей. Прежде чем назвать некоторые частные моления тувинцев, проводившиеся в рамках того или иного аала, следует отметить также упоминаемые в литературе крупные хошунные моления, устраивавшиеся после стрижки овец ранней осенью в благодарность за получение шерсти и для испрашивания хорошей погоды на период изготовления войлока. Этот вид общественного моления уходит корнями в глубокую древность, когда изготовление войлока было еще коллективным производственным процессом.

К молениям, устраиваемым жителями одного аала, относились дагыыр по поводу посвящения аального арыка (обычно быка), суг бажы дагыыр (т.е. моление истоку ручья, вблизи которого находилась летняя стоянка аала), дагыыр шаманскому дереву, если таковое оказывалось в окрестности. Шаманским деревом обычно называли лиственницу, на которой ветви в одном каком-либо месте росли не нормально, а густо переплетаясь, образуя большой зеленый ком. Если не было в окрестностях шаманского дерева, то устраивали дагыыр деревьям — либо «тел ыяш», либо «пар ыяш». В первом случае подразумевалась группа деревьев, растущих из одного места, как бы от одного корня, а во втором — дерево, растущее от корня несколькими стволами. Словом, моления, связанные с культом дерева, были аальными. Наконец, следует отметить еще один вид дагыыра, характерного для тувинских шаманистов, — это моление возле той или иной древней каменной статуи с целью лечения больного. Больного привозили к подножию каменной бабы, и шаман обращался к ней с просьбой взять на себя болезнь этого человека. Каменное изваяние окуривали вереском, угощали аракой и надевали на него цветные ленточки, которыми предварительно обвязывали больного. Культ каменных изваяний в столь конкретной форме известен пока только в Туве, и это явление, возможно, перекликается с обычаем кыпчаков вешать колчаны на каменные бабы, о котором сообщал средневековый мусульманский автор Низами.

Шаманские религиозные воззрения, которыми была пропитана жизнь рядового тувинца — кочевника или охотника, находили свое внешнее выражение в изготовлении в каждой семье различных ээренов (идолов из дерева, материи, железа, войлока и т.д. различных духов — покровителей семьи), которых хранили в жилище и временами «угощали». Труд и быт охотника в тайге также были связаны с многочисленными шаманскими суевериями, приметами, запретами и т.д.

Буддийская религия имела более разностороннее влияние на аратство. Этому весьма содействовали, во-первых, более тонкая по сравнению с шаманизмом идеология, а во-вторых, наличие церковной организации.

Монастыри были не только центрами, но и распространителями буддийской религии.

Кроме больших хурээ, к которым в дни религиозных празднеств стекалось почти все живущее поблизости население, большую религиозно-агитационную роль играли и кочевые хурээ, отправлявшие почти все виды религиозных служб. В Туве при монастырях были организованы специальные школы (дуганы), в которых обучались мальчики. После прохождения курса обучения они посвящались в хуураки (ученики лам). В хурээ основную часть штата составляли хелины (гэлуны), за годы учебы принявшие 253 обета и зачисленные в ряды членов общины буддистов. Обычно в хелины могли посвящаться лица, достигшие двадцатилетнего возраста. К этому времени хелин должен был избрать себе учителя-ламу, подготовить специальную одежду и инвентарь. После принятия обета хелин получал священную книгу, в которой были изложены основные положения, связанные с поведением хелина. После принятия обета хелины возвращались домой, жили в своих семьях и только один или два раза в год съезжались на специальные собрания в хурээ.

Каждое тувинское хурээ возглавлялось ламой, имевшим звание «камбы», его наместником был соржу или ловун Кроме того, в хурээ было некоторое число лам, выполнявших различные обязанности как во время службы, так и в повседневной жизни хурээ. Это были, например, демичи, кумзат, шомба, дуганчы. Кроме этих лиц при хурээ имелся совет (хамбы). Хамбы состоял из 16 лам, считавшихся наиболее авторитетными. Совет ведал как назначением лам, так и проведением религиозных праздников. Эти обязанности выполняли ламы из Монголии и Тибета. В крупные хурээ, например Чаданское, приглашались ламы-ученые (кээгены) из Тибета, которые являлись толкователями буддийских книг.

На рядовых тувинцев буддийские хурээ производили сильное впечатление. Прежде всего сами здания главных хурээ вьщелялись среди обычных жилищ и построек тувинцев. Если монастырь располагался в юртах, то последние были весьма большими, покрытыми белым войлоком. Деревянные или саманные хурээ вообще были иными по своему архитектурному облику и убранству. Внутреннее убранство хурээ, одежда лам, особенно в праздники, музыкальное сопровождение службы, ритуальные маски, надеваемые во время некоторых праздников, действовали на воображение верующего тувинца.

Вместе с тем нужно отметить, что в Туве ламаизм не уничтожил старых религиозных представлений. Он либо наслаивался на них и частично видоизменял, либо просто сохранял иногда старые культы.

Одновременное существование шаманизма и ламаизма отразилось, как было отмечено выше, в погребальном обряде тувинцев, который был представлен здесь несколькими видами, связанными не только с современными, но и с весьма древними религиозными верованиями. В соответствии с буддийскими религиозными представлениями умершего не погребают в земле, а хоронят открыто, наземно. Такой способ погребения широко применялся у простых аратов. В день смерти родственники умершего приглашали ламу, а если покойный был богатым или состоятельным человеком, то и нескольких лам. К приходу ламы умершего клали на простеганный войлок (ширтек). Если человек умер на кровати, то ее выносили из юрты. У бурхана, стоявшего на столике (ширээ) в переднем углу юрты (против входа), зажигали лампады и ставили пищу. С умершего снимали всю одежду и заворачивали его в белую ткань. Лама читал около покойного священную книгу, сопровождая чтение ударами в маленький колокольчик (конга) и маленький бубен (дамбыра) и шумом трещотки. Затем умершего выносили из юрты, причем не через дверь, а поднимали остов юрты и под ним проносили умершего.

До места погребения тело везли на одной или двух лошадях. Ритуалом предусматривалось быстро довезти умершего и, оставив его в указанном ламой месте, так же быстро возвратиться домой. Сразу после совершения необходимых церемоний лама забирал вещи умершего человека и тот скот, которым одаривали ламу родственники покойного. Затем устраивали небольшое угощение, перед которым участники похорон проходили обряд очищения.

На седьмой и сорок девятый день после похорон устраивали поминки, причем на седьмой день готовили в основном «белую пищу» (из молока). К сорок девятому дню готовились тщательно, угощали более обильной пищей, главным образом мясной. По такому обряду хоронили все взрослое население. Детей до десяти лет хоронили в деревянных ящиках, которые относили в горы и прятали в расщелинах скал и каменных россыпях. Поминки устраивали только для взрослых.

Другой формой погребального обряда, связанного у тувинцев с шаманизмом, был сохранившийся способ захоронения умерших в курганах. Как показывают материалы археологических раскопок, он находит себе аналогию в древнетюркском погребальном обряде на территории Тувы.

В этом погребальном обряде установлено два типа захоронения: впускной (в каменных насыпях более древних курганов) и с сооружением самостоятельных курганных насыпей над погребенным. Общим моментом является то, что погребенные, как правило, сверху перекрыты деревянными жердями, с ними лежат костяки животных (лошади, барана). Умерших для жизни в загробном мире снабжали большим количеством бытового инвентаря. Хоронили умерших в одежде и обуви. Женщин — в головных уборах (баштацгы), с надетыми украшениями (например, навага). Специальной погребальной одежды у тувинцев не было. Хоронили по такому обряду как богатых, так и бедных людей.

Вывод к I главе . Социально-экономический строй Урянхайского края 1900-1914 гг. оставался полупатриархально-полуфеодальным. Господство полупатриархально-полуфеодальных отношений характеризовалось тем, что основная часть средств производства принадлежала феодально-ламским элементам Тувы, которые и держали власть в своих руках. Малочисленная группа тувинских карабаев (кулаков) должна была приспосабливаться к господствующим в стране социальным отношениям, и ее самостоятельная роль была мало ощутима в социальной жизни Тувы.

Глава II. Экономическое положение

В начале ХХ века экономика Урянхайского края характеризовалась преобладанием традиционных видов хозяйствования (с главенством среди них кочевого скотоводства и подсобным значением земледелия, охоты и промыслов) и усиливающимся воздействием на них капиталистического уклада хозяйства русских колонистов.

2.1 Русская торговля в Урянхайском крае

Рост производительных сил и товарного производства в Сибири, усиление общественного разделения труда – все это обусловило быстрое развитие сибирской торговли, в сферу которой постепенно втягивалась и Тува. [23, С. 86]

Развитию русско-тувинских торговых связей в той или иной степени способствовали также следующие обстоятельства. Во-первых, образование ряда городов Южной Сибири (Минусинска, Канска, Ачинска и др.); во-вторых, обусловленная маньчжуро-китайскими захватчиками изоляция Тувы от Монголии и Китая, что объективно содействовало восстановлению и укреплению русско-тувинских экономических отношений, начало которых восходило к ХVII веку. В третьих, - Тува, как и район Кяхты, была своего рода плацдармом для проникновения российского торгового капитала в Монголию и Китай.

Данное обстоятельство, конечно, не снимает со счета собственно тувинский довольно емкий рынок, представляющий для сибирских торговцев выгодное поле их действий. Торговля на основе неэквивалентного обмена среди коренного населения Сибири и Тувы содействовала первоначальному накоплению капитала, развитию капитализма, включению тувинцев в товаро-денежные отношения. На примере Тувы видно, как торговцы, пользуясь приобретенными накоплениями, организуют добычу золота, основывают крупные скотоводческие и земледельческие хозяйства капиталистического типа с использованием наемного труда тувинских аратов.

В конце двадцатых годов ХIХ века в Сибири получает развитие частная капиталистическая золотопромышленность (в Томской губернии, в Алтайском округе и т.д.). В 30-х годах открываются прииски в непосредственной близости к Туве – в Минусинском и Ачинском горных округах Енисейской губернии. Царизм поощрял развитие этой новой отрасли сибирского хозяйства, так как доходы, которые получала казна от золотодобычи, почти в 10 раз превышали поступления от пушнины.

Отправной базой, с которой происходило проникновение в Туву российского промышленного и затем торгового капитала, являлся Минусинский уезд.

Зачинателями российской торговли в Туве были минусинские крестьяне и казаки. По соглашению с тувинскими чиновниками в 40-х гг. ХIХ века были установлены пункты, в которых в определенные сроки проходили взаимовыгодные товаро-обменные операции.

Открытие в 1838-1839 гг. минусинским промышленником Колобовым первых двух приисков (Спасского и Никитинского) в верховьях р. Сыстыг-Хем положило начало развитию золотопромышленности непосредственно в Туве. Несмотря на отдаленность Тувы и отсутствие колесных дорог, связывающих ее с Минусинским уездом, а также на неопределенность пограничного вопроса, золотодобыча быстро возрастала. К 1896 г. работало уже 11 приисков с 500 рабочими. Помимо русских рабочих, прибывших сюда из разных мест Сибири, на приисках работали и тувинцы. Тувинская беднота использовалась на мизерно оплачиваемых подсобных работах (заготовка сена, берестовых свеч и дров, откатка, пастьба скота и др). Значительная часть тувинских хозяйств сбывала на приисках продукцию животноводства. Таким образом, в контакте с русскими рабочими находился довольно большой пласт трудящихся тувинцев.

Прииски порождали спрос на продукцию животноводства, что стимулировало его рост, разрушало натуральных характер многих аратских хозяйств и увеличивало их товарность, содействовало сложению тувинского рынка, а стало быть, общности экономической жизни.

Первым организует торговые караваны в Туву купец Н.Ф. Веселков. В 1857 году он открывает свою факторию на р. Иджим.

Кроме золотых приисков, в Туве действовало несколько русских полукустарных промышленных предприятий типа кожевенного завода (в районе Чаа-Холя), соляного завода Сватикова (оз Тустуг-Холь) и др.

Начало регулярных торговых связей положил Пекинский договор России с Китаем 1860 г. о свободной и беспошлинной торговле по всей пограничной линии и заключенные на его основе в 1862 г. «Правила для сухопутной торговли». Российские торговцы получили доступ в Китай, Монголию, и, естественно, в Туву. [40, С. 266]

Представляется важным рассмотрение указанного договора в плане так называемого Урянхайского вопроса. Известно, что согласно Буринскому и Кяхтинскому договорам (1727) Тува, бесспорно, относилась к России, так как в них сказано, что к России отходят бассейны рек, текущих на север, и то население, которое раньше уплачивало ясак в русские остроги (по 5 соболей). Права России на Туву, вытекавшие из указанных договоров, были попраны Цинской династией, захватившей этот край вооруженной силой и превратившей его в свою колонию. Учитывая отсутствие каких-либо юридических обоснований для этой акции и возможный со временем демарш со стороны России, маньчжуро-китайские власти оставили свои караулы южнее Танну-Ола, т.е. на пограничной линии.

Новым и веским поводом, подтверждающим незаконное распространение Китаем владельческих прав на территорию Тувы, и явился договор 1860 г. Согласно договору китайские власти стали требовать от русских и тувинцев специальных разрешительных билетов на право въезда в Монголию. Это приравнивало и русских и тувинцев к иностранным подданным. [6, С.822]

Кроме того, к статье 2 «Правил для сухопутной торговли» был приложен список пограничных пунктов, через которые могли проезжать российские купцы для торговли в Монголии и Китае. С 1861 г. русский порубежный казачий кордон, состоящий из ряда выпускных караулов, был упразднен, и купцам открылся свободный доступ для беспошлинной торговли в Туве.

Важной особенностью российского торгового капитала в Туве является его срастание с капиталом промышленным. Объяснение этому в следующем. Российские купцы, в результате неэквивалентной торговли с местным населением получали громадные накопления, которые представлялось целесообразным направлять не на расширение торговых операций, а на создание собственных промышленных, скотоводческих (откормочных) и земледельческих хозяйств. На это же наталкивала сама отдаленность Тувы, позволяющая перегонять приобретенный у аратов скот на рынки Сибири лишь в определенное время года. К тому же в Туве имелся избыток дешевой рабочей силы. Посредством взяток тувинским чиновникам, кредитования их товарами и деньгами, российские купцы заполучали лучшие участки под пашню и выпасы. Золотые прииски, принадлежавшие многим торговцам, были одновременно и местом выгодного (принудительного) сбыта многих товаров.

Грумм-Гржимайло при описании русской торговли в Туве в начале ХХ века, указывает на наличие в ней торгового кризиса, обнаружившегося в 1900-х годах. Этот кризис он склонен объяснять вторжением в Туву китайского капитала. В течение 1889-1905 гг. торговый оборот рос медленно.

Наиболее активное участие в торговых связях с Россией в начале ХХ века принимали Хемчикские хошуны, где основным занятием аратов было скотоводство. Их доля в общем товарообороте составляла более 80%. [16, С. 190]. Именно эти западные хошуны, где была сосредоточена основная масса населения, играли ведущую роль в сложении тувинского рынка, экономической общности и консолидации тувинских родоплеменных и территориальных групп.

Продукция скотоводства составляла основу вывозимых из Тувы товаров, втрое превышающих объем ввозимой товарной массы. [16, С. 189]. Среди завозимых товаров преобладали мануфактурные и металлические изделия. Ввозилась также пушнина низких сортов, приобретаемая аратами для уплаты албана, табак, кожевенные и продовольственные товары. Н.Ф. Катанов, учитывая большой спрос аратов на дешевые сорта ввозимой из России мануфактуры, писал, что русские торговцы одевали тувинскую бедноту, а китайские купцы – тувинскую знать. [15, С. 271]. К этому образному выражению следует присовокупить и то обстоятельство, что российские торговцы не только «одевали», но и «раздевали», разоряли, как и китайские купцы, аратские массы.

Но после того, как из Тувы были изгнаны китайские торговцы в 1912 г. рост русской торговли стал нарастать.

Объективно прогрессивным являлся постепенный переход от натуральной формы обмена к денежным формам расчета. Р.М. Кабо считал, что в 1914-1915 гг. торговые операции, осуществленные в Туве при посредстве денег, составили около 5% товарооборота. [16, С. 102]. Развитие торговли и товарно-денежных отношений, несмотря на колониально-феодальный режим, содействовало выделению из аратства карабаев, использующих в целях обогащения наемный труд, спекуляцию и ростовщичество, конечно, в более мелких масштабах, чем торговцы-предприниматели. Типичным представителем такого рода буржуазной верхушки был богач Ачикай. [40, С. 282]

Важно отметить, что одним из важнейших последствий развития экономических русско-тувинских связей было усиление в Туве элементов капиталистического уклада. Проникновение российской экономики в сферу экономической жизни тувинцев было столь глубоким и прочным, что дальнейшее развитие тувинской экономики уже не могло осуществляться независимо и самостоятельно. Тува вошла в сферу общественного разделения труда в Сибири. Феодальная общественно-экономическая формация тувинского общества вступила в сложное, диалектическое взаимодействие с нарождающимся капиталистическим укладом, что не могло не оказать определенного влияния на общественный строй Тувы.

Производство тувинским феодалом и кара-баем в начале ХХ века скота и шерсти, добыча ими пушнины и рыбы для продажи означало уже частичное разложение старой системы и зарождение элементов капиталистического уклада, формирование переходной ступени к новой общественно-экономической формации. [40, С. 283]

2.2 Китайский торговый капитал

Собственно китайский капитал стал проникать в Туву еще в ХIХ веке. [27, С. 37]. Однако сравнительно слабое проникновение китайского торгового капитала в Туву до начала 1900-х годов объясняется не только запретом этой торговли со стороны китайского правительства, но и слабостью торгового капитала в Китае и в особенности неразвитостью промышленности Китая, изделия которой сбывали китайские купцы. Появление в Туве непосредственно самих китайских торговцев объясняется вторжением в Китай иностранного капитала, вытеснявшего собственно китайский капитал на окраины империи.

Китайское правительство под влиянием своих торговцев, стесненных иностранным капиталом, стало разрешать им торговлю даже в Туве, которая ранее была для них запретной зоной. Первые китайские торговцы появились в Туве наездами с 1895 года, но с 1901 г. они обосновались в ней постоянно. Так как русская торговля к этому времени прочно укрепилась в Урянхайском крае, первые китайские купцы должны были прибегнуть к хитрости, чтобы обмануть бдительность русских торговцев и русскую администрацию.

В 1903 году официально разрешили свободный проезд китайских торговцев в Туву. И данное разрешение открыло широкий доступ китайскому капиталу. Китайские торговые фактории появились сначала в Чаа-Холе, а затем на Хемчике и в других районах. [28, С. 76]

Обосновавшись в Туве, китайские купцы очень быстро стали вытеснять оттуда русскую торговлю. В чем причина подобного явления? Грумм-Гржимайло главной причиной считает дешевизну китайского товара, который не облагался пошлиной и пользовался другими льготами при провозе в Туву, в то время как русский торговец получил такие льготы только после официального присоединения Тувы к России. Очень любопытно мнение по этому поводу начальника Усинского пограничного округа Чакирова, хорошо знавшего торговое дело в Туве, приемы и методы торговли русских и китайцев. Он видит основную причину вытеснения русского торгового капитала в том, что китайские купцы лучше приспосабливались к потребностям тувинского покупателя, его запросам и умели лучше организовать торговлю и связать тувинского покупателя торговым кредитом. Р.М. Кабо видит преимущество китайской торговли в крупной монополизировавшей огромный район Западной Монголии торговой компании, и также и в том, что китайские товары, в частности мануфактура, были дешевле русских и быстрее находили сбыт в широких кругах тувинского населения. «Задавленный феодальной эксплуатацией, обобранный эксплуатацией торгового и ростовщического капитала, непосредственный производитель, - пишет Кабо, - в смысле покупательной способности предствалял собой величину не растущую, а сокращающуюся. Этим объясняется, почему китайские купцы, доставляя населению невзрачный, но относительно «дешевый» и прочный товар, с большой быстротой завладели и оптовой и розничной торговлей в крае». [16, С. 115]

Боголепов и Соболев, специально занимавшиеся изучением торгового рынка в Монголии и Туве, пришли к выводу, что главное преимущество китайской торговли в этих странах заключалось в дешевизне мануфактурных товаров, которые ими продавались на этом рынке. [2, С. 258]

Все указанные выше авторы отмечают отдельные преимущества китайской торговли, фактически вытекавшие из особых условий ее деятельности в Монголии и Туве.

Дулов пишет, что главное преимущество заключалось в том, что китайский торговый капитал действовал у себя дома, в колониях китайской империи, что он пользовался огромными политическими преимуществами, ставившими его в независимое и выгодное по сравнению с русским капиталом положение. Китайский торговый капитал в Туве опирался на всемерную поддержку китайских феодалов и чиновников. [9, С. 509]

Китайские торговцы широко кредитовали тувинцев как по отдельности, так и целыми кожуунами. Они, не стесняясь никакими договорами, стали спаивать тувинцев, к чему русские купцы, связанные русско-китайскими договорами, запрещавшими русским ввозить в пограничные области спиртные напитки, прибегали очень редко. Таким образом, как представители метрополии, владевшей Тувой, органически связанные в своих интересах с феодалами и всей колониальной администрацией, китайские торговцы имели большое преимущество перед русскими купцами, которые во всех своих отношениях с тувинцами должны были считать себя все же гостями в Туве. В этом особом политическом положении китайского торгового капитала надо видеть решающее условие преимущества его в Туве.

Другим преимуществом китайского торгового капитала в Урянхайском крае было то, что он выступал не только в роли продавца изделий собственного китайского производства, но и в качестве агента иностранного капитала, продавца изделий более развитых, передовых капиталистических стран. Здесь, на далекой периферии тогдашнего мира, столкнулись не только два купца – русский и китайский, с одной стороны, и русский фабрикант, - с другой. В этом столкновении победил англо-американский капитализм, потому что его товары, перепродавцами которых были китайские торговцы, оказались лучше по качеству и дешевле.

Больше всего победа китайского торгового капитала сказалась в области продажи тканей. До китайцев ткани продавали и русские. Но с появлением китайцев ткани, изготовлявшиеся русскими фабрикантами, стали немедленно вытесняться тканями, продаваемыми китайскими торговцами. Сбываемая в Туве китайскими торговцами далемба представляла собой своеобразный вид американской и японской дрели, которая разрезалась на куски по 5 м каждый и окрашивалась в китайских мастерских в синий или красный цвет.

Боголепов и Соболев пишут: «В настоящее время в Монголии продается преимущественно американская и английская далемба, которая привозится в китайские порты в суровом виде и затем окрашивается ручным способом в излюбленные монголами цвета в небольших китайских мастерских Калгана и других городов… Монголы считают иностранную далембу более прочной, чем русскую. На расспросы экспедиции монголы единодушно заявляли, что иностранная ткань прочнее русской: халат из первой носится 2 года и более, а халат из второй – не более одного лета». [2, С. 254]

Следовательно, в результате большой прочности и дешевизны китайская, а по существу американская и английская ткань вытесняла русскую и помогала китайскому торговцу, выступавшему в качестве агента американского и английского капитала, теснить русскую торговлю.

Третьей очень важной причиной успеха китайской торговли было то, что китайский торговец находился ближе к таким массовым товарам тувинского потребления, как чай и табак, в то время как русские должны были покупать их в Китае, чтобы продать в Туве.

Следовательно, преимущества китайского торгового капитала в Урянхайском крае вытекали из его положения в социальной и политической системе китайской империи, колонией которой была Тува, они заключались в его связях с англо-американской промышленностью, в наличии в его руках товаров, составлявших предмет первой необходимости тувинца.

В Туве действовало пять китайских торговых фирм: Боянбо, Таши тайфу, Бэтень баду, Янчан, Тамацзу. Центром китайской торговли стал район Хемчика, где была сосредоточена наибольшая часть тувинского населения. Здесь на реке Чадане, китайцы имели пять лавок, в Дженагаше у них было четыре лавки. В Шагонаре и Чаа-Холе было по четыре лавки. Крупным пунктом китайской торговли служила ставка амбын-нойона. Всего по Туве насчитывалось несколько десятков китайских торговых лавок и факторий.

Один из документов так характеризует метод торговли китайского купца: «Своим на вид человеческим гостеприимством китаец, преподнося первому попавшемуся к нему урянху большую чашку крепкого вина бесплатно, остальную часть вина отпускает в кредит, наделяет нужным и ненужным товаром, и, насчитывая 36% годовых, отпускает его из своей юрты и затем в срок является к нему, … отбирает по личной оценке … живность и уводит ее». [34, С. 6]. Спаивание тувинцев было одним из важных средств закабаления их китайским торговцем, оно делало тувинца неоплатным должником китайца.

Вывод ко II главе. Деятельность иноземного торгового капитала в Туве, как и в других странах Азии, играла двойственную роль. Осуществляя присвоение прибавочного труда непосредственных производителей на основе старого, феодального способа производства, он использовал и консервировал докапиталистические отношения. Торговцы опирались на колониально-феодальный режим в Туве и субъективно были заинтересованы в его сохранении.

Здесь шел многогранный процесс разложения феодального строя, отделения непосредственных производителей от средств производства (это являлось важным звеном первоначального накопления), развития наемного труда, выделения карабайства.

Русско-тувинские торговые связи нарушили порожденную колониальным режимом замкнутость тувинской экономики, потенциально формировали условия для расширения тувинского производства[9] , содействовали образованию единого тувинского рынка и усилению экономических контактов с сибирскими городами. В этом – их объективно прогрессивная роль.

Заключение

В результате изучения социально-экономического положения Урянхайского края в 1900-1914 гг., мы пришли к следующим выводам:

1. В данный период социально-экономический строй Тувы подвергся значительным изменениям;

2. В результате колонизации Китая преобладали патриархально-феодальные отношения, поэтому разложение родового строя и развитие феодализма шло очень медленно;

3. Положительную роль в развитии производительных сил Тувы играла русская колонизация;

4. Русская колонизация несла с собой эксплуатацию тувинских производительных сил и тувинского народа (торговля, золотопромышленность), но в известном смысле способствовала развитию производительных сил тувинского общества (развитие земледелия, промышленности, перенесение производственного опыта, навыков труда и т.д.);

5. Рост производства в связи с русской колонизацией способствовал и прогрессу социально-экономических отношений, проникновению в них капиталистических начал.

Но все-таки элементы капиталистических отношений не были определяющим фактором в социальных отношениях Тувы, но все же оказывали на них свое определенное воздействие. [сердобов, С. 283] Тувинское карабайство использовало преимущественно экономические формы эксплуатации. Колониально-феодальный режим, натуральная форма албана и ундурюга, отдаленность от наиболее крупных рынков сбыта, отсутствие хорошо проходимых дорог, связывающих Туву с экономическими и культурными центрами Сибири, кочевой образ жизни населения – все эти факторы обусловливали медленные темпы развития нового капиталистического уклада. Вместе с тем зарождение в Туве местного рынка, как части рынка общесибирского, порождало рост товарности аратских хозяйств; постепенно рынок втягивал тувинцев в товарно-денежные отношения, диктовал им свой спрос и развивал свои регулирующие производство функции. [16, С. 46]

Складывающий местный тувинский рынок означал также усиление экономических связей между кожуунами Тувы, между ее экономическими районами (скотоводческими, скотоводческо-земледельческими и скотоводческо-промысловыми).

В целом социально-экономический строй Урянхайского края 1900-1914 гг. оставался полупатриархально-полуфеодальным, но подвергался, хотя и слабо, воздействию со стороны капиталистических элементов. Господство полупатриархально-полуфеодальных отношений характеризовалось тем, что основная часть средств производства принадлежала феодально-ламским элементам Тувы, которые и держали власть в своих руках. Малочисленная группа тувинских карабаев (кулаков) должна была приспосабливаться к господствующим в стране социальным отношениям, и ее самостоятельная роль была мало ощутима в социальной жизни Тувы.

Библиография

1. Аранчын, Ю.Л. Исторический путь тувинского народа к социализму / Ю.Л. Аранчын. – Новосибирск, 1982. – С. 30.

2. Боголепов, М.Н. Очерки русско-монгольской торговли / М.Н. Боголепов, М.П. Соболев. – Томск, 1911. – С. 258.

3. Бумбажай, А. «Урянхайский вопрос» в пользу России / А. Бумбажай // Тувинская правда. – 1999. - №90. – С. 2.

4. Вайнштейн, С.И. Род и кочевая община у восточных тувинцев (ХIХ – н. ХХ в.) // Советская этнография. – 1959. - №6. – С. 80-86.

5. Гребнева, В.А. География Тувинской АССР / В.А. Гребнева, К.О. Шактаржик. – Кызыл, 1989. – С. 16, 28.

6. Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край / Г.Е. Грумм-Гржимайло. – Л., 1926. – С. 157.

7. Дацыщен, В.Г. Саянский узел: Усинско-Урянхайский край и российско-тувинские отношения в 1914-1921 гг. / В.Г. Дацыщен, Г.А. Ондар. – Монголия-Кызыл, 2003. – 278 с.

8. Доржу, З.Ю. К общим вопросам кочевой общины тувинцев на рубеже 19-20 вв. / З.Ю. Доржу, А.Ч. Ашак-оол // Природные условия, история и культура западной Монголии и сопредельных регионов. – Томск, 2001. – С. 119-120.

9. Дулов, В.И. Социально-экономическая история Тувы (ХIХ – начало ХХ в.) / В.И. Дулов. – М., 1956. – 608 с.

10. Ермолаев, А.П. Урянхайский край: (материалы для характеристики Урянхайского края в торговом отношении) / А.П. Ермолаев. – Минусинск, 1919. – 26 с.

11. За три века: тувинско-русские, монгольско-китайские отношения (1916-1919): архивные документы. – Кызыл, 1995. – 82 с.

12. Иезуитов, В.М. От Тувы феодальной к Туве социалистической / В.М. Иезуитов. - Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1956. – 207 с.

13. Иконников, И.П. От Тувы феодальной – к Туве социалистической (цифровые факты) / И.П. Иконников // Ученые записки. Вып.12. – Кызыл, 1967.

14. История далекая и близкая: [о Тыва 1912-1914 гг.] // Содействие. – 1994. – 18-25 авг. – С. 4.

15. История Тувы: В 3 т. Т. 2. / под общ. ред. В.А. Ламина. – Новосибирск: Наука, 2007. – 430 с.

16. Кабо, Р.М Очерки истории и экономики Тувы. Ч.1. Дореволюционная Тува. / Р. Кабо. – Л.: Гослитиздат, 1934. – 202 с.

17. Каррутерс, Д. Неведомая Монголия. Т.1. – Пг., 1914. – С. 176.

18. Кон, Ф.Я. Экспедиция в Сойотию / Ф.Я. Кон. – С. 109-110

19. Книга памяти РТ. Т.2. / пост. И.М. Моллеров. – Кызыл: Тув. кн. изд-во, 2005. – 80 с.

20. Кюнер, Н.В. Восточные урянхайцы по китайским источникам / Н.В. Кюннер // Ученые записки. Вып. 6. – Кызыл, 1958.

21. Лайдып, А.К. Переселенческое движение русских крестьян как канал формирования связей России и Тувы в конце 19 – начале 20 вв. / А.К. Лайдып // Биоразнообразие и сохранение генофонда флоры, фауны и народонаселения Центрально-Азиятского региона: материалы 1-ой международной конференции (23-28 сент. 2002 г., г. Кызыл, Россия) / отв. ред. Н.Г. Дубровский. – Кызыл: ТувИКОПР СО РАН, 2003. – С. 213-214.

22. Ламатаа, И.К. Тува между прошлым и будущим / И.К. Ламатаа. – М., 2009. – 206 с.

23. Маннай-оол, М.Х. Тува в эпоху феодализма / Х.М. Маннай-оол. – Кызыл, 1986. – 193 с.

24. Маннай-оол, М.Х. История Тувы: учеб. пособие для 9 кл. / М.Х. Маннай-оол, И.А. Достай. – 2-е изд. – Кызыл: Тув. кн. изд-во, 2004. – 206 с.

25. Март-оол, В. «Урянхайский вопрос» - путь к русскому протекторату // Сокровища культуры Тувы. – М., 2006. – С. 186-187.

26. Милулова, К. Далекий край. Путешествие по Урянхайской земле… / К. Милулова. – Кызыл, 1993. – 128 с.

27. Моллеров, И.М. Истоки братства: исторический очерк / И.М. Моллеров. - Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1989. – 144 с.

28. Моллеров, И.М. История советско-тувинских отношений (1917-1944): монография / И.М. Моллеров. – М., 2005. – 326 с.

29. Монгуш, М.В. Ламаизм в Туве / М.В. Монгуш. -

30. Москаленко, И.П. Этнополитическая история Тувы в ХХ веке / И.П. Москаленко. – М.: Наука, 2004. – 222 с.

31. Ондар, Г.А. Историография российско-тувинских отношений в 1911-1921 гг. / Г.А. Ондар // Природные условия, история и культура западной Монголии и сопредельных регионов. – Томск, 2001. – С. 147-148.

32. Ондар, Г.А. Проблемы альтернатив развития Тувы после 1912 г. и в период протектората России над Тувой / Г.А. Ондар, З.Ю. Доржу // Природные условия, история и культура западной Монголии и сопредельных регионов. – Томск, 1997. – С. 125.

33. Ондар, О.Н. Начало промышленного освоения Тувы / О.Н. Ондар // Ученые записки. Вып. 19. – Кызыл, 2002. – С. 31-40.

34. От древних времен до наших дней // Тувинская правда. – 2004. - №32. – С. 6.

35. Потанина, А.В. Из путешествий по Восточной Сибири, Монголии, Тибету и Китаю / А.В. Потанина. – М., 1985. – С. 70.

36. Потапов Л.П., Дулов В.И. Социально-экономическая история Тувы ХIХ – начала ХХ в. // Советская этнография. – 1957. - №3. – С. 199-202.

37. Проблемы истории Тувы / отв. ред. Ю.Л. Аранчын. – Кызыл, 1984. – 284 с.

38. Путь к России // Тувинская правда. – 2004. - №31. – С. 4.

39. Россия и Тува: 60 лет вместе: материалы научно-практической конференции, посв. 60-летию вхождения РТ в состав РФ. – Кызыл, 2004. – 308 с.

40. Сердобов, Н.А. История формирования тувинской нации / Н.А. Сердобов. – Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1971. – 473 с.

41. Сердобов, Н.А. Труды В.И. Дулова по социально-экономической истории Тувы / Н.А. Сердобов // Ученые записки. Вып. 15. – Кызыл, 1971.

42. Ступин, П.П. Некоторые проблемы истории Тувы в работах В.И. Дулова / П.П. Ступин, С.И. Сат // Проблемы истории Сибири. – Иркутск, 2000. – С. 8-12.

43. Толстова, Н.И. Документальные источники по тувинской историографии // Ученые записки. – Вып. ХV. – 1971. – С. 280-287.

44. Тува ХХ век: народная летопись / сост. Н. Богдановская. – Кызыл: Респ. тип., 2001. – 309 с.

45. Установление покровительства России над Тувой в 1914 году: архивные документы. – Кызыл, 1994. – 36 с.

46. Шахунова, П.А. К вопросу изучения Тувы русскими исследователями / П.А. Шахунова, Б.Н. Лиханов // Ученые записки. Вып. 2. – Кызыл, 1954. – С. 63-80.

47. Экономика Тувинской АССР / отв. ред. С.В. Козлов. – Кызыл: Тув. кн. изд-во, 1973. – 378 с.

48. Экономическая история потребительской кооперации РТ. – Новосибирск: Наука, 1996. – 263 с.

Рукописи

49. Документы и материалы по истории Тувы (1911-1912). – Кызыл, 1957. – 11 с.

50. Воспоминания аратов Тандинского района о национально-освободительной борьбе в 1911-1912 гг. против маньчжурского ига. – Кызыл, 1955. – 40 с.

51. Воспоминания Доржу-Лама и Шагдыржапа о 1911-1925 гг. по истории Тувы. – Кызыл, 1946. – 38 с.

52. Воспоминания Конзулака – Разгром китайских купцов в Туве. 1911-12 гг. – Кызыл, 1957. – 6 с.

53. Иезуитов, В.М. От Тувы феодальной к Туве социалистической / В.М. Иезуитов. – Кызыл, 1952. – 350 с.

54. Историко-этнографические материалы о феодальных чинах (архив К.Ч. Сагды). – Кызыл, 1969. – 10 с.

55. Материалы по истории Тувы (дореволюционный период). Выписки из Иркутского Госархива. – Кызыл, 1959. – 92 с.

56. Материалы по истории Тувы (1912-1915 гг.) – Кызыл, 1973. – 135 с.

57. О летоисчислении, сведения о тувинских амбын-нойонах, о сумонах, хошунах (материал собрал Танов). – Кызыл, 1946. – 7 с.

58. Освобождение Тувы от маньчжурского ига и присоединение ее к России. – Кызыл, 1957. – 20 с.

59. Полес, И.И. Бюджеты тувинских хозяйств / И.И. Полес. – Кызыл, 1930. – 13 с.

60. Потапов, Л.П. Некоторые вопросы изучения истории Тувы / Л.П. Потапов. – Кызыл, 1964. – 44 с.

61. Природа Урянхайского края (рукопись неизвестного автора из личного архива В.П. Селиванова). – Кызыл, 1956. – 16 с.

62. Рассказы об историческом прошлом Тувы. – Кызыл, 1946. – 18 с.

63. Сафьянов, И.Г. Статьи и материалы по истории Тувы / И.Г. Сафьянов. – Кызыл, 1945. – 102 с.

64. Сейфуллин, Х.М. Дореволюционная Тува (краткий исторический очерк) / Х.М. Сейфуллин. – Кызыл, 1949. – 54 с.

65. Сейфуллин, Х.М. Тувинцы до Великой Октябрьской социалистической революции / Х.М. Сейфуллин. – Кызыл, 1987. – 61 с.

66. Синлян, Хэ. Первые шаги в изучении религиозных верований алтайских урянхайцев / Хэ Синлян. – Кызыл, 1986. – 31 с.

67. Список хошунов и районов Тувы (с 1756 по 1 янв. 1988 г.). – Кызыл, 1988. – 4 с.

68. Тутатчиков, П.К. История Тувы (1900-1922) / П.К. Тутатчиков. – Кызыл, 1973. – 109 с.

69. Урянхайский край (материалы Госархива Иркутской области). – Кызыл, 1911. – 62 с.

70. Шагдыржап, И. Воспоминания о периоде 1900-1927 гг. / И. Шагдыржап. – Кызыл, 1961. – 67 с.

71. Шретер, А.И. Литературные и рукописные материалы по природе и экономике Тувы / А.И. Шретер. – Кызыл, 1948. – 48 с.ТРТРтРТ

[1] Бичурин Н.Я. (Ианкиф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1,2. – М.-Л., 1950.

[2] Позднеев А.М. Монголия и Монголы. Т.1 и 2. – СПб., 1896.

[3] Позднеев Д.М. Исторический очерк уйгуров (по китайским источникам). – СПб., 1899.

[4] Потанин Г.Н. Очерки северо-западной Монголии. Вып. 3, 4. – СПб., 1883.

[5] Попов В.Л. Урянхайский край. – Иркутск, 1913.

[6] Васильев В.Н. Урянхайский пограничный вопрос // Журнал министерства народного просвещения. – 1912. – Ч. ХХХVIII. – С. 55-103.

[7] Родевич В.М. Очерки Урянхайского края. – СПб., 1910.

[8] Кон, Ф.Я. Экспедиция в Сойотию. – С. 109-110, где написано: «Самым почетным считается кузнечное мастерство… По Кемчику кузнечные изделия поражают своей красотой… Литейное искусство сохранилось тоже почти исключительно по Кемчику. Медные и бронзовые шахматы, отлитые на Кемчике, могут конкурировать с изделиями европейских мастеров…»

[9] Спрос сибирского и общероссийского рынков в определенной мере воздействовал на тувинское производство, стимулировал развитие скотоводства, охотничьего и рыболовного промысла.